Фануза Мустафина: думали, война будет недолгой

Она училась в первом классе под бомбежками, спасалась со всей семьей, переплывая Финский залив, работала, помогая фронту с 11 лет. Фануза Мустафина вместе с мамой, братьями и сестрами оказалась в войну в Ленинградской области. О том, что пережила их семья, о гибели отца и поиске его могилы она рассказала читателям сайта.

«Я родилась в июле 1933 года в Ленинградской области, в городе Волхов, куда из Башкирии по вербовке приехали мои родители на строительство Волховской ГРЭС. Папа и мама были неграмотные, не знали русского языка, но умели читать и писать по-арабски. Они были порядочные, честные труженики, простые рабочие. Перед войной мы жили в 75 км от Ленинграда в деревне Новое Калище. В семье нас было пятеро детей. Родители жили, как и все советские люди, трудились и нас воспитывали.

Фануза Мустафина

Когда началась война, никто не думал, что она затянется на долгих четыре года. Чтобы пережить это, казалось, короткое время, сельские семьи с детьми уехали на подводах в лес. Однажды мама с женщинами поехала в город Ораниенбаум за покупками к школе. Вернулась только через три дня, так как немцы разбомбили железную дорогу. Пока ее не было, нашего папу взяли на фронт. Помню, как отец прощался с нами. Это было в июле 1941 года. Мы еще спали, когда он приготовил нам манную кашу. Потом разбудил нас, плакал, целовал. Вернувшись, мама уже отца не застала. Всю жизнь она корила себя за это, что не обняла его на прощание, не собрала его на фронт: больше им не суждено было встретиться.

Всю свою жизнь мама ждала отца, надеясь, что он жив. Так в самом начале войны мама осталась одна с пятью детьми (два сына 15 и 14 лет и три дочки восьми, пяти и трех лет), и к тому же она сама была беременная. В лесу мы жили в землянке до самой осени. Помню, лил дождь, капала вода, под ногами хлюпала грязь. Все время хотелось есть, питались грибами, ягодами. Когда не бомбили, разводили костры и варили картошку. Видимо, у кого что было клали в общий котел, готовили для всех. Через нашу деревню проходили табуны коров, которых спасали от немцев. Женщинам разрешали их доить. Потом появились беженцы из тех мест, куда вошли немцы... Так мы прожили всё лето. Осенью детям надо было идти в школу, да и война, вопреки ожиданиям, не окончилась, поэтому все вернулись в деревню. В деревне было много солдат, матросов. В небе появились немецкие самолеты, они летели в сторону Ленинграда.

В свой самый первый класс я пошла в сентябре 1941 года. Школа находилась в деревне Лендовщино, в двух километрах от нашей. Всё чаще пролетали немецкие самолеты, все сильнее грохотали орудия, бомбили днем и ночью. Но мы, детишки, под обстрелом и бомбежкой ходили в школу. Когда появлялись немецкие самолеты, мы прятались в канавы и под мостики. Нам часто помогали солдаты, приводили нас, перепуганных, домой. Когда бомбежка заставала нас и в школе во время уроков, учителя выводили нас в укрытия. На большой перемене нас кормили горячим супом. Школа была двухкомплектная: на одном ряду сидели первоклассники, на другом – третьеклассники.

Несмотря на все трудности – голод, холод, бомбежки, – в 1942 году я закончила первый класс. У нас в доме жили разведчики, которые ночью уходили, а утром возвращались. Однажды трое из них не вернулись...

В деревне стояла военная кухня, куда мы ходили за едой. Повара жалели нас и давали, что могли: кашу, суп, даже кости, из которых мама варила похлебку. Было вкусно – дома уже варить было нечего.

Старший брат пошел в воинскую часть, там его приняли на военное довольствие. Ему дали военную форму, он выполнял небольшие задания, даже ходил в разведку. Один раз я пошла к нему, надо было пройти три деревни. Дошла до штаба, постовой сказал, что их часть перевели в другое место, и меня отвезли туда на машине. Чтобы проводить меня домой, брату дали отпуск на три дня. Ему выдали сухой паёк, который мы с большим удовольствием съели. Нам тоже стали выдавать паёк, за которым маме приходилось ходить в село Коваши. Однажды, когда мама возвращалась домой, увидела солдата, сидевшего на обочине дороги. Он вырвал у неё сетку с продуктами и скрылся. Мама поднялась с земли и побежала за ним, кричала, звала на помощь. На её крик прибежали бойцы и в заброшенном доме схватили солдата. Но увы! Продукты были уже съедены. Мама со слезами, пустым стаканом из-под масла, стукнула его по лбу, ругая его за то, что он оставил её детей без еды. На другой день этого солдата вели через нашу деревню под конвоем в штаб, это был дезертир.

Так мы прожили целый год под бомбежкой, которая была страшнее голода. Бомбили и днем, и ночью. Мама брала нас всех в обнимку и вставала в угол дома, говорила, если умрем, так лучше все вместе. Приходилось ночью убегать из дому и прятаться в огороде и в лесу, который был рядом.

5 августа 1942 года нас эвакуировали. Ночью перевезли на барже по Финскому заливу. Все время не утихал гул канонады. Затем ехали на грузовике к Ладожскому озеру. Нас выгрузили из машины и посадили в катера, к которым подходили по мостикам. В этой суматохе я потеряла свой портфель, в котором хранились письма и фотографии отца. Было не до вещей: у мамы – шестеро детей, младшей было девять месяцев. Нас буквально бросали в катер. На катерах сидели матросы с орудием. Они обстреливали немецкие самолеты, которые появлялись внезапно. От страха и паники люди падали в воду, кругом стоял страшный гул, крики, стоны. Мама была около нас, старалась заслонить собой. Затем нас погрузили в товарный вагон, и поезд двинулся на восток. Добирались до Башкирии очень долго, мне кажется, что приехали на место в сентябре.

Мама привезла нас к себе на родину в Буздякский район, в деревню Арслан. Нам здесь было тоже не сладко: ни хлеба, ни картошки, ни обуви, ни одежды. Дали жилье в заброшенном домике, который мы привели в порядок, замазали печь, стены. Мебели не было, только нары, на которых и ели, и спали, укрывшись той одеждой, в которой ходили. А когда мама стирала, мы сидели и ждали, когда высохнет одежда. Была ещё одна трудность в том, что мы не знали татарского языка. В местной школе обучение шло на татарском, и я ничего не понимала. Постепенно научилась говорить, читать и писать. В классе было холодно, сидели в одежде, писали чернилами, приготовленными из свеклы и сажи, на старых книгах между строчек, тетрадей не было. А безрукий военрук рассказывал о продвижении советских войск на фронте, и мы на карте отмечали звездочкой те города, которые освобождались от немецких захватчиков.

Мама продолжала работать в колхозе, мне тоже пришлось работать с 11 лет. Летом работали в поле, на прополке, на покосе, собирали колоски за женщинами, убиравшими рожь, пшеницу. Кроме учебы и работы в колхозе, летом мы с мамой ходили в лес за хворостом (а лес был далеко), складывали на тележку и тащили домой. За день надо было совершить два рейса: одну тележку для себя, а другую мама везла в соседние деревни, меняла на продукты. Радовало нас, что было тихо. Не летали немецкие самолеты, не бомбили, не стреляли, будто и войны нет. Но люди умирали от голода. Жители деревни, в том числе и я с мамой, ходили весной собирать колоски из-под снега. Из зерен готовили муку, пекли хлеб, лепешки вместе с гнилой картошкой. Отведав такой хлеб, люди болели и умирали, особенно дети, как случилось с нашей младшей сестренкой, которая съела кусочек лепешки из протравленных зерен. Мы тоже болели, но выжили...

Однажды в школе нам объявили, что война кончилась. Победа! Нашей радости не было конца. Дети побежали, чтобы сообщить мамам о победе. Вся школа вышла на улицу, с песнями, флагами прошлись по улицам деревни. Взрослые и дети плакали от радости. Вскоре начали возвращаться с фронта солдаты, мы заходили к ним домой, расспрашивали о своем отце, когда он вернется, видели ли его. Но мы не дождались своего отца. Он погиб, защищая Ленинград.

Три сестры в Санкт-Петербурге

Прошло 63 года после его смерти, а мы не знали о месте его захоронения. Только в 2005 году, благодаря общественной организации «Память сердца», мы узнали что Баянов Шайдулла Баянович, 1900 года рождения, уроженец Башкирии погиб в бою при обороне Ленинграда 27 июня 1942 года, похоронен в Санкт-Петербурге на Пискаревском мемориальном кладбище и занесен в «Книгу памяти» Ленинградской области том 8-й. Получив такое сообщение, мы обрадовались, будто встретились с живым отцом, и плакали, радуясь, что побываем на его могиле. К нашему удивлению это была огромная зеленая поляна на возвышенности, на краю которой небольшая памятная плита – памятник со звездочкой с номером «88» и годом захоронения – 1942-й. Поплакали, положили гвоздики. Ленинградцы свято чтут и хранят память о героях обороны. Огромное им спасибо.

У Братской могилы на Пискаревском кладбище

А своей жизнью, своими успехами я, конечно, обязана нашей маме. Благодаря ей мы получили образование, она хотела, чтобы мы вышли в люди, так как с детства ей пришлось испытать все тяготы жизни. Она научила нас честно трудиться, на чужое не зариться, не завидовать, а главное – быть людьми внимательными, добрыми, справедливыми. Этому я учила своих детей и учеников. Наш отец погиб, мы не произносили слово «папа», росли, жили в послевоенные годы, учились, хотя было очень трудно. Я благодарна судьбе, что дожила до этих дней. А вот наша дорогая мамочка не пользовалась никакими льготами и получала пенсию всего 12 рублей.

Милая мама!
Ты прошла труднейшую дорогу жизни.
Проводила мужа на войну, осталась вдовой навсегда.
Пролила ты немало слез.
О тебе я часто вспоминаю,
В тебе вижу ясную зарю,
Добрая, хорошая, родная
Я за все тебя благодарю.