Top.Mail.Ru
(Вы)жить на болоте
Как люди не дают умереть оторванной от цивилизации тюменской глубинке — спецрепортаж
(Вы)жить на болоте
Как люди не дают умереть оторванной от цивилизации тюменской глубинке — спецрепортаж
Янгутум находится в Заболотье, на правом берегу реки Носки, в 120 километрах от Тобольска. Летом сюда можно добраться только на вертолете, с декабря по март — на машине по заледеневшему болоту. В деревне 10 домов, где постоянно живут около 20 человек.


Помимо Янгутума, в Заболотье есть еще несколько труднодоступных населенных пунктов. Это край лесов и болот.
Янгутум
Тюмень
Домики с маленькими окнами, в ограде — гора льда, топор и деревянные сани. Внутри жилья — большой сундук с десятками килограммов муки, крупы и сахара. А еще обязательно печка. Для жизни жителям тюменской деревни Янгутум достаточно этих простых вещей, ими пользовались их предки еще сотни лет назад. Здесь нет интернета, магазинов, нормальных дорог, а связь может пропадать на несколько месяцев. Нет тут и разговоров о спецоперации. Военный конфликт совсем не повлиял на обособленную жизнь крошечной деревни.

Так, в сотнях километрах от цивилизации, продолжают выживать люди. Они не жалуются на жизнь, хоть и порой, чтобы дозвониться до скорой, приходится ехать в соседний поселок на буране. А зарплата — 12 тысяч в месяц, если работать в пределах деревни.

Этот материал — о людях и жизни, которая кажется невозможной в XXI веке.
ДОРОГА
Машина начинает дребезжать и раскачиваться из стороны в сторону. Пейзаж с асфальтированной дороги со знаками сменяется на бесконечное белое поле, усыпанное худенькими крошечными березками. Порой проезжаем небольшие островки с крупными деревьями: заснеженные арки из ветвей смотрятся волшебно. Когда дорогу заметает снегом, кажется, что ты едешь в бесконечность. Сквозь снег просвечивает лед, машину периодически заносит. Мы едем по болоту.
Это единственная дорога зимой, которая связывает Янгутум с цивилизацией
Через десятки километров, когда глаза привыкли к белому окружению, появляется скопление машин и несколько домиков с прилавками. Этот небольшой рынок — спасение для путешественников и жителей Янгутума. Местные торгуют здесь ягодами, еловыми шишками и рыбой.

С этого места начинается история современных сибирских татар, которые упорно пытаются жить на земле своих предков.
БАХТИЯР ХАМРАЕВ
ДЖАСИЛЯ ГАЛИЕВА
Хамит Назыров
Живет в Янгутуме всю жизнь. Помнит, как из богатого поселка его родина превратилась в забытую деревушку. Мужчина занимается изготовлением и продажей саней
Родилась в Заболотье. Построила домик в Янгутуме после открытия зимника. Теперь приезжает сюда на сезон, чтобы торговать
Самый молодой житель деревни, ему 33 года. Пробовал жить в Тюмени, но из-за отсутствия работы вернулся в Янгутум. Построил здесь дом и устроился дизелистом за 12 тысяч в месяц
история забытой татарской деревни
Дорога от рынка до деревни занимает несколько минут. В самом поселении осталось всего 10 жилых домов, они выглядят скромно и опрятно. От любой другой деревни они отличаются небольшими размерами и непривычно маленькими окнами. Улицы деревни пустуют: все либо на рынке, либо сидят по домам. Но так было не всегда.
Мы заходим в дом к одному из самых пожилых жителей Хамиту Назырову. С нами идет наша проводница, Джасиля Галиева. С женщиной мы познакомились на рынке (об этом позже). Сначала на татарском Джасиля объясняет хозяевам, для чего мы пришли. Уже после Хамит соглашается поговорить, его жена не позволят даже сделать фото того, как она моет посуду растопленным льдом. Люди здесь относятся к нам, чужакам, с осторожностью и опаской, что непривычно в сравнении с другими жителями глубинки.
Дом Хамита – просторная деревенская изба. Со старенькой советской стенкой, скрипучими лакированными полами, коврами на стенах и вязаными накидками на табуретках. Выделяется круглая печка — «контрамарка», называет ее хозяин. Хамит говорит, что ее особенность в том, что она не занимает много места и ее построили по голландским традициям. Сооружение отделяет гостиную от спальни. Печь стоит здесь со школьных времен Хамита. Только фото внуков, сделанные на фотосессии, возвращают нас в реальность, где есть место технологиям.
Хамиту Назырову 63 года, всю жизнь он прожил в Янгутуме. Мужчина выглядит немного старше своих лет: у него глубокие морщины, сиплый голос и неспешная походка. Селянин вспоминает родную деревню богатой и процветающей. Когда-то здесь были коопзверопромхоз, охотхозяйство, лесовалка, конная ферма, начальная школа, магазин и медпункт.
— Когда я маленький был, у нас в деревне 45 домов было всего. Я считать научился — на крышу залез и считал. Четыре класса здесь окончил. Потом в Лайтамаке, там интернат школьный был. Рыбой занимались, клюкву, ягоды собирали. Стройка, лесовалка — всё, что необходимо, сами делали. Рабочих около 20 было всего, — рассказывает Хамит Назыров.
После школы Хамит уехал в Тобольск, там окончил радиотехническую школу. Затем мужчину забрали в армию, а по окончании службы он снова вернулся в родной Янгутум.

В деревне охотились и рыбачили. Питались тем, что добыли сами, заготавливали на зиму. Зарабатывал изготовлением окон, дверей и печей для жителей деревни. Делаю это до сих пор — сейчас готовлю сани.

Когда Хамиту было 25 лет, примерно в 80-х, в деревню провели электричество — люди смогли навсегда избавиться от керосиновых ламп. На тот момент, говорит Хамит, в деревне работали 27 человек. Таксофон, по словам мужчины, появился только 10 лет назад и до сих пор лишь с помощью его одного люди могут поддерживать связь с миром.

Хамит говорит, что потихоньку переезжать из Янгутума люди начали, еще когда он был школьником. Для себя он сделал вывод: всё изменило «начальство», по приказу которого закрыли предприятия. И деревня стала умирать.
— Раньше закон такой был: людям из маленьких деревень предложили переезжать на большую землю. Кто не соглашался — как хотите, так и живите.
— У меня отец так поступил. У нас в семье 9 человек, и учить, кормить нас он на большой земле не мог. Он добывал здесь много рыбы, мяса. У нас дорогу начинали делать — просекой сделали. Деньги давали. И всё. С деньгами всё ушло. Они деньги получили и смылись, наверное. Везде же так.

На тумбочке лежит кнопочный телефон — бесполезная вещь. Когда-то, говорит мужчина, по нему даже можно было позвонить. Но потом связь пропала, после чего хотели установить вышку.

— До нас не дойдет ничего. Пять лет назад примерно должны были поставить вышку. Наверное, на бумаге-то она поставлена. Связь нам надо, и чтобы аэропорт не закрыли. Рейсы уменьшают. И в скором времени до нас просто могут не долететь.
Когда лед тает, по зимнику до деревень добраться невозможно. На смену машинам приходит вертолет — только на нем жители Заболотья могут долететь, к примеру, до Тобольска. Вертолет собирает пассажиров со всех труднодоступных пунктов и доставляет до места назначения.
О том, как умирала его родина и о проблемах деревни, Хамит говорит спокойно и сдержанно. Как будто это всё неизбежно и неисправимо. Недавно по дороге из Тобольска в деревню у мужчины случился инсульт, скорая спасла его чудом.
— Сейчас в основном связи не хватает. Если бы меня скорая не забрала по дороге, то я бы, наверное, дома один умер. Меня начало уже парализовывать. В Тобольске хорошо, уютно. У меня там дочка живет. А я пользоваться лифтом не могу. Это непривычно и неудобно. В деревню тянет обратно. Нравится окружение, природа. Мы же по часам не работам. Зимой на буране, летом – на моторе, - улыбается мужчина.
Когда все предприятия закрылись, а мастерить двери и печи стало некому, Хамит начал изготавливать сани – этим он занимается и сейчас. На них перевозят дрова, на санях катают детей и катаются сами. Сани покупают жители соседних деревень и обитатели Янгутума – изделия мужчина делает под заказ. Жизнь в забытой деревеньке мужчина устроил успешно.
У Хамита есть и мастерская в небольшом ангаре. Там лежит дерево для изготовления, разные инструменты. Есть, к примеру, корец — топор для выдалбливания лодок. (Хамит так назвал свой инструмент. На самом деле это может быть тесло). Точно таким же пользовались и предки Хамита.
У Хамита есть и мастерская в небольшом ангаре. Там лежит дерево для изготовления, разные инструменты. Есть, к примеру, корец — топор для выдалбливания лодок. (Хамит так назвал свой инструмент. На самом деле это может быть тесло). Точно таким же пользовались и предки Хамита.
Судьба других жителей Янгутума после закрытия предприятий сложилась по-разному. Кто-то переехал в город, а кто-то всеми силами пытался выжить. Десятки лет люди находятся наедине со своим обособившимся миром, который они долгие годы усердно создавали сами. Делали это постепенно и не всегда удачно.

В деревне мы заходили почти в каждый дом. И везде к нам относятся настороженно, с опаской. От фото отказываются, а в дом провожают со стеснением. Запомнилась одна реакция мужчины на наше появление. Селянин приехал на «Буране» домой, увидел нас и стал рассуждать: «А что вам рассказать? Русский Ванька приехал — всё разворовал. Он в церковь ходит, молится. А сам ворует». С этих слов началось наше несостоявшееся общение. Только позже я поняла настоящий смысл его слов. Где-то глубоко у людей сидит чувство обиды на тех, кто позволил сделать из деревни то, во что она превратилась сейчас.
зимник
Сейчас в деревне не осталось ничего из того, что помнит Хамит. Старинная мечеть, которой так гордились местные, превратилась в развалины. Магазин — куча прогнивших досок, школа — небольшой обшарпанный домик, закрытый на замок.
Зимником называют заледеневшее болото, по которому зимой жители Заболотья и ХМАО (дорога до зимника ведет и к другой автономной области) добираются до поселков.
Зимой, когда под сугробами всё выглядит еще более безжизненным, деревня кажется заброшенной. Если бы не крохотный островок, на котором организовали рынок, вероятно, Янгутум бы уже стал очередным забытым местом. Местные стали торговать, чтобы выжить. Возле деревни они организовали прилавки, где продают ягоды, рыбу, шишки. Продают, только пока еще лед крепкий, в остальные месяцы люди занимаются заготовкой товара. Джасиля Галиева работает на рынке уже больше 10 лет и помнит всё с момента открытия.
С Джасилей мы познакомились на зимнике за несколько недель до нашего приезда, тогда я еще не представлялась журналистом. Я спрашивала у нее про жизнь я Янгутуме и торговлю. Джасиля отвечала увлеченно: с особым наслаждением она говорила про сибирско-татарский язык, который до сих пор изучает и пишет на нем рассказы. Она просит отличать казанский татарский от сибирского: для нее это важно. Однажды в розыгрыше она выиграла книгу на родном языке — теперь бережно ее хранит и читает. Сейчас жизнь женщины — это торговля зимой и сбор ягод летом. Всё скромно и ограниченно. Но эти простые мелочи приносят радость — менять Джасиля ничего не хочет. От других жителей Янгутума женщину отличает искреннее желание рассказать об особенностях жизни в деревне и татарской культуре.
Женщина родом из Заболотья, ее дом находится в поселении Сиделино, в 50 километрах от деревни. Во время работы на рынке она приезжает в Янгутум. Здесь у нее есть жилье, но большую часть времени она проводит в избушке на зимнике. В торговлю, как и многие другие жители Заболотья, женщина пришла вынужденно.
— Муж пошел работать на железку, я работала по специальности — в строительстве. Нас сократили в 1999 году. Мы работаем — нам деньги не дают. Я видела, что на железнодорожной станции в селе Сетово бабушки торгуют. Буран стоит, а они по вагонам бегают. Тогда они рыбу продавали. А у нас рыбы много было. Я взяла сына своего, ведро рыбы и пошла продавать. Тогда заработала первые деньги с торговли на хлеб.
Спустя некоторое время с торговлей на железной дороге начались проблемы. Женщина нашла выход: в начале 2000-х она узнала об открытии зимника. Вместе с жителями Янгутума, которым тоже пришлось снова найти место в жизни, Джасиля стала налаживать торговлю возле деревни.

— Когда рынок образовался, мы стояли возле деревни. Таких избушек не было. Люди стояли на улице. Там яр крутой был, машины не могли заезжать. И мы перенесли избушки сюда. Товар у нас — ягоды: земляника, голубика, черника, брусника, клюква, облепиха, вишня. Эти ягоды мы сами собираем. У нас растут яблони, у нас растут вишни.

Еще на прилавках есть рыба — замороженная и копченая. Для продажи мужчину ловят ее летом, для себя — весной. Некоторые виды рыбы покупают в Тобольске, коптят ее тоже не сами и привозят на зимник. Все ягоды собирают женщины сами, в лесах Заболотья.

В начале зарождения торговли были только прилавки. В мороз возле них разжигали костер, чтобы согреться. Через некоторое время тут появилась и первая избушка, ее возводили всей деревней.
— Она без крыши была. Вся деревня выставляет продукцию на прилавок. В избах мы и ночуем, и торгуем. Деньги там в баночки кладем.
Джасиля просит отличать казанский татарский от сибирского: для нее это важно. Однажды в розыгрыше она выиграла книгу на родном языке — теперь бережно ее хранит и читает.
Джасиля просит отличать казанский татарский от сибирского: для нее это важно. Однажды в розыгрыше она выиграла книгу на родном языке — теперь бережно ее хранит и читает.
Так, в избушке на небольшом квадрате, умещается вся жизнь селян. Внутри — печка-буржуйка, кровать, стол, чайник, ведро с растопленным льдом и умывальник. Над окном — небольшая полосочка света. Небольшая, потому что в избушках пока нет электричества, свет есть благодаря генераторам.
— Раньше у нас и света не было. К примеру, в школе мы учились при керосиновых лампах. Мы лед топим. Хотя колодец есть в деревне, но мы привыкли к такой воде. Отопление печное, дровами топим. Мы тут спим, мы тут кушаем. Это наш люкс-номер.
Сейчас на зимнике стоят несколько избушек. Среди их владельцев — мужчина, который приезжает торговать только на сезон из Тюмени, брат Джасили, летом он продает билеты в аэропорту, и местная жительница, она переехала сюда из соседней деревни Тапкинбашево, потому что вышла замуж. Хасия когда-то мечтала о переезде в город. Но сейчас это кажется ей недостижимым – 15 тысяч за съемную комнату сумма неподъемная.
Моя пенсия — 11 тысяч. Как я в городе на них проживу? Жилье надо снимать. Мы же привыкли тут. Всё свое добываем, — рассказывает Хасия Ишкулова, местная жительница.
Помимо прочего, островок с домиками на зимнике — единственная помощь для путешественников на протяжении трехсоткилометровой заледеневшей дороги. Селяне могут напоить чаем, поделиться бензином или просто впустить переночевать.
— Например, была история. На улице, хотя март месяц, — холодно. Останавливается мотоцикл. Мотоцикл! В мороз. У человека на ногах не теплые сапоги. Какие-то кирзовые. Он прибегает к нам. «Можно чаю горячего попить?» Мы говорим: «Не то что горячий чай. Бегом в избушку, снимайте одежду, снимайте сапоги, залезайте на нары и грейте ноги».
настоящее
На связь со своей беременной женой Бахтияр Хамраев не выходил несколько дней. Женщину перед родами увезли в районную больницу — там ей смогут оперативно оказать медпомощь. Как самочувствие жены? А, может, на свет уже появился ребенок? Ответа Бахтияр узнать не может: таксофон в деревне сломался полтора месяца назад. Так, в одиночестве и полной безызвестности, он ждет возвращения супруги. Его трое детей — в интернате в соседнем селе. Мужчина сам справляется с хозяйством и ходит на работу.
Бахтияр — самый молодой житель Янгутума. Ему 33 года. Здесь он родился и провел школьные годы. После поехал в Тюмень на время учебы в колледже и познакомился со своей будущей супругой. Но городская жизнь ему быстро надоела. Одна из причин — невозможность без опыта устроиться на хорошую работу в городе.
Таксофон в Янгутуме обслуживает компания «Ростелеком». Аппарат висит в центре деревни. Чтобы позвонить, нужно прийти, приложить карточку, и вас соединят с собеседником. Если с вами кто-то неожиданно решит связаться, необходимо быть у телефона. Когда звонят и оказывается у телефона кто-то другой, он бежит и просит подойти к таксофону нужного человека. Скорая помощь прилетает на вертолете через 40 минут после вызова. В случае если аппарат не работает, приходится на «Буране» ехать в соседний населенный пункт или самостоятельно везти к врачу больного. Ближайшая больница находится в Лайтамаке — в 60 километрах.
расстояние
60 км
Там суеты много. Все бегут куда-то, у всех дела там — каждый день туда-сюда. В деревне спокойно. Машины не ездят. Родная сторона здесь. Родился, вырос. Знаю здесь все речки, лес весь.
По приезде в деревню Бахтияр стал строить дом. Раньше это делали всей деревней и бесплатно. Сейчас соседям помогают за деньги. Когда жилье было готово, Бахтияр женился, появились дети, с женой они завели хозяйство: куриц, кроликов, овец.

В доме молодой семьи, как и у всех здесь, нет интернета, водопровода и теплого туалета. Есть телевизор — единственное развлечение для селян. Бахтияр никогда не заводил себе страницы в соцсетях: просто незачем. Зимой жители идут на речку и с помощью пилы добывают куски льда. Интересно, что у каждого в ограде — аккуратная стопка с ледяными кусками. Действует правило: запас должен быть минимум на три дня. Лед с частичками грязи идет в баню. Самые чистые осколки служат питьевой водой, ей же моют посуду, стирают одежду.
— Мы продукты здесь закупаем заранее зимой. Летом как бы деньги копятся. Зимой закупаемся. Масло, муку, сахар, чай — всё берем. Потому что летом дорого. Самолет летает. А как привезешь муку там? На самолете как привезти 50 килограммов багажа?
Перед входом в дом стоит гигантский сундук с мукой, сахаром и различными крупами. Запасы делают зимой на целый год, потому что летом на вертолете продукты в таком количестве запасти невозможно. Холодильник в доме забит яблоками: их можно либо купить втридорога в магазине в соседнем поселке, либо ждать приезда «лавки на колесах». Так называют бизнесменов, которые ездят по Заболотью и торгуют вещами и продуктами.
Бахтияр — скромный интеллигентный молодой человек. Если мыслить стереотипами, мужчина отличается от деревенской молодежи. Говорит он сдержанно и на жизнь особо не жалуется. Иногда путает местоимения и окончания слов. В татарской деревне все говорят на родном языке.
Бахтияр работает в деревне дизелистом (обслуживает электростанцию) за крошечную зарплату. Его жена вместо фельдшера оказывает людям первую медицинскую помощь.
— У меня зарплата — всего лишь там 9 тысяч. Аванс — где-то 5 тысяч. А жена? У нас же так-то нет работы в деревне. Жена как бы устроилась. Ей в год 5 тысяч платят. Она здесь санитар или фельдшер. Уколы может поставить, температуру измерить, записать. Или, если надо, скорую вызвать.
Бахтияр хочет остаться жить в деревне и мечтает, чтобы здесь появились школа и интернет.
В XXI веке главная мечта мужчины — дорога, интернет и школа для детей.
— Сделали бы начальную школу, что ли. Хотя бы домашнее обучение. Вышку бы какую-нибудь поставили. Чтобы сеть была, Wi-Fi. А то детей не видишь — они вырастают, вымахивают. Домой приезжаешь и даже не знаешь, какой у них характер.