Алина Анищенко, заслуженная артистка РФ, солистка Челябинской филармонии: «Я всегда пою только о любви»

8 ноября в концертном зале имени Сергея Прокофьева состоится бенефис Алины Анищенко. 30 лет поет она на сцене челябинской филармонии и говорит, что эти годы в ее представлении – один счастливый миг. У Алины Анищенко в Челябинске много поклонников, нельзя не влюбиться в ее голос. Но мало кто знает о том, как она стала эстрадной певицей, потому что Алина Анищенко не любит давать интервью. А путь ее на сцену был настоящим чудом.

– Алина, если не секрет, что будете петь 8 ноября?

– Не люблю раскрывать секретов предстоящих концертов, для слушателей они должны оставаться сюрпризом, подарком. Поэтому скажу только, что в программе будут любимые всеми романсы, а во втором отделении я познакомлю слушателей с моими талантливыми, красивыми студентами. Много лет я преподаю эстрадный вокал в ЧГАКИ, и у меня занимаются замечательные ребята. Вообще-то 30 лет на сцене не считается юбилеем. Юбилей – это 25, 50 лет. Но для меня цифра 30 значит очень многое. Это почти вся моя жизнь. Я пришла в Челябинскую филармонию 1 апреля 1983 года, в 22 года все для меня началось на этой сцене, и 30 лет пролетели как единый миг. Счастливый миг. Это правда.

– После победы на конкурсе в Сочи вас приглашали работать в Москву?

– Приглашали. Но большой шоу-бизнес не для меня. Я не люблю жить под диктовку, а шоу-бизнес требует полного подчинения продюсерам, менеджерам… Личность артиста как будто ластиком стирают, потому что в него вкладывают деньги.

– Часто приходится слышать, что Россия богата талантами. Когда вы поступали в Петербургскую (тогда Ленинградскую) консерваторию, конкурс был очень большой?

– Стояла длиннющая очередь, и я по своей наивности думала, что ребята поступают на разные отделения. Оказалось, все – на вокал! (Смеется.) Семь человек на место!

– Но вы поступили с первого захода?

– Мне показалось, что поступить было так просто. С детства я мечтала стать драматической актрисой и всегда думала: если не поступлю в театральный вуз, то все – жизнь для меня закончилась. А в консерваторию поступать не боялась: не поступлю, так не поступлю...

– В Ленинград поехали после окончания Челябинского музыкального училища?

– Да, окончила вокальное отделение училища, моим педагогом был Герман Константинович Гаврилов.

– Которого называли преподавателем от бога.

– Да, и у него всегда были очень сильные выпускники, поэтому я и поступила в Ленинградскую консерваторию с первого захода. И вновь попала к замечательному педагогу, а кроме того, к потрясающей певице и потрясающей женщине Нине Александровне Серваль. Заслуженной артистке РСФСР, известной оперной певице.

– И в училище, и в консерватории вас готовили к опере, как и когда в вашей жизни возникла эстрада?

– Она была всегда. В детстве я брала в руку скакалку, как микрофон, и пела соседям, рассадив их на скамейках. Пела все, что слышала по радио, телевизору: и «Алешу», и «Умывает красно солнышко…», и «Девчонка в шортиках идет по Риге»... Да все пела, что мне нравилось. А в музыкальном училище обожала ходить на занятия театрального отделения как вольнослушатель. Жаль, что спустя два года это отделение закрыли. Очень любила уроки актерского мастерства, сцендвижения. Однажды Игорь Миногин сочинил мюзикл «Зимняя сказка» для студентов училища. Я тоже там пела, пародировала Аллу Пугачеву... Герман Константинович встал и демонстративно вышел из зала, потому что классические вокалисты – это боги, а эстрадные – гораздо ниже уровнем...

– Вы этого мнения не разделяете?

– Есть опера, есть оперетта, есть джазовое пение, есть эстрада… Это разновидности вокала, и нельзя их сравнивать, нельзя говорить, что хуже, что лучше. Одни слушатели обожают мюзиклы, другие в восторге от оперы. Как это можно классифицировать?!

– Как к эстраде относилась Нина Серваль?

– Однажды Нина Александровна услышала, как я в ожидании занятия пою песню из фильма «Генералы песчаных карьеров», и воскликнула: «Боже мой, Алиночка, как вы поете! Зачем вам опера?!»

– И вы выбрали эстраду?

– Так получилось, я приехала в Челябинск со своим мужем Александром Гергаловым. Он стал солистом оперного театра, а я сразу пришла работать в филармонию.

– Не жалеете, что изменили опере?

– Нет.

– Часто можно услышать от солистов, что во время учебы им сломали голос.

– Нет, ни меня, ни мой голос никто не ломал. (Смеется.) Попробуй меня сломай! Я благодарна судьбе, что училась у замечательных преподавателей – и в человеческом плане, и в энергетическом, и в профессиональном. Часто вспоминаю Нину Александровну, она была просто замечательной. Во всех отношениях. Когда мы приходили к ней в гости, она, зная, что я обожаю сгущенку, открывала холодильник и подавала мне целую банку сгущенного молока. Хотя в то время в магазинах не было ничего! Никогда я от нее без сгущенки не уходила.

– До сих пор любите сладости?

– Конечно, но потребляю в ограниченных количествах. (Смеется.) Хотя в последнее время я поняла, что к жизни надо относиться очень легко, не драматизировать ничего.

– Сегодня, будучи преподавателем, вы применяете что-то из методик ваших любимых педагогов?

– Конечно же, я взяла методику Нины Александровны Серваль: куда солист должен звук направить, что должно служить фундаментом для голоса и звука... Но в эстраде очень важен индивидуальный стиль. Ломать его – грех!

– Вы лично набираете свой класс?

– По большей части да. Если у человека есть голос, слух и чувство ритма, он обучаем. Сейчас я участвую в «Горячих танцах» и понимаю, что совершенно не умею танцевать, а потому скоро вылечу из конкурса. (Смеется.) База, основа должна быть в любом виде творчества, и лучше, когда она закладывалась с детства.

– У вас, если судить по музыкальным спектаклям в филармонии, хорошая пластика.

– Там я все для себя продумала, но пластика на сцене – это не бальные танцы с их особыми канонами и нюансами.

– В каком возрасте вы осознали, что у вас хороший, сильный голос?

– С рождения. (Смеется.)

– В детстве где-то занимались вокалом?

– Только на уроках пения. По пению у меня всегда были пятерки, по остальным предметам – тройки и двойки. Мой профессиональный путь был предрешен. (Смеется.) Иксы и игреки были головной болью для меня. На что мой папа – врач-онколог – всегда говорил маме: «Успокойся, нашей стране всегда нужны санитарки в больницах».

– Вы были ребенком с характером?

– Еще бы! Сидела на последней парте и пела во время уроков математики. Учительница подходила ко мне и говорила: «Алиночка, ты громко не пой, ведь ребятки занимаются».

– Вам точно везло с учителями?

– Конечно же, все понимали, что я вся в музыке.

– Но музыкальная школа-то была?

– Да, но я училась по классу фортепиано, никакого вокала. Пела только в хоре у Якова Абрамовича Вейцкина, но никогда не солировала. Однажды услышал, как я пою, мой дядя – оперный певец. Он и сказал родителям: «Вы чего расстраиваетесь, что ребенок плохо учится, да я ее отведу к Гере (Герман Константинович Гаврилов. – Прим. авт.) – пусть он ее прослушает». И привел. Правда, Герман Константинович был сильно удивлен, я же еще маленькая была. «Да ты послушай, как она поет!» – настоял дядя. И я запела: «В той степи глухой замерзал ямщик…» (Смеется.) И Герман Константинович воскликнул: «Все, беру!»

– Сколько вам было лет?

– 14. Я окончила восемь классов, и меня приняли в музыкальное училище на классический вокал. В группе я была самой младшей.

– Ваш дядя пел в опере, следовательно, красивый от природы голос – наследственность?

– Это был муж маминой сестры, в нашей семье не пел никто. Сестра мамы была известной балериной, мама тоже занималась балетом, а папа мой был известным врачом. Просто мне Бог сделал подарок – дал голос.

– И вы это поняли еще в детстве?

– Конечно.

– В советское время, пока существовали Росконцерт и Союзконцерт, вы очень много гастролировали по России и СССР.

– После того, как стала лауреатом всероссийского конкурса «Сочи-86», меня включили в график Союзконцерта и Росконцерта. Мы жили как моряки – месяц дома, месяц на гастролях.

– Весь Союз объехали?

– Вдоль и поперек, не один раз.

– Что пели?

– Я всегда пою только о любви. (Улыбается.) Никаких лютиков-цветочков.

– И на конкурсе в Сочи тоже пели о любви?

– Нет, там была обязательная программа. Нужно было исполнять песни первых пятилеток. Я не могла выбрать песню из этого ряда, помог папа: «''Москву майскую'' возьми». Я не спала и не ела: как же мне петь эту песню, под которую можно только маршировать?! И все-таки придумала, сохранились записи. Темп моего исполнения «Москвы майской» был подчинен темпу поэтического сюжета в этой песне. И жюри дало мне специальный приз: «За лучшую интерпретацию песен первых пятилеток».

– Сегодня скучаете по большим гастролям?

– Нет, всему свое время. Слава богу, что я была тогда молода и были силы на большие гастроли по стране. Грусти по тем временам нет, если и есть печаль по прошлому, то светлая. Я всегда говорю: жить надо здесь и сейчас, завтра никогда не наступит, завтра мы проснемся снова здесь и сейчас. Мне очень нравится сегодня преподавать, я люблю все то, чем занимаюсь в настоящее время. В академии все время какие-то новые проекты, очень часто работаю в жюри – мне и это очень нравится.

– Сегодня просто бум детского эстрадного творчества, вы считаете нормальным, что из детей с раннего возраста пытаются сделать эстрадных звезд?

– Ничего плохого в вокальных конкурсах нет. Не радует лишь то, что очень мало «детскости» в этих конкурсах сегодня. Костюмы, макияж, репертуар – все как у взрослых. Возможно, именно поэтому пропали открытость, наивность, свойственные детям. И на сцене порой царит не дух радости от того, что ребенок стоит на сцене, что он поет свою любимую песню, что у кого-то из соперников очень красивый голос; а дух зависти, потому что у других детей костюмы богаче и так далее...

– Вам чувство зависти незнакомо?

– Я счастливый в этом плане человек – всегда радуюсь, если кто-то другой поет очень хорошо. Интриг я тоже не люблю, свой нос никогда не сую в чужие дела. Может быть, потому что моя жизнь насыщена разными делами, мне нет дела до чужих тайн.

– С кем из челябинских музыкантов вы любите работать?

– С оркестром «Малахит», когда Виктор Григорьевич Лебедев приглашает. Это просто чудесно, потому что он добивается такого звука, который удобен для солиста. С оркестром Адика Абдурахманова. Это изумительный, настоящий музыкант. С Владимиром Ошеровым, с которым мы знакомы много лет, и я всегда рада с ним работать. Прекрасно мы работали с Виктором Ковбой… Теперь и минусовки появились для солистов. Хотя, конечно же, минусовка – это не живой оркестр. А в Москве я пела с эстрадно-симфоническим оркестром под управлением Александра Петухова, с оркестром Военно-морского флота. Под оркестр работать – счастье невыразимое.

– В программе вашего бенефиса заняты и Владимир Ошеров, и оркестр Адика Абдурахманова?

– Да, будет также замечательный скрипач Ильдар Жалилов. И даже эстрадно-симфонический оркестр, который придумал собрать из лучших музыкантов города Владимир Ошеров.