Обратная сторона: спектакль

Для большинства зрителей спектакль представляет собой двухчасовую историю, сыгранную несколькими актерами. Но театральная сцена скрывает гораздо больше действующих лиц, чем те, что прописаны в разноцветной программке. Труд этих людей никогда не проходит мимо вас. Читайте новый выпуск «Обратной стороны» о том, как творить историю театра за кулисами.

Понимание того, что вы подходите к сцене Челябинского театра драмы имени Наума Орлова, приходит очень просто – она никогда «не молчит». Шум, скрежет и отдельные выкрики работников сразу дают понять, где ты находишься. «Никаких прибить, надо пришить!» – возмущается кто-то из бригады монтировщиков сцены. Это полным ходом идет установка декораций для спектакля «Ханума». Мастера будто бы делают вид, что не замечают твоего присутствия. Для зрителей сцена кажется тесной и небольшой. А если ты сам смотришь в зал под светом софитов, то она кажется тебе просто гигантской. Конечно, на репетиции задача облегчается отсутствием зрителей в зале – сиденья просто накрывают специальной тканью.

Заместитель директора по художественно-постановочной части Владимир Карпов пристально наблюдает за работами на сцене, отдавая короткие указания. «Театр как маленький завод с цехами. Подготовка к спектаклю занимает примерно полтора месяца, но все зависит от его сложности, – рассказывает Карпов. – Есть один, где строятся чуть ли не настоящие дома на сцене, и изготовление может занимать не один месяц, а есть такой, что на сцене стоит только одна скамейка. Очевидно, после проката остаются уникальные вещи – костюмы или декорации. Идет «естественной отбор»: что совсем дерево или тряпка – отправляется в утиль. Откуда мы получаем материал? Люди сами звонят в театр и предлагают забрать свои вещи. Некоторые мы берем безвозмездно, а другие – по объявлению. Например, у нас был спектакль «Васса», а для него нужно много замков с чемоданами, причем не бутафорские, а настоящие. Когда понадобилась машина – начали звонить по автосервисам и нашли».

Чего только не спрятано в глубине сцены: старенькое пианино на колесиках, гора подсвечников, гондола без дна и большое живописное полотно замка соседствуют с огромной головой Владимира Ильича Ленина. Который, кстати, многому научился за кулисами театра – теперь вождь участвует в одном из спектаклей, а не просто «помогает» на партийных заседаниях. И все по причине того, что его когда-то не смогли перевезти. Тем временем рядом с нами начинает возиться один из монтировщиков, подготавливая ящик к переносу.

«Надо проверить, чтобы все было перекрыто, мы после каждой монтировки так делаем. Когда новые декорации начинаем ставить – потихонечку привыкаем и осваиваемся. Затем они становятся привычными. Так всегда, пошла проза жизни, – говорит машинист сцены Александр Самсонов. – Я работаю здесь с 1975 года, и уходил, и возвращался обратно. Многое видел – для меня театр как смысл жизни и родной дом. Всех здесь знаю. Не до конца, но кто чем живет, ведь общаешься и с актерами, и с цехами. Иногда художник задумал так, уехал, а актеру лучше по-другому, и ты помогаешь, изменяешь план. Например, мебель. Стоит в середине, а ее вправо-влево нужно сдвинуть. У них же актерские ходы там, мизансцены!»

Парадокс театральной сцены заключается в том, что зритель видит только артистов, их работу, не замечая, сколько всего происходит за кулисами и даже… Над ними! По словам Владимира Карпова, отдавшего работе со светом несколько лет жизни, перемена света, музыкальные эффекты, перестановки в декорациях – все следует репликам актеров. Спектакль же делится на определенные мизансцены. Текст пьесы должны знать абсолютно все. Свет «цепляется» либо по реплике актера, либо по музыке, либо по движению актера с декорациями. А руководит такой работой помощник режиссера.

Но даже во время самых простых постановок без внешней стороны спектакля ну никак не обойтись. И здесь без разницы – два человека произносят свои реплики или целая труппа. Поэтому пора покинуть театральную сцену и увидеть то место, которому бы позавидовал любой шопоголик, – костюмерный и обувной цеха. На этот раз нас ждет поездка на одном из лифтов театра, внутри которого даже располагается стационарный телефон. Кстати, интересно, что в здании не хватает одного лифта. Он был нарисован в плане, была изготовлена шахта, но он так никогда и не приехал по зову кнопки. Видимо, ошибку заметили слишком поздно.

В раю костюмов заблудиться не составит труда – два этажа внутри одной комнаты с десятками переполненных одеждой шкафов. Почти все костюмы могут отправиться на гастроли вместе с театром, поэтому выглядят они как с иголочки. Заведующая костюмерным цехом Галина Максимова раскрывает нам тонкости профессии: «Изживает себя спектакль, а костюмы – на склад и ждут своего времени. Есть очень старые костюмы, переехавшие к нам из старого театра. Мундиры, например. Каждый костюм для конкретного актера – на нем есть бирочка с фамилией, другой человек его не надевает. В помощь артистам на спектакли у нас существует штат одевальщиков, которые готовят костюмы, гладят их и вообще наводят порядок. Кроме того, они лично помогают актеру переодеваться. Возмущаются ли артисты по поводу одежды? Если только на этапе пошива возмущаются, но не часто, все мы люди, все бывает». (Улыбается.)

Что касается обувного царства, то оно также кишит разнообразием, как и предыдущее. Максимова показывает наборы всевозможных туфель, моментально перечисляя, из каких спектаклей они пришли в эту комнату. На вопрос: «Вы помните, спектакли для каждой из пар?» она невозмутимо отвечает: «Конечно, работа у нас такая». Кроме тех же туфель и ботинок в помещении можно отыскать и всевозможные шляпы – от пожарного до викинга. Рядом – специальная ширма-перегородка для смены одежды. А ещё для хохмы понатыканы различные части тел манекенов, которые передают настоящую театральную атмосферу этому месту.

К слову, на удивление самый дальний живописно-декоративный цех производит впечатление самого творческого во всем театре. Он располагается под крышей и представляет собой огромный ангар, в тишине которого художники трудятся над очередной поделкой. Повсюду следы краски, банок от нее и даже большие праздничные новогодние шары. Начальник цеха Надежда Черепанова, кажется, никогда не расстается с кисточкой, расписывая декорации. Под ее пером зрителю на суд предоставляются те же костюмы, бутафория и реквизит спектакля. В качестве образцов у нее есть цветные эскизы художника-постановщика.

«Сейчас мы делаем сказку – маленький выездной «Летучий корабль». В виде рыбы. Три года у нас не было такой удачной сказки! Веселая, музыкальная и красивая. Я тут работаю уже давно, и художники-постановщики, конечно, хозяева своей задумки, поэтому надо исполнить, как они пожелают, хорошо, ведь главное, чтобы человеку было приятно. Но никто пока не жаловался, когда уезжают – добрые слова говорят. Мы тепло с ними расстаемся, – делится Надежда Черепанова. – Чем замечательна эта работа? Ты встречаешься с хорошими художниками, и работа не повторяется каждый раз. Один спектакль дважды не делается, поэтому не заскучаешь. Я даже сама на сдачах или премьерах присутствую – настолько приятно, что нашим трудом мы даем небольшую радость зрителю, это здорово!»

Иронично, что свой Ленин есть даже в этом цеху и опять по схожей причине – сложно перевозить декорацию. Поэтому рисованный Владимир Ильич, похожий на матрешку, лишь гордо взирает свысока, контролируя работу. Но даже он не единственная историческая личность в этой комнате. На одной из стен можно найти коллажи из фотографий и различных вырезок, символично, что одна из них – портрет Михаила Булгакова. Не бывает же таких совпадений! «А мистики у вас здесь случается?» – спрашиваю у начальницы цеха. Она, улыбнувшись, отвечает: «У нас же не ставят «Мастера и Маргариту» – вот особо плохого ничего и не бывает. Говорят, что вся мистика именно с этим спектаклем связана». После этого можно было со спокойной совестью пройти на самую высокую точку города – взобраться на крышу театра. Ведь Аннушка не прольет масло на лестнице.

Вы можете представить себе спектакль, за время которого герои бы не двигались с места и молчали? Нет, до такого артхауса, к счастью, еще не дошли. Поэтому неотъемлемой частью театральной сцены можно считать даже простой стул. А отвечает за него как раз мебельный цех, в который мы и направились. Жизнерадостный молодой заведующий Виктор Черницын как раз принимал новый «экспонат»: «Шкаф, 1936 год, ручная резная работа, дверь закрыта. Пока оставляем на хранение, а если понадобится – открою. Возможно, там что-нибудь есть...» – загадочно улыбнулся Черницын. И подобных вещей у него на рабочем месте очень много. В комнате несколько больших полок с мебелью, помеченных номерами и листочками с названиями постановок. Разнообразие здесь явно было к месту: искусственные растения, кровати, гроб, около десяти велосипедов, здоровая голова летучей мыши и еще нечто очень необычное.

«Есть театральная легенда, что когда во время Великой Отечественной войны эвакуировали Эрмитаж, то часть мебели осталась здесь, в театре. Верю ли я в это? Ну, глядя на то, что на некоторых написано «мебельная фабрика 1903 года»… Допустим, такое возможно. − говорит Виктор Черницын. − Покупаем и антиквариат для театра. У нас есть софа конца 19 века, сейчас участвует в «Дяде Ване» на малой сцене. Вообще мебель требует ухода − как дома не оставишь, чтобы просто так стояла. Она у нас на гастроли ездит! Часть из спектакля в спектакль переходит. Стулья венские к примеру. Один из них из «Вишневого сада», а к «Лавине» его дополнительно обшивали, ну а сейчас он в «Варварах» и перекрашенный. Что еще сказать? Это театр, он завлекает».

Заведующий мебельным цехом с удивительной легкостью вспоминает названия всех спектаклей, в которых он принимал и принимает участие как еще и монтировщик сцены. У каждого из работников есть утренняя и вечерняя смены, на которые приходится от трех до десяти спектаклей. Весь репертуар нужно знать наизусть, чтобы на сцене не случился казус. Или чтобы его хотя бы не заметили зрители. Перед каждым выпуском спектакля следует монтировочная репетиция, со всей сменой декораций при участии артистов. Чтобы актеры знали − здесь декорации опускаются и никого не должно быть, а тут – реплика, а затем смена декораций. Как ни старайся, но форс-мажоры и смешные истории все равно периодически случаются. Идеальных спектаклей не бывает, и именно поэтому на спектаклях дежурят бравые монтировщики.

«Каждый спектакль не похож один на другой. От всех случаев мы не застрахованы – это сцена. Здесь помимо механика еще и человеческий фактор присутствует. Стулья ломаются периодически. На «Дориане Грее», например, до начала спектакля остается 20 минут. Звонок, и мне говорят: «Тут кресло-качалку сломали». Я бегу на сцену – и правда сломана, быстро-быстро в слесарку, в срочном порядке все сварили, покрасили и обратно на сцену. Успели конечно, единственное – зрителей чуть позже запустили в зал, – вспоминает Черницын. – Или на «Чужом ребенке» есть маленькая табуреточка, которую не видно, но на нее встают артисты, чтобы из окошка смотреть. Я дежурю, увлеченно слежу за спектаклем. Вдруг мне говорят: «А где табуретка?» Вскочил, с такой скоростью бегал только один раз в жизни. Я рванул быстро до мебельного и за десять секунд до выхода артистки успел новую под окном поставить. Разное бывало – это сцена».

Сцена театра и спектакли, которые на ней происходят, – это нечто иное для понимания обычного человека. По ту сторону сцены мир выглядит совсем другим. И не важно, монтируешь ли ты за кулисами декорации или зачитываешь монолог перед несколькими сотнями незнакомых лиц. Ты все равно этим живешь. А секрет этой театральной и творческой сплоченности совершенно разных людей очень простой и очень сложный одновременно.

«Я работаю в театре с 2007 года. Ребята, это просто сцена с другой стороны. Ты видишь жизнь с другой стороны, со стороны закулисья, причем закулисья жизни. Ты начинаешь по-другому смотреть на жизнь, на ситуации, по-другому решаешь конфликты. Театр засасывает! Если вовремя не уйти рядовому человеку, то театр все равно останется в твоей жизни. А коллектив хороший, добрый, отзывчивый, прямо как семья, − улыбается Виктор Черницын. − Я с удовольствием иду на работу каждый день и когда подхожу к театру, то ловлю себя на одной мысли: кто бы мог подумать, что когда в школе мы с классом ходили на спектакль, что я буду здесь работать и служить искусству в какой-то мере... В театр ты идешь с приподнятым настроением. Даже когда у тебя выходной, а по телефону звонят и говорят: «Приди срочно», ты все равно идешь, потому что надо, и никак иначе. Надеюсь, что я смогу отдать всю жизнь на служение театру».