Борис Морозов, главный режиссер ЦАТРА, один из основателей «Манекена»: «Важно не упустить моменты, которые дарит тебе судьба»

5 сентября в Челябинске откроются гастроли Центрального академического театра Российской Армии (Москва), главным режиссером которого с 1995 года является наш земляк Борис Морозов. Челябинские театралы знают, что именно он стоял у истоков СТЭМа (позднее «Манекена») ЧПИ. Сегодня Борис Афанасьевич в родном городе бывает крайне редко, гораздо реже своего старшего брата Анатолия Морозова. Мы воспользовались приездом Бориса Морозова в город его детства и юности и пригласили в гости. Что значит для актера «главное» или «мохнатое» слово, почему Борис Морозов не уехал в Севастополь, увидят ли челябинцы летающие над сценой пушечные ядра – об этом и многом другом мы говорили с гостем нашей редакции.

Отдельная песня

– Борис Афанасьевич, страшновато ехать с гастролями в свой родной город?

– Это прямо-таки отдельная песня! (Смеется.) Сегодня утром, когда мы подлетали к Челябинску, я прильнул к иллюминатору и смотрел на родные дымы, на свой родной Металлургический район. Многое вдруг стало восстанавливаться в памяти, хотя никогда и не исчезало. Конечно, для меня это еще и личные гастроли. Поэтому я испытываю все вместе: и особую радость, и особое волнение, и особые переживания. Кстати, в тот день, когда мы прислали в Челябинск договор о гастролях, над городом взорвался метеорит… Поверьте, я пережил это стихийное бедствие вместе с моим родным городом.

– Однажды слышала, как на «Эхо Москвы» вы говорили, что с удовольствием поехали бы в Челябинск, но пока не зовут земляки...

– И вот мой голос услышан! (Смеется.) Так сложилось, что гастроли ЦАТРА здесь состоялись 18 лет назад, в 1995 году, когда я еще не был главным режиссером этого театра. Но я был в этом же году в Челябинске с Малым театром, где в то время работал. И в этом же году стал главным режиссером театра Российской Армии, с того момента не покидала мысль: привезти в Челябинск на гастроли ЦАТРА. Но, сами знаете, как непросто сегодня складываются театральные гастроли. То, что наш театр в сентябре приезжает в Челябинск с десятью (!) спектаклями, это же просто чудо! Кому ни скажу из московских коллег, все удивляются, потому что сегодня, как правило, большие театры вывозят на гастроли по два-три спектакля, не более.

– Вы уже определились, какие это будут спектакли?

– Да, конечно, уже проведена большая подготовительная работа. Виталий Леонидович Матросов, который курирует гастроли со стороны дирекции нашего театра, приезжал сюда, смотрел планировку сцены. Но наш сегодняшний приезд предполагает уже окончательное решение, что мы везем и какую предварительную корректировку выбранных спектаклей нужно провести в Москве...

– Трудно перенести спектакли с огромной сцены ЦАТРА в наш скромный театр драмы?

– Да, у театра Российской Армии самая большая драматическая сцена в Европе. Да и сам театр очень большой – полторы тысячи мест в большом зале и 500 – в малом. Но мы привезем в Челябинск и спектакли большой сцены, которые пространственно скорректируем, и спектакли малой.

– Челябинцы увидят ваш грандиозный спектакль по «Севастопольским рассказам» Льва Толстого, где на сцену выкатываются пушки и летают ядра?..

– Очень нам хотелось привезти спектакль «Севастопольский марш», но не получилось, не годится для него ваша сценическая площадка. Прилетайте в Москву, чтобы его увидеть.

– Сколько в гастрольной афише будет спектаклей в вашей постановке?

– Пять из десяти: премьера этого сезона «Царь Федор Иоаннович»; «Скупой», где в главной роли занят любимый многими зрителями Борис Плотников; «Волки и овцы» с Ларисой Голубкиной в роли Мурзавецкой; «Вечно живые» и «Одноклассники». Это же не творческий отчет Бориса Морозова перед земляками. (Смеется.) На гастроли приезжает весь наш огромный коллектив – вы увидите и нашего патриарха Владимира Михайловича Зельдина, который готовится к своему 100-летию, и Людмилу Чурсину, и Ларису Голубкину, и Аллу Покровскую, и Ольгу Богданову. И молодежь привезем, и среднее поколение. Молодежи у нас много, стараемся каждый год брать в театр молодых артистов. Помимо названных спектаклей мы привезем две работы Александра Бурдонского: «Чайку» и «Эленор и ее мужчины» с народной артисткой СССР Людмилой Чурсиной в главной роли. А также спектакли самого молодого из нас троих режиссера Андрея Бодулина – музыкальный яркий спектакль «Похождения бравого солдата Швейка» и декабрьскую премьеру минувшего сезона «А я остаюся с тобою» по пьесе Гуркина «Саня». Плюс творческий вечер Владимира Михайловича Зельдина. Он будет один на сцене на протяжении почти двух часов. Это будут отрывки из многих спектаклей. В афише эта встреча запланирована на 15 сентября

– Ваша младшая дочь тоже работает в ЦАТРА?

– Да, она актриса театра и тоже приедет в Челябинск – это очень волнующий для меня момент. Старшая дочь тоже связана с театром, но она театровед и работает в «Школе драматического искусства».

– Борис Афанасьевич, вы очень редко бываете в Челябинске в отличие от своего старшего брата Анатолия Афанасьевича Морозова. Почему?

– Да, у Анатолия Афанасьевича более тесные связи с «Манекеном», с другими театрами города. Если говорить честно, «Манекен» в его международном звучании родился тогда, когда я уже уехал в Москву учиться, поступил на режиссуру в ГИТИС к Андрею Алексеевичу Попову. Анатолий же в это время руководил «Манекеном», а потом уже Юрий Иванович Бобков сделал этот театр профессиональным. У них хорошие связи, недавно Анатолий приезжал сюда на юбилей «Манекена». Мне тоже хотелось приехать, но в это время у меня была премьера «Царя Федора», а это был очень серьезный для нас спектакль. Кстати, я считаю «Царя Федора» продолжением некой эстафеты. В 1966 году в Челябинске гастролировал Малый театр, и я тогда увидел спектакль «Смерть Иоанна Грозного», где играли Смоктуновский, Соломин. Весь «Манекен» тогда пришел на этот спектакль, и мы были просто потрясены! Поэтому, взяв вторую часть трилогии Алексея Константиновича Толстого, я понял, что в моем спектакле должна быть преемственность традиций. И очень рад, что гастроли в Челябинске откроются этой премьерой.

Театральные университеты

– Ваш роман с театром начался с «Манекена»?

– С народного Литературного театра в ДК ЖД, который возглавляли Леонид Леонидович Оболенский и Арон Михайлович Кербель. Эти два человека такое сделали для меня! Тогда я не понимал, с какими богатейшими личностями по уровню культуры общаюсь. Но сегодня эта память очень дорога мне. А впервые я вышел на сцену и читал стихи в своем родном дворце культуры ЧМЗ.

– Что ставил в ДК ЖД Леонид Оболенский?

– Мы делали поэтические вечера Лермонтова, Есенина, а с Кербелем спектакли: по рассказам Казакова «Ни стуку, ни грюку» и «Эй, кто-нибудь» Сарояна. К тому времени Леонид Леонидович уже уехал, и Арон Михайлович продолжил с нами работать. «Манекен» и литературный театр стали моими университетами. Если в «Манекене» я почувствовал себя актером, там были мои первые режиссерские опыты, то здесь было мое мощное вхождение в культуру вообще. Я до сегодняшнего дня делюсь со студентами и артистами всем тем, что тогда получил на занятиях с Оболенским и Кербелем. Даже во время постановки моей последней премьеры, которая в стихах, эти знания сослужили хорошую службу, потому что Леонид Оболенский учил нас умению читать стих и понимать его, умению чувствовать ритм. Эти азбучные, но абсолютно необходимые истины, я получил из его рук.

– Оболенский читал стихи или объяснял, как следует их читать?

– Объяснял, рассказывал, что такое «главное слово» в поэзии. А потом я вдруг в Москве, на репетициях у Андрея Александровича Гончарова услышал: «Надо искать «мохнатое» слово во фразе»! И вдруг вспомнил про «главное слово» Оболенского. Вот оно!

– «Манекен» стал продолжением Литературного театра?

– Нет, это было одновременно: я бегал с репетиции на репетицию, когда был студентом политехнического института. На втором курсе ЧПИ мы с друзьями собрались, обсудили и создали СТЭМ (Студенческий театр эстрадных миниатюр) ЧПИ. Вокруг этой идеи объединись люди, и это было началом «Манекена».

– А почему изначально вы выбрали профессию металлурга, ведь папа ваш был военным?..

– Трудно сказать. Считаю, все должно приходить в свое время. Если бы я сразу после школы поехал в театральный вуз, не известно, поступил бы я или нет. А если и поступил, то стал бы актером, а не режиссером. К тому же, я в детстве активно спортом занимался – баскетболом, футболом. В театр-то я влюбился, когда вышел на сцену с Литературным театром и СТЭМом ЧПИ. Важно уметь слышать, что с тобой происходит, и не упустить тех моментов, которые тебе дарит судьба.

– Вы знаете, что сейчас в челябинской квартире Леонида Оболенского в открыт музей?

– Слышал, я часто бывал в этой квартире по приглашению Леонида Леонидовича. Его супруга как-то угостила меня дыней с перцем. Это что-то невероятное! (Смеется).

– Он вас приглашал в гости?

– Да, мы о многом говорили. Он рассказывал о себе, о своей жизни – это потрясающие новеллы. А во-вторых, он рассказывал мне, студенту политехнического института, кто такой Михаил Юрьевич Лермонтов, например. И впервые я тогда услышал фразу: «Архитектура имеет прямое отношение к делу театра». Поначалу она была непонятной для меня, но со временем, став режиссером, я понял, что архитектура – это, действительно, застывшая музыка, это ритмы искусства. То есть все началось в Челябинске, а потом получило развитие, когда в моей судьбе появился Андрей Алексеевич Попов. Он тогда был главным режиссером театра Советской Армии.

– Вы попали к нему на курс?

– Мы все поступали в 1968 году на курс Анатолия Эфроса. Но Эфрос поставил в то время «Три сестры» и был большой скандал по поводу спектакля, поэтому ему запретили набирать курс. Нас набирала Мария Осиповна Кнебель. Я поступил и приехал сюда отпрашиваться, я же уже работал в ЧПИ, на кафедре теории машин и механизмов. Руководство ЧПИ решило: надо отпускать парня. Ректор Виталий Васильевич Мельников отнесся к этому по-доброму, спасибо ему. Меня отпустили, я вернулся в Москву и узнал, что наш курс взял Попов. С этого курса и Анатолий Васильев, и Иосиф Райхельгауз... мощный был курс.

– Вы несколько раз снимались в кино. Что это было – любопытство режиссера к актерской профессии?

– Это была любовь к актерскому мастерству, я же не думал быть режиссером, очень любил актерскую профессию. И поступал я одновременно в ГИТИС на режиссуру и в Щукинское училище на актерский факультет. Поступил туда и туда. И был в полной растерянности – что выбрать? Хорошо, что рядом оказался старший брат, который сказал: «Тебе 24 года, ты окончишь актерский в 28 , в это время уже заслуженными артистами становятся». Правильно. А вот то, что я пошел в режиссуру не зеленым пареньком, увлеченным театром, а человеком, умеющим формулировать свои ощущения жизни, это было верно. Я подписываюсь под словами Андрея Тарковского, который сказал, что режиссура – это мировоззрение. Абсолютно точно! Зачастую мы сегодня видим спектакли, в которых потеряна суть, идет наворот каких-то аттракционов.

Процитирую еще и Григория Михайловича Козинцева, который, готовясь к постановке «Гамлета», написал в своем дневнике: «Чтобы заниматься эксцентрикой, надо очень хорошо знать, где центр». А сегодня эксцентрика порой превалирует, а центр отсутствует. Вспоминаю 1970 год, когда вся страна праздновала 100-летие Ленина, и в ГИТИСе на всех факультетах делали отрывки из Ленинианы, а курс Попова вышел на экзамен с Олби, с Гоголем, с Ионеско, Щедриным, Шукшиным, Беккетом... Нашего учителя вызвали в горком: как он воспитывает молодое поколение?! Но он нам сказал: «Ставьте все, что хотите, с одним только условием – я должен знать, зачем каждый из вас это ставит сегодня». Это и есть стремление понять, где центр, вокруг которого можно заниматься эксцентрикой. Этому учил нас Попов.

– Он был вашим главным учителем?

– Я его сегодня часто вспоминаю. Я взял у него многое в ощущении взаимоотношения искусства и жизни. А режиссерское ремесло мы постигали в театрах: на репетициях Гончарова, Эфроса... Здесь была постановочная школа. Все же, что касается жизни в искусстве, мы брали у Попова. И никогда не забуду его протянутой мне руки, когда я не знал, куда ехать работать. У меня же не было московской прописки. И я пришел к нему, чтобы просить помочь мне поехать в Севастополь, в театр Черноморского флота. А он мне вдруг говорит: «А что, театр Советской Армии тебя не устраивает? Я думал, что ты здесь будешь делать диплом и сюда придешь работать...». Вот как повернулась судьба.

Выявление истины

– Сегодня успеваете следить за тем, что происходит на сценах Москвы?

– Мне очень интересен сегодня режиссер Дмитрий Крымов в своем понимании театра, его спектакль «Торги» я очень близко к сердцу принял. При всей его эксцентрике там такое ощущение центра! Боли режиссера, личностной боли! Хожу на премьеры к Марку Захарову. Но времени на все не хватает.

– Как относитесь к громким скандалам в театрах?

– К скандалам – плохо, к конфликтам – хорошо, если они направлены на созидание, на выявление истины. Во всем этом нельзя терять чувства достоинства и помнить об этике.

– ЦАТРА сегодня по-прежнему подчинен Министерству обороны. Ваше ведомство вмешивается в дела театра?

– Если сравнивать со временами СССР, нет. Но мы по-прежнему считаем своим долгом выступать в воинских частях. Театр со дня своего основания был связан с армией. Концертные бригады театра выезжали на фронт во время Второй мировой войны, выступали в Афганистане, в Чернобыле, во многих горячих точках. Это не просто театр, это коллектив миссионерский. Сегодня мы единственный театр в России, который является ведомственным. Мы казенное заведение. (Смеется.)

Планируем дать концерты и для воинов Челябинского гарнизона, возможно, выедем со спектаклем в Чебаркуль. Я с удовольствием съездил бы и в ЧВВАКУШ. Там начиналась моя сознательная жизнь, я в школу пошел в поселке ЧВВАКУШ, а потом перешел в 33 школу Металлургического района, которую и заканчивал. Для меня Челябинск – город моего детства и юности. Улица Сталеваров до сих пор мне снится. И я гордостью всегда говорю, что первая запись в моей трудовой книжке : «кузнец свободной ковки кузнечно-прессового цеха ЧМЗ». Для меня все тут – и окончание школы, и Челябинский политехнический институт, и начало театра «Манекен», и знакомство с моей женой Ольгой, которая тоже училась в ЧПИ. Челябинск – мощный кусок моей жизни. Абсолютно справедлива мысль, что все мы родом из детства. Для меня эти воспоминания, впечатления много значат. Я и сейчас в работе стремлюсь к студийности, которая была когда-то в «Манекене». Хотя сегодня мы работаем в условиях финансово-коммерческих, когда не знаешь, где артист, – то ли он в поездках с антрепризой, то ли на съемках очередного сериала, куда, естественно отпускаешь. И все-таки хочется собирать театр как дом, я сторонник репертуарного театра, хотя многие мои коллеги говорят о том, что театр умер, что это богадельня... Дело не в том, какова организационная структура театра, дело в том, какие спектакли он выпускает. Если они пронзают зрительный зал, находят отклик, то это живой театр...

– А как случилось, что в Челябинске вы поставили всего один спектакль?

– Причем преддипломный! (Смеется.) В 1972 году я поставил спектакль «Случай в метро» еще в старом здании театра драмы – в Народном Доме. Мне пришлось работать, с молодыми еще тогда, Юрием Цапником, Николаем Ларионовым, Лином Варфоломеевым, с моим другом Сашей Михайлушкиным, который после того спектакля был Поповым приглашен в ЦАТРА. И с благодарностью вспоминаю Наума Юрьевича Орлова, который в 1995 году, когда мы приехали сюда с Малым театром, серьезно вел со мной переговоры о том, чтобы я приехал Челябинский театр драмы на постановку. У нас с ним были очень добрые отношения.

– Не выкроили времени?

– Случилось так, что я возглавил театр Российской Армии. Вернее, вернулся в этот театр. И времени не стало. Возможно, что-нибудь поставлю в Челябинске в ХХI веке? (Улыбается).

– Часто приходилось ставить в других театрах?

– Ставил и ставлю спектакли в Москве, за рубежом. К примеру, в театре на Бродвее поставил «Зойкину квартиру», моя «Бесприданница» есть в Сеуле, две постановки в Германии, в Варшаве есть спектакли, в Израиле. А в России у меня большая дружба сложилась с театром в Белгороде, я там поставил пять спектаклей, до этого ставил в Новосибирске.

– Что просят поставить за рубежом?

– Как правило, классику русскую. Когда я ставил «Бесприданницу» в Южной Корее, то мне говорили, что эта постановка открыла им имя Островского. Со мной они вели переговоры о постановке «На дне» Горького. У них был замечательный проект семилетний: британский режиссер поставил в Сеуле Шекспира, немец поставил Шиллера, испанец – Лопе де Вега, итальянец – Гольдони, француз – Мольера, завершал проект я и они хотели Горького. Но до этого я выпустил курс корейских студентов в Щепкинском училище, которые были знакомы с Островским. Они и перевели «Бесприданницу», а затем предложили ее национальному театру в Сеуле.

– Корейцам была близка проблематика?

– Артисты рыдали на репетициях и говорили: «Это про нас».

– Часто ли просят ставить Булгакова?

– Поставил только «Зойкину квартиру» в Нью-Йорке.

– А «Турбиных»?

– Часто думаю о постановке этой пьесы. Пока и в своем театре не поставил.

– Почему бы «Турбиных» в Челябинске не поставить?

– Хорошая мысль. (Смеется.) Дай бог, чтобы добрые дела имели продолжение, а гастроли у вас – удивительно доброе событие. Нужное, хотя и архисложное. Хочется, чтобы этот проект стал радостью для челябинцев. А энергия добра, глубоко убежден, всегда имеет продолжение. В этом городе много было доброго в моей жизни, замечательные люди и друзья меня здесь окружали.

– С кем-то из друзей детства и юности поддерживаете отношения?

– Они бывают у меня в гостях в Москве, созваниваемся довольно часто. Как говорил один из моих друзей: «Дружба – понятие круглосуточное». Есть такие люди, которые ждут моего приезда в Челябинск всегда. Остались друзья по институту, по школе. И до вылета сюда они мне звонили. Очень надеюсь увидеться с ними.

Напомним, билеты на спектакли ЦАТРА сегодня продаются во всех кассах города. По словам директора Челябинского театра драмы Елены Петровой, самые дорогие – около двух тысяч рублей. Их немного. И есть билеты по 150 рублей для школьников и студентов.