Война глазами девчонок

Наши героини родились за четыре года до начала войны в селе под названием Михайловка. Только одна в Башкирии, а другая – в Сталинградской области. О таких, как они, девчонках, переживших войну, Агния Барто написала эти строки: «Глаза девчонки семилетней, как два померкших огонька. На детском личике заметней большая, тяжкая тоска. Она молчит, о чем ни спросишь, пошутишь с ней, молчит в ответ. Как будто ей не семь, не восемь, а много, много горьких лет».

Марина Макогон прислала воспоминания своей мамы, которая провела военные годы со своими семью сестрами и братьями в селе Михайловка в Башкирии: «Мой дедушка, Игнатий Анисимович Чванов, до войны работал председателем совхоза. Когда началась война, моей маме шел четвертый год. Ей запомнилось, как в сентябре 1941-го отец уходил на войну и моя бабушка очень сильно плакала. Она тогда беременная была. Вслед за дедом все взрослые мужчины села тоже ушли воевать. Похоронку семья получила уже в 1942 году.

В колхозе остались одни женщины, и все тяготы и заботы легли на их плечи: сеяли хлеб, сажали овощи, пололи – и все вручную. Старший брат моей мамы Иван, ему было 14 лет, пошел работать конюхом, а сестра Ольга в 13 лет стала трудиться на почте. Остальные дети дома ухаживали за огородом, скотиной. Одежды практически не было, поэтому в школу не ходили. Хорошо, дед лапти плел, но ходить в них было все равно что босиком. Осенью сушили картофель и отправляли в посылках на фронт. Из овечьей шерсти вязали носки, варежки и тоже отправляли солдатам. Молоко, яйца не ели, а сдавали в колхоз. Голодно было очень, в один год дожди были страшные, и даже картошка гнила. Собирали желуди, мололи их и разные блюда делали. Питались также крапивой, всякой зеленью. Женщинам, работающим в колхозе, зарплату не платили, а только ставили палочки за то, что нет прогулов. Семья жила очень бедно, маме больше всего запомнилось, что всегда хотелось кушать – хлеба не было вообще. О победе над фашистами узнали по радио дома. Очень обрадовались, но плакали оттого, что отец не вернется с войны.

Через год после войны мама пошла в школу. Учебников не было, бумаги тоже, поэтому писали на упаковочной бумаге, которую сестра приносила с почты, где работала. Сильно плохо было и после войны, года где-то до 1950-го. После 7-го класса мама уехала в Златоуст, поступила в швейное училище, по окончании которого работала на Златоустовской швейной фабрике 40 лет».

Антонина Стафеева войну встретила в селе Михайловка в Сталинградской области. Отца в первые годы войны не брали на фронт по состоянию здоровья, что-то у него было со слухом. «Но позже, когда началась Сталинградская битва, призывать стали всех: и глухих, и хромых, – рассказывает Антонина Тимофеевна. – Как только отца забрали, мы не получали от него известий, видимо, он сразу попал в плен. А после плена его отправили на Урал, в Челябинск, а не на родину, где была его семья.

Антонина Стафеева (в центре), 1951 год

Начало войны я не особо помнила, маленькая была. А во время Сталинградской битвы мне было уже шесть лет, вот тут уже было страшновато. Когда объявляли воздушную тревогу, мама нас вела в специальное укрытие, а после тревоги все возвращались в свои дома. И вот как-то раз мы вернулись, а в доме ни одной табуретки нет –украли. И не то чтобы для мебели они нам были нужны – теперь нечем было топить печи. Топить было нечем, есть тоже было нечего. Чистили картошку, кожурки сушили, потом мололи в муку – вот такой был хлеб. Помню суешь его в рот, а он обратно. Вши заедали, а летом ещё и блохи, были дети, которых заедали насмерть. В общем, голод, холод, что для детей просто немыслимо».

О судьбе отца семья не знала до 1947 года. Именно тогда он приехал за ними с целым мешком арбузов и дынь. По воспоминаниям Антонины Тимофеевны, это был самый радостный день.

«Отец нас забрал на Урал. Мы от него за годы войны отвыкли и потом до конца жизни называли на «вы». Отец мало рассказывал про плен. Но то, что говорил, было страшно слушать: что их мучили, травили на них собак, кормили помоями. Были среди военнопленных брезгливые люди. Кто свою баланду обменивал на сигареты, быстро умирал от истощения... Нам и после войны было долгие годы нелегко. Жили в бараке: соломенные матрасы да черные байковые одеяла, ели что придется... Когда наш барак признали непригодным, папе дали субсидию на строительство дома. Мы туда переехали, когда он был еще не достроен. Первое время пола не было, прыгали по перерубам, но зато уже под крышей своего дома. Я как самая старшая после окончания школы работать сразу пошла. Вот такое у нас детство и юность были».