«МАВТ»: ход слоном

В моем окружении винные магазины как-то не в чести, так уж получилось, что люди медицинские, а потому предпочитают спирт. Правда, если речь заходит о большом мужском празднике, на котором торт и цветы, как правило, преподносятся в жидком виде, то обычно идут сюда, объясняя «хорошим выбором». Друзьям и родне вторят коллеги-журналисты, каждый раз при воспоминании о своих славных трудовых буднях в «Челябинском рабочем» сокрушающиеся, что рядом с «74»-кой такого винного отдела, как в «Садко», нет. А лично меня до сих пор, мягко говоря, удивляет это название, зато нравится слон на эмблеме… Компании «Мавт» – 15 лет, о ней и речь.

От мамонта до слона

Историю о том, откуда взялось это странное имя «Мавт», его создатель – генеральный директор компании, г-н Сафронов – рассказывал уже не раз. Еще в 1991 году два научных сотрудника – начальник расчетного отдела НИИ Александр Сафронов и ведущий программист Андрей Зуев, только начавшие заниматься торговлей компьютерами, – накануне сделки попытались открыть расчетный счет на фирму «Март». Название, как оказалось, уже существовало и грозило нью-бизнесменам еще одним кругом административных мытарств в оформлении нового имени, а потому самым простым решением вопроса оказалось подрисовать кружок… Эксцентричная история слона не столь известна. «Вообще, это был мамонт. Когда мы решили создать собственную эмблему, то я подумал, что это может быть какое-нибудь животное на букву «М», кроме мамонта, в голову ничего не пришло, – рассказывает Александр Сафронов. – Был у меня знакомый художник, который за бутылку коньяка нарисовал 10 мамонтов, одного из них, похожего на стилизованную «М», я выбрал. А затем он незаметно превратился в слона, и сейчас у меня на работе их полный шкаф».

Так же быстро и незаметно плохо продающиеся компьютеры сменил бизнес, на первый взгляд, куда более простой и понятный. «С алкоголем тогда казалось все просто, дешево купил – дорого продал, и, главное, – не перепутать, – смеется директор «Мавта». – Это было очень востребовано – стояли дефицитные времена. Сначала у нас появился один отдел в торговом центре, потом – два, потом – три, и застряли мы там на целых пять лет, пока не поняли, что в рознице нам тесно и нужно выходить на новый уровень. На тот момент оптовая торговля была шагом вперед – большие объемы, большие обороты. При них даже нынешняя рентабельность в 2–3 % считается хорошей. Работать с оптом начали в 1995 году, и для челябинского рынка это был уже достаточно поздний старт, поэтому до «черного вторника» 1998 торговали, в основном, импортным алкоголем.

Потом занялись и отечественными напитками, заключив контракт с Белебеевским заводом. Но все же нашим коньком всегда был импорт, составлявший в среднем 60 %, что, в итоге, позволило занять около 40 % областного оптового рынка и получить практически все зарубежные контракты на федеральные бренды. К примеру, сейчас из 85 наших контрактов около 50 эксклюзивных. В итоге, только ноябрьский оборот планируется на уровне 150 миллионов рублей. В общем, можно спокойно говорить, что мы – лидеры, если бы не одно «но»…

Июльская алкогольная революция

«Но» – это новая система контроля за оборотом алкогольной продукции (ЕГАИС), воспринятая большинством достаточно скептически. Идея отследить все передвижения бутылки со спиртным благодаря акцизной марке (единственному носителю информации, с которого проверяющий мог бы сканировать все данные) в условиях российской глубинки, где нет не только компьютеров, но и обычных телефонов, до сих пор многим кажется практически нереализуемой. Среди сомневающихся и Александр Сафронов: «До июльской реформы существовала система региональных предприятий оценки качества, через которую проходили все данные о напитках, продаваемых в конкретной области, в итоге, предприниматель получал акцизные марки только после проверки полученной продукции, данные о которой вносились в программу «Государственная монополия». Система эта была довольно успешна, особых сбоев не давала и позволяла в достаточной мере контролировать рынок, поэтому логичным было бы сделать на ее основе федеральный вариант.

Однако в июле у нас получилось по-большевистски – все разрушили до основания… и начали создавать новую систему, но дело в том, что ЕГАИС либо работает на 100 %, либо никак. Даже если это 80 %, то контроля нет, поэтому все, кто занимается «паленым» алкоголем, просто воспряли духом – данные вводятся и получаются в ручном режиме, никаких проверок, никто не смотрит марки. Как один из косвенных результатов – нынешняя волна отравлений, когда вместо технического спирта, который контролируется ЕГАИС, начали разливать метанол, в эту систему не попадающий. Еще один результат, коснувшийся всех, кто занимается импортным алкоголем, – его резкое сокращение. Если раньше мы закупали его с отсрочкой платежей на 2-3 месяца, то теперь с предоплатой заявка выполняется всего лишь на 20 %. В Москве по этой же причине сейчас закрываются таможенные склады временного хранения продукции, и прогнозировать, чем же все закончится, пока сложно».

Игры в сети

Новая система контроля подстегнула и еще один вполне закономерный, но на алкогольном рынке сдерживавшийся как раз за счет региональных систем, процесс укрупнения компаний. К этому добавилось желание некоторых производителей избавиться от своих дилеров и выйти напрямую в розницу, поэтому из дистрибьюторов дальновидным оказался тот, кто сделал ставку на собственную розницу задолго до этого.

«Систематически скупать помещения под магазины мы начали где-то с 2000 года, когда недвижимость стоила еще не так дорого, поэтому среди местных оптовиков у нас самые большие активы – 16 магазинов в собственности, – говорит руководитель «Мавта». – Дело в том, что сейчас дистрибьютор фактически финансирует и поставщиков, и розницу. Поставщики, не взирая на реальную затоваренность ниши, стремятся выполнять свои планы – нам приходится выкупать у них все, чтобы не портить отношения. В итоге, деньги дистрибьютора замораживаются в виде продукции на складах. Розница в свою очередь требует отсрочки платежей, и нам тоже приходится бесплатно ее кредитовать, чтобы она оставалась среди наших клиентов. Если добавить сюда приход крупных конкурентов из соседних регионов, то сегодня вопрос выживания местных компаний стоит достаточно остро. И не факт, что мы останемся на рынке, но собственная розница в этом плане дает определенную устойчивость как надежный канал сбыта. Неслучайно мы намерены занять долю 15-20 % на областном рынке алкогольного ретейла, в Челябинске – 8–10 %.

Здесь, конечно, тоже не все так гладко, потому что мы начинаем конкурировать с нашими крупнейшими клиентами – торговыми сетями. Разница между нами пока лишь в том, что продуктовые сети берут алкоголь, который продается в больших объемах – брендированную водку, мартини и прочее, и не интересуются товаром недостаточно известным или эксклюзивным. Но есть масса клиентов, которая в нем нуждается. Поэтому отличительной чертой нашей розницы до определенного момента была широта ассортимента – в «Мавте» можно было купить и обычную водку, и дорогое вино.

Но со временем конкуренция со стороны сетей будет только усиливаться, поэтому предупредить ее сейчас мы рассчитываем за счет своей новой концепции – соединения ассортимента, хорошего сервиса, нужной информации и удобного расположения. Например, у «Мавта» есть алкомаркеты, где представлен основной ассортимент, есть бутик «Сомелье», торгующий эксклюзивом. В скором времени появится сеть винных минимаркетов, по аналогии с продуктовым «магазином у дома»: в каждом районе по 3-4 штуки. Естественно, что ассортимент здесь будет меньше, чем в алкомаркете или бутике, но больше, чем в любом продуктовом сетевом магазине. Если к этому добавить еще такие черты «дискаунтера» как невысокие цены и удобное расположение, то проект может оказаться интересным. Сейчас мы его опробуем, получится – начнем тиражировать».

P.S. Пятнадцать лет спустя

На вопрос о том, стоит ли бизнес научной карьеры, Александр Сафронов отвечает, как и многие – «так действовать заставило время». «Когда-то я рассчитывал детали для машин, и мне это нравилось, но потом все поменялось. И сейчас, наверно, нужно благодарить судьбу за то, что мы с партнером смогли создать фирму, до сих пор работающую, тогда как у нас много знакомых, которые после науки в новой жизни себя так и не нашли. Хотя на самом деле меня давно уже не интересует собственное потребление, меня интересуют инвестиционные деньги на проекты, которые я хочу реализовать. Мыслей много, да денег мало, – смеется он, – потому что инвестиционные деньги – это совершенно иной уровень…»