Пьер Ришар, французский актер и режиссер: «Я лентяй, которому приходится много работать!»

В жизни Пьер Ришар Морис Шарль Леопольд Дефей еще больший недотепа, чем в кино. Он все время забывает документы и деньги, теряет багаж, может уснуть прямо на сцене… Он всегда был бунтарем: ушел без гроша в кармане от родственников-аристократов, отказавшись стать королем текстильной промышленности, менял жен, гонял на мотоцикле по Парижу, жил на барже и стал… звездой мирового кино.

Долгое время Ришара воспринимали как характерного актера комедийного амплуа. Возможно, поэтому он и прославился уже в зрелом возрасте, когда его комический талант приобрел более определенные черты. Пьер Ришар стал популярным в 70-е годы прошлого столетия, после того как исполнил главные роли в таких знаменитых фильмах, как «Высокий блондин в черном ботинке» (1972) и «Возвращение высокого блондина» (1974). Сам себя Ришар называет рассеянным философом, который стремится наслаждаться жизнью и не вмешиваться в политику. В свои 76 лет он молод душой, полон сил и энергии, обожает теннис, бегает по утрам и открыт для всего нового. Таков он, лучший на сегодняшний день комик Франции.

– Мсье Ришар, часто ли вам приходится бороться со стереотипом? С тем, что ваш образ в кино – совсем не то, что вы есть на самом деле?

– Я не боролся специально, но, знаете, была, конечно, какая-то этикетка на мне особая. Но с возрастом это меняется, и с тем, что я делаю последние несколько лет. Во французском молодежном журнале, очень передовом, была написана статья обо мне, и я понял, что, если эти люди говорят таким образом, – мой имидж меняется.

Пьер Ришар родился в богатой семье потомственных аристократов. Воспитывался у деда на севере Франции. С детства интересовался театром, но родственники считали увлечения ребенка чем-то несерьезным. Поэтому родной дом покинул с большим скандалом, уехав поступать на драматические курсы Шарля Дюллена. В театре он терпел неудачи одну за другой, на кусок хлеба приходилось зарабатывать танцами в кабаре и небольшими сценками. Первая заметная роль в кино у Ришара состоялась только к 33-м годам. Его пригласил режиссер Ив Робер в картину «Блаженный Александр». Успеха лента не имела, но для Ришара она стала судьбоносной – его заметили кинопродюсеры и главное Ив Робер. Позже он напишет специально для Ришара сценарий фильма о высоком блондине. После этих ролей окончательно формируется знаменитый образ милого недотепы с золотыми кудрями, который прославит актера на весь мир.
Среди самых известных фильмов актера – «Невезучие», «Папаши», «Высокий блондин в черном ботинке», «Игрушка». В конце 1980-х годов Ришар организовывает собственную студию «Фиделин фильм». В 1990-х приезжает несколько раз в Россию и Грузию, даже снимается у грузинского режиссера Наны Джорджадзе в комедии «Тысяча и один рецепт из меню влюбленного повара». За роль в этом фильме на Каннском кинофестивале был удостоен звания «Лучший актер». Снимается также в российском сериале «Парижане», в котором Ришару досталась роль старого учителя французского языка.Пьер Ришар был женат четыре раза. Первой женой актера была балерина парижской «Гранд Опера», у них родилось двое сыновей. Оба они музыканты: саксофонист и контрабаcист. После развода с первой женой Ришар выбрал в подруги актрису Мюриэль Дюбрюль. Третьей женой Ришара была марокканка Айша (на 34 года моложе Пьера). Четвертая жена Ришара – бразильская топ-модель Сейла, которую актер с нежностью называет «моя бразильянка» (младше актера на 25 лет).

– Не знаю, как у вас на родине, но наш зритель знает вас исключительно как милого неудачника, скромного интеллигента, который вечно попадает в истории…

– Но, заметьте, истории эти в конце концов оборачиваются для него удачей! И я такой. Так что, играя в кино, я постоянно совершенствовался в показе самого себя. Хорошо устроился, согласитесь.

– Разыгрываете? Всем известно, что комики в жизни, как правило, мрачные типы, только хорошо это скрывают…

– Нет-нет, я люблю жизнь и люблю получать от нее удовольствие. В юности я вовсе не хотел быть клоуном. Но я был застенчив, от волнения начинал заикаться, забывал текст. Думаю, преподаватели на драматических курсах вряд ли верили в мое большое будущее. К тому же я не обладал красотой трагического героя. Пришлось довольствоваться тем, что дала природа. Потом на это наложились определенные приемчики.

– В одном интервью вы сказали, что не рискнули бы есть цыплят, вскормленных Жераром Депардье. Почему?

– Цыплят выращивал друг Жерара Депардье. И, кстати, потом разорился. Когда они были в России, один привез своих кур, а Депардье – свое вино. Депардье сам не выращивает цыплят. Лучше делать вино!

– То, что вы делаете вино, – правда?

– Да, я тоже вино делаю. Но не говорите, пожалуйста, что выращиваю цыплят.

– Интересно, чьи вина дороже и кто больше продает, вы или Депардье?

– Я не знаю, за сколько он продает свои вина. Но он пьет больше, чем я – это я знаю точно. И он, наверное, сам уничтожает большое количество своих вин.

– Почему ваше замечательное вино, которое вы производите на своих виноградниках на юге Франции, так и не нашло спроса в России?

– До сих пор с вином мне в России не везло. В последние годы ко мне приходили как минимум полдюжины русских предпринимателей с ноутбуками под мышкой, которые предлагали организовать поставки моего вина в Россию. Более того, они хотели открыть по всей стране сеть ресторанов «Пьер Ришар». Но и этого им показалось мало. Они обещали наладить производство замечательной водки, названной в мою честь. Я уже чувствовал себя водочным королем в вашей пьющей стране. Однако все бизнесмены исчезали, не оставив следа...

– При слове «француз», невольно возникают четыре образа – Ришар, Депардье, Бельмондо, Делон. А на ваш взгляд, каков он – настоящий француз?

– Это зависит от эпох. Были моменты, когда был Делон, потом – Бельмондо, потом это был я, а потом – Депардье. Но во Франции приходят молодые, мы-то теперь старая гвардия.

– Мсье Пьер, если бы бог предложил вам самому выбрать лицо, стали бы вы Аленом Делоном, Леонардо Ди Каприо?..

– Я не хочу быть Аленом Делоном и тем более Леонардо Ди Каприо так же, как они не хотят быть мной. Я очень не любил себя в молодости, но сейчас понимаю, что внешность – это еще не все. Надеюсь, что скоро и другие поймут, что я могу быть не только идиотом в кино. В России, к сожалению, видели не все мои фильмы… Я снялся в документальном фильме об Эрнесто Че Геваре. Эта роль прекрасно отразила мое внутреннее содержание. Я, как и Че Гевара, бунтарь и отшельник.

– Вы сейчас гастролируете с театральной постановкой, а кино уже в прошлом? Или в будущем?

– Нет, конечно, кино продолжается. Я, может, не так много снимаюсь, как раньше. Понимаете, я немного сменил амплуа. Теперь у меня более драматичные фильмы или скорее трагикомические. Раньше я, прежде всего, хотел рассмешить. Сейчас, конечно, я по-прежнему люблю, чтобы люди смеялись, но чтобы немного и плакали.

– Тогда в связи с этим вопрос. Что легче: рассмешить человека или заставить его плакать?

– Я думаю, что легче заставить плакать, чем смеяться. На самом деле, смех требует огромной техники, точности. А для слез нужна только эмоция. Здесь достаточно искренности. Да и самому легче. Если ты не очень в форме, достаточно вспомнить что-то достаточно грустное из своей жизни и передать ее зрителям. И потом, если эмоция не очень удалась, этого не заметно. А вот со смехом... Если ты пошутил, а залу не смешно, это тебе просто пощечина.

– Есть ли у вас человек, которого вы можете назвать своим учителем?

– Чарли Чаплин, Бастер Китон – именно эти люди меня подтолкнули к тому, чтобы стремиться к кинематографу. И я очень как-то естественно себя чувствовал рядом с ними в том смысле, что я больше старался говорить своим телом, нежели языком. Я сейчас, конечно, изменился. Это люди, которыми я восхищаюсь, и это желание идти по их стопам. Но я, конечно, все это пытаюсь делать с юмором.

– Вы как-то сказали, что театр незаменим в жизни. Что еще в жизни вашей вы не могли бы заменить на что-то другое? Еда, женщины, дети?

– Конечно, то, чего нельзя заменить, – это моя любовь к детям, к внукам. И я прекрасно понимаю, что в один прекрасный день, когда я перестану играть в театре, если я перестану, то это у меня всегда будет, именно эти незаменимые вещи. И любовь женщины, и любовь моих детей и внуков. Сейчас у меня все замечательно, потому что у меня есть и то, и другое.

– Мировая слава и всенародная любовь. Что они дают лично вам? Питают? Обогащают? Отягощают?

– Теперь уже уверенно можно говорить, что они меня не испортили. Это главное.

– Ваш Франсуа Перрен и прочие «растяпы» и «невезучие» – это все наши люди, очень близкие, родные, понятные. Так что вы – наш русский народный артист.

– Это очень, очень приятно. Но необъяснимо для меня.

– Месье Ришар, с каким настроением вы прибыли в Россию?

– В состоянии крайнего возбуждения. При этом я немного побаиваюсь: в моем спектакле много текста – вдруг, несмотря на перевод, его не поймут? Но я успокаиваю себя: ведь русские меня так любят, что один мой вид приводит их в восторг (Смеется.).

– Что же вас тянет на сцену в 76 лет?

– Прежде всего, общение с публикой. Ее смех для меня – самый сильный наркотик, без которого я не могу жить. Да и врачи считают: чтобы быть в форме, надо много смеяться – по 10-12 раз в день. Вот я и укрепляю здоровье – и публики, и свое. Может, благодаря смеху я по-прежнему себя замечательно чувствую.

– Создается ощущение, что вы баловень судьбы?

– Мне всегда везет – это точно. Но удача сопутствует многим людям, которые, в отличие от меня, не отдают себе в этом отчета. Я же это ценю необычайно и не имею права чувствовать себя обиженным или несчастным.

– Вы по-прежнему пользуетесь успехом у женщин, которые любят веселых и остроумных?

– Если тебе удалось рассмешить женщину, значит, ты выиграл битву. Но пока не всю войну. Впереди самое трудное... (Смеется.)

– На ваш взгляд, политики больше похожи на трагиков или комиков?

– Я вообще их не люблю. Они часто бездарны и в той, и в другой роли. Но если плохой актер безвреден, то плохой политик опасен.

– Однажды Наполеона в кино запечатлел известный комик Кристиан Клавье, а Гитлера – сам Чарли Чаплин. Вам хотелось бы сыграть кого-нибудь из тиранов?

– Я готов изобразить любого тирана – он у меня будет очень смешным!

– Какие годы вашей жизни вы считаете лучшими?

– Те, которые у меня впереди. Я совсем не думаю, что у меня все в прошлом. И сегодня моя жизнь потрясающе интересна, в частности, в те моменты, когда я выхожу на сцену.

– Шарль Азнавур давно сочинил себе эпитафию: «Здесь покоится самый старый человек на кладбище». Вас она бы устроила?

– Вполне. К тому же я рассчитываю прожить дольше Азнавура (Смеется.).

– Актеры говорят, что для них все сыгранные роли – как дети. Но вы можете выделить особенно любимое «чадо»?

– Я очень люблю свою роль в фильме «Игрушка».

– Сценарий этого фильма вы написали вместе с режиссером Франсисом Вебером, чья была идея?

– Как-то Франсис наблюдал сцену у витрины, как богатые родители покупали ребенку все, на что он показывал пальцем. Тогда он и стал развивать эту тему: сначала был небольшой рассказ, потом выписали диалоги, некоторые сцены. Мы очень легко работали. Фабрис Греко, мальчик, который играл Эрика, случайно попал в фильм, его родители работали в киноиндустрии, он пришел к ним как-то на съемки, и там его увидел режиссер. Оказалось, что Фабриса просто обожает камера, он совершенно свободно себя чувствовал. И был очень трудолюбивым, мог один эпизод часами репетировать без перерыва.

– Кстати, а как сложилась его судьба, вы общаетесь?

– Мы все думали, что он станет актером, но Фабрис увлекся математикой и больше в кино не снимался. Он инженер-программист, растит дочь. С прессой не общается.

– Ваши сыновья стали музыкантами. Вы пытались переубедить их?

– Скорее нет, я просто вспомнил, как мои собственные родители не хотели, чтобы я становился актером, у нас были скандалы, в результате мне пришлось уйти из дома, сбежать в Париж. Своим сыновьям я постарался максимально объяснить, что труд музыканта очень сложный. Это же нестабильность, постоянные творческие метания, они послушали и согласились со мной. Кажется, у них что-то получается, они много гастролируют не только во Франции, но и за ее пределами.

– Знаю, что вы еще и пишете песни, выпустили три диска…

– Давно уже этим не занимаюсь. Просто не запоминаю тексты этих песен, учу и тут же забываю... А если серьезно, то это просто не мое оказалось.

– Вы хорошо разбираетесь в русской литературе, есть любимые писатели, герои?

– Очень люблю Чехова. Перечитал все пьесы, много прозы. Уже давно вынашиваю мечту поставить в театре «Дядю Ваню» и сыграть главную роль. Но хочу быть к этому готовым полностью, чувствовать, что смогу сделать этот образ ярким, настоящим, пока такой уверенности нет. В молодости мне нравились персонажи Тургенева, у него много сюжетов в сельской местности, в лесах, и эта тема мне близка, я сам родился в такой глуши. Люблю Булгакова. Может, сделаю экранизацию «Собачьего сердца».

– Будете играть профессора Преображенского?

– Нет, нет… Собаку.

– Чем это вызвано?

– Во-первых, я люблю домашних животных. У меня дома живут четыре собаки. И знаете, животные никогда не лицемерят. Шариков, будучи собакой, говорил о том, о чем люди думают, но никогда не говорят. Только детьми мы позволяем себе говорить то, о чем на самом деле думаем. Но ребенка я сыграть уже не могу. А вот собаку – пожалуйста. Особенно если речь идет о старой собаке (Смеется.).

– Вам что-то не нравится в русских?

– Мне судить трудно. Когда я попадаю в вашу страну, то нахожусь словно в башне из слоновой кости. Правда, мне кажется, что русские до сих пор не научились жить в условиях, пусть относительной, но демократии. Многие из них словно остались существовать в советском времени. В отелях стоят церберы-швейцары, которые ведут себя так же, как и 20 лет назад.

– Читала, что вы любите поспать…

– Если не репетирую, то ем или сплю. Чаще сплю. Однажды меня за это уволили из театра. По спектаклю я должен был заснуть. Но прилег – и… заснул по-настоящему. Мои товарищи по сцене кричали, пытались меня пнуть, уколоть, чтобы я проснулся. Но я заснул мертвецким сном. Потом мне рассказывали, что никогда еще зрители так не хохотали. Но это не спасло положения. Из-за того что артист, играющий главную роль, заснул, спектакль был сорван. Но я не чувствую вины. Если я заснул, значит, постановка была скучной. Это вина режиссера. Извините, если я сейчас засну, ладно? Я могу задремать, даже если вокруг меня много народу и гремит музыка.

– Не собираетесь ли вы, подобно Мольеру, умереть на сцене?

– Почему бы и нет? Но не сразу, а как можно позднее.

– Вы смеетесь, когда смотрите свои старые ленты?

– Раньше я их никогда не пересматривал, а сейчас делаю это с удовольствием. Наверное, с годами я стал снисходительнее по отношению к самому себе. Теперь мне кажется, что и в молодые годы я был не безнадежно плох.

– Еще до того, как вы стали кинозвездой, выдающийся хореограф Морис Бежар приглашал вас в свою балетную труппу… Это правда или только слухи?

– Конечно, было. Но тогда я был гораздо моложе. И как говорят, имел все данные, чтобы стать танцором. А Морис Бежар искал актеров, которые могли бы танцевать. До меня он уже просмотрел 300 человек, которые ему не подошли, и ко мне он сначала отнесся очень холодно, спросив: «А вы разве умеете танцевать?» В течение десяти минут я перед ним на сцене вытворял черт знает что, но был настолько гибок, что Бежар решил меня взять. Но в тот же день меня пригласил к себе знаменитый шансонье Жорж Брассанс. Уйти к Бежару было бы предательством, и я отказался от балетной карьеры. Так я попал к Брассансу.

– Согласились бы вы провести несколько лет в России?

– Я бы с удовольствием провел на съемках в Москве или Петербурге 3-4 месяца, но едва ли бы остался там на всю оставшуюся жизнь. Месяц пожил бы даже на Урале. Но коротать свой век хочу все-таки в Париже. Меня слишком многое связывает с Францией, включая семейные узы.

– Вы постоянно в трудах. Написали книжку, снимаетесь в кино, репетируете новый спектакль. Не наигрались?

– Я лентяй, которому приходится много работать. Порой обстоятельства складываются так, что некуда деваться.

– Вы пересели с автомобиля на мотоцикл. Не забываете соблюдать правила движения?

– Стараюсь соблюдать, потому что чертовски боюсь полицейских. Даже не знаю почему. Мне обычно все сходит с рук. Стоит снять шлем, как жандарм говорит: «А, это вы! Все в порядке!». Правда, некоторые просят предъявить документы. Тут я начинаю долго шарить по карманам, и полицейский зовет коллег: «Идите сюда! Пьер Ришар показывает свой номер! Обхохочешься!» Ну, а больше всего их забавляет, когда от волнения вместо прав я протягиваю им чековую книжку.

– Месье Ришар, не обидно, что за полвека карьеры вы не получили наград на Каннском фестивале?

– Немножко обидно. В отличие от зрителей, критика меня начала ценить относительно недавно. Хотелось бы почитать, что она напишет после моей смерти. Думаю, что главные награды меня еще найдут.

– Говорят, что вы часто получаете письма от русских поклонниц, которые вам переводит на французский внучка...

– Да, она занимается русским языком уже около двух лет. В основном присылают признания в любви, говорят, что с удовольствием вышли бы за меня замуж. Приглашают в Москву. Это письма наивные, и чаще всего слова идут от чистого сердца.

Автор благодарит за помощь великолепного переводчика и замечательного человека Зою Звездину