Александр Малышев, актер Челябинского театра кукол: «Возьмите коробок спичек и подержите на весу минут сорок, тогда поймете: мужская ли профессия – кукольник»

Александр Малышев известен челябинцам не только как юный принц датский в «Гамлете» Челябинского театра кукол, но и как ведущий авторских программ на радио и ТВ. Однако профессия кукольника его волнует по-настоящему. О поворотах на все 180 градусов, поэзии театра Резо Габриадзе, комиксах и многом другом мы говорили с актером Челябинского кукольного театра Александром Малышевым.

– Кукла, с которой вы пришли на встречу, сделана вами?

– Нет, я никогда не делал кукол. Сейчас студенты Александра Борока (главный режиссер Челябинского театра кукол. – Прим. авт.) учатся и куклу делать тоже. Кукольник должен уметь все – мое глубокое убеждение. Ведь такая традиция существовала, когда появился кукольный театр. И очень жаль, что она практически утеряна. Правда, на прошлый фестиваль «Соломенный жаворонок» приезжал итальянский кукольник Гаспаре Насуто, который эту традицию возродил. Он использует специальную ширму для кукольного театра – «театрино», которую можно установить где угодно, – и вот вам уже театр, в котором герой Пульчинелла развлекает публику.

– То есть кукольник – больше, чем актер театра?

– Для меня да. Это человек-художник – такой как Реваз Леванович Габриадзе. Многие его знают как киносценариста, с режиссером Георгием Данелия они поставили «Кин-дза-дза», «Не горюй!», «Мимино» и другие фильмы. Но в конце 80-х осуществилась давняя мечта Габриадзе – он создал в Тбилиси свой театр марионеток. Это невероятное зрелище. Я был в его театре и, наверное, только благодаря Габриадзе по-настоящему влюбился в театр кукол. Я понял, что этот театр может быть не только образцово-показательным, где главное слово «Образцов», где все происходит в едином ритме, все работает на идеологию воспитания ребенка; но что этот театр может быть совершенно поэтичным авторским театром. Не случайно Резо Габриадзе мечтал о создании при театре кафе, в котором бы все время жарили одно кофейное зернышко, и запах от этого зернышка распространялся по всему театру... И такое кафе он создал. В далекой истории кукольников отличало то, что они создавали свой особый мир и внутри него существовали. Это произошло и с Габриадзе, который отошел от кино, создал свой поэтичный мир и реализовал его в своем театре.

– Он сам создает сценарии для своего театра?

– Конечно. Я видел его спектакль «Осень нашей весны» – о его детстве в Кутаиси, о людях этого города. Но там важен не столько сюжет, сколько такие понятия как любовь, память... Я понимаю, почему актеру Александру Лавроненко в фильме «Изгнание» дали премию за лучшую мужскую роль – он не играет персонажа, он переживает любовь, предательство, изгнание, несет в себе такую стихию, которая захватывает и зрителя. То же самое делает Реваз Габриадзе. Он находится за пределами реального понимания кукольного театра. Это сегодня большая редкость.

– Вероятно, вашим современникам профессия кукольника кажется какой-то не совсем мужской?

– Если кто-то видел итальянского кукольника Гаспаре Насуто на нашей сцене, он никогда бы не подумал, что это не мужская профессия. Это настоящий итальянский мачо, и герой его спектаклей – Пульчинелла – ему под стать. Надо видеть, как Пульчинелла ведет себя в схватке со смертью! А в труппе Реваза Габриадзе здоровенный бородатый актер весь спектакль водит одну птичку – попробуй помаши крылышками этой птички целый час. (Смеется.) Не случайно актер такой накачанный. Возьмите ради интереса в руки спичечный коробок и подержите его на весу минут сорок, тогда вы поймете – мужская это профессия или не мужская. К тому же кукла может весить и шесть килограммов, и больше. У нас и актрисы все очень стойкие. Не случайно артисты кукольного театра на пенсию уходят в таком же возрасте как артисты балета. Остеохондроз у всех страшенный.

– Спортом параллельно не занимаетесь?

– Я – нет, спорт – это вообще не мое.

– С театром Резо Габриадзе вы познакомились, когда стали артистом кукольного театра или раньше?

– Петербург нас познакомил, к тому времени я уже поработал в Челябинском театре кукол. После школы я поступил в Челябинский колледж культуры и должен был стать режиссером любительского театра. Но больше всего я полюбил уроки кукольного мастерства заслуженной артистки России Валентины Ширяевой. Именно тогда я понял, что у меня появляется больше возможностей для передачи эмоций, когда беру в руки куклу. После окончания колледжа Валентина Николаевна пригласила меня в труппу Челябинского театра кукол. Это было круто, хотя я не совсем понимал – что же дальше?

– Сомнения одолевали?

– Еще бы. Помню, пришел в театр, в актерскую комнату, где топор можно было вешать – так было накурено, там сидел саркастичный Сергей Юрьевич Плотов и все вокруг него... Они смотрели на меня – молодого – и размышляли, в какие спектакли меня вводить. Тогда ситуация была интересная – не было ни художественного руководителя в театре, ни главного режиссера. Но мне невероятно повезло – театр пригласил Михаила Яремчука поставить спектакль «Подарок для папы». Он стал для меня первым спектаклем, и я сразу прикоснулся к божественному миру кукол-марионеток, когда актер, как некое эфемерное существо, как ангел-хранитель, парит над куклой...

– Скажите, в чем секрет того вдохновения, когда все работает на спектакль, когда он становится волшебством?

– Если бы я это знал и понимал, наверное, ушел бы из театра. Когда кто-то начинает размышлять о вдохновении – что-то снизошло и так далее, я думаю: «Все, клиника»! (Смеется.) Спектакль удается тогда, когда зритель узнает себя в кукле...

– А потом вы поехали учиться в Петербург. Хорошее было время?

– Замечательное. В Питере я приобрел много друзей, мы ходили на все театральные фестивали, там я познакомился с театром Габриадзе. Помню, студенты подбегали к нему и просили автограф прямо в зачетку... А у меня был способ проще и одновременно круче: я купил книжку «Театр Резо Габриадзе» и он мне ее надписал: «Саше из Челябинского театра кукол». Правда, я просил его написать: «Саше и Челябинскому театру кукол». На что он рассказал мне такую притчу: «Знаешь, однажды ко мне подошел человек и попросил: "Подпишите: Гие и всему грузинскому народу"». По-моему, Реваз Леванович не любит массовости ни в чем. У него, например, есть замечательная фраза: «Если ставишь спектакль для всего советского народа, он может оказаться ненужным даже трем твоим друзьям. Но если сделаешь спектакль для трех своих друзей, то он может понравиться всему советскому народу». Художник! Обожаю таких людей как Резо Габриадзе или Тонино Гуэрра. Их очень мало сегодня или их нет. Это как люди эпохи Возрождения в эпоху Средневековья.

– Александр, а когда началась ваша страсть к рисованию?

– Это началось в Питере, я еще и тексты к своим картинкам придумывал. Эти рисунки стали своеобразной борьбой с образцовским кукольным театром. Я даже делал рукотворный журнал «Руковод», где высмеивал журнал, который издавал завлит театра Образцова. Правда, когда я принес свой журнал друзьям, они вдруг сказали: «Это не смешно». Наверное, они были правы, потому что в нем отразилась вся актуальная на тот момент проблематика. Собственно, я и не стремился к юмору. Все, что казалось интересным, забавным, появлялось в моем журнале. А сейчас я увлекся компьютерной графикой, хотя шариковой ручкой рисовать продолжаю.

– Сегодня для кого рисуете?

– Для дочки своей Майи Александровны, которой шесть лет. Мы с ней вдвоем рисуем, она уже в художественной школе занимается. Ей это нравится.

– Вы комиксы любите?

– Еще бы. Как только появились специализированные магазины комиксов, я стал завсегдатаем, покупал все. И сегодня знаю, что хочу купить. В издательстве «Корпус» вышел комикс «Зачем?» – увлекательная история в 340 страниц. Она началась с того, что автор нарисовал дом, камин в этом доме, диван и окно. Потом подумал: «А что, если я нарисую, что было на этом месте до появления дома»? И он протянул через века это место.

– Скажите, ваша дочь просит вас ставить спектакли только для нее?

– Нет, она сама ставит спектакли для папы и мамы. И мы смотрим их часами. Афиши к ним она тоже сама рисует.

– Как у вас возникла идея – сделать особый кейс «Солома и жар» на фестивале «Соломенный жаворонок»? Судя по рассказам артистов, эта затея вам вполне удалась.

– Да просто мне предложили сделать культурно-развлекательную программу для участников фестиваля. И я решил проверить, насколько психически мобилен артист кукольного театра, насколько он может быть ироничным по отношению к самому себе. Это были провокационные спектакли без кукол, необычное видео, выступления странных электронных музыкантов, безумный шаман... Иногда хочется развернуться на все 180 градусов, чтобы расширить существующее пространство. На самом деле, кукольный театр есть во всем. Я недавно посмотрел спектакль современной немецкой постановщицы для модного ныне «Беби-театра», когда зрителями становятся карапузы. Она развлекала малышей тем, что бегала между ними с различными тряпицами. И представьте себе, детей было не оторвать от такого зрелища. По-моему, театр кукол – это все, что не по Станиславскому. (Смеется.)

– Самому что-то хочется поставить не в кулуарах, а на сцене?

– Аня Викторова, у которой свой театр «Кукольный формат» в Петербурге, меня тоже об этом спрашивала. (Смеется.) Кстати, она поставила удивительный спектакль про Петербург. И я снова влюбился. Такого спектакля с Достоевским, Хармсом, Пушкиным, Петром Первым и речкой Невой в женском обличии никогда не сделать на сцене драматического театра, а в театре кукол это так здорово и трогательно. Вот вам Реваз Габриадзе в женской режиссуре. А я лично пока не знаю, что поставить. Слишком много планов, надо остановиться и выбрать. Недавно получил грант СТД на постановку, с молодыми актерами хотим сделать что-то похожее на провокацию, поговорим о табуированных темах. Уже название придумали «Не шоу хорошего», оно всем нравится. Рыба есть, надо просто собраться и быстренько все сделать.

– Как относитесь к тому, что табуированных тем в России становится все больше?

– Самое плохое, что лжи стало много. Еще Товстоногов говорил, что идеальный для него актер – у которого есть не ложь, но правда по отношению к самому себе. Всегда видно, когда артист притворяется, режиссер притворяется, художник зарабатывает деньги. Приходишь в театр, занавес открывается, ты видишь современные декорации, а это «Чайка» Чехова. Артисты ходят по сцене, разговаривают, и ты сразу чувствуешь ложь, потому что в современной жизни, в современных интерьерах люди так уже не разговаривают. И отношения уже так не строятся. Зачем нужен такой обман, зачем это смотреть? Тогда как декорации времен написания пьесы становятся мостом в тот ушедший мир, и зритель волей-неволей переносится во времени, сопереживает происходящему.

– Вам не скучно жить и работать в Челябинске?

– Нет. Я люблю приезжать в Москву, встречаться с Сергеем Плотовым, что-то смотреть в театрах, ходить в музеи, на фестивали. Люблю бывать в Петербурге, встречаться с друзьями. Но желания остаться там не возникало у меня ни разу. Не знаю, почему. Просто нет такого желания и все.

– Недавно вам исполнилось 34 года – это уже много для творческого человека или, напротив, мало?

– Когда смотрю на себя в зеркало, то говорю: «А что, старичок Саша, все нормально, все еще успеем». (Смеется.)