Она была маленькой хрупкой девочкой, но ее воля к жизни, ее надежда вновь увидеть маму были неиссякаемы. Она пережила немецкий лагерь, работы в каменоломнях и три года батрачества на немецкой ферме. И все долгие 70 лет после войны она живет с чувством страха. Но, видимо, совсем не случайно родители нарекли ее Верой.
Вера Алексеевна Росликова всегда откликается на просьбы встретиться со школьниками, студентами. Согласилась она и на интервью для нашего сайта. Но воспоминания даются ей очень нелегко. «Сколько я слез выплакала за всю свою жизнь, трудно представить, – делится Вера Алексеевна, каждую минуту вытирая слезы на глазах. – И жила я всю жизнь с чувством страха. Он поселился во мне с первых дней войны и все эти послевоенные 70 лет не покидает».
Война застала Веру Росликову в селе Новотроицк Сталинской области, ей было 11 лет. В июне 1941 они со сверстниками впервые увидели и услышали низко летящие самолеты; магазины начали грабить, отца забрали на фронт, отступающие советские войска подожгли элеватор, где были горы пшеницы. Она до сих пор помнит черный хлеб, который пекли потом из сгоревшего зерна, и пах этот хлеб бензином.
Когда немцы пришли в их село, то заселились и в дом Росликовых. Вера с сестрой Катей спали в ванной, а мама сидела рядом на стуле. Вскоре Феню Николаевну стали гонять рыть окопы, и, уходя, каждый раз она говорила девочкам: дома не сидите, уходите на улицу. Пока мама была на принудительных работах, Вера с Катей играли в соседнем саду, собирали яблоки. Однажды, возвращаясь с прогулки, они попали в облаву.
«Нас погрузили в машину и повезли неизвестно куда. Мы с сестрой все время плакали, звали маму. Нас довезли до Сталина (ныне Донецк) и, как котят, швырнули в вагон. Кто-то повзрослей сказал: везут в Германию. В вагоне было душно, хотелось пить. Дорога казалась бесконечной. Когда привезли в Западную Германию и нас отправили в баню, началась бомбежка. Была истерика, вой страшный. Потом мы узнали, что бомбили американцы».
Каждому выдали робу и завели за колючую проволоку. Первые два-три дня заключённых не трогали. А затем выстроили в колонну, и началась сортировка.
«Я была очень щупленькая, рыдала навзрыд: «Мама, мама!» Немец подошел и ударил по шее. Сестра начала меня успокаивать. Те, кто постарше, должны были на каменоломне возить тележки, а я – грузить. А сил не было. И мне говорили: плохо работаешь! Тех, кто падал без сил, пристреливали.
Однажды пришли и стали маленьких отводить в одну сторону, детей постарше – в другую. А я вцепилась в сестру мертвой хваткой, и меня от нее не стали отдирать. Так нас вместе с сестрой и другими детьми постарше привезли в какой-то зал. А там фермеры ходят и отбирают себе работников. Меня никто не хотел брать. Но, видимо, я под счастливой звездой родилась. Один молодой человек выбрал мою сестру и забрал меня вместе с ней».
Веру с сестрой привезли в большое фермерское хозяйство, где только коров было четыре десятка. И вся работа легла на плечи двух сестер и еще двух военнопленных французов, которых приводили из соседнего лагеря. Первым делом нужно было научиться доить. «А я боялась даже подойти к коровам. Сижу и плачу, а хозяин взял меня за ухо и давай трясти... Первая дойка была в четыре утра, а коровы были очень молочные. И в день три раза приходилось их доить».
Однажды у Веры от бесконечных доек опухли пальцы на руках, и ее отправили в больницу. Больница находилась при церкви, медсестрами там служили монашки, которых Вера увидела впервые. «Меня привязали к столу, и сперва от страха я потеряла сознание. Меня привели в чувство, одна монашка дала мне конфету, потом мне дали наркоз и вскрыли раны на пальцах».
Пока у Веры болели руки, она не могла доить, так что ее отправили на кухню мыть плиту и посуду. Когда пальцы немного зажили, отправили на полевые работы да за коровами убирать.
«Кормили плохо: пшено, шпинат, брюква, салат, редко – картошка, хлеба не было. Теперь-то я понимаю, что много зелени давали, там же витамины, они поддерживали, но есть хотелось всегда. Мы варили еду свиньям и украдкой таскали из их кормушки вареные овощи». Украдкой же один из французов угощал девочек едой из посылок Ротфронта. Его звали Альфред, он был более общительным и доброжелательным, нежели второй его земляк. Альфред не раз говорил девочкам: «Русские победят, не падайте духом».
«Мы быстро научились немецкому языку. Как-то хозяйка предложила мне научиться ездить на велосипеде, а когда я научилась, меня стали отправлять в магазин отоваривать карточки. Если работали плохо, нас пинали и били, закрывали в темный чулан. Но наши хозяева нас и спасли от вероятной гибели. Когда уже немцы готовились к отступлению, по окрестностям ездил полицай со шрамом, я его очень боялась, и всех пленных работников переписывал. Хозяева спрятали нас в шкаф. Потом мы узнали, что многих пленных, кто не успел где-то спрятаться, свезли на берег Рейна в какие-то бараки и сожгли. Там, вероятно, погибли и ребята – Настя, Леня и Сережа. Мы познакомились с ними, когда ездили с хозяином по его делам. Когда американцы нас освободили, мы стали искать ребят, но не смогли найти. И нам сказали: если их нет здесь, на переселенческом пункте, значит, они погибли».
Запомнила Вера Алексеевна еще такой момент. Когда немцы отступали, они заполонили ферму, где работали сестры. И однажды к Вере подошел немецкий солдат и сказал: «У меня тоже дети маленькие, не хочу воевать, Гитлер заставляет».
Как-то на ферму забрел русский парень Иван Романенко, он искал еду. Хозяин предложил ему покосить травы и накормил за это. Потом девочки снова встретили этого парня в лагере американцев. Именно они первыми из союзников пришли в то место, где находились сестры. Они увезли девочек в свой переселенческий лагерь, который, видимо, разместился на бывших немецких складах. Потому что кормили экс-пленных очень хорошо – немецкими консервами. Шла здесь также и агитация по поводу отъезда в Америку.
«Нам говорили, что все равно вы изменники для своей Родины. Кое-кто из тех, кто был с нами, уехал. Так продолжалось месяца два. Потом на самолете нас отправили к англичанам. И вот там нас встретили совсем по-другому, не так доброжелательно, как американцы. Англичане с нами были грубы, и мы не понимали почему. Потом нас передали нашим. Вот здесь мы такую фильтрацию прошли. Ого-го! Мужчин отделили сразу. Женщинам разрешили разъехаться по домам. Я попала сперва в воинскую часть на кухню, Катя в госпитале работала. Мы как вцепились во время войны в друг друга, так и не расставались. Воинскую часть, при которой мы были, отправили домой, и нас вместе с ними».
Была уже глубокая осень, часть пути девочки шли пешком по холоду и слякоти. И к себе на родину добрались больными. Предполагая, что дома они никого не найдут, отправились сразу к бабушке, которая жила в поселке Старая Колония, в 20 км от их родного села.
«Бабушка как нас увидела, так у нее ноги и подкосились. Плакала очень сильно, ведь она все три года ничего не знала о нашей судьбе. Маму, оказывается, тоже угнали в Германию, а папа погиб в 1944 году под Запорожьем. Все эти три года я жила одним: мыслью увидеться с мамой. И вот в один из дней, вскоре после нашего возвращения, мама пришла в дом к бабушке. Она рухнула на нас».
Этот день Вера Алексеевна вспоминает, горько плача. Их мама Феня Николаевна три года провела в концлагере. Спустя пять лет после окончания войны она умерла...
После войны у Веры не было возможности учиться, нужно было работать и как-то выживать. Ей пришлось пойти за справкой в военкомат. Офицер, к которому она попала, стал на нее кричать, схватился за пистолет: «Ах, ты такая... на фашистов работала!»
«Я стояла, слово боялась сказать, только мысли проносились: ну как же так, за что же так на меня, в чем я виновата! Сестре больше повезло, офицер, к которому она попала, был спокоен и на нее не кричал, за пистолет не хватался».
Кое-как Вера устроилась в няньки. Глава семьи, в которой девочка работала, предложил им с Катей поехать на Урал. «У меня брат в Челябинске, он поможет устроиться. Ничего хорошего вы здесь не дождетесь». Так сестры попали в южноуральскую столицу. Здесь у них произошла удивительная встреча с тем самым пареньком Иваном, с которым они познакомились в Германии.
«Мы всю жизнь дружили семьями. Два года назад Ивана Романенко не стало. Он как после войны попал на ЧМК, так и проработал там всю жизнь.
А мы с сестрой не сразу нашли работу. И это было связано с тем, что мы были узниками. А нам было все равно куда, лишь бы пристроиться. Пришла я поступать на ученика токаря, мне сказали анкету заполнить. А на следующий день отказали в приеме, сославшись на заполненность мест. Нам потом сказали, вы не пишите в анкете про немецкий лагерь. Мы так с сестрой и сделали. Я нашла работу санитарки в поликлинике, а Катя попала разнорабочей на заводской склад.
Но я всю жизнь ходила под страхом, что меня куда-то вызовут, отправят, накажут. Страх был со мной всю жизнь, так и останется, наверное, до конца дней...»
Дорогая Вера Алексеевна, низкий вам поклон. Низкий поклон всем, кто не дождался с войны близких, кто испытал на себе ее убийственные тяготы, тем, кто надеялся и верил. С праздником, всех нас, кто помнит и чтит, для кого 9 Мая – праздник святой, грустный и радостный одновременно. С праздником, дорогие читатели! И пусть вера в лучшее и светлое не покидает всех нас.