Юрий Бурлака: «Мы никого не клеймим»

Недавний художественный руководитель балета Большого театра Юрий Бурлака приехал в Челябинск поработать с нашей балетной труппой над спектаклем «Золотой век русского императорского балета», который он поставил в 2008 году. Однако в этом сезоне он вновь выступит в качестве балетмейстера – с Василием Медведевым они будут ставить на нашей сцене грандиозный балет «Эсмеральда» Мариуса Петипа на либретто Жюля Перро по роману Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери» и музыку Цезаря Пуни. Московская и берлинская публика уже оценила достоинство этого балетного шедевра.

«Эсмеральда» по-челябински

– Вы с Василием Медведевым поставили «Эсмеральду» в Москве и Берлине, это разные спектакли. Какой будет челябинская «Эсмеральда»?

– Если вспоминать историю этого балета, то в Лондоне 1844 года, где он был поставлен впервые, он был камерным. Попав в Россию спустя четыре года, «Эсмеральда» превратилась в имперский масштабный балет. Потому что по сравнению с труппой Лондонского театра труппы Мариинки и Большого были огромными – это сохранялось на протяжении всего 19 да и 20 века. Поэтому редакция Мариуса Петипа – это четыре акта с огромным количеством картин, с гораздо большим числом исполнителей на сцене. В 1926 году Тихомиров возобновил «Эсмеральду» в Большом, а в 1935 году Агриппина Ваганова сделала это в Мариинке. Эти постановщики по-своему трактовали сюжет внутри структуры спектакля. Большая история этого спектакля позволяет его трансформировать по-разному в каждом театре на основе главного. Два спектакля, которые мы создали с Василием Медведевым в Большом театре и Берлинской опере действительно отличаются друг от друга, потому что если в труппе Большого театра 220 человек, то в Берлинском балете – 80. А в челябинском артистов сегодня около 50-ти. Поэтому здесь мы будем опираться на версию Берлина, но сделаем спектакль еще более динамичным и компактным.

– У нас будет «Эсмеральда» в двух актах, как в Берлинской опере?

– Да. Сейчас решается вопрос декораций и костюмов.

– Есть проблемы?

– Проблема в том, что в Челябинске не осталось нормальных цехов по производству костюмов и декораций. К сожалению, в определенный период нашей истории много чего развалилось. Поэтому сейчас решается вопрос, где будут изготавливаться декорации и костюмы. Их изготовление, кстати, потребует большего времени, чем сама постановка балета. Поэтому речь идет о премьере второй половины сезона. Не хочу повторения ситуации, которая возникла во время постановки «Золотого века русского императорского балета», – из-за неготовности костюмов премьеру пришлось на месяц переносить. Мы с художниками-постановщиками Альоной Пикаловой и Еленой Зайцевой тогда категорически настояли на том, что, пока не будет все доделано в деталях, премьеры быть не должно. Потому что мы отвечаем за свою работу.

– Судя по тому, что писали критики о спектаклях в Большом и в Берлине, балет получился очень богатым в плане декораций и костюмов. Немцев даже удивила такая роскошь. У нас все будет в десятки раз скромнее?

– Все, конечно, зависит от материальной базы. Если сравнивать Большой театр и Берлинскую оперу, то это тоже разные деньги, потому что Большой – первый театр страны, есть огромный попечительский совет, состоящий из известных людей, который дополнительно его финансируют. В Берлине все было гораздо скромнее. Тем не менее нам удалось из предложенных средств создать не менее имперский спектакль, потому что для нас важна история спектакля. Если мы беремся восстанавливать спектакль прошлого, то мы должны все слагаемые восстановить в гармоничном сочетании. Мы не говорим об аутентичном спектакле, но это должно быть очень близко к оригиналу Петипа.

– С Петипа в свое время работали известные художники?

– Это для Фокина в начале 20 века Бакст делал декорации и костюмы. А при Петипа к постановкам был несколько иной подход и существовала четкая специализация: одни художники занимались архитектурой, другие исключительно ландшафтом... Это все были скромные труженики своего времени, но прекрасно владеющие своим искусством, что сегодня утрачено в России. Только итальянцы в наши дни старательно выписывают все детали убранства спектаклей. Они сегодня считаются лучшими в мире театральными художниками. А мы с Алексеем Ратманским при постановке балета «Корсар» столкнулись с тем, что люди абсолютно разучились за ХХ век детализировать в декорациях и костюмах эпоху и стиль прошлых столетий.

– Для постановки в Челябинске вы привлечете свою команду художников?

– Скорее всего. Обычно я работаю с Альоной Пикаловой и Еленой Зайцевой – художниками-постановщиками из Большого театра.

– Костюмы будут отшиваться в Большом?

– Думаю, нет, потому что там сложный период: в октябре открывается историческая сцена театра, там будут премьеры, гала-концерт... Скорее всего, костюмы будут заказаны мастерским Красноярского театра оперы и балета. По декорациям вопрос пока не решен – возможно, это будет Петербург. Для такого объема ваш декорационный цех не годится. Утраченное всегда сложно восстанавливать, для этого нужно большое желание и материальные возможности.

– Сейчас вы проводите в Челябинске репетиции своего спектакля «Золотой век русского императорского балета», стало быть, нашу труппу знаете хорошо – готова ли она к постановке «Эсмеральды»?

– В этом плане душа постановщика всегда неспокойна. Чем всегда славился русский театр, так это своим кордебалетом, потому что педагоги-репетиторы добивались единого «дыхания» артистов на сцене, то есть превращали кордебалет в единый ансамбль сильфид, виллис, лебедей... В Челябинске труппа состоит из артистов разных балетных школ, и, соответственно, большая работа предстоит над единым исполнительским стилем.

– Судя по тому, что либретто «Эсмеральды» написано по роману Виктора Гюго – мастера массовых сцен, – большая нагрузка ложится как раз на кордебалет?

– Да, и здесь возвращусь к началу нашего разговора: для челябинского театра постановка «Эсмеральды» очень полезна, потому что это один из немногих спектаклей классического наследия, который как раз богат своим разнообразием. Здесь есть и характерные танцы, и классические, есть игровые партии... Все это помогает разносторонне раскрыть любую труппу. Я в этом уже убедился.

«Низы» и «верхи» вне политики

– Скажите, почему этот спектакль не возобновлялся в Большом театре после Второй мировой войны?

– Возникли другие спектакли, другие надобности, к наследию относились достаточно прохладно: Москва всегда была открытой и широкой, а потому разбрасывалась достижениями прошлого и только потом все спохватывались... Петербуржцы всегда к своему наследию относились более бережно, хотя над ними смеялись, издевались, считали их «сухарями», но, как показало время, они правильно все делали.

– Любил ли советский зритель балет «Эсмеральда»?

– Его очень любили и во времена Петипа, и позднее. Потому и Тихомиров с Вагановой к нему обратились в свое время, правда, в их версиях «низы» были приподняты в сюжете, «верхи», напротив, принижены – такова была политическая ситуация. Хотя у Гюго так, конечно, не было, было просто два мира, и зритель был волен симпатизировать персонажам из того или другого.

– Что в вашем спектакле происходит с «низами» и «верхами»?

– У нас абсолютно история Мариуса Петипа – все классические танцы «верхов» очень декоративны, классический танец всегда – красота и эстетика. А «низы» наши очень театральны, балетны – это псевдонизы и псевдоцыгане. Мы никого не клеймим, во всем красота и театральность.

Избалованные «Щелкунчиком»

– В Европе этот балет не был сохранен, хотя его история берет начало в Лондоне?

– Там исторически сложилось все по-другому. Россия была огроменной империей, и балет как жанр во всем своем разнообразии органично вошел в ее культуру и был сохранен, хотя родился балет в Италии, а его расцвет произошел во Франции. Но в то время как Россия продолжала расти и развиваться как империя, Франция, напротив, начала угасать. То же самое произошло с французским балетом: было время, когда в труппах мужские партии танцевали женщины, мужчины в балете перестали играть главенствующую роль. В упадок пришло танцевальное искусство. Поэтому к началу ХХ века ни в Англии, ни во Франции, ни в Италии классического балета практически не осталось. Почему и начал в этих странах развиваться жанр ревю – то, что потом стало мюзик-холлом. Вернули балет на западную сцену дягилевские танцовщики, которые после революции разъехались по всему миру и стали создавать балетные труппы. А все большие балетные спектакли – «Лебединое озеро», «Щелкунчик» и другие – на Запад пришли в 60-х годах ХХ века благодаря Рудольфу Нурееву, Наталье Макаровой, Михаилу Барышникову. Они познакомили зрителя сначала с фрагментами этих балетов, потом были воссозданы отдельные акты, а потом поставлены спектакли в их редакции.

– И благодаря возобновлению гастролей наших театров на Западе?

– Да, когда открылись границы для театральных коллективов в 60-е годы.

– Вы долго танцевали на сцене, чем одарила западная публика русских балетных артистов после таких гастролей, после представления именно классики?

– Я стал живым свидетелем недавних гастролей Большого театра в Лондоне, когда был художественным руководителем ГАБТа. Мы танцевали там три недели. Впервые Большой театр вывез сразу девять балетных названий, восемь из которых были классическими. Только на люстрах британцы не висели. И это был фурор. Только российские артисты балета могли продемонстрировать такую мощь, – когда огромное количество мужчин-танцовщиков одновременно выходят на сцену в «Спартаке», трудно передать, что творилось в зале, у меня самого дух захватывало. Это же здорово! А западная публика вообще не избалована такими спектаклями. К тому же «русская балетная школа» – это не пустой звук, это неповторимо, это особое дыхание. Плюс отличный от европейского подход к декорационной живописи и костюмам. Все это и дает тот эффект, когда в залах аншлаги и восторг. Не говоря уже о том, что такой репертуар сохранился только в России, потому что сохранен сам репертуарный театр. На Западе система абсолютно другая. Наш балет «Эсмеральда» в Берлине, который был поставлен в прошлом году, идет блоками: шесть спектаклей в октябре, к примеру, а на следующий год – несколько спектаклей весной. Все. Больше зрители не увидят этот спектакль в сезоне. У нас же «Лебединое озеро», «Щелкунчика» и другие балеты можно смотреть круглогодично. Наша публика в этом плане избалована.

– Не кажется ли вам, что эта избалованность привела к тому, что публика пресытилась классикой? Килиан и другие современные западные балетмейстеры вызывают у нее тот же восторг, что у англичан наш знаменитый «Щелкунчик»?

– Публика не пресытилась классическими спектаклями, а в Челябинске-то уж точно – слишком немногочислен ваш классический репертуар, что очень обидно. К тому же классика – база, основа любого академического театра. Другое дело, когда театр авторский, как у вас, – Ольги и Владимира Поны, – они занимаются своими вещами. И у Большого, и у Мариинки 70 процентов репертуара – классика, потому что это вечно, как в живописи, поэзии и музыке. Но, конечно же, в репертуаре должны быть спектакли, накопленные и в ХХ веке. Российские и зарубежные. Другое дело, что тот же Килиан не всем дает разрешение ставить свои спектакли и достаточно дорог для постановки. Но, конечно же, театр – не только классический репертуар, надо приглашать современных хореографов, должна быть соблюдена определенная пропорция.

Прибавлять к «золотому запасу»

– Как вы относитесь к тому, что региональный театр позволяет себе «одноразовые» спектакли? К примеру, несколько балетов поставил в Челябинске Герман Прибылов, но где они? Состоялись премьеры и все – не удержали их в репертуаре, хотя потрачены немалые средства – изготовлены были очень хорошие костюмы, декорации... И зрители уже отреагировали на постановку «Эсмеральды»: опять спектакль «на один сезон»? Не потому, что они не доверяют вам, как постановщику, а потому, что уже есть печальный опыт...

– Возможно, в этом виновата история с переменами в руководстве вашего театра, а также недостаточное количество артистов балетной труппы и, как следствие, невозможность показа разнообразных балетных спектаклей?

– Но в Большом театре руководство тоже меняется довольно часто. Там тоже «зачищается» репертуар?

– Нет, в Большом такого не происходит. Так как в балетной труппе 220 артистов, а количество спектаклей за 40, поэтому там всегда проблема – как прокатать весь огромный репертуар, а не количество людей его исполняющих. Каждый сезон добавляет два новых спектакля, но старые не убавляются. Притом что долгие годы в театре была только одна сцена.

– То есть мы одни такие – расточители?

– Не хочу никого оскорбить, но это не расточительность, а недалекость. Балет «Привал кавалерии» Германа Прибылова, насколько я знаю, прошел на вашей сцене всего три раза, хотя это совершенно чудный спектакль. Но залили декорации и почему-то никак их восстановить не могут, хотя костюмы новенькие. Я предложил не далее как сегодня взять в «Золотой век русского императорского балета» па-де-де из «Привала кавалерии», чтобы использовать эти костюмы и чтобы артисты могли танцевать этот по-настоящему маленький шедевр. «Привал кавалерии» очень хорош для того количества артистов, которые сейчас есть в труппе, его стоит восстановить. Сейчас такого репертуара – позитивного – очень не хватает нашим театрам.

– Вы не просто репетируете «Золотой век русского императорского балета», но вносите некоторые изменения?

– Я хочу расширить границы спектакля, чтобы в случае необходимости, была возможность выбирать, трансформировать. И сегодня мне очень комфортно общаться с вашим новым руководством, в частности, с новым главным балетмейстером Юрием Клевцовым, потому что он меня понимает и поддерживает. Хорошо также, что решили восстановить в театре прекрасный балет «Слуга двух господ» Чулаки в постановке Марии Большаковой, я вчера пересмотрел этот спектакль в записи и могу сказать, что это замечательный, позитивный, живой спектакль, с хорошими костюмами и декорациями – настоящий эксклюзив. Нужно держать такой репертуар всеми силами, независимо ни от каких перемен. И к этому «золотому запасу» прибавлять и прибавлять.

– Что бы вы еще поставили для нашей труппы, зная ее возможности?

– Каверзный вопрос, мое мнение может не совпасть с мнением руководства театра. Театр должен строить репертуарную политику таким образом, чтобы она позволяла отличать его в пространстве других театров. Но я все-таки скажу, что рекомендовал бы ставить проверенные временем спектакли классического наследия. Это важно для профессионального роста труппы. Если говорить лично обо мне, я бы продолжил историю, начавшуюся с «Золотого века русского императорского балета», почему бы не сделать «Серебряный век русского балета»? Это работы Фокина, конечно же. Можно сделать и вечер советского балета – там столько всего замечательного накопилось: «Пламя Парижа», «Красный мак», балеты Якобсона, Голейзовского... И можно пригласить балетмейстеров, которые поставят что-то из западной классики ХХ века, там тоже очень много всего.

– Сейчас, когда вы покинули Большой, согласитесь ли занять место художественного руководителя в каком-то другом театре?

– Ни за что! (Смеется.) Художественным руководителем я уже был в двух театрах – «Русский балет» и ГАБТ – мне этого хватило. Это больше административная работа, а я – человек художественный, не зря же мой предшественник в Большом театре и одноклассник Алексей Ратманский по тем же причинам покинул стены этого театра. Мне хочется ставить, учиться на своих удачах и неудачах. Это гораздо интереснее. Люблю заниматься репетиторской работой, что и делаю сейчас в Челябинске, работая над своим вечером «Золотой век русского императорского балета», которым откроется сезон. Остаюсь педагогом-репетитором в театре «Русский балет», где работал долгие годы. А также остаюсь преподавателем Московской государственной академии хореографии и, надеюсь, продолжу исследовательскую работу в области классического наследия балетного театра.