Наркоторговки, стукачество и свадьба в СИЗО: бывшая зэчка-рецидивистка — о тайной жизни в колонии

Красноярка Татьяна Емельянова хочет доказать всему миру и самой себе, что можно начать новую жизнь даже после страшных ошибок в прошлом. Она — преступница-рецидивистка. Первую кражу совершила в 18 лет, следом случилось бытовое убийство и колония для «первоходок», а после освобождения — новое преступление и снова тюрьма. О том, почему у нее не было другого пути и с какими постыдными вещами приходилось сталкиваться на женской зоне, она откровенно рассказала в интервью NGS24.RU.

Сейчас Татьяне 34 года. Десять лет своей жизни она считает потерянными. Молодость прошла в колонии после обвинения в тяжком преступлении. Оглядываясь на свою юность, Татьяна размышляет, был ли у нее другой путь? Детство в пустеющих поселках, где царит безработица и разруха. Сильно пьющие родители. Желание найти защиту и поддержку у мужчин, которым довериться было нельзя. С себя она ответственности тоже не снимает и откровенно рассказывает историю того, как опустилась на дно.

— До 13 лет у меня была полная семья — папа, мама, старший брат. Всё было не так уж плохо. Мы жили в маленьком селе Благовещенка. Потом продали там квартиру, потому что папа захотел уехать поближе к бабушке, и мы переехали в село Новопятницкое, в Уярском районе Красноярского края. Поселились в разваливающихся двухэтажках, со временем жить там вообще стало невозможно. В этот период отец начал запиваться и через год умер. Я очень тяжело пережила его смерть. А потом сильно стала пить и мама. И брат тоже, — вспоминает Татьяна.

С тех пор в ее жизни всё становилось только хуже. Ежедневные пьяные скандалы, нищета, одиночество. 14-летняя Татьяна совершила попытку суицида и попала в психоневрологический диспансер.

— Кто не был в такой ситуации, тот не поймет. У меня в голове было только то, что я совсем одна. Поговорить было не с кем, и всё чаще в голове была мысль: «Зачем жить?» После того, как меня вытащили из петли и отправили в психушку, на помощь пришла только моя тетенька Марина Гаргапольцева, — рассказывает Татьяна.

Тетя Марина, ближайшая родственница со стороны матери, позже сыграет большую роль в судьбе Тани. Это одна из немногих порядочных людей, которые оставались рядом и выручали, чем могли. Она увезла племянницу в Красноярск, помогла окончить девятилетку. Останься Таня в семье тети, возможно, в ее жизни сложилось бы всё по-другому. Но, переступив порог совершеннолетия, девушка уехала в деревню к самым близким и совсем опустившимся родственникам. Там одного за другим похоронила брата и мать. А потом сама взяла в руки стакан. Веселую компанию в деревне найти было нетрудно. А вскоре в жизни Татьяны появилась и первая любовь.

— Я забеременела. Парень, с которым я жила, требовал сделать аборт. А я не сделала, родила дочку. Мне казалось, это было мое спасение, мой стимул жить. Оказалось, мужчине моему ребенок не нужен был совсем. Но, честно сказать, и алкоголь тогда из моей жизни не ушел, — признается она.

Первый уголовный срок 19-летняя девушка получила за кражу телевизора и магнитофона. Взломала навесной замок в частном доме и унесла добычу. Поймали ее почти сразу, быстро осудили. Но реальное наказание давать не стали, ограничились условным сроком. Все-таки молодая мать. Да и закон нарушила впервые.

Татьяна на руках с маленькой дочерью снова начала искать поддержку у мужчины. Молодой односельчанин предложил ей переехать к нему. Уверял, что ребенок от предыдущих отношений — не помеха.

— Мы с ним прожили полгода. Казалось, всё хорошо. Вот клянусь, он сначала с меня пылинки сдувал! А потом началось одно застолье за другим, под этим делом он начал поднимать на меня руку. Ругань была постоянная. А он еще знал, что мне от него некуда уходить с маленьким ребенком на руках, и чувствовал свою вседозволенность, — говорит она.

Сейчас Татьяна вспоминает, как равнодушно относились окружающие и правоохранительные органы к домашнему насилию в маленьком селе. Все вокруг знали, что семья неблагополучная, а значит можно было закрыть глаза на происходящее. Говорили: «Вы сами виноваты, сами разбирайтесь».

— Я не понимала, где мне искать защиту. Много раз вызывала полицию, говорила: «Приезжайте, меня муж избивает». Участковый ни разу не приехал. Ну, допустим, знали они, что мы выпиваем, не хотели ехать. Но участковый хорошо знал, что у меня маленький ребенок на руках, а вдруг с ней что-то случится. В один такой день, когда я не дождалась участкового, я позвонила в 112 и через Красноярск вызвала полицию. Только тогда они отреагировали. Приехали, посмотрели, как мы живем, и стали оформлять лишение меня родительских прав. Увидели, что свое жилье у меня в непригодном состоянии, живу я не с отцом ребенка, увидели, что дочка здесь находится не в безопасных условиях, — говорит Татьяна. — В этот момент я сразу же позвонила тете Марине. Упрашивала, чтобы она забрала мою дочь себе. И она взяла Милану, оформила ее на себя. Бороться за ребенка я не стала. Получается так, что бросила ее. Выбрала Андрея. У меня какая-то безумная тяга к этому парню была.

Оставшись без ребенка, Татьяна себя совсем запустила. Пьяные вечеринки стали регулярными. Во время одной такой она убила человека. Это была женщина-соседка. Всё началось со словесной перепалки, которая переросла в драку. Под рукой у Татьяны оказался нож.

— Я не знаю, почему решила воткнуть ей в плечо. Чтобы она увидела кровь и испугалась. А в итоге попала в артерию. Эта женщина упала в неестественную позу и почти сразу умерла, — откровенно рассказывает убийца. — Мы сами вызвали полицию. Следствию я помогала, старалась ничего не скрывать, написала явку с повинной. Но, так как к тому времени я уже была судима, за убийство мне дали много — 8 лет.

На тот момент самой Татьяне было всего лишь 20.

До суда и попадания в колонию обвиняемые в серьезных преступлениях содержатся в СИЗО — следственных изоляторах. На этих людях пока нет клейма убийц, насильников, наркоторговцев — их вина не доказана. А значит, есть еще возможность подумать о том, как, например, скостить срок.

У женщин-преступниц лазейкой в лучшую жизнь становится беременность. Давно известно, что у молодых матерей на зоне свой, особый распорядок дня. Понимая, что ближайшие годы они проведут в слишком суровом быте, они таким образом пытаются смягчить себе условия содержания. Многие стараются забеременеть во время свиданий с мужьями.

На хитрость пошла и Татьяна. Возлюбленный, ради которого она оставила дочь Милану, бросил женщину сразу после совершенного ей убийства. Зато в следственном изоляторе ей повезло повстречать менее принципиального мужчину. В переписке они договорились заключить брак и действительно сыграли свадьбу в СИЗО.

— Мы с ним ездили в один изолятор временного содержания и там с ним познакомились. Он мне сделал предложение. Мы выезжали в ЗАГС, всё как у людей. Прямо в изоляторе нам давали свидания. Конечно же, не одно, их было много. И в этот период я забеременела. На пятом месяце меня увезли на зону, — рассказывает осужденная.

Этому ребенку так и не суждено было родиться. Плод замер в утробе, Татьяну прооперировали. До сих пор женщина винит в случившемся тюремных медиков.

— Я тогда много нервничала, у меня выявили угрозу для развития плода. Начали колоть лекарства и закололи до того, что пришлось делать экстренное кесарево сечение. Делали в колонии, поэтому неизвестно, насколько правильно и добросовестно они там всё проводили. Он, конечно же, не выжил. А после этого я уже не могу забеременеть и думаю, что не смогу, — говорит она.

У женщин-преступниц по сравнению с мужчинами более мягкие условия содержания. Их не отправляют в колонии строгого или особого режима. Режим всегда общий. Но есть разница в зависимости от того, впервые женщина преступила закон или стала рецидивисткой. Татьяна попала в колонию для «первоходок». Сейчас эта зона закрыта.

Татьяна рассказывает, насколько отличается реальная жизнь в колонии от той, которую показывают по телевидению.

— Я дважды была на зоне и вот что заметила: когда к нам приезжала какая-то пресса или проверка, нас за несколько дней к этому событию готовили. Тех, кто может что-нибудь ляпнуть или пожаловаться, конечно же, к журналистам и проверяющим не выпускали, — говорит она.

Первое, с чем пришлось столкнуться убийце-«первоходке», — это тотальное, невыносимое одиночество, которое затянулось у нее на 8 лет.

— Психологически там для меня было невозможно тяжело. В колонии не найдешь надежных друзей, с которыми можно поделиться мыслями, переживаниями, душу излить. Лучше всё держать в себе. У большинства там расчетливые интересы. Кому денюжка приходит, тот самый популярный человек. Все сразу с ним дружат. Деньги закончились — ты не нужен никому. К психологу тоже лучше не ходить. Тебя на учет поставят, а это потом в характеристику для суда пойдет. И не знаешь, куда деться. Еще там было очень развито стукачество, много агрессии. Всё, что ни расскажешь, будет пересказано в оперотделе, — вспоминает заключенная.

По словам Татьяны, ИК № 50 была так называемой нерабочей зоной. Это значит, что за труд там женщинам не давали зарплату.

— Но работать мы, конечно, работали. Я делала метелки, их потом продавали. За хороший труд только льготы полагались: можно претендовать на перевод в колонию-поселение, на условно-досрочное освобождение, на УФИЦ — это центры, где осужденные занимаются принудительными работами. Всё это более мягкие режимы. Сейчас также в качестве льготы дается отпуск с выездом домой на две недели, — рассказывает она.

Если осужденная схлопотала взыскание за какое-то нарушение, о льготах можно надолго забыть. Только через полгода нарушение получится погасить, заработав благодарность.

— И все-таки, несмотря ни на что, в первый раз сидеть было легче. Потому что в эту колонию для первоходов такие же как ты новички заехали, — говорит Татьяна. — В самой зоне я провела четыре с половиной года. В основное время делала метлы. А когда шла уборочная, работала в погрузке. Картошку, другие овощи — это же всё девочки разгружают. Женское здоровье там сильно надрываешь. По-другому никак. А потом меня за хорошее поведение отправили на поселок (колония-поселение. — Прим. ред.), там я провела еще три с половиной года. Работала с маленькими телятами, занималась животноводством, следила, чтобы не было падежа.

Дисциплина в колонии-поселении была строгая. Обычным нарушением, к примеру, считалось курение в неположенном месте.

— Не поздоровалась ты с сотрудником администрации, и за это тебе могут злостное нарушение выписать. Причем у сотрудников есть регистраторы, но установить с помощью них правду, нам, осужденным, невозможно. Писать жалобы бессмысленно. Спрячут в ШИЗО и всё на этом, — рассказывает Татьяна.

Большинство женщин, которые отбывали наказание в колонии для впервые осужденных, сидели за сбыт наркотиков. Женщин-убийц, по воспоминаниям Татьяны, тоже было много. Причем многие истории, которые она слышала, связаны с домашним насилием.

— Мужей убивают, сожителей. Девчонки, которые рассказывали о своей жизни, говорили, что тоже натерпелись побоев и сами взялись за ножи. А самооборону же бесполезно доказывать. Хотя даже Путин по телевизору говорил, что надо разбираться в каждом случае. А никто не разбирается, не хочет. Зачем им это надо? Следователь будет настаивать на 105-й. Получается, раскрыл тяжкую статью, вот на шаг ближе к звездочке, — делится Татьяна своим мнением о правосудии.

На свободу она вышла в 2019 году. Признается, была сильно растеряна и не испытывала никакой радости, только чувство страха.

— Тете Марине я позвонила перед освобождением. Разговаривала слишком эмоционально, не знаю, почему. Требовала, чтобы она не запрещала мне видеться с Миланой. Тетя мне сначала дала добро, но сказала, что моя девочка растет с характером и будет общаться, только если сама захочет. В то время Милане было 9 лет. А потом они мне отказали в общении с дочерью. Выяснилось, что тетя Марина и ее муж рассказали доченьке всё обо мне. То, что я сидела и за что сидела. Да и как им было скрыть? Они всей семьей в Новопятницкое как на дачу ездят. А деревня есть деревня. Там все друг про друга всё знают и судачат. Ну потом я и сама поняла, что сейчас не время. Кем я сейчас стану для ребенка? Мамой для нее я уже не буду. Я ее не воспитывала.

Бывшей заключенной предложили на первое время устроиться в центр социальной адаптации в Канске. Там можно было пожить бесплатно, пока не встанешь на ноги.

— Слухи про него ходили всякие. Говорили, что там много наркоманов живет. И я понимала, что если я поеду туда, ничего хорошего не будет. Я взяла билет до Красноярска, приехала сюда. Вышла на автовокзале и понимаю, что идти некуда, города я не знаю. За 8 лет всё перестроилось, поменялось. Сначала нашла такой же центр адаптации в Красноярске. Немного пожила здесь и ушла в свободное плавание.

На свободе Татьяна сумела задержаться всего лишь на два года. Полтора из них благополучно прожила в поселке Первоманск, в доме лучшей подруги. Но в поселке, где живет менее двух тысяч человек, не было стабильной работы. Татьяна снова отправилась в Красноярск и снова оказалась в дурной пьяной компании.

— С работой в городе всё нормально было. Я устроилась в торговлю. Сначала продавала разливное пиво, потом перешла в пекарню. Сняла комнату в общежитии в Черемах и там же познакомилась с одним парнем. Мы решили жить вместе. Все-таки вдвоем и оплачивать легче. Раньше я платила 9 тысяч рублей в месяц за аренду, для меня это было очень тяжело. Думала, что с ним будет полегче, — вспоминает она. — Ну и что вы думаете, он оказался просто никаким! Бестолковый. Я тянула его. За комнату в общежитии платила сама, которую мы вдвоем снимали. А он, бывало, напьется и на работу не идет.

Во второй раз женщина попала в колонию за глупый пьяный поступок, которому она сама не находит объяснения.

— Получилось так, что... Ну, естественно выпивали. Выпивали в компании. Смотрим в окно, там стоит парнишка. И мне пацан говорит: «Пойдем, отберем у него телефон». Я говорю: «Ну пойдем, отберем». Вот я и пошла. Я его просто завалила, выкрутила телефон из рук. В руке у меня была бутылка. И один раз я его по лбу ударила. Он не сопротивлялся даже и догонять потом не стал. Просто пошел и вызвал полицию. Нашли меня быстро. Приехала целая группа росгвардейцев, скрутили мне руки, как будто я какая-то опасная разбойница. А я им просто этот телефон отдала и не сопротивлялась даже, — рассказывает она.

Рецидивистку осудили за вооруженный грабеж. Она, как и в предыдущий раз, сотрудничала со следствием, написала явку с повинной. Суд вынес приговор: три с половиной года. Татьяна отправилась в колонию для «многоходов».

— Первое, что замечаешь — большинство рецидивисток там опять сидят за наркотики, — делится впечатлениями преступница. — Просто абсолютное большинство. Это легкий заработок, понимаете? Есть там и конченые наркоманки, и нормальные обеспеченные девчонки. Я вот всё спрашивала: «У тебя же всё хорошо было. Зачем?» И все отвечали одно — деньги, деньги, деньги. А самое интересное, что они даже не успевают этими закладчицами поработать. Через интернет берут заказ, едут, кладут закладку и тут же их приезжают, принимают. То есть, она свою зарплату за это не успела получить, а ей уже приговор выносят — 10–11 лет. Они и второй раз умудряются наступать на эти грабли. Я вообще их понять не могла. Видела там женщин, которым уже под 60 лет и им еще 11 лет сидеть за эти наркотики. Да куда же ты, миленькая?

За сбыт наркотических веществ российские суды сейчас выносят очень суровые приговоры. Для сравнения: максимальный срок за убийство (без отягчающих обстоятельств) — 15 лет заключения. За распространение наркотиков можно отправиться в колонию на 20 лет.

— Я уверена, многое бывает не по закону. И подкидывают эти свертки нередко. Но большинство все-таки сидят за дело и умудряются говорить, что не виноваты. Вот цыганки из этой категории. В 22-й колонии их много, всем дали по 13 лет за наркотики, им еще сидеть и сидеть, — рассказывает рецидивистка.

О нравах в колонии для «многоходов» Татьяна говорит откровенно. Несмотря на небольшой срок, ей пришлось столкнуться с более жесткими условиями, чем в первый раз, и мириться с местными законами.

— Ой, в 22-й уже всякое было! И девочка с девочкой живут. Всё это прекрасно администрация видит и знает. А стукачество еще сильнее, чем у первоходов. Осужденные всё докладывают в оперотдел. Найти такого человека, который туда не носит информацию, сложно. Раньше хотя бы за это льготы давали, а теперь даже не знаю, зачем девочки в этот оперотдел как на работу ходят, — рассказывает она. — Еще что могу заметить, администрация там очень много врет в документах. Если чем-то не угодил руководству, характеристику тебе хорошую никогда для УДО не напишут.

Интересный факт Татьяна рассказала об обучении заключенных. Федеральная служба исполнения наказаний с гордостью отчитывается о профессиях, которыми заключенным удается овладеть в колониях. По задумке, этот полезный багаж станет подспорьем при освобождении.

— На самом деле, там до смешного доходит. Мы на зоне все по несколько свидетельств образовательных получаем просто ни за что, — комментирует ситуацию бывшая заключенная. — У меня за 8 месяцев пребывания там сразу столько профессий образовалось: швея, подсобный рабочий, настильщик. Я ничем этим не занималась никогда и за машинкой ни разу не сидела. Просто работала уборщиком служебных помещений. А они мне там автоматом наставили профессий, якобы я обучение проходила. Зачем и кому это надо, непонятно. Может, показатели себе какие-то так фиктивно набивают, не знаю.

Татьяна уверяет, что, оказавшись второй раз в заключении, она полностью переосмыслила свою жизнь. 34-летняя женщина надеется, что у нее хватит сил повернуть свою судьбу в иное русло.

— Как только я там оказалась, я сразу же поставила себе цель во что бы то ни стало уйти на бесконвойное содержание, а потом на УДО. Для этого не должно быть вообще никаких нарушений! И всё получилось так, как я хотела. Уже через несколько месяцев ко мне подошла начальник отряда и сказала: «Пиши, Татьяна, заявление на бесконвойное передвижение, потому что начинаются поля, уборочная. Нужны люди». Полтора месяца я поработала и освободилась, — рассказывает она. — Я поняла, что лучше здесь буду на воле есть последнюю корку, чем снова вернусь туда. Годы-то идут! Становится жалко свою жизнь, которая проходит впустую. У меня так вышло, что я десять лет просто вычеркнула из своей жизни. Можно было отучиться, устроиться на нормальную работу. А я просто просидела в тюрьме.

После освобождения Татьяна вновь оказалась в красноярском государственном центре адаптации для бывших заключенных. В этом учреждении людям с преступным прошлым дают возможность встать на ноги. Первые полгода не берут оплату за проживание, один раз в день — питание за бюджетный счет. Руководство помогает подопечным найти легальную работу. Но есть и правила: никакого алкоголя и наркотиков в стенах центра. Кроме того, нужно соблюдать комендантский час.

Сейчас Татьяна — единственная женщина, которая живет в центре адаптации. Директор учреждения Евгений Беляковцев помог ей найти работу на первое время, чтобы было с чего начинать. Но, похоже, государство не слишком стремится поддерживать оступившихся. Первую же заработную плату с Татьяны подчистую списали судебные приставы. Всю до копейки. Причина — накопившиеся за много лет алименты для дочери. Сумма для бывшей заключенной без профессии неподъемная — 800 тысяч рублей.

— Когда Татьяна к нам попала, мы ее трудоустроили. Ей стали выплачивать пусть маленькую, но официальную заработную плату. Она не скрывала, что у нее есть исковые обязательства по алиментам. Только пришла получка на карту, судебные приставы с нее под ноль всё рубанули! Татьяна же не прячется от своих долгов. Федеральной службе судебных приставов надо искать возможности такого взыскания, чтобы не ставить человека на грань нищеты. Жизненные ситуации надо рассматривать индивидуально и детально! У каждого они свои. По сути, своими действиями они толкают человека на то, чтобы она ушла в тень и не получала заработную плату официально, — Евгений озвучивает проблему, с которой сталкиваются сотни тысяч должников в нашей стране. — Поставив себя на ее место, я понимаю, что просто невозможно так жить. Эти проблемы и дальше только вгоняют в депрессию и всё остальное. Выхода не видно.

— Первая зарплата у меня была 14 тысяч. Махом сняли. Мне не жалко, деньги идут моему ребенку. Но на что жить-то? Я бы сказала, толкают опять на преступление! — добавляет Татьяна. — Конечно, я нашла выход. Сразу поехала подрабатывать, попросила заплатить наличкой на руки.

Еще одна важная проблема, которая стоит перед Татьяной, — это алкогольная зависимость, с которой сама она пока справиться не в силах.

— Я бы хотела завязать с алкоголем. Вчера ездила на подработку, там была женщина боговерующая. Она меня зовет в храм на служение. Вот все говорят, что можно по-другому проводить время. Ездить отдыхать куда-нибудь, на моря, например. Ходить на какие-то мероприятия. Но у меня пока по-другому не было, — признается она.

В центре адаптации ей пообещали помочь и с обучением. Некоторые краевые предприятия предоставляют возможность овладеть рабочей специальностью сразу же с гарантированным трудоустройством.

— Сейчас я готова за всё браться, чтобы была хоть какая-то копейка. Но очень хочется получить нормальную профессию, а не то, что мне там в колонии фиктивно повыдавали свидетельств. Тут, в центре адаптации, мне предложили выучиться на крановщика. Предложение поступило сразу от завода. Я думаю, что это хорошая профессия, там и заработок хороший должен быть. Сейчас пока езжу мыть, подметать, уборкой занимаюсь, — рассказывает женщина. — А еще я твердо понимаю, что Милана останется жить с тетей Мариной. Это уже решено. Что я могу ей дать? Сама живу на птичьих правах.

В холле центра адаптации оформлена небольшая, но все-таки стена почета. Это люди, которым удалось победить прошлое и обстоятельства. У них получилось начать новую жизнь. Большинство, как ни странно, мужчины. Кто-то устроился на кирпичный завод или на завод железобетонных изделий. Один «выпускник» ушел на спецоперацию. Мантра, которая сопровождает постояльцев центра, тоже висит на стене в рамочке почти в каждой комнате: «Только я сам источник того, что происходит в моей жизни».

• «Каждая клетка тела кричала: «Надо выпить!»»: красноярка описала свое превращение из успешной женщины в одинокую пьяницу;

• «Мы с мужем просто пили пиво по вечерам»: исповедь красноярки, которая незаметно для себя спилась и потеряла всё;

• «Такой маленький, как же ты мог натворить такое?» Как работают учителя за колючей проволокой.