Екатерина Андриянова, тележурналист: «Я очень сильная и с горем своим всегда справлялась»

Любая профессиональная школа вам скажет, что тележурналист – это сценарист, режиссер, монтажер, редактор, стилист, продюсер, телеведущий и много еще чего в одном флаконе. Но ни намека на харизму. Хотя именно она станет главной составляющей для «быть или не быть» лицом экрана. Быть всем, от телеведущей до сценариста, Екатерина Андриянова училась, как говорит сама, «методом самоистязания». А вот яркой харизмой природа наградила ее при рождении. Премия «Тэфи-регион» лишь подтвердила верность выбора.

«Вам это не подойдет»...

– Вы родились не в Челябинске.

– В маленьком городке Колпашево Томской области. Рядом с моей школой было старое здание дома культуры. В войну там работали столичные артисты. Семейство народного артиста СССР Василия Меркурьева попало к нам в эвакуацию. Знаменитый ныне музыковед и киноактер Петр Меркурьев-Мейерхольд (сын дочери Всеволода Мейерхольда и Василия Меркурьева) родился в нашем городе. Мы с ним встретились в Москве во время гастролей оркестра «Малахит». Я делала репортаж и задала ему вопрос: «Что такое провинция для москвичей?» Потому что было такое недоумение – надо же, Елена Образцова поет с провинциальным оркестром! И Меркурьев сказал: «Это чванство московское. Мой дед Мейерхольд из Пензы, а Бунин из Ельца – и что тогда со всем этим делать? А вы знаете, где я родился? Да вы о таком городе даже не слышали! Есть такой городок Колпашево»... Я тихо падаю с микрофоном: «Я... тоже из Колпашево». «Не может быть! Покажите паспорт!» И он эти наши два паспорта показывал музыкальной элите и говорил: «Невероятно! Невероятно! Никто не знает этого города!» А еще в Колпашево родился Виль Липатов. Так что – чем дальше в Сибирь, тем люди талантливее.

– Когда покинули родной город?

– Окончила школу и поехала в Новосибирск. Мало кто из молодежи оставался дома. Тогда поступать в вузы было довольно просто – никаких коммерческих факультетов. Весь наш класс уехал в Томск, а я больше любила Новосибирск. Моя самостоятельная жизнь началась в этом замечательном городе, я прожила там до 30 лет.

– Что же привело на Урал из любимого Новосибирска?

– Мой первый муж получил приглашение работать в челябинском драмтеатре, а меня взял Валерий Вольховский завлитом в кукольный. Была вакансия, и я прошла творческий конкурс (требовалось разобрать пьесу). Так как в Новосибирске я работала с самой различной литературой, у меня это неплохо получилось.

– Но втайне всегда хотели быть тележурналистом?

– Наша жизнь, наверное, где-то просчитана. Для чего родился человек, он в том рано или поздно проявится. В Новосибирске я работала в Фонде раритетов, а по совместительству – диктором на телевидении. Предполагалось, что стану ведущей программы в молодежной редакции, но проект не состоялся.

– Почему в Челябинске был выбран «Восточный экспресс»?

– Когда родила свою младшую дочь Ирочку, мой второй муж сказал: «Я знаю, как ты работала в театре – мы тебя видеть совсем не будем. Пока я жив, работать не будешь». И я стала домохозяйкой. Но муж внезапно «ушел», сердце... Осталась одна с детьми, надо было вновь искать работу. Года два найти ничего не могла. Мне не говорили: «Вы нам не подходите». Мне говорили: «Вам это не подойдет».

– Как это понять?

– Не вписывалась в среду, видимо. Министр культуры Владимир Макаров, будучи директором кукольного театра, назвал меня «несоветским человеком» – не так одевалась, не так ходила, не так говорила... Однажды мне сообщили: открывается новый телевизионный канал, редактор – креативный человек, очень демократичный, прекрасный журналист, любит людей талантливых, отдающихся работе. Я решилась пойти на встречу с Юрием Всеволодовичем Вишней. Поговорили, и он спросил: «Принесла трудовую? Завтра выходи на работу, будешь делать программы». И составил такой список: огороды, страховки, травмы, вплоть до кулинарии. Мне стало плохо. Говорю: «Я хочу заниматься культурой». «Культура от тебя никуда не уйдет, набей руку».

Бантики и «бутоны»

– И как вам огороды со страховками?

– Интересно, любопытно, смешно – хохотали с тем же Юрием Всеволодовичем над моими «бутонами»: я в джинсовом костюме на картофельной грядке пытаюсь что-то посадить. Хотя, на самом деле, мне плакать хотелось от себя самой на экране. Когда работала диктором в прямом эфире – «нарисовали» тебя, причесали и ты сидишь. А здесь надо двигаться в кадре. Андрей Торхов – актер драматического театра – был у нас тогда главным режиссером, и я просила его: «Посоветуй, что делать, это же кошмар: я такая манерная...» Не думаю, что он мне чем-то помог, на своих ошибках училась, добивалась всего методом самоистязания.

– Сейчас уже нравитесь себе в телевизоре?

– Очень редко. Все вижу, все огрехи. Да так к себе относится каждый нормальный журналист. Я сейчас много езжу, у меня сложились крепкие творческие отношения с самыми известными людьми, и все так о себе говорят. Когда привозим на конкурс в Москву свои программы, Нина Зверева (академик Российской Телеакадемии, директор Центра подготовки региональных журналистов – прим. автора) на разборе всегда внушает: «Те программы присылайте, где вам на себя не стыдно смотреть». И кажется, что послал очень хорошую работу, но сидишь рядом с коллегами, смотришь на себя, на свой продукт их глазами – испытание не из легких – и думаешь, да я ли это написала и рассказала? Кроме того, моя беда в том, что я люблю необычную одежду, а телевидение зачастую не терпит сиюминутного стиля, креатива в нарядах. Надо находить тонкую классику – на все времена...

– У вас до сих пор нет на канале стилиста?

– Слава богу, что есть парикмахер и визажист. Хорошо бы, конечно, в эту обойму стилиста. Но надо, чтобы они еще и понимали друг друга, тогда журналист не будет в кадре выглядеть пародийно.

– Как же вы готовитесь к передаче, стоите дома перед зеркалом и примеряете все, что есть в шкафу?

– Много раз пыталась брать, как это делают наши информационщики и московские журналисты, одежду в магазинах. Только в Москве магазины лучше, а в наших, якобы, бутиках китайский ширпотреб с европейскими брендами. Скучно, серо и не каждой ведущей подойдет. Для того, чтобы человека просчитать, и нужны стилисты. Но в регионах на ТВ, наверное, никогда их не будет, потому что профессионалы в этой области стоят немалых денег.

– Ваш стиль наверняка сложился еще до прихода на телевидение?

– Когда была совсем ребенком, я просто рыдала, не желая надевать вещи, которые мне предлагала мама. Она всегда говорила: «Старшие дочери – люди как люди, а эта – с капризами». Я ухитрялась уже тогда доставать болгарские, польские, прибалтийские журналы мод и просила старшую сестру сшить мне платье с кучей бантиков. Когда пришла в нем на школьный вечер, все обалдели просто. (Смеется.) Я не могла дождаться, когда уеду из дома и буду самостоятельно покупать себе вещи. Новосибирск был открытым городом – много иностранцев и вполне европейский Дом моделей. В то время я могла себе позволить покупать одежду в магазине при этом Доме моделей. Показы коллекций проходили в кинотеатре, рядом с нашим фондом, и я всегда там бывала. На одном из показов ко мне подошли и спросили: не хотела бы я поработать на подиуме, им понравился мой образ. А мне понравилось, что за труды смогу брать из каждой коллекции по одной вещи. И я до такой степени туда добегалась, что они стали просить перейти к ним работать. Но мне это казалось неинтересным – бесконечные примерки... Даже поездки за границу не соблазнили. А как звучало – демонстратор моделей?! Тогда не было еще манекенщиц.

– Но вы ведь и здесь работали в Доме моделей?

– Долго работала. Продолжала, когда уже пришла на телевидение. Только потому, что в магазинах нечего было купить, а я могла брать вещи из коллекций. Кстати, находились журналисты, которые ерничали по этому поводу, когда мои программы стали привлекать внимание. Даже пасквиль появился в газете «Вечерний Челябинск»: манекенщица пришла на телевидение. Пытались препарировать мои тексты – «искали блох». Потом, правда, этот человек извинился.

Самый главный критик

– Вы предварили мой вопрос. Человек «из телевизора» всегда на виду, и, вероятно, не бывает такого, чтобы его миновали скандалы, сплетни и прочая атрибутика? К примеру, долго говорили о том, что Вячеслав Тарасов подарил вам квартиру...

– Это лучше, чем когда о тебе ничего не говорят. (Смеется.) Но слухи сильно преувеличены. Вячеслав Михайлович помог мне купить квартиру. Я жила в старом доме, в полнометражной квартире – по тем временам хорошей – но трудно было находиться в том окружении: коммуналки, подростки в подъезде, наркотики. Я поняла, что мне самой не выбраться из этого дома, и попросила Вячеслава Михайловича помочь. Например, взять на баланс эту квартиру и дать мне новую. Он же предложил мне свое жилье продать, а потом купить квартиру в новом строящемся доме и помог ее застолбить. Потому что денег от продажи старой не хватило, пришлось брать кредит. Здесь уже моя компания помогла – оформить кредит под не очень большой процент... По сути, мне дали возможность купить квартиру в рассрочку. Я какое-то время жила без «зеленки»...

– Это вы считаете плюсом журналистской профессии – можно обратиться к сильным мира сего и тебе не откажут?

– Когда пришла работать в «Восточный экспресс», Юрий Всеволодович сказал: «Журналист не должен пользоваться своей известностью». Чаще приходится за других просить, за себя – очень неловко, только в крайних случаях, когда выхода другого нет. Поверьте, у меня была очень серьезная причина обратиться за помощью к Вячеславу Тарасову. И был другой случай, когда моя известность никакой роли не сыграла: я попала под машину, и мне в больнице по месту жительства сказали, что рука не подлежит восстановлению. Нарисовали такую картину! Моя хорошая подруга – врач – повезла меня к Виталию Дрягину в Больницу скорой помощи. К кому же еще? Когда я там появилась, он удивился: «Вот вас-то мы и не ждали!» Они мне очень хорошо руку сделали... Однако самый большой плюс нашей профессии – интересные командировки. Жаль, что мало таких бывает. Для этого, наверное, надо жить в Москве и заканчивать не региональные вузы. Или начинать журналистскую карьеру совсем молодым. Мне повезло, я съездила с «Малахитом» в Португалию, с ансамблем танца «Урал» во Францию и Италию, с театром «Манекен» в Данию и Германию. Не люблю быть туристом, а вот работать за границей очень понравилось, ты получаешь возможность тесного общения с людьми и узнаешь страну изнутри.

– Языка хватало?

– Нет, конечно, через переводчиков. Но что-то такое происходит – люди начинают понимать друг друга на уровне жестов, мимики, эмоций, когда вот так – близко – общаются. Такие командировки важны, чтобы глаз не «замылился», чтобы импульс новый появился.

– Чья критика в адрес ваших программ принимается вами безоговорочно?

– Самый главный критик – я сама. То, что знаю про себя я, никто не знает. Профессиональным критиком для меня был все-таки Юрий Всеволодович. Нам сейчас его очень не хватает, он так точно разбирал наши ошибки. Но самые значимые оценки, конечно, – от профессионалов Москвы. Сейчас нахально скажу: сильно в столице никогда не ругали, но уж если хвалили – дорогого стоило. Главное же, когда приезжаешь на фестиваль, с тобой здороваются на равных, тебя ждут. Нина Зверева всегда встречает словами: «Что, опять победила?» И это уже похвала. И можно позволить считать себя в своем жанре в десятке лучших региональных журналистов. Один год выше поднимаешься, на другой – кто-то тебя обходит. Но номинанты всегда одни и те же, мы друг друга уже хорошо знаем. Мне нравится эта телевизионная братия, никто никому не завидует. Когда мы с Антоном Корневым – режиссером – поняли, что получим «Тэфи», подошла ко мне коллега, друг, журналист Марина Топаз – жена знаменитого Сергея Муратова (академика, декана факультета тележурналистикики МГУ – прим. Автора) – и спрашивает: «Как вы думаете, ребята, ваши челябинские коллеги обрадуются, если вы «Тэфи» получите?» «Даже не скажет никто ничего в наш адрес», – ответила я. И это правда. Единственный, кто меня поздравил, это Вячеслав Холмс с восьмого канала, искренне поздравил. А вот на столичных форумах ничего этого нет – все подходят, поздравляют, говорят хорошие слова. И я это делаю. Очень дорожу этими встречами.

Что на лице?

– Сейчас модно не смотреть телевизор. Вы его смотрите только как профессионал?

– Я очень телевизионный человек, я без телевизора не могу. У меня дома в каждой комнате по экрану, хожу по квартире, и все время там – в телевизоре. Даже в санатории не могу без него. Сейчас вот жила в комнате с женщиной, которая сказала: «Да смотрите хоть до утра, вы мне не мешаете». Я не устаю смотреть телевизор.

– Есть любимые программы?

– Спортивная моя страсть – теннис и биатлон. Но больше всего люблю документальное кино. Постоянно по утрам опаздываю на работу, потому что смотрю повторы документального кино на втором канале. Один из любимых циклов – «Серебряный шар». И, конечно же, публицистические программы ведущих журналистов столицы: Познера, Млечина.

– А модно сегодня из всего делать книги. Вам не хочется свой труд оформить в тяжеленький том?

– Мы это обсуждали с Юрием Вишней. Я ему показала книгу своего любимого тележурналиста из Саратова – Александра Динеса (автора цикла « Маркиза»). У него феноменальная программа – интеллектуальное шоу, после участия в котором «умники и умницы» зачисляются в Саратовский университет на филфак. На это шоу он обязательно приглашает «звезд» из Москвы, видите, в Саратове для этого есть деньги. И вот он издал книгу, куда вместил все шоу. Я стала читать и сразу потеряла интерес, хотя программы его с огромным интересом смотрела. На бумаге они явно проигрывали. Интересно было только «звезд» почитать – их ответы на вопросы молодой аудитории. Поэтому, когда мне редактор предложил издать наши программы с дисками, отказалась. Чтобы это было достойно, надо свою работу бросить и только этим заниматься. И потом, кого я здесь этим удивлю? Ценнее об архиве позаботиться. Дай бог, чтобы наш канал сохранил архив, можно будет повторять самые лучшие программы. Ведь мы с удовольствием смотрим архивы столичных каналов.

– Не будем говорить о датах. Но, становясь с каждым годом опытнее, тележурналист, наверное, начинает паниковать по поводу внешности? Как сохранить молодость?

– Приехала в санаторий и все удивлялись, что выгляжу намного моложе своих лет. Это природа. У меня мама до самой старости очень хорошо выглядела. И пока это спасает.

– А потом пластика?

– Никогда. Мы с доктором Пуховым говорили как-то об этом, он предлагал круговую подтяжку сделать. Но я этого просто не переживу, это же травматично, и моего здоровья не хватит. А если говорить об усталости, не могу пока пожаловаться, что не хочу работать.

– Но ведь и вы не застрахованы от творческих неудач?

– Увы. Бывает человек такой неинтересный, хотя и известный. Так устаешь, ничего не хочется делать после такой встречи. Слава богу, приходит следующий – и все прекрасно, сложился разговор, и я снова удивляюсь и понимаю, что способна еще удивляться. Значит, душа моя не помертвела. Хочется дальше идти, к познанию других. Меня спасает то, что я – человек эмоциональный. Возьмите любого артиста, они же эмоциональны, как дети, что позволяет сохранять душевное здоровье. А это все на лице.

– Депрессия – тоже эмоции.

– В самом начале было очень тяжело. Последний ленивый и тот клевал «Восточный экспресс». Нас даже называли «сточным каналом». Хороших операторов не было, режиссеров не было, все – сами. Учились на собственных шишках.

– Руки не опускались?

– Однажды мы шли с Евгением Серебряковым ( режиссером и диктором ЧГТРК в 80-е годы) с позднего монтажа (все программы монтировались в одной монтажке, работали очень плотно и напряженно, информационщики, считая себя белой костью, нас задвигали на потом). И вот я ему – режиссеру с опытом – сказала: надо уходить. А он мне: «Ни в коем случае, ты только-только вошла в силу, в понимание профессии». Вот так я и задержалась.

– Попыток не было перейти на другой канал?

– А не взяли бы никуда. Везде образовались свои кланы, как говорится, по крови. От ВЭ отпочковалась целая команда, но они создали другой канал. Никто кроме Яна Пастухова не перешел на ЧГТРК, не впустят. Скажут: не впишешься. За две недели до роковой операции мужа я начала думать о работе, подошла к Борису Митюреву (председателю ЧГТРК тогда) и услышала вот это «не впишешься».

Всего поровну

– Наша работа может лишить всех земных радостей, времени на них слишком мало остается...

– Нет. Мои земные радости – это друзья, дети. Главная моя любовь и опора сейчас. И общение – самая для меня большая радость в жизни.

– Обычно люди творческих профессий любят побыть в одиночестве.

– Мне с собой не скучно Но я обожаю принимать гостей. Меня никогда нельзя застать врасплох. Стол у меня всегда обильный, так хочется всех вкусно накормить. И от этого волнения никогда за столом не ем сама – не хочу, мне достаточно, чтобы они все ели.

– Журналистской зарплаты хватает и на наряды, и на обильный стол для гостей?

– Стыдно даже говорить об этом. Недавно всерьез решила заняться своим здоровьем. Но у меня украли деньги, на которые я так рассчитывала (мы с сестрами родительскую квартиру продали и поделили деньги). И вот я звоню в клинику и говорю своей знакомой – не буду процедуры продолжать, нет денег. Она страшно удивилась и спросила, сколько же я зарабатываю? Когда вынудила меня назвать сумму, опешила: «А чего так богато выглядишь?» (Смеется.)

– Кто-то сказал, что женщинам в журналистике проще, они могут многое добрать своими чарами – растопить лед, разговорить... Вы внутренне на это надеетесь, когда идете на встречу со «звездами»?

– Мне Алла Демидова сказала с подозрением: «Вот зашла однажды ко мне в гримерку женщина, такая же улыбчивая, как вы...» Конечно, обаяние играет роль, но крайне малую, можно расположить к себе личными качествами, естественностью поведения (а я, смею надеяться, человек естественный). Но можешь именно этим и не понравиться. Алле Демидовой я не понравилась, но как Володя Спешков сказал: «Ты ее победила». Или что-то в этом роде. Мне с ней было очень тяжело работать, и тут хоть заулыбайся. А недавно у меня был герой – худшего испытания в жизни не проходила. Раньше мне говорили про людей-вампиров, не верила, смеялась над этим. Тут же было ощущение, что он из меня все соки высосал, потому что ни на один вопрос не ответил: уходил, уходил, уходил... К концу разговора у меня разболелась голова и случился приступ тошноты.

– Но легких собеседников все-таки больше?

– Немного было сложных, всех запомнила. Правда, иногда легкость тоже бывает обманчивой – бессодержательной.

– Чувствуете ревность журналистской братии, когда вам первой открывают двери гримерки, за которой столичная знаменитость?

– Стараюсь не замечать. Никаких особых привилегий у меня нет, по-моему. У министра культуры свои пристрастия, если говорить о выборе журналистов. С Алексеем Пелымским (гендиректор филармонии – прим. автора) у нас в деловых отношениях есть дружеский оттенок. Но на мои репортажи это дружеское расположение абсолютно не влияет. Знаю, что могу раздражать и раздражаю окружающих, когда мне нужно снять качественный материал. Но мне в эти моменты все равно, что вокруг меня происходит. Главное – дело.

– «Территория культуры», «teATR», «Без грима»... Что дальше?

– Целый год думаю над тем, чтобы уйти из культуры в другую сферу. Но эти программы заявлены, заряжены, и это уже как будто поденщина. Нужно делать. Сейчас со мной работает молодая коллега Ксения, у которой все уже получается. Но режиссеру программ «Территория культуры» и «Без грима» мои намерения кажутся преждевременными. Он считает, что с моим уходом потеряется авторская атмосфера и художественная аура. Мне же хочется делать программы в социальной сфере. Но нужен особенный проект, чтобы не перебежать дорогу журналистам-социальщикам. Даст бог, с нового года начнем. Это будет шоу.

– Сегодня можете назвать себя счастливым человеком?

– Всего поровну. Я иногда удивляюсь, что никто, кроме моих близких, даже не догадывается, сколько трагических моментов на мою голову выпало. Что мне в зрелом возрасте пришлось все начинать с нуля. Я произвожу впечатление человека состоявшегося, легкого, удачливого, даже счастливого, что тоже верно. И прихожу к мысли, что каждому человеку в жизни дается столько испытаний, сколько он потянет. Мои друзья говорят: «Мы всегда считали, что ты была за мужем, как за каменной стеной: вся обласканная. И когда его не стало, с ужасом думали, что с тобой станет?» Да это все внешнее проявление меня. Я просто никогда и никому не рассказывала, что очень многое в жизни сделала сама, без помощи мужей. Я выросла в очень сильной семье, с сильным отцом, от нас – девочек – он, как от сыновей, всегда требовал быть мужественными. Не понимал слабости. Поэтому я очень сильная и с горем своим всегда справлялась. Каждый мой возрастной этап заканчивался какой-то драмой, и надо было выживать. Помогала отцовская закалка.

– Есть самые сокровенные минуты наедине с собой, которые ни на что не променяете?

– Такие минуты мне дает только красота, могу часами смотреть на море, обожаю Крым, но давно там уже не была. А дома мне хочется полного комфорта. Ненавижу дискомфорт, становлюсь ужасно капризной, раздражительной. Я с детства жила в хороших условиях, мы не были богачами, нас не баловали, но в доме всегда все было, и я привыкла к комфорту.

– Кто капризы удовлетворяет?

– Сама, конечно. (Улыбается.) Если что-то не получается – сама и виновата. Но я не отчаиваюсь.