Матери сказали, что ее красавица-дочь покончила с собой. Но она провела собственное расследование и вышла на след убийцы

— Была ночь, когда мне позвонили в домофон. Какой-то мужчина спросил про мою дочь: «Эльвина Галиханова тут проживает?» Я открыла дверь: «Что случилось?» Мужчина показал на фото паспорт моей дочери. Объяснил: «Ваша дочь выпала с девятого этажа». Я думала, это следователь или полицейский. Спрашиваю, еще не веря, не осознавая до конца: «Как выпала? Почему?» Но это оказался ритуальщик из похоронного агентства. Никаких подробностей он не знал.

Роза Галиханова — мама 24-летней Эльвины. Эльвина погибла 26 ноября прошлого года. По первой версии следствия, это был суицид. В возбуждении уголовного дела было отказано. Но мать не поверила, что дочь могла пойти на самоубийство. Она начала вести независимое расследование и сама нашла свидетеля — прохожего, который рассказал, что видел, как девушку скинули с балкона. Дело снова достали с полки и начали проверку. Журналисты E1.RU рассказывают о расследовании, которое провела убитая горем мать не хуже любого сыщика.

Роза — вдова, Эльвине было пять лет, когда от сердечного приступа во сне умер ее отец. С 26 лет женщина одна воспитывала двоих детей: сына и дочку. Работала на железной дороге.

Эльвина после школы поступила в техникум, но не доучилась. Ей было 20 лет, когда случилась беда: девушка попала под уголовную статью за хранение наркотиков. Ее задержали с курительной смесью — спайсом. Дали три года колонии. Через два с половиной года освободили по УДО.

— Конечно, для нас все это было шоком, потрясением, ударом. Никогда и никак мы не были связаны с криминалом, и вдруг судимость у дочери! — вспоминает Роза. — Хотя, когда я приезжала к ней на свидания, увидела, сколько девчонок там сидят по такой же статье — из нормальных семей, студентки.

Вернувшись домой, Эльвина устроилась на работу кассиром-администратором в одну из букмекерских контор в Екатеринбурге. Чтобы каждый день не мотаться до дома в Седельниково, вместе с подругой-коллегой сняла квартиру в городе. Нормальная жизнь вроде бы налаживалась.

Девушка сдала на водительские права, мама помогла ей купить машину. А потом Эльвина познакомилась с Алексеем и переехала жить к нему, в пустую квартиру его бабушки. Алексей был частым клиентом букмекерской конторы, делал ставки на футбольные матчи. Он был на год старше Эльвины. Они прожили вместе девять месяцев. А потом случилась трагедия.

— Пока дочь была жива, я ни разу его не видела, — рассказывает Роза. — Дочь приезжала ко мне каждую неделю. Я просила приехать вместе, познакомить, но Эльвина говорила, что он пока отказывается: говорил, пока не готов к знакомству. Часто дочь приезжала ко мне с вещами. Я понимала, что они поссорились. Но Эльвина не рассказывала подробности, не хотела расстраивать. Лишь отрывками иногда рассказывала. Так я узнала, что он не работает, деньги зарабатывает Эльвина, что он жестко контролирует ее: установил на ее телефоне программу и следит за всеми ее звонками и сообщениями. Потом стал запрещать ей надевать обтягивающие вещи, по фигуре, те же джинсы. Я попыталась осторожно поговорить с ней, что не стоит так переживать. Но я видела, понимала, что дочь его очень любит и не может расстаться. За две недели до ее гибели они поссорились, она приехала ко мне. Потом снова вернулась в Екатеринбург — видимо, помирились.

Первый раз Роза поговорила с Алексеем на следующий день после гибели дочери. Он сам позвонил и со слезами начал объяснять, что они поругались и Эльвина решилась на страшный шаг. Роза попросила его приехать. Девять дней Алексей жил у нее дома.

— Он рассказал мне, что в тот вечер они выпивали. Он пил водку, она — вино, — говорит Роза. — Потом, слово за слово, случилась ссора. Тогда, по его словам, Эльвина пригрозила, что покончит с собой. Сначала якобы хотела выскочить в подъезд, он запер входную дверь. Тогда она бросилась к балкону. Он снова попытался удержать ее, но она вырвалась. Алексей кинулся за ней, но поскользнулся, упал. Она выбежала на балкон, а дальше случилось непоправимое. А еще за эти дни, что он жил у меня, я услышала от него много чего про свою дочь: оказывается, она и пила, и употребляла наркотики. Я тогда спросила: а что же вас тогда связывало? Он ответил: она меня поддерживала. И все.

Роза рассказывает, что лишь спустя несколько дней после похорон она стала критически осмысливать историю и все сказанное. Ей показалось странным, что здоровый парень, который был гораздо сильнее девушки, не смог силой удержать ее дочь. Она созвонилась и с коллегами. Те говорили об Эльвине только хорошее: светлая голова, была перспектива карьерного роста, отлично работала. Ничего подозрительного в поведении никогда не было. Уверяли: если бы у нее были проблемы с употреблением наркотиков или алкоголя, она просто не смогла бы работать на такой должности — с деньгами и документами. Тех, у кого есть проблемы, выявляют в первые месяцы, на испытательном сроке. А Эльвина работала в конторе больше двух лет.

В крови у Эльвины после гибели нашли небольшое количество алкоголя: чуть меньше одной промилле, это соответствует легкому опьянению. Алексей никаких анализов на алкоголь не сдавал. После проверки следователь отказал в возбуждении уголовного дела, сделав вывод, что это был суицид. Мать обратилась в прокуратуру, дело вернули на доследование. Тогда Роза написала заявление с требованием ознакомиться с материалами дела. Ей дали доступ к делу. И в папке среди подшитых документов, фотографий мертвой дочери с места происшествия она увидела один листок с рапортом полицейского. В том рапорте говорилось, что, оказывается, был свидетель — случайный прохожий, живущий по соседству. И этот прохожий дал объяснение полиции, что вместе с женой видел потасовку на балконе: двух человек. И на их глазах через несколько секунд один человек поднял другого и перекинул через перила балкона.

— Я первый раз узнала про свидетеля! Мне никто ничего не говорил! — говорит мама погибшей. — Начала расспрашивать следователя: где свидетель? Следователь начал говорить, что не могут его найти. Мол, потеряли его контакты. И вообще кто-то сказал следователю, что свидетель неадекватный, состоит на каком-то учете. Кто именно сказал, почему неадекватный, на каком учете — мне так никто и не пояснил.

Тогда Роза сама стала искать свидетеля, зная его имя, отчество и год рождения. Какие-то знакомые помогли ей узнать место его прописки в небольшом поселке на севере Свердловской области. Возможно, бывшей прописки. Тогда Роза вместе с друзьями семьи просто написали в соцсетях жителям этого поселка: если вы знаете этого человека, передайте ему номер телефона. И свидетель нашелся, позвонил сам.

— Это абсолютно адекватный тридцатилетний мужчина, бывший сотрудник полиции, — говорит Роза. — Он сказал, что четко видел, как один человек, что побольше, перекинул другого, кто был меньше, через бортик балкона, в распахнутое окно. Тот, кого выкинули, на секунду зацепился за край балкона и потом полетел вниз. Внизу были еще прохожие, но они стояли под балконом и не видели, что происходило наверху. Скорую вызвали именно они. Алексей вниз не спустился. Свидетель также рассказал мне, что, когда через несколько минут подъехали полицейские, он вместе с ними поднялся в квартиру к Алексею. По его словам, тот «был неадекватен» (все это зафиксировано в показаниях, материалы есть в распоряжении редакции. — Прим. ред.). По словам свидетеля, никто из органов с ним не связывался после происшествия. Но он готов сотрудничать со следствием и дать все показания.

Роза передала контакты, которые нашла сама, в следственное управление. Там снова начали проверку. Мужчину вызвали на допрос, он дал подробные показания. С его согласия его проверили на детекторе лжи. Но прибор показал, что свидетель говорит неправду. Алексей, по словам мамы Эльвины, тоже проходил полиграф, и результат теста был в его пользу: показания правдивы. Впрочем, результаты полиграфа не являются прямым доказательством вины или невиновности. Но Роза переживает за объективность расследования.

— Слишком много непонятных моментов в этом деле, — говорит она. — Например, как получилось, что не оказалось контактов свидетеля в деле, которое связано с гибелью человека. Также в материалах дела я нашла характеристику на дочь, якобы взятую 13-м отделом полиции по месту жительства. Там сказано, что ее характеризуют отрицательно: часто видели в состоянии, похожем на наркотическое или алкогольное опьянение.

— Кто именно видел?

— Это в характеристике не поясняется. Я обошла соседей по подъезду, никто ничего подобного не подтвердил, многие, как это часто бывает в многоквартирном доме, дочь не знали. Я подумала, может, полиция сделала запрос по месту ее прописки в Седельниково. Позвонила нашему участковому, он говорит: нет, никто никаких запросов не делал. Откуда тогда взялась эта характеристика? С чьих слов? Коллег и начальство с места работы, например, наоборот, никто не опрашивал. У меня ощущение, что все специально подгоняют под темное пятно в ее биографии, чтобы списать на неадекватность и суицид.

— Зачем?

— Есть информация, что близкие бывшего друга дочери работают в органах. Но утверждать ничего не могу. Но вот скажите, зачем случайному прохожему, который не знал никого в этой истории, выдумывать, врать, сочинять? Наоборот, свидетель сейчас переживает, что теперь его затаскают по допросам и очным ставкам. И еще: я специально приезжала к тому дому, где жила дочь, когда было темно, чтобы понять, видно ли снизу то, что происходит на девятом этаже (напомним, трагедия случилась в ноябре, примерно в 22 часа. — Прим. ред.). На фоне светящихся окон все очень хорошо видно.

Мы пообщались с коллегой и подругой Эльвины. Ирина знакома с погибшей с 2019 года, когда девушка пришла на работу в букмекерскую контору.

— Мы снимали вместе с ней квартиру до ее знакомства с Алексеем, — рассказывает Ирина. — Совершенно точно я могу сказать: никаких наркотиков в ее жизни не было. Даже когда она переехала с нашей съемной квартиры, все равно вся жизнь ее была на виду. Она очень много времени проводила в конторе, график работы — сутки через сутки, сутки через двое. Любая неадекватность сразу бы сказалась на работе. А она работала безупречно. Все коллеги и руководители готовы подтвердить это.

Cозвонились и с молодым человеком Эльвины Алексеем. В этот момент, с его слов, он был за рулем, на работе.

— Я много раз говорил, что я непричастен к этому, — сказал Алексей.

— Просто в деле есть показания свидетеля.

— Значит, свидетель лжет. Не знаю, для чего нужно маме меня обвинять. Мне тяжело сейчас все это снова вспоминать. Мы ругались, выпивали, и из-за одной моей фразы, когда я сказал: давай расстанемся, она сделала такое.

— Родные не понимают, как вы — взрослый, сильный человек — не смогли удержать.

— Я все понимаю, почему так могут думать. Мне самому очень тяжело, тяжело все еще. Понимаю маму, она так считает (подозревает). И я не знаю, как убедить, чем поклясться, что я не делал этого...

В Следственном комитете нам сообщили, что проверка по делу продолжается.

— Следственным отделом по Чкаловскому району Екатеринбурга устанавливаются все обстоятельства произошедшей трагедии, — прокомментировали в СУ СКР по Свердловской области. — Вся вновь поступающая информация, которая может помочь в выяснении деталей случившегося, тщательно проверяется.