Ирина Губаренко, владелица и главный редактор журнала «Миссия»: «Если я сердцем чувствую опасность, отказываюсь от денег легко»

Ирина Губаренко считает себя несуеверной. Она любит число 13. 13-й этаж в «Мизаре», где сегодня располагается редакция «Миссии», сдавали самым последним. Она ждала, когда он будет готов, не соглашаясь занять место ни на 11, ни на 14 этаже. Поэтому, узнав о том, что интервью будет записано на 13-й файл в диктофоне, не удивилась. «Ну и что, что 13 считается несчастливым числом? – улыбается Ирина. – Кем считается? В обществе? Мне неинтересно знать, что считается в обществе. Мне интересно мнение только близких людей. Получается, в таком смысле я несуеверна».

Мы сидим за столиком кафе. Яркая, рыжеволосая, она, действительно, меньше всего подходит для того, чтобы быть измеренной общей меркой. В ходе разговора звучат слова из песни Андрея Макаревича «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, однажды он прогнется под нас». Глядя через табачный дым в ее живые, иногда озорные, иногда надменно прищуренные, чаще грустные глаза, я почему-то вспоминаю другую песню «Машины времени»:

Она идет по жизни смеясь.
В гостях она как дома, где все знакомо.
Удача с ней, жизнь удалась.
И без исключенья все с восхищеньем
Смотрят ей вслед
И не замечают, как плачет ночами
Та, что идет по жизни смеясь.

– Ирина, ты, наверняка, смотрела фильм Кончаловского «Глянец», который показал изнанку этой среды. Работая в ней, как ты себя ощущаешь?

– За год до этой смешной картины вышел фильм «Дьявол носит Prada». Когда я смотрела его в первый раз, он вызвал у меня просто отторжение, я подумала: «Какой ужас!» Когда я смотрела этот фильм во второй раз, я заплакала в финале. Потом я посмотрела его в третий раз и заплакала уже ближе к началу. И поняла, почему он меня так сильно задел. Потому что я подсознательно ассоциировала себя с героиней Мэрил Стрип, но признать этого не хотела.

А «Глянец» – это пародия. Даже не знаю, зачем Кончаловский снял этот фильм. Ведь прежде, чем показывать изнанку какой-либо профессии, надо хорошо знать ее суть. А там главный редактор журнала – какая-то деревенская клуша, которая во время работы делает педикюр в кабинете. Мне ближе и понятнее героиня Мэрил Стрип, которая живет работой 24 часа в сутки. Так что «Глянец» меня не задел, не тронул. И мне жалко Кончаловского: после «Сибириады» снимать такую туфту…

– Но ты согласишься, что показанный мир глянца жесток. Работать в окологламурном пространстве тяжело?

– Я не согласна с постановкой вопроса! Причем здесь гламур и «Миссия»? В чем он? В одежде, прическе, маникюре? «Миссия» – журнал не про тряпки, не про одежду, он про людей! Знаешь, почему возникает ощущение гламурности? Потому что он сделан очень качественно и выглядит дорого.

– Но 95% интервью в выпуске «Миссия. Золотая коллекция. 2006–2008» рекламные. Тебе не кажется, что это неискренне? Получается, что в элиту можно попасть, заплатив деньги.

– На протяжении шести лет я печатаю бесплатно интервью с врачами, учителями, ветеранами, артистами, журналистами. Мы не брали ни копейки ни с профессоров института, ни с директоров школ. И это нормально. Но можно я не буду владельца крупной коммерческой фирмы печатать за свой счет? Даже если я к нему очень хорошо отношусь. Ты же понимаешь, что меня никто не финансирует. Это бизнес.

– Ты не считаешь, что коммерческий подход вредит подходу творческому?

– Я считаю, что в начале стоит уважение к человеку. И ни один материал у нас не выходит, пока герой интервью его не прочитает, не подпишет каждую страницу, не одобрит фотографии. Это касается и платных, и бесплатных материалов. Неподдельное уважение к человеку стоит на первом месте и у меня, и у всех работников журнала.

– Не сложно чувствовать себя и директором, и руководителем творческого коллектива одновременно?

– Мне было очень трудно первые два года. Я однажды села и подсчитала: мне было очень трудно 33 месяца. Первый номер я набрала, потому что объехала и убедила знакомых – Семена Аркадьевича Мительмана и Виталия Павловича Рыльских. Это был декабрь 2002 года. Я собрала 19 рекламных полос (полоса тогда стоила 25 тысяч рублей) и выпустила журнал. Потом надо было набирать второй номер. Вот это было трудно. У меня возник дикий страх. И самое страшное было не то, что мне придется возвращать деньги. Было страшно признать, что у меня не получилось. Вот такая амбициозная отличница. Как-то мы едем с Мительманом в машине, я разревелась и говорю: «Я больше не могу, мне так тяжело». Он предложил: «Давай закроем проект». Я не поняла: «Как это закроем? Ведь стыдно же!». Это был очень тяжелый период. Я не могла разговаривать ни о чем, кроме журнала и рекламы. У меня вся кухня была обклеена стикерами. Я готовила ужин и думала «Вот еще может быть реклама». Готовила и приклеивала, готовила и приклеивала.

– То есть ты 24 часа в сутки думаешь о работе?

– Нельзя сказать, что я думаю только о работе и не встречаюсь с людьми, не влюбляюсь, не читаю книги, не общаюсь с родителями, ребенком. Нет. Но она у меня постоянно внутри. У нас же с вами не такая работа, что забил 25 гвоздей и пошел дальше. Просто нужно уметь считывать пространство, общаться с людьми, которые тебе симпатичны. Я не общаюсь с теми, кто мне не нравится. Я себя от них оградила.

– По жизни или в рамках журнала?

– По жизни. А в рамках журнала тем более. Потому что у меня есть большой штат рекламных менеджеров. (Смеется.) Знаете, у меня есть такой недостаток – я очень хорошо чувствую людей, их отношение ко мне, их отношения друг с другом. Это меня много лет мучило. Сейчас я понимаю, что любой недостаток можно использовать во благо. Недавно я слышала такую фразу в одном фильме: «Она так умеет использовать недостатки, что даже Луна ее освещает так, как она хочет». Сейчас я этим умением пользуюсь.

– В основе журнала «Миссия» лежит личность. Не боишься, что эта элита закончится и журналу придется ходить по кругу?

– Не боюсь. Мы не знаем, из кого вырастают следующие герои. Приходят новые личности. Когда журнал только открывался, мы не знали, что будем делать интервью с теми, с кем делаем сейчас. Эти люди выросли, превратились в звезд, и мы пишем о них на страницах нашего журнала.

– 90% материалов в «Миссии» составляют интервью. С чем это связано?

– Вот это очень плохо. И я считаю, что здесь моя недоработка. Это замечание я принимаю. Я стараюсь, чтобы появлялись не только интервью, но и очерки и эссе.

– На четвертой минуте нашего разговора прозвучала фамилия Мительмана. Я думал, ты уложишься в три минуты…

– Вырабатываю силу воли. (Смеется.)... А я не могу не говорить про Семена Аркадьевича, потому что он для меня очень близкий человек. Это мой учитель. Он имеет огромное значение в моей жизни. Я сразу, как только услышала его фамилию – это был 1996 год – поняла: это судьба. Накануне мне гадалка предсказала, что я встречусь с человеком, который будет старше меня на 15 лет, он изменит мою жизнь. Так и произошло. Когда я пришла к нему работать, я слушала его, открыв рот. Я у него училась.

– Несколько лет назад для челябинских журналистов Ирина Губаренко была пресс-секретарем Семена Мительмана. Потом в общественном мнении ты стала Ириной Губаренко, редактором мительмановского журнала «Миссия». Сейчас ты Ирина Губаренко – хозяйка собственного бизнеса, которая выпускает журнал «Миссия». Когда произошел этот переход?

– А вот это ты у себя спроси. Так и напишите: «Рома, спроси у себя и своих коллег-журналистов, когда произошел этот разрыв». Я всегда об этом отношении знала и всегда смеялась над ним. И никогда не понимала, почему некоторые журналисты позволяли себе разговаривать со мной свысока. Я всегда относилась к себе с уважением, но никогда его не демонстрировала перед людьми. Зачем? Поэтому никакого сдвига в сознании ни у меня, ни у Семена Аркадьевича не происходило. Он произошел у вас.

– «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, однажды он прогнется под нас»…

– Это был третий день моей работы у Семена Аркадьевича. Сентябрь 1997 года. Мы с ним ехали в машине, и играла эта песня. Он меня спросил: «Веришь в это?» – «Да, верю».

– Сколько Семен Аркадьевич тебе одолжил на то, чтобы «Миссия» вышла?

– А что тут интересного? Миллион. Рублей. Они с Виталием Павловичем давали мне эти деньги частями. К шестому номеру, когда дошли до миллиона, Семен Аркадьевич сказал: «Все, Ира, точка».

– Быстро отдала?

– Я отдавала эти деньги два года. А расписала план на год. Но в год не уложилась...

– Когда Виктор Тимашов был под следствием, он входил с состав экспертного совета «Миссии». Сейчас его нет. Чье это было решение – его исключить?

– Пока продолжался судебный процесс, я не убирала Виктора Анатольевича из списка ни разу. Но я не Бог, не судья. Давай будем рассуждать как законопослушные граждане. Человек, сидящий в тюрьме, не может быть членом экспертного совета. На меня никто не давил, я его убрала сама, хотя по-человечески мне очень жаль его и его семью. Говорят же: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Когда мне было 17 лет, арестовали моего папу. Эти три дня, когда его не было дома, и полгода следствия были настоящим кошмаром.

– Почему в экспертном совете нет Юревича?

– Не знаю. Хорошая идея. Надо предложить, пусть будет.

– Юревич относится к числу каких мужчин, которые тебе нравятся или нет?

– Да я не знаю, я его не видела никогда живьем, только по телевизору. Мы незнакомы.

– Реклама в «Миссии» самая дорогая, если сравнивать с другими челябинскими журналами. Почему?

– Я никогда не обсуждаю конкурентов. Зачем? Каждый выставляет свою цену. Я – такую. Могу объяснить, почему. Во всех других челябинских журналах продается каждая страница. У меня продается процентов 30. Все остальные интервью с врачами, учителями и так далее, идут бесплатно. Кроме того, журнал «Миссия» – очень качественный. Никто никогда не видел его валяющимся. Его и через год, и через сто лет люди откроют и будут читать. Потому что это срез времени, срез людей, которые живут в наше время. Не простых людей, а людей выдающихся. От этого ценность моего журнала еще выше. Я захожу к Андрею Николаевичу Косилову – у него «Миссия» лежит. Захожу к Марку Георгиевичу Лейвикову – у него все номера «Миссии», других журналов нет.

– Гордишься своим журналом?

– Конечно, я же знаю, что это хороший продукт.

– Если роли директора и редактора внутри тебя конфликтуют, какая из них побеждает?

– Это очень сложно. Я спрашиваю сердце. Для меня никаких расчетов в таких вопросах не существует. Если я нутром чувствую опасность, я отказываюсь от денег. Легко. Один известный человек как-то заплатил нам 300 тысяч за интервью и обложку в журнале. Журналистка написала материал, который ему категорически не понравился. Он захотел, чтобы интервью писал мужчина. Хорошо. Я позвонила Айвару Валееву. В профессионализме Айвара, я думаю, никто не сомневается. Герой интервью опять перечеркал весь текст. Причем у Айвара же между строк многое прочитывается, весь этот подтекст пропал. Герой продолжает капризничать и просит меня написать свои впечатления о нем. Я закрываюсь дома на два дня и пишу. Когда он начал вносить замечания и в мой текст тоже, я сказала: «Витя, у нас есть еще 24 журнала, публикуй свое интервью там». И вернула ему эти 300 тысяч, которые уже были проплачены. Марк Болдов мне сказал тогда: «Ириша, как бизнесмен ты неправа». А я считаю, что права, потому что для меня деньги пахнут, и для меня имеет огромное значение то, как человек заплатил их: с душой и благодарностью или пожалел.

Я отказалась от денег другого известного бизнесмена за то, что он оскорбил Родиона Платонова, назвав его бездарным фотографом. Представляете, завтра нам сдавать журнал, и этот человек на обложке. Я иду к нему в кабинет, беру наш текст и рву у него на глазах со словами: «У меня не работают бездарные люди». Потом вернулась в свой кабинет и расплакалась. Но не жалею, что так сделала. Я защитила своего работника, которого очень ценю, который для меня очень важен. Родион со мной с первого дня существования журнала.

Знаешь, какую фразу я терпеть не могу? «Я деньги плачу!» Разве это дает тебе право разговаривать со мной по-хамски? Я тоже деньги плачу. Но никогда не опущусь до того, чтобы оскорблять обслуживающих меня людей. И ведь, как правило, так ведут себя не олигархи, а какой-нибудь Вася Пупкин, который заработал 10 тысяч и заявляет: «Я деньги плачу! Вы должны мне за это шесть раз текст переписать». А я не буду переписывать шесть раз только потому, что человек к 45 годам не определился, как себя «позиционировать».

– Представим гипотетическую ситуацию. У тебя идет классное интервью, но вдруг герой текста просит его не публиковать. Как ты поступишь?

– Отдам однозначно. Человек для меня важнее всей славы. Без разговоров сняла бы. И снимаю, такие ситуации бывают. У героя могут быть разные обстоятельства, по которым он может просить не писать о чем-то. И тут нет никакого пафоса, но человек всегда должен быть на первом месте.

– Ирин, у тебя сережки в виде змеи, кулон в виде тигра. Ты агрессивная?

– Ну что ты! У меня сережки из коллекции «Бамбук», между прочим. А на одном кольце у меня, смотри, целующиеся мужчина и женщина, а на другом – ангел. Конечно, я же готовилась к интервью. Думаю, Рома у меня спросит: «Ты агрессивный человек?», а я скажу: «Да ты что! Смотри, какой у меня ангел». (Смеется.)

Конечно, я разная. Я неагрессивная, чтобы подойти и начать задираться первой. Но себя и своих близких я могу защитить.

– Кто автор всего креатива в «Миссии»?

– На 80% – я. Но мало придумать. Обязательно должны быть люди, которые эти идеи трансформируют и воплотят. Это мои ребята. Практически все они работают с первых дней существования журнала.

– А вообще сложно уговорить людей принять участие в ваших фотопроектах с переодеваниями?

– Легко. Потому что все эти люди очень яркие, талантливые. Ведь многое из того, что они делают в повседневной жизни – это игра.

– Ирина, ты хочешь быть богатой?

– А я богата. У меня хорошая машина, большая квартира. Ты о чем говоришь-то? Все, что я хочу, у меня есть. Я помогаю своим любимым людям: двум братьям, маме, папе, бывшему мужу. Конечно, в стране есть куча народу, по сравнению с которыми я небогата. Но вопрос ведь не в деньгах. А в том, умеешь ли ты радоваться тому, что у тебя есть.

– Давай поговорим о твоих неудачах. Вот, например, провалился проект детского журнала «Наполеон». В чем причина?

– Он не провалился, я его закрыла. Все три номера, которые вышли, приносили прибыль. Он не провалился ни разу. Но у меня не хватило на него души. Поняла, что это не мое. Я люблю только одного ребенка – своего сына. Я не та женщина, которая любит всех детей. Я вообще в такое не очень верю. А для того чтобы издавать этот журнал, нужно было любить всех детей в глобальном смысле.

– То есть ты всю жизнь хочешь издавать один журнал?

– Слушай, мне сорок лет. Я зарегистрировала журнал, когда мне было 35. Я не знаю, что будет через пять лет. Может, у меня будет какой-нибудь ювелирный завод? Мы же не знаем, что нас ждет дальше. Есть многие ситуации в жизни, которые за рамками понимания. Ну кто мог подумать, что я смогу выпустить такой объемный номер «Золотой коллекции». В июле! Самом провальном месяце по рекламе! Когда даже в Москве журналы выходят вот такими тоненькими!

Пойми, любой бизнес – это продолжение личности. В каком состоянии нахожусь я, в таком находится и журнал. И если мы говорим о челябинском журнальном рынке, то здесь уже давно идет не конкуренция количества денег, а конкуренция личностей. И если, допустим, Мительмана, Горнова, Болдова или Лейвикова я еще долго буду слушать с открытым ртом, то среди редакторов или владельцев журналов я личностей такого уровня не вижу. Я даже себе равных среди них не вижу. А хотелось бы чему-нибудь учиться.

– Ты остаешься в челябинском медиа-пространстве? Тебе неинтересен выход на рынок других городов, Екатеринбурга, например?

– Что значит «неинтересен»? Виктор Федоровичем Басаргин не один раз мне говорил: «Пожалуйста, Ирочка, если вы здесь начнете, я вам помогу». Но что мне надо для того, чтобы начать? Когда я запускала журнал в Челябинске, у меня была поддержка властных структур, я знала всех талантливых журналистов. В Екатеринбурге мне надо поставить такую же (или такого же), как я, чтобы этот человек двигал бизнес. Я не могу найти в Екатеринбурге свободного человека с моими способностями. Как правило, у таких людей уже есть бизнес. Понятно, что они никогда свое дело не оставят. Я тоже никогда не поеду в Екатеринбург. Зачем? Чтобы заработать еще больше денег? Не надо.

– Ирина, ты хорошая мать?

– Думаю, что да. Я родила Марка, когда мне было 19 лет. Сейчас ему 21 год, и у нас с ним очень доверительные и трогательные отношения. Мне надо слышать его сто раз в день, разговаривать с ним, видеть его. С самого раннего детства было принято, что когда я прихожу в дом, я посвящаю себя только ему. Я не хожу ни на какие тусовки, по телефону разговариваю только с родителями и единственной подругой. Я прихожу домой, что-то делаю, мы общаемся, он мне что-то рассказывает. А еще, знаешь, мое постоянное как будто бы легкое отношение к жизни было всегда. Понятно, что я не могу быть такой легкой везде. Значит, где-то же я тяжелая. А где? Дома. Я дома больше молчу, читаю, сижу в уголочке. И это видит только мой сын.

– Ты завидуешь кому-нибудь?

– Нет. Я не завидую никому. Семен Аркадьевич говорит: «Когда я чувствую, что мне завидуют, мне хочется отойти и не общаться». А мне хочется дать в морду. Вот такая реакция. У меня внутри такая злость возникает! Потому что часть судьбы забрать невозможно. Ведь что хотят забрать: БМВ, бриллианты? Берите! Но никто не заберет 12 часов у реанимации, в которой лежал сын. Я чуть не умерла два года назад. У меня был очень тяжелый период в жизни, на фоне всех проблем обострилась астма. Четыре дня ребенок ночевал со мной в больнице. Это забрать не хотите? А поработать так не хотите, когда 23 встречи в день? У меня галлюцинации от этого вечером в голове: огромный язык, огромные руки, огромные ноги. За все, что человек имеет, он платит! По-другому не бывает. Я все заслужила, ничего чужого не забрала. Я только заплатила за все. Всему на свете есть своя цена, а платить ее или отойти в сторону – личное дело каждого.