RU74
Погода

Сейчас-11°C

Сейчас в Челябинске
Погода-11°

переменная облачность, без осадков

ощущается как -16

4 м/c,

зап.

725мм 72%
Подробнее
1 Пробки
USD 103,43
EUR 109,01
Страна и мир интервью «Это главный итог моей жизни»: знаменитый советский писатель 33 года собирает деньги для чужих детей

«Это главный итог моей жизни»: знаменитый советский писатель 33 года собирает деньги для чужих детей

Интервью с Альбертом Лихановым, которому исполнилось 85 лет

13 сентября исполняется 85 лет Альберту Лиханову — советскому и российскому писателю, создателю первого благотворительного фонда в России. Помогать детям системно Лиханов решил в тот момент, когда в стране еще жила идеология «в советском обществе беспризорников нет». Делами фонда он занимается и сегодня. В юбилей мы решили поговорить с Альбертом Анатольевичем о том, как быть благотворителем в России и где брать деньги, когда у богатых они кончатся.

Альберт Лиханов — писатель и общественный деятель. Президент Международной ассоциации детских фондов, президент Российского детского фонда — первой и старейшей некоммерческой благотворительной организации в России. Академик Российской академии образования. Лауреат Государственной премии РСФСР, премии Президента Российской Федерации в области образования за создание семейных детских домов и премии Правительства РФ в области культуры. Автор романа «Мой генерал», повестей «Звёзды в сентябре», «Тёплый дождь», трилогии «Семейные обстоятельства», серии повестей «Русские мальчики».

— Давайте начнем с последних событий: март, коронавирус, самоизоляция, разворот всех рабочих процессов. Чем всё это время занимались вы?

— У меня сложилась личная ситуация, буквально накануне всех этих событий я сделал две операции на глазах. И даже, знаете, в какой-то степени чувствовал облегчение, что могу в самоизоляции тихонечко прийти в себя. Но это, конечно же, очень условно, потому что параллельно работает фонд. С каждым днем наши задачи возрастали и приобретали новые черты. Мы перемещались ближе к страждущим семьям.

Вы, конечно, понимаете ситуацию, когда фирмы теряют доходы, родители — зарплату, или просто заболевают, словом, народ беднеет и положение ребенка в семье резко ухудшается. Как должна вести себя некоммерческая организация в такой ситуации? В Пензенской области наше отделение договорились с торговыми сетями, чтобы устанавливать в магазинах боксы, куда неравнодушные люди могли купить и положить продукты для нуждающихся. Во Владимирской области фонд по просьбе властей взял на себя весь вопрос координации и помощи детям, находящимся в изоляции. Там собрали огромное число компьютеров, бывших в употреблении, восстанавливали их и передавали детям из бедных семей для дистанционного обучения.

Семь руководителей наших региональных отделений сейчас представлены к государственным наградам за свою благотворительную работу. Такова наша практика в те дни, и мы этим гордимся.

Российский (вначале — Советский) детский фонд существует с 1987 года. Некоммерческая общественная организация с 74 отделениями в регионах на сегодняшний день — крупнейшая в стране. Основные цели — помощь детям и малоимущим семьям, инвалидам, сиротам, детским домам.

— Как вы работаете сейчас? В частности, программы, связанные с перевозкой тяжелобольных детей в зарубежные клиники, остановлены из-за запрета полетов.

— За границу детей мы вывозить пока не можем, но перевозки из одного региона в другой уже потихонечку возобновляются. А когда откроются границы, мы еще внимательно подумаем — вероятно, что какая-то страна, которая раньше принимала нас и сама-то сейчас переживает пандемию. Я уверен, что первое время зарубежным клиникам будет не до наших детей.

Но сейчас мы можем сконцентрироваться на других программах. Например, программа «Звуки жизни», включающая в себя реабилитацию после кохлеарной имплантации, — помощь так называемым «детям Муму», которые не слышат с рождения и не могут говорить. Раньше таким деткам никак не могли помочь, но наука нашла способ сделать это с помощью специальной операции и подбором особой слуховой техники. А мы занимаемся адаптацией ребёнка к жизни — ведь слышать звуки, научить говорить, социализировать каждого ребёнка и научить определённым навыкам родителей — непростая и не очень дешевая работа высококлассных специалистов. Мы создали для этого специальную методику.

Альберт Лиханов сегодня активно занимается делами фонда, а в перерывах пишет новые рассказы и повести
Источник:

— Помощь какого рода вы им оказываете?

— У нас в стране есть несколько медицинских центров, которые могут проводить подобные операции: детям вживляют в голову специальный чип, который заменяет естественный слух, работает с нужными рецепторами головного мозга. Ребенку подбирается слуховой аппарат, и он начинает слышать.

— В каком возрасте делаются такие операции?

— Чем раньше, тем лучше, и это всякий раз определяют специалисты. Но наиболее оптимальный возраст все-таки лет в пять, чтобы у ребенка была пара лет приспособиться к новой жизни и к школе. Это история превращения глухого в обычного человека.

«Ну висит у него за ушком какая-то штучка, которая дает ему звук. В остальном он полноценный человек и учится в обычной школе»

— Многим детям уже удалось помочь?

— За два-три года порядка 250 детей прошли такую адаптацию. Операция стоит порядка 1 миллиона 250 тысяч рублей, но она выполняется за счёт бюджета.

— Я правильно понимаю, что ваш фонд — единственный, кто занимается подобной программой?

— Из НКО — только мы. У нас есть свой детский реабилитационный центр, куда мы привозим группы детей. Например, мы привозили целую группу детей и их родителей из Свердловской области — так сложилось, что именно в этом регионе довольно большой конгломерат подобных детей. Мы хотим в будущем уже сами съездить в Екатеринбург и поработать с детьми там. Поучаствовать в создании там полноценной реабилитационной структуры с докторами, учеными, коррекционными педагогами.

Я хочу сказать, что подобный труд — приучить ребенка слышать мир, говорить — это очень сложная, а самое главное, длительная работа. Мы, обычные люди, не задумываемся об этом, а тут пятилетний ребенок начинает слышать, учится говорить, наверстывает пропущенное в своей жизни — я считаю, что это великая миссия.

— Я хотела бы спросить вас о налоге на богатство, который с 2021 года вводится в России: люди с доходом свыше 5 миллионов рублей будут платить повышенную ставку НДФЛ, а излишки пойдут на помощь тяжелобольным детям. Предлагая это, Владимир Путин сказал, что с налога удастся дополучить 60 миллиардов рублей в год. Это существенная цифра?

— Я слышал об этом предложении. Хочу отметить, что это хороший старт, ведь у нас в стране много организаций, которые собирают деньги на лечение детей. Сама постановка иного сложного диагноза и определение лечения — это уже стоит серьёзных денег, поэтому нужно, чтобы все эти процессы были в ведении государства, а не частных и мелких организаций. На мой взгляд, помощь детям со сложными и дорогостоящими диагнозами нужно полностью перенести на бюджет и на Министерство здравоохранения. Хотя не все с этим согласны — кому-то удобно работать с частниками. По-прежнему считаю, что здоровье ребенка, особенно тяжелые диагнозы, — это стопроцентная ответственность государства. За это мы и платим налоги.

Минздрав располагает всей сетью нашей медицины, специализированных научных центров. Всё у них есть, и они должны определять, кому какая помощь нужна. Сложно сказать, скольким детям удастся помочь. Есть, например, такой диагноз, как мышечная атрофия. Один укол лекарства, созданного в США, стоит 700 тысяч долларов, больному в лучшем случае надо сделать один-два укола. Кто ж такие деньги соберет? Их может дать только государство.

В 2016 году президент наградил Альберта Лиханова орденом Почета
Источник:

— Вообще, каково существовать благотворителю в России?

— Существовать тяжело! Мы в Детском фонде испытали множество тягот за свою жизнь здесь. Самое тяжкое, когда ты знаешь, что помочь надо срочно, а денег нет. Ведь само определение нашей структуры звучит теперь по-западному: НКО, некоммерческая организация. Заработать нельзя, да и нет таких предпосылок. Значит, только пожертвования. А они появляются если и не в богатом, то хотя бы в благополучном, самодостаточном государстве. Тогда и возникают материальные предпосылки для помощи другим, если хотите, финансовая возможность быть добрым. Неустойчивость экономики, да ещё в эпоху, например, пандемии, не просто усложняет наши возможности, а резко их ограничивает. Хорошо, что президент заявил о новых законодательных проектах, которые помогут получать часть облагаемых налогом доходов, при, разумеется, доброй воле организаций и предприятий. Впрочем, это касается всего общества и всех граждан.

Быть благотворителем теперь очень трудно, как и быть писателем — в советское время мои книги издали в общей сложности 30-миллионным тиражом. Сейчас у меня довольно часто книги выходят. Как заметил мне один товарищ, если книжка выходит тиражом в 5 тысяч экземпляров, мы уже считаем себя счастливыми. А раньше 50 тысяч считались маловатыми.

И я бы мог заниматься литературой профессионально, но на гонорары от писательства прожить нельзя. Вот Слава Крапивин недавно умер. Жил ли он на свои книги в последние годы? Сомневаюсь.

«Те гроши, которые сегодня писатель получает за свои сочинения, — они просто убийственны. Это обращено против литературы»

— Но не писать вы же не можете?

— Это да. (Смеется.)

— Вы над чем-то сейчас работаете?

— Знаете, когда я что-то делаю, я предпочитаю вообще об этом молчать. В январе я написал маленькую повесть «Незабытые игрушки» — она входит в мой многолетний роман в повестях «Русские мальчики» и посвящена тому, о чем вообще литературы не существует — это описание последнего года перед войной глазами ребёнка. А ведь, между прочим, я помню первомайскую демонстрацию 1941 года. Папа посадил меня на плечи, на мне была гимнастерка и будённовка с пришитой огромной красной звездой. Мы подошли к секретарю парткома, он спросил папу: «Ты почему задержался? Мы тебе хотели знамя дать!» А тот говорит: «Да вот, у меня сын на плечах». А секретарь посмотрел на меня и говорит: «Так это и есть знамя!» — и поставил папу впереди колонны, перед знаменосцами.

«Русские мальчики» — это, конечно, про детей войны, тыл, голод, учебу и учительниц, спасавших нас, про сиротство. Во многом, конечно, это моя биография — всё это нужно было прожить, про такое невозможно вычитать, выспросить. Литература — предмет совершенно авторский, это то, что было с тобой. А если ты списываешь с других — это фальшак.

— Но у вас есть произведения, которые сложно соотнести с вашей жизнью. Вспомнить хотя бы «Эх, вы» — про детское самоубийство. Как это соприкасалось с вами?

— Я придумал для себя формулу: сначала детский фонд родился из моих книг, а теперь мои книги рождаются из детского фонда.

Мы прекрасно знаем, что происходит с нашим детством. И мы лезем в вещи, которые не всегда приятны для официоза. Но и на такие темы надо говорить, и не только взрослым. Это книги — предупреждения, и они должны появляться. Я вообще считаю, что нет мира детского и взрослого — всё у нас слилось. Да, некоторые взрослые пытаются отгородить жизнь от детей, но часто дети оказываются просвещённее, чем сами взрослые. Поэтому литература должна говорить с детьми обо всём, и особенно — о тяжелом, что не каждому хочется и писать, и читать. Однако писатель всегда врач и учитель сразу, он лечит и образовывает своего читателя. Для одних детей это предупреждение и оберег, а для тех, кто в этом деле сам обретается, — попытка включить какие-то тормоза. Найти спасение.

— Многие любят перед днем рождения подводить итоги. Какие итоги к 85-летию подведете вы?

— Главный итог моей жизни — это детский фонд. В каких обстоятельствах из-за него я бывал — не опишешь. Дважды мне пришлось выступать в Организации Объединенных Наций. Первый раз при подготовке Конвенции о правах ребенка — я говорил тогда от имени советской общественности как сенатор в третьем, главном комитете. Потом сделал всё возможное, чтобы конвенция была ратифицирована без голосования, на основе консенсуса, в Верховном Совете СССР.

Второе выступление в ООН было в те дни, когда хоронили детей Беслана. Аудитория — 2700 человек, общественные организации всего мира. Громадный зал, в нем домик специальный, в каждом окошечке начинают вспыхивать лампочки — это кабинки для синхронного перевода. И вот я начал говорить о том, что у нас произошло. Что сегодня в России хоронят детей, и что это международный терроризм, обращенный против детей. В ту пору были еще эксцессы в других странах, связанные с захватом детей. Я говорю и чувствую, что зал совершенно ледяной. Никакой реакции. Меня трясет. Я заканчиваю речь, проходит три секунды — этого достаточно, чтобы понять, что такое мертвая тишина. И потом зал взрывается овациями. Вечером того же дня меня пригласила к себе домой супруга Генерального секретаря ООН, чтобы я еще раз рассказал про всё это близкого круга генсека. Надеюсь, что эта история, случившаяся со мной, похожа на мостик, построенный между нашей страной, находившейся в то время в совершенно растерянном, ужасном состоянии, и мировым сообществом.

Детский фонд для меня — это своего рода храм служения детству, где не может быть лжи, не может быть каких-то торговых манипуляций, чем сегодня грешит, наверное, наша вся жизнь. Я испытал очень много оговоров, даже грабежей, даже со стороны государства, даже без всяких извинений. Были попытки дискредитировать меня на самом высоком уровне. Я думаю, что это, к сожалению, природа нашего милого отечества: зависть вызывают не только какое-то богатство и успех, а просто благие дела.

«Тех, кто что-то реальное делает, не очень-то любят. И это правда»

— Мы, конечно, не похожи на мировую трибуну, но нас читают и простые люди, и региональные власти. Какую мысль, на ваш взгляд, сегодня нужно донести до живущих в России?

— Можно я экономически свою речь построю? В 1987 году, когда мы создавали фонд, достаточно было один раз выступить по центральному телевидению, сказать, что есть фонд, вот счет, — и не очень богатый, но добрый тогдашний народ нас поддержал. Мы разукрупнили группы в домах ребенка — раньше была одна нянечка на двадцать младенцев, а мы сделали двоих на десять ребятишек, купили 1500 автобусов и грузовиков для всех детских домов большой страны — даже на Камчатку уехали наши машины. Но раньше добрые дела и возможность присоединиться к ним народ считывал с экрана телевидения. Теперь этому не придаётся значения, А ведь доброе дело, как и худое, поддаётся тиражированию. И если добра не видно на экране, оно сжимается и в жизни. Таков суровый закон пропаганды.

И я вновь и вновь говорю: фонд нуждается в деньгах для того, чтобы помогать детям — а это по-прежнему сироты, инвалиды. Сейчас мы с помощью Центробанка выпустили благотворительный сертификат «Подари шанс ребёнку», в который вмонтировали коллекционную монету «Дари добро детям». Она отштампована на монетном дворе Гознака, имеет достоинство 25 рублей и представляет интерес для коллекционеров. И может стать хорошим подарком и памятью о доброте. Можно прийти в Сбербанк, ВТБ или «Россельхозбанк», сделать взнос в 5000 рублей и получить этот благотворительный сертификат и эту монету. Отличный, между прочим, подарок к дню рождения дорогого человека, учителя, врача... Монет немного — всего 50 тысяч экземпляров, две трети уже разошлись. Поэтому я приглашаю всех добрых людей принять участие в этом марафоне во имя спасения детства.

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
18
ТОП 5
Мнение
«Зачем из Раскольникова делать идиота?»: мнение школьной учительницы о новом «Преступлении и наказании»
Мария Носенко
Корреспондент
Мнение
«Сначала всё убить, а потом передать»: эксперт в сфере ЖКХ — о том, почему за канализацию заплатят сами горожане
Никита Алешкин
представитель Ассоциации управляющих компаний
Мнение
«Парни, не позорьтесь!» Уральский блогер объяснила, что запрещено дарить девушкам на Новый год
Ольга Чиги
блогер
Мнение
Смотрят на иностранцев как на зверушек, но хорошо платят: модель из России устроилась на работу в Китае — ее впечатления
Анонимное мнение
Мнение
Райские виды по соседству с плесенью и беднотой. Турист бюджетно провел две недели на Гоа — сколько денег потратил
Анонимное мнение
Рекомендуем
Объявления