«Монета стоит на ребре». Известный иранист — о начале большой ближневосточной войны

Дональд Трамп схитрил. Объявил 19 июня, что через две недели примет решение о бомбежках Ирана, а уже 22-го ВВС США атаковали три ядерных объекта в Иране — Фордо, Натанз и Исфахан.

Теперь Иран грозит закрыть Ормузский пролив для нефтяных танкеров, а Йемен — вступить в войну. Миротворец Трамп, вмешавшись в противостояние Израиля и Ирана, начинает большую войну на Ближнем Востоке? Что это значит для России, «Фонтанка» спросила у Николая Кожанова, ираниста, доцента Центра изучения Персидского залива Катарского университета.

— Николай Александрович, бомбардировки США по иранским ядерным объектам — это уже большая ближневосточная война или еще нет?

— Идет процесс эскалации, но большой войной на Ближнем Востоке происходящее я не назвал бы. Хотя бы потому, что логика американских ударов заключается как раз в том, чтобы принудить Тегеран к диалогу. Это попытка применения кнута и пряника, которая используется в последние дни. Сперва ее предприняли руками израильтян, надо сказать, неуклюже, поскольку ядерная программа Ирана не пострадала от их налетов. США же, обладая большими техническими возможностями, нанесли удар по ключевым ядерным объектам, чтобы показать иранцам: развивать ядерную программу никто не позволит.

Опять монета стоит на ребре. С одной стороны, американцы рассчитывают на то, что они исправят недостаток военной операции израильтян. С другой — они считают, что это вынудит иранцев начать хоть какие-то переговоры. При этом поставили Иран в ситуацию, в которой он справедливо чувствует себя обиженным игроком, получившим существенный ущерб.

Для иранского руководства сейчас важно «спасение лица» хотя бы на внутренней арене. Они не могут позволить себе получить удар и пойти на переговоры.

— За десятилетия противостояния с Ираном в Америке уже должны всё понимать про перспективы?

— Я не специалист по Соединенным Штатам, но есть ощущение, что с приходом Трампа существенно увеличился разрыв между теми, кто принимает решения, а сейчас это его близкий круг, и теми, кто обеспечивает их выполнение. Проще говоря, аналитиков никто не слушает, а исполнители настолько боятся потерять свои рабочие места, что, если завтра Трамп прикажет сделать что-нибудь еще с Ираном, они выполнят беспрекословно.

— На самом деле про настоящий ущерб мы ничего не знаем. В Сети публикуют снимки от 19 июня с грузовиками у базы Фордо, которые, вероятно, вывозили всё, что было целью глубинных бомб, сброшенных Америкой на ядерные объекты. МАГАТЭ и Центр ядерной безопасности Ирана говорит, что повышения радиации за пределами атакованных объектов не зафиксировано…

— Это про то, что в ближайшее время переговоров, на которых настаивают США, ждать не стоит. Да, Ирану нанесен ущерб, но, судя по всему, он далеко не сломлен. В ходе этого ирано-израильского столкновения мы почему-то стали заложниками нарративов, по которым если, условно, США или Израиль наносят удар, то противник неизбежно должен быть сломлен, уничтожен.

На самом деле иранцы достаточно опытные в военных и симметричных боевых действиях, это во-первых. То, что до сегодняшнего дня не было столь массовых налетов ракет или дронов на Израиль, вовсе не говорит, что они закончились, просто их берегли для чего-то другого. И они 22 июня ответили…

Во-вторых, они прекрасно знают, как прятать, как сохранять и когда использовать свое оружие. Иран — это страна с очень специфическим ландшафтом, и спрятать там подземные объекты очень просто. Помните, объекты в Натанзе раскрыли только благодаря утечке информации.

То есть мы не должны исключать того, что есть и другие базы. А атаки дали Ирану изящный повод отказаться от всевозможных проверок со стороны того же МАГАТЭ и вообще выйти из договора о ядерном нераспространении. Если это произойдет, прозрачность по ядерке, существовавшая до сих пор, просто исчезнет. Хотя, конечно, она была весьма спорной и сомнительной.

— Вряд ли начавшейся эскалации рады страны Персидского залива? Особенно вероятному закрытию Ормузского пролива — через него транспортируется треть мировой нефти. 22 июня парламент Ирана проголосовал за его блокирование.

— Конечно, не рады. У стран Персидского залива возможности обойти Ормузский пролив практически нет. Определенная инфраструктура создавалась и саудитами, чтобы получить выход через Красное море, и Объединенными Арабскими Эмиратами — они свои пути в обход пролива создавали. Но всё это не позволит перенаправить весь поток экспортируемых энергоносителей. Так что в случае его перекрытия внешнему рынку будет нанесен существенный удар. И это будет удар по ядру стран ОПЕК+ — по той же Саудовской Аравии, ОАЭ, Кувейту. А именно на них надежда: если начнется дисбаланс на рынке из-за окончательного ухода с рынка иранской нефти, эти страны могут компенсировать возникшую нехватку предложения.

— А это перекрытие и в самом деле реально? Ирану ведь тоже надо продавать свою нефть.

— Это возможный вариант создания проблем для противников со стороны Ирана, но выход на внешний рынок для него тоже осложнится. У него есть инфраструктура по обходу Ормузского пролива, она тоже позволяет перекидывать далеко не те объемы, что выводятся на рынок сейчас.

Впрочем, есть и альтернативные варианты создания проблем на мировых рынках — как, например, атака неизвестных дронов в Абкайке и Хурайсе в Саудовской Аравии в 2019 году по нефтеперерабатывающей инфраструктуре. Такого страны Персидского залива и опасаются, хотя на самом деле это сюжет Судного дня. Потому что как только Иран или иранские прокси идут на это, Иран не только закрывает для себя внешние рынки, он окончательно портит отношения с соседями, что ему не выгодно. В тяжелые времена Иран как раз стремится к хорошим отношениям с ними.

— К утру 22 июня соседи никак не отреагировали на бомбежки со стороны США. Почему? Верили в двухнедельную паузу, объявленную Трампом, и вдруг?..

— Думаю, это просто шок и попытка осмыслить, что происходит. Сложилась непростая ситуация, учитывая, что страны залива ассоциируются с союзниками США, тот же Катар — важный партнер США за пределами НАТО.

— А с другой стороны, Катар и с Ираном дружит.

— Поэтому им нужно выработать очень аккуратную и осторожную позицию. Чтобы, с одной стороны, не испортить отношения с достаточно эксцентричным Трампом. С другой стороны, не испортить отношения с Ираном. Они относятся к нему как к определенному вызову, в соответствии с пословицей про черта, которого они знают. Своего черта. Перед странами залива задача — сохранить с ним отношения и не допустить ситуации, когда законными с точки зрения Ирана объектами для удара станет их нефтегазовая экономическая структура.

— Но это ведь могут быть и военные базы США: 50 тысяч военнослужащих Пентагона практически во всех этих странах стоят.

— Это еще один фактор нестабильности в регионе, потому что до сих пор Иран только грозился воспринимать Соединенные Штаты как сторону конфликта. Сейчас они дали ему как бы железобетонное оправдание для проведения операций против американских солдат, против американского военного персонала на территории того же Ирака. Думаю, что эта страна, а не монархии Персидского залива, будет объектом какой-то активизации со стороны Ирана.

— Чьими руками? У иранских прокси, как мы знаем, сил осталось немного. «Хезболла» и ХАМАС обессилены.

— Да, остаются хуситы и шиитские группировки в Ираке. Хотя иранцы понимают, что это один из последних инструментов, и против них будет направлен удар в случае чего. Но есть арабская пословица: при отсутствии коней седлают собак. Если вариантов нет, нужно использовать, что имеется. Хотя, конечно, мы должны понимать, что это одна из причин, по которой мы увидели массовый израильский удар.

— Вы имеете в виду слабость иранских прокси?

— Да, Иран изначально находился в слабой позиции. Но у израильтян традиционно исторические проблемы с завершением того, что они начинают. Начать с молниеносной красивой операции они могут. Например, красиво войти в Ливан и застрять там на годы. Или проводить одну и ту же операцию против «Хезболлы». У меня есть друзья в Израиле, у которых дед, отец и сын воевали в одном и том же районе в Ливане с разницей где-то 9–10 лет, если я не ошибаюсь.

Сейчас же, после ужасных атак ХАМАСа на Израиль в октябре 2023 года, израильтяне последовательно уничтожали, ослабляли иранские прокси-силы в регионе. И причина, по которой налет стал возможен, в том, что Иран фактически остался с Израилем один на один — с плохой экономикой, с лидером, который был озабочен передачей власти.

В итоге иранцы «доигрались», когда за переговорами с американцами откровенно тянули время, набирали козыри в рукава в форме существенно увеличенных объемов обогащения урана. Им это вышло боком, и приходится демонстрировать все свои лучшие способности, чтобы давать симметричный ответ Израилю. Но они могут делать это очень долго. Что касается американских налетов, то их масштабы будут зависеть от того, насколько долго и насколько масштабно международное сообщество позволит США это делать.

Однако, если иранская ядерная программа существенно пострадала, рано или поздно Ирану будет о чем задуматься. Иранцы достаточно гибкая нация. Когда они понимают, что речь идет об угрозе их уничтожения, то лучше сесть за стол переговоров. Хотя я все-таки пребываю в таком пессимистическом настроении, потому что американцы сейчас ввязались в конфликт, из которого нет ясного и явного выхода. Они подорвали доверие к себе как к миротворцам.

— Трамп и сейчас называет себя миротворцем и заявляет, что теперь-то Тегеран должен пойти на переговоры и «закончить эту войну». Вряд ли американские стратеги не понимают, что Иран не сложит руки и не скажет: «Давайте уже заключать мир».

— Трамп не оправдал возложенных на него «миротворческих» надежд. Более того, во-первых, атаки на Иран дали нерушимую уверенность иранцам по поводу необходимости создания ядерной бомбы.

Во-вторых, испугали страны условного Глобального Юга и ненавязчиво подталкивают их в сторону того же Китая, который продемонстрировал, что может быть достаточно устойчивым по отношению к требованиям и угрозам. Возникает вопрос: зачем вам усиливать Китай? Особенно если вы считаете, что это ваш главный противник.

То есть удар США, с моей точки зрения, имеет противоречивые последствия, не говоря уже о том, что мы шагнули на новую ступень эскалации, и куда она нас заведет — неизвестно.

— На Западе и в Израиле сомневаются в том, что лидер Ирана Хаменеи жив. И эти сомнения позволяют им рассуждать о смене режима в стране с населением 90 миллионов человек. Они действительно хотят его сменить?

— Тема изменения режима никогда полностью с повестки не убиралась. Разделим тут израильскую и американскую повестку. Для Израиля, конечно, смена режима была бы подарком. Правда, краткосрочным, потому что есть вопросы: кто придет и насколько сильно новый режим будет отличаться от режима аятолл.

А вот для американцев официально вопрос режима вроде как был с повестки снят. Но в Соединенных Штатах желающих поиграть в социальных инженеров всегда хватало, потому идеи о смене режима периодически активно продает очередная американская администрация.

То есть этот вариант для них не самоцель, но возражать никто не будет, пока не станет понятно, что это за новый режим. Шансы на мирный, миролюбивый и устраивающий всех невысоки. Более вероятен как раз агрессивный, милитаризованный полицейский режим. Реставрации монархии не будет.

— Как возможные последствия войны в Персидском заливе повлияют на нас? На отношения в треугольнике Израиль — Иран — Россия? На стоимость российской нефти?

— Естественно, у нас есть желание сбалансировать ситуацию в этом треугольнике. Для этого, с моей точки зрения, большего, чем сейчас делает Москва, не надо. Любой шаг в сторону Израиля или США автоматически ухудшит отношения с Ираном. А военная помощь Ирану закроет все окна для возможного взаимодействия с США и Израилем в будущем. Поэтому предложение посреднических услуг, переговоры — это, наверное, тот максимум, который сейчас должна себе позволить Россия, если мы заботимся о нашем интересе.

Это не наша война, и 100% победивших в этом противостоянии, с моей точки зрения, не будет. Потери для Ирана очевидны, для США и Израиля даже побежденный Иран, униженно подписывающий за столом переговоров документы, — далеко не конец истории.

Что касается стоимости нефти, думаю, что в России возражать против 100 и более долларов за баррель никто не будет. Но, опять же, нестабильность рынка, если она не обусловлена какими-то системными факторами либо таким глобальным конфликтом, как российско-украинский, временная. Рано или поздно он стабилизируется: слишком дорогая нефть так же опасна для экономики и для производителей, как и слишком дешевая. Потому что она перегревает рынок, создает дополнительные вызовы.

А у нас к тому же есть характерная особенность: как только появляются большие доходы от нефти, мы расслабляемся, темпы развития экономики замедляются. А это работает не в нашу пользу.