Святослав Бэлза, литературный и музыкальный критик, автор и ведущий телепрограмм: «К общественному телеканалу уже относятся с предубеждением»

Народный артист России, писатель и музыкальный критик, известный телеведущий Святослав Бэлза – частый гость в Челябинске, но впервые стал гостем нашей редакции. О том, как он пришел на телевидение, почему много лет назад выбрал филологический факультет, верит ли в создание в России общественного телеканала, в совет которого сегодня включен, мы говорили со Святославом Бэлзой. И, конечно же, не могли обойти молчанием вопрос всех времен и народов: что спасет мир от разрушения и зла?

Малая родина

– Не будь Второй мировой войны, Святослав Игоревич, вы бы родились не в Челябинске, а в Киеве?

– Да, потому что родители мои жили тогда в Киеве, папа был профессором Киевской консерватории. И, по замыслу моих родителей, я должен был родиться в Киеве. Но началась война, немцы подступали к Киеву. Папу пригласили работать в Москву, но там не было, как говорится, ни кола, ни двора. А папин родной брат был крупным инженером и занимался перепрофилированием Челябинского тракторного завода в танковый, здесь у него была квартира. И мама поехала к нему, потому что я вот-вот должен был родиться. Я появился на свет в Челябинске, а через неделю папа забрал нас с мамой в Москву.

– И через сколько лет удалось навестить город своего рождения?

– Только в 50 лет я вновь приехал в Челябинск. К тому времени я уже объездил полмира, весь Советский Союз, довольно часто бывал рядом с Челябинском – в Екатеринбурге, например, в других уральских городах. Но в Челябинске – ни разу! Я понял, как хорошо иметь малую родину только тогда, когда в Челябинске мне устроили юбилей. Это был прекрасный творческий вечер, в котором принимали участие замечательные артисты, в том числе наш прославленный бас Александр Ведерников.

– С тех пор вы в Челябинске бываете достаточно часто?

– И всегда приезжаю сюда с огромным удовольствием. Думаю, ностальгия по местам, где человек родился, это не только поэтами придуманное чувство. Физики, например, объясняют ностальгию какими-то особыми магнитными колебаниями. Кстати, в Челябинске родились многие мои друзья – Александр Градский, Анатолий Кролл, замечательный джазовый гитарист Алексей Кузнецов, мой покойный друг Евгений Гинзбург и, конечно же, Олег Митяев, который придумал премию «Светлое прошлое» для граждан уральской национальности.

– Вы были в числе первых, кто получил «Кентавра с цветком в груди» Эрнста Неизвестного?

– Да. И мне эта работа по своей выразительности нравится даже больше, чем скульптура того же Эрнста Неизвестного, которая вручается победителям премии ТЭФИ. Кентавр стоит у меня среди других призов и очень даже выделяется из всего.

– Вам устроили экскурсию по городу в ваш первый приезд в Челябинск, показали роддом, где вы появились на свет?

– Вы знаете, нет. Может быть потому, что я сюда приезжаю работать – всегда есть какой-то график рабочий, в котором нет места для отдыха и экскурсий. Но с каждым приездом в Челябинск укрепляется мое мнение, что это могучий город – здесь много серьезных предприятий, ведется огромное строительство... А теперь Челябинск вообще прославился на весь мир благодаря метеориту.

С поэтами «на дружеской ноге»

– Почему после окончания школы вы выбрали филологический факультет? Довольно часто можно услышать, что на филфак поступают люди, не вполне определившиеся с профессией.

– На филфак МГУ меня привела любовь к литературе. Когда встал выбор, куда идти – в консерваторию или в университет, я выбрал второе. Музыкой меня, видимо, перекормили в детстве. Родители не настаивали на консерватории, хотя папа был профессором Московской консерватории, а мама – членом Союза композиторов, она писала о музыке под девичьей фамилией Зоя Гулинская. В ЖЗЛ вышли ее книги о композиторах Сметане и Дворжаке, потом она писала монографии о друзьях семьи – композиторах Мясковском, Глиэре... Поэтому родители, конечно же, мечтали, чтобы я стал музыкантом. Но, поскольку у папы круг интересов был широчайший, – он был не только композитором, музыковедом, но историком культуры в широком плане – в Академии наук он возглавлял комиссию по творчеству Данте, был в Пушкинской комиссии, занимался творчеством Булгакова, Гумилева, Гофмана, то особой трагедии в том, что я выбрал филологический факультет, в семье не было. Это тоже было продолжением семейных традиций.

– Родители всегда поощряли ваши увлечения?

– Да. (Смеется.) Начитавшись «Трех мушкетеров», я потребовал, чтобы меня отдали в школу фехтования. Родители согласились, хотя понимали, что нагрузка будет колоссальной – к английской спецшколе и музыкальной школе добавилась серьезная спортивная школа. Но я не бросил фехтование – занимался им со второго класса до последнего курса университета, стал чемпионом Москвы среди юношей, чемпионом университета, входил в сборную Москвы. Надо сказать, что семья у нас вообще была нетипичной. К примеру, в нашем доме было четыре пишущих машинки на троих – у каждого своя и одна с латинским шрифтом. (Смеется.) Папа привез ее из загранкомандировки, потому что научные труды требовали цитат из французского, чешского, польского...

– Когда была написана ваша первая литературоведческая работа?

– Я написал первую научную работу в 18 лет. В 32 года меня приняли в Союз писателей. К тому времени было много чего написано, в том числе, предисловие к моим любимым «Трем мушкетерам». Это предисловие уже более 30 лет переиздается и даже переведено на языки некоторых бывших республик СССР. После окончания университета я 37 лет проработал в Институте мировой литературы Академии наук, где нужно было выполнять норму листажа: у младшего научного сотрудника было пять авторских листов – это 24 машинописных страницы А4, у старшего – семь авторских листов…

– Только для плана или пользы ради?

– Все это печаталось, и было много очень интересных хороших работ. Мы также печатали коллективные труды – я участвовал в создании «Истории всемирной литературы» в десяти томах, мои статьи опубликованы в сборниках «Сервантес и всемирная литература», «Польско-русские литературные связи» и других. Институт мировой литературы – это замечательнейшее место на земле! Там работали выдающиеся ученые: Сергей Аверинцев, Михаил Гаспаров и другие настоящие светочи знания.

– Почему ушли в «Литературную газету»?

– Не ушел, в ЛГ я работал по совместительству, на полставки. Дело в том, что литературоведческие труды давались мне достаточно легко, писал я быстро, и у меня оставалось немало времени, чтобы заниматься журналистикой. Вначале это была «Неделя» – самый популярный еженедельник 60-х ХХ века в России, а потом десять лет был обозревателем по зарубежной культуре «Литературной газеты».

– Сегодня принято ругать «Литературную газету».

– Печально все это слышать, потому что для меня ЛГ – не только моя молодость. В то время эта газета была настоящим гайд-парком советской журналистики. Кроме того, я обязан ЛГ своим личным знакомством со многими великими писателями мира, прежде всего, с Грэмом Грином.

– Наверняка с кем-то из писателей у вас завязалась крепкая дружба?

– По счастью меня дарили своим расположением все знаменитые писатели, с которыми я встречался. Довольно рано я почувствовал вкус к собиранию автографов, и мой первый автограф в возрасте 11 лет получил у Сергея Михалкова, потому что они с папой работали тогда над переводом либретто опер чешских классиков Сметаны, Дворжака. И вот на роскошном подарочном издании Михалков написал: «Светику Бэлза от Дяди Степы». Многие, конечно же, перенесли дружеские отношения с папы на меня. Мне подписывали книги Ираклий Андроников, Виктор Шкловский, Дмитрий Лихачев и другие. Горжусь, что в моем собрании много дружеских автографов.

Но больше всего на свете я люблю поэзию. Особенно поэзию Серебряного века и шестидесятников – Беллы Ахмадулиной, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского, Булата Окуджавы, Роберта Рождественского... Андрей Вознесенский увековечил меня в поэме «Казино Россия», зарифмовав «Бэлза-бездна»; Евгений Евтушенко сделал мне посвящение: «Я рифмами объелся и давит груз грехов, но посылаю Славе Бэлза свой новый том стихов». Дружу и с прозаиками – с Фазилем Искандером, Андреем Битовым.

Двадцать лет без отпуска

– Вероятно, вы ощущали и нотки трагизма в жизни писателей той эпохи?

– Нет... Вероятно потому, что был слишком занятым молодым человеком. Я бы даже сказал, что параллельно жил в нескольких измерениях – среди ученых, музыкантов, спортсменов, журналистов. А вскоре в мою жизнь с легкой руки Юрия Сенкевича вошло телевидение, я стал работать на ТВ, а с 1987 года пошла моя передача «Музыка в эфире» на Первом канале. И я еще некоторое время совмещал и работу в Академии наук, и работу в ЛГ, и телевидение. При этом довольно много писал – моим любимым жанром стало предисловие. Как сказал один остроумец, хочешь быть впереди классика, пиши предисловия. (Смеется.) С моими предисловиями вышло многим более 100 книг зарубежных авторов. Причем, я рано завоевал право писать только о том, что мне самому нравится, о тех авторах, которые мне дороги и близки. С моими предисловиями вышли книги Шекспира, Оскара Уайльда, Дефо, Киплинга, Дюма, Бальзака, Жюля Верна, Эдгара По… Так что мне некогда было думать о трагизме.

– По сути на ваших глазах преломилась эпоха – мы перешли из социализма в капитализм. Вы это тоже легко пережили?

– Очень легко, и вновь потому, что у меня было много дел. Мне некогда было переживать: музыка, литература, журналистика всегда были востребованы как раз на сломе эпох. С началом перестройки у меня открылись новые возможности на ТВ, одно время я был даже художественным руководителем всех студий музыкальных программ Останкино, а работа на ТВ забирает довольно много времени. К тому же, когда ты начинаешь мелькать на экране, тебя начинают приглашать вести концерты. Сначала пошла концертная деятельность в Москве, потом за ее пределами, а потом и за рубежом. У меня лет 20 не было отпуска, как его понимали во времена СССР – то есть 24 дня отдыха. И я как-то не ощущал особой потребности в таком отдыхе, хотя жизнь моя была просто сумасшедшей, если говорить о занятости. И только последние несколько лет я начал выкраивать хотя бы месяц в году для отдыха и этот темп рабочий немножко сбивать.

– Почему, на ваш взгляд, так случилось, что хорошие музыкальные программы на ТВ постепенно сменились попсой и развлекательными шоу? Некому было противостоять?

– Это объясняется просто: у советской власти была культурная политика, она проявлялась в том числе в СМИ, на ТВ, на радио. И потому многие советские люди говорили: «Я впервые эту симфонию или оперу услышал по радио»… Затем политики не стало, хуже того, пресс коммерциализации оказался страшнее пресловутой коммунистической идеологии и цензуры. Коммерциализация вытеснила классику, театр, поэзию. До создания канала «Культура» вообще все было очень печально. Недавно мы отметили 15-летие «Культуры», и я теперь не представляю себе, где бы я работал, не будь этого канала. Счастье, что у истоков «Культуры» стояли такие великие люди, как Дмитрий Сергеевич Лихачев и Мстислав Леопольдович Ростропович! Без их авторитета в то время такой канал мог и не возникнуть. А это было спасением! Потому что с основных каналов классика исчезла вообще.

– Денис Мацуев сказал, что сегодня он входит в совет директоров Первого канала и надеется на этом канале возродить программы классической музыки.

– Слабо в это верю, хотя авторитет Дениса Мацуева сегодня очень высок. Но не думаю, что Первый канал станет конкурентом телеканала «Культура». Хотя я не устану говорить о том, что в нашей стране, которая в области культуры все еще остается сверхдержавой, ТВ не может быть только средством массовой информации или средством манипулирования общественным сознанием, оно должно нести просветительскую функцию всенепременно! Ведь даже сегодня, во времена Интернета, телевидение для многих россиян остается окном в мир культуры.

Общественное ТВ – быть или не быть?

– У вас тоже есть возможность изменить телевидение в России, вы, как известно, входите в состав совета Общественного телеканала. Верите в то, что такой канал в России появится в ближайшем будущем?

– Надеюсь, что уже в середине мая этого года вещание Общественного телеканала начнется в интернет-режиме, затем он будет включен в пакет основных платных каналов: НТВ+ и так далее, а с сентября начнется вещание через спутник с охватом довольно большой аудитории.

– Насколько ваш совет способен повлиять на формирование программ этого канала?

– В совете представлен весь спектр интересов общества – в него входят представители культуры, спорта, политических кругов, армии, религиозных конфессий... Надеюсь, это позволит в программах Общественного телеканала отражать именно интересы общества. Так, по крайней мере, задумано. Возглавляет совет Олег Табаков. Но, конечно же, очень непросто создать новый канал. К тому же, еще до появления каких-либо тестовых передач, к нему уже относятся с предубеждением. Представители оппозиции считают, что это должен быть оппозиционный канал, кто-то считает, что нужно больше внимания уделять проблемам гражданского общества... Но мы решили, что это, прежде всего, должен быть добротный телевизионный канал. Он должен быть честным в плане информации, и он не должен быть чисто московским каналом. Мы как раз надеемся использовать силы локального телевидения для создания его программ, чтобы в его передачах отражалась жизнь всей России, а не только Москвы и Петербурга.

– То есть привлечь к его работе региональных журналистов?

– Да. И студентов журфаков региональных университетов. Я много езжу по стране и знаю, что жизнь в российских городах очень активная сегодня. Много чего сегодня происходит на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке и так далее. Но, к сожалению, новостная политика центральных телеканалов и других СМИ такова, что в лентах новостей мы видим только серьезные происшествия на местах – взрывы, аварии, потопы, автокатастрофы, убийства. Все это сразу попадает в первые строки новостей. А вот если где-то открыли новый концертный зал или построили новый мост, если где-то проходит грандиозный фестиваль, об этом почти не говорится в новостях. В прошлом году мы со знаменитым танцовщиком Владимиром Васильевым были приглашены в Красноярск в качестве гостей на потрясающий фестиваль, который бы сделал честь любой столице. Это фестиваль стран Тихоокеанского региона: от Америки до Австралии, вся Азия – тысячи участников. В программе фестиваля все жанры искусства. Мы получили колоссальное удовольствие. Но в центральных СМИ, к моему удивлению, об этом фестивале не было сказано ничего!

– То есть вы надеетесь жизнь в регионах вывести на Общественное ТВ?

– Да, и, конечно же, члены общественного совета будут отстаивать интересы своей профессии.

– Вы уже предложили какие-то музыкальные программы для Общественного канала?

– Конкретных программ нет, но направления уже предложены. Я не уверен, что могу лично предлагать что-либо конкретное, потому что сегодня являюсь лицом канала «Культура», то есть речь идет о конкуренции. Но, надеюсь, с музыкальными программами на общественном ТВ будет все в порядке, потому что и Анатолий Григорьевич Лысенко, и его первый зам Александр Сергеевич Пономарев к музыке и культуре вообще относятся с должным уважением и понимают, что культура должна занять на телеканале достойное место.

– Общественное телевидение требует больших вложений. Насколько сложно в России создать независимый канал, в который вкладывать средства будет пока только государство, зрители ведь не готовы оплачивать работу такого канала?

– Это сложно, да. С финансирование все непросто.

– Ведь рекламы на общественном ТВ быть не может?

– Рекламы не будет, на «Культуре» тоже нет рекламы, и все-таки справляемся. Сегодня рассматриваются разные модели финансирования Общественного телеканала: и бюджетное финансирование, и банковские кредиты... Но, конечно же, финансирование – один из болезненных вопросов. Не секрет, что изначально предполагалось передать этому каналу материально-техническую базу канала «Звезда», а потом было решено, что на чьих-то костях свое счастье строить неудобно, поэтому решено все делать с нуля.

– Обсуждался вопрос, способно ли население внести свой финансовый вклад в такое телевидение?

– Обсуждался. Но сначала нужно запустить канал. Думаю, если он будет достойным, то люди будут платить, как они сегодня платят за дополнительные пакеты телевещания. Форма финансирования этого канала постоянно обсуждается, но меня, честно скажу, больше волнует программное его наполнение.

Везение

– По-моему, россияне в массе своей уже утратили понимание того, что музыка Чайковского, Моцарта или Рахманинова, полотна Ренуара или Серова позволяют человеку осознавать, что жизнь, при всей ее трагичности, прекрасна. Это и приводит в конечном итоге к повальной депрессии.

– Согласен. Великое искусство, конечно же, помогает преодолевать ту сердечную недостаточность, которую дает нам действительность. Недаром же искусство в целом, включая музыку, называют второй реальностью. И дарована она была, вероятно, свыше, потому что не вполне совершенна реальность первая – наше с вами бытие на Земле. Хотя, если мы вспомним биографию Сергея Васильевича Рахманинова, то поймем, что она тоже была достаточно трагична, мало кто так, как он, переживал разлуку с Россией, для него это было физической болью.

Однако именно приобщение к высокому искусству дает человеку особую силу. Как говорил Лев Толстой, жизнь есть приращение души. Но нужно питать душу не суррогатами, которые очень настойчиво сегодня нам предлагает коммерция.

– Возможно, кого-то и попса спасает?

– Попса есть явление не только музыкальное, попсу мы видим и в литературе, и в архитектуре, во всех сферах искусства и жизни вообще. Дай бог, чтобы и попса кому-то помогала. Но только настоящее искусство может дать то, о чем писал Блок: «Береги остаток чувства, храни хоть творческую ложь, в легком челноке искусства от скуки жизни уплывешь». Мы, конечно, люди счастливые, те, кто приобщен к настоящему искусству.

– Как научиться отличать настоящее?

– Отличать настоящее из всей массы предлагаемого – это важное качество тоже приходит с возрастом. Никто не рождается с отменным вкусом. Таких людей, как Василий Шукшин, который сам себя сделал в искусстве, очень немного. Вкус чаще всего вырабатывается с годами, с опытом. Хорошо, конечно, если у человека с самого начала жизненного пути были хорошие наставники – будь то семья, учителя, друзья. Чтение книг, созерцание великих полотен, слушание музыки – это труд души, она наполняется этим. И мне горестно, что многие люди себя обделяют – искусство не занимает должного места в их жизни. Тут можно только пожалеть их, как верующие могут пожалеть неверующих, потому что вторым труднее получить утешение.

А мне, конечно же, сильно повезло – я родился в семье, где искусство было жизненно важным. Многие писатели, ученые, музыканты, признанные сегодня классиками ХХ века, были просто друзьями родительского дома. И это, действительно, мое везение. Поэтому всю жизнь стремлюсь делиться этим везением с другими.