Александр Кузнецов, начальник управления по делам образования Челябинска: «Я в школе как рыба в воде»

Всю свою сознательную жизнь Александр Кузнецов преподавал и руководил. Причем везде, куда бы он не приходил работать, оказывался самым молодым. Это давало отличную возможность проявить себя. Одним из первых он доказал в Челябинске состоятельность системы школьного самоуправления на примере школы №41. После встречи с ним я поняла, «откуда берутся директора школ». Сегодня в рубрике «Харизма» – кандидат педагогических наук, начальник управления по делам образования Челябинска Александр Кузнецов.

– Александр Игоревич, вы хорошо известны как руководитель челябинской системы образования? А что творится за пределами вашего рабочего кабинета?

– У меня обычная российская семья – четыре человека, живу на Северо-западе в двухкомнатной квартире. Супруга – учитель английского языка в одной из школ Калининского района, две дочки-школьницы, второй и пятый классы. Домашних животных нет, если не считать рыбок. Моя супруга увлекается аквариумами, достаточно активно занимается различной комнатной растительностью. У меня тоже было хобби – нумизматика – только я в последние годы им активно не занимаюсь. Не хватает времени. Даже выходные чаще всего загружены мероприятиями, их достаточно много в образовательной системе.

– Свободное время на что тратите?

– Когда удается найти свободное время, то чаще всего провожу его с девчонками: ходим в кино, в парк погулять, на аттракционы. Зимой катаемся на коньках, лыжах – вся семья очень это любит. Я стараюсь вести достаточно активный образ жизни. Когда удается – в волейбол играю. Начинал я свою спортивную карьеру в школе «Трактор» – еще в 1 классе отец отвел меня туда и поставил на коньки. Года полтора я отзанимался, пока мы не переехали из Челябинска на север, в Якутию. Я вообще родился в «запретке» – Челябинск-40 (сейчас Озерск – Авт.). Заканчивать 10-й класс приехал опять в Челябинск. Потом поступил на истфак Челябинского госуниверситета.

– Долго выбирали, кем быть?

– Да, долго мучился. Были различные мнения, в том числе и родителей, куда их ребенку лучше поступить. Я учился хорошо, в аттестате практически все пятерки за исключением двух четверок по русскому и литературе. Хотя сочинение всегда писал очень хорошо. Как сейчас помню, из всего нашего выпуска в 40-й школе я единственный, написал сочинение на обе пятерки. И за грамотность, и за содержание.

– А почему итоговая отметка «четыре»?

– Сложно сказать. Может быть, имел место какой-то личностный фактор, частая смена школ, может мне грамотности, все-таки, не хватало. Правда, когда я сочинение писал на вступительном экзамене, помню, какую ошибку совершил. Такие вещи запоминаются, почему-то… Я не поставил запятую – не выделил деепричастный оборот, хотя в черновике она была. Когда начисто стал переписывать сочинение, я про запятую забыл, и мне поставили четверку. В остальном претензий-то не было! И к математике у меня тяга была. Отец настаивал, чтобы я пошел на промышленно-гражданское строительство в ЧПИ – у него всю жизнь была мечта стать строителем. Мама у меня медсестра, она хотела, чтобы я в медакадемию поступил, у меня и по химии с биологией тоже было неплохо. Но я в детстве часто общался со своим дядькой-фронтовиком, который очень любил историю, даже занимался нумизматикой. Именно он мне привил любовь к истории: я начал монеты собирать, боны – бумажные деньги, ну и в конечном итоге поступил на истфак.

– Какие воспоминания остались от учебы в вузе?

– В ЧелГУ я вел достаточно активный образ жизни. Всегда и везде был самым молодым: в школу пошел в шесть лет, в университет поступил, когда мне было 16 лет. В то время разница даже в полгода – значимая величина, и сразу чувствуется, младше ты или старше. И тогда стремление самоутвердиться побуждало меня вести активную общественную и спортивную работу. Я участвовал везде: в школе всю жизнь в пионерском активе был, в вузе с первого года – в активе комсомола, был командиром факультетской народной дружины. На традиционной для студентов того времени «картошке» дорос до организатора сельхозработ всего университета. Был командиром штаба и, естественно, общался с бригадирами местных совхозов, делил участки, территории между факультетами, проверял качество работы, да много чего еще.

– Зачем тратить свое время на решение организаторских проблем?

– Активная общественная позиция и долгая работа в комсомоле сформировали в конечном счете мою личность. Я до сих пор всем: и школьникам, и студентам, – говорю: если хотите чего-то в жизни добиться, не чурайтесь общественной работы. Пусть она не оплачивается. Многие сейчас думают: я займусь этим, если мне деньги заплатят. Никто ничего не заплатит, если ты не состоялся как человек, как профессионал, как личность, как организатор. Ты сначала себя зарекомендуй, наработай опыт. Школьная и студенческая пора – благотворное время для того, чтобы себя проявить. Естественно, сразу же ничего не получается. Я тоже немало шишек набил, но у меня было желание заниматься организаторской работой с людьми – со студентами. Только потом, после университета у меня случился кризисный момент в жизни…

Мне всегда везло на людей

– В чем он заключался? Была неопределенность?

– Что делать дальше, я уже знал. В университете не было военной кафедры, и я должен был уйти в армию. Меня никто не хотел на работу брать, потому что все понимали: зачем им молодой специалист, который через 2-3 месяца в армию уйдет. А я хотел в школу пойти. Согласился взять меня секретарем школьного комитета комсомола и учителем на полставки Александр Фомич Гелич – директор 93-й гимназии. Сейчас этот предмет называется «Обществознание», а тогда это было обществоведение. Видимо, за три месяца я себя хорошо зарекомендовал. Провожали в армию меня очень тепло, собрался полный школьный актовый зал. Тогда с высшим образованием служили полтора года, и после возвращения я снова пошел в школу. В 93-й места не было, и меня взяла работать Тамара Алексеевна Салфетова, директор 115-й школы. Я тогда понял, что в жизни мне везет на людей. Потому что где бы у меня ни случались какие-то кризисные моменты, обязательно находился кто-то рядом из старших товарищей, из знакомых и друзей, кто протягивал руку помощи и давал возможность опять заняться любимым делом. Может быть, направлял, может быть, доверял… Представьте, приходит к Тамаре Алексеевне Салфетовой молодой человек после армии, неизвестно, кто он. Но ведь поверила, взяла, причем сразу организатором внеклассной работы. Позже эту должность переименовали в «заместителя директора по воспитательной работе». Мне кажется, что эта должность тогда была одной из самых сложных после директора.

– Ответственность?

– Все должности ответственные. Но моя была специфична тем, что в ней не очень определен функционал. У заведующего учебной частью (завуча) достаточно все четко, ясно и понятно: есть учебный процесс, регламентируемый уроком и звонками на урок и с него, есть методика преподавания, все определено. А зам по воспитательной работе занимается всем остальным. А это медосмотры, экскурсии, поездки, уборки территории, субботники и так далее. Не все могут в этом ориентироваться. К сожалению, до сих пор и по стране, и в Челябинске очень высокая текучка кадров именно этой категории. Справиться тяжело, порой, и чисто физически– если завуч, например, на работе с понедельника по пятницу, то зам по воспитательной работе – всю неделю. И в воскресенье мероприятия, и на неделе, первые и последние звонки готовит, и День учителя. Ответственность за все. Редко кто соглашается этой работой заниматься, а те, кто соглашается, часто уходят. Буквально за последний год корпус заместителей директоров по воспитательной работе в городе существенно обновился. Но я как-то выдержал все четыре года (Улыбается.), пока не предложили директорскую должность. Еще характерно было то, что в школе в основном работают женщины, а вот мужчина – да еще зам по воспитательной – такое очень редко можно встретить. Я был единственным в районе. Может быть, потому и приглянулся Татьяне Александровне Фоминой, заведующей Курчатовским районным управлением образования. Еще один замечательный человек в моей жизни, который мне поверил, доверил школу.

Прошел огонь, воду и медные трубы…

– Когда вы стали директором школы?

– Я был одним из самых молодых директоров школ в городе. Мне было 27 лет, когда я возглавил 41-й школу, и 12 лет ею руководил. И из молодого, у которого молоко на губах не обсохло, директора вырос до «широко известного в узких кругах» специалиста.

– С какими проблемами столкнулся молодой директор?

– Естественно, я имел представление об административной и организаторской работе. Но начало 90-х годов (а я в 92-м стал директором школы), ознаменовались целой чередой революционных преобразований в системе образования, извиняюсь за тавтологию. Все макроэкономические преобразования накладывали отпечаток на школы. Ну и плюс я пришел как бы в непростую школу. Тогда она была расколота на две части, я пришел на конфликтную ситуацию, которая сложилась до меня между директором и рядом учителей. Дело доходило до судов, это и стало поводом для того, чтобы сменить руководство. Прежний директор – грамотный, хороший специалист, она ее поднимала с первых дней и была ее директором в течение семи лет. И я камней ни в чью сторону бросать не хочу. Конечно, поначалу было много сложностей, но я прошел все – огонь, воду и медные трубы. Огонь – буквально через полгода своего директорства. В конце августа 92-го школу возглавил, а в мае 93-го школа уже горела. Я журналистам однажды уже об этом рассказывал.

– Да, на онлайн-конференции на сайте 74.ru

– Пожар был жутким. Меня в то время в городе не было, уехал в командировку. Но мы быстро отремонтировались и поднялись на ноги. Коллектив здорово сработал. Сейчас я свободно ориентируюсь в сантехнике, в теплоприборах, в радиаторах каких-то, в бойлерах. Я прошел это все, своими руками перещупал. Знаете, когда мужчина в школе – он не просто ответственен за что-то, он ответственен за все. Унитаз потек, а сантехник пьяный. Еще в бытность мою замом Тамара Александровна Салфетова говорит: «Ну, Саша, сходи посмотри, чего там прорвало?» Идешь, унитазы ремонтируешь. Кран завинтить, стекло вставить, ну и так далее. Чисто мужская работа. Летом активно участвовал в ремонтно-строительных работах, женщинам тяжело какие-то вещи делать. Я спокойно брал кисточку, валик, мастерок. До сих пор у меня гордость – я сам сделал крыльцо в 41-й школе, все выложил тротуарной плиткой, облицевал кафелем. Может быть, немного неказисто, но оно до сих пор стоит, причем это крыльцо единственное, по которому ходит ежедневно 1300 человек, не считая родителей и учителей.

– Относились к школе как к дому?

– Такое отношение сформировалось потому, что у меня и дома-то не было. Я со своей семьей жил в общежитии в комнате площадью 11 квадратных метров, где мы с супругой фактически только спали. У нас стоял диван, стул и стол – один на двоих, где и уроки проверяли, и обедали. Больше места не было. Один унитаз и два умывальника на восемь комнат. Четыре года прожили так. Тяжко было, конечно. Но тогда был молодой, тогда еще все переносилось легко.

– Вы обедали со школьниками?

– Да, пока я жил в общежитии, я утром приходил в школу и жил в ней до 9-10 вечера. Даже к занятиям подготовиться мне было проще в школе, чем дома. Супруге тоже был нужен стол. Поэтому все было в школе. И завтракал, и обедал. Ужинать не получалось, правда, потому что столовая закрывалась... 90-е годы были тяжелыми. Сейчас особенно это понимаешь. И те, кто в те годы «выжил» в школе и не ушел, – эти люди чего-то стоят. Они преданные, проверенные всеми трудностями со школьниками, с коллегами и родителями. Горжусь, что и я в их числе. А когда у нас появился ребенок, я получил двухкомнатную квартиру от администрации района. Здесь есть тоже один интересный момент: я беременную жену отвез в роддом из общежития, а из роддома привез уже в квартиру. После того, как жена родила, пошел к главе района, тогда был Шаламов Николай Владимирович. Поймал его в коридоре, сказал: «У меня жена родила и мне некуда ребенка везти». Надо ему должное отдать – дом еще не был сдан в эксплуатацию, и я был первым жильцом. Мне нужны были стены, крыша и место для детской кроватки.

Вагоны лампочек

– Чему пришлось научиться на посту директора?

– Очень многому. В 90-е годы прошла кардинальная смена финансово-экономических отношений, нормативно-правовой базы в образовании. Даже если бы я до этого был всему обучен, пришлось бы переучиваться. В те годы школы и садики начали приобретать юридическую самостоятельность. У них появились свои уставы, расчетные счета, все начали учиться работать с деньгами, со штатными расписаниями. Приходилось очень много хозяйством заниматься, года были тяжелые. Мало того, что зарплату месяцами не выдавали, ничего не было. Ни тряпки, ни порошка, ни мебели, ни лампочек. Как я радовался, когда мне удалось организовать для района закуп вагона лампочек и вагона кафеля. Естественно, мы почти все это раздали по районным школам, а из того, что осталось, 10 лет назад мы выложили кафелем школьные туалеты. Такими вопросами часто приходилось заниматься.

– Расскажите об особенностях вашей работы в школе?

– В середине 90-х начали активно задумываться о самоуправлении, участии родителей в делах школы. Главное – надо было поменять психологию людей, чтобы они реально поняли, что есть потребность в их мыслях, в их знаниях, чтобы они участвовали в принятии решений. Если решение приходит сообща – собрались люди и достигли консенсуса – не надо каждому объяснять, для чего он это делает.

– Сейчас эта система осталась в 41-й школе?

– Да, и слава Богу. Система доказала свою жизнеспособность. Самое интересное, что она создает очень комфортные отношения в коллективе. Именно за счет системы самоуправления 41-я школа сейчас считается одной из самых популярных школ города. Хотя не лицей и не гимназия. Для меня качество школы определяется тем, идут в нее дети или не идут. Я убедился, что в эту школу идут: это самая большая по численности школа в районе, за исключением, наверное, только 93-й гимназии. Но у них два здания, помещений больше. И сейчас таких школ в городе не так уж много. Мои дети тоже в эту школу ходят. Хотя, конечно, я мог бы их в любую школу или лицей города отправить. 41-я не блещет в плане ЕГЭ, каких-то олимпиад, но там комфортные отношения между детьми, учителями и родителями. По большому счету, у нас нет цели поставить пятерку, у нас главное – вырастить нормального человека, добропорядочного гражданина своей страны. Не надо убиваться, зарабатывая 100 баллов на ЕГЭ – это все второстепенно. Вот если в школе не разбивают каждый день носы, тогда все нормально. Хотя в школе всякое бывает, я сам дрался, это бывает, все мальчишки такие. Но без злобы, до первой крови. В нормальную школу хочется идти.

– Кем хотят стать ваши дети?

– Каждые полгода приоритеты у них меняются. Ребенок ищет себя, и это нормально. Меня удивляет, когда родители говорят – вот, ребенку некуда пойти, нет секций, нечем занять. Глупости, было бы желание. Моя старшая дочь Настя за четыре года учебы в школе куда только не ходила. Пусть попробует, выберет, на чем-нибудь остановится. Младшая так же. Сейчас много возможностей в плане дополнительного образования. Даже на окраинах и в поселках можно что-то найти. А родители ленятся. Это неправильная позиция. Пока есть время, надо искать. И мы будем информировать родителей: скоро вывесим информацию на сайте, куда «можно податься ребенку» в городе Челябинске. Всего в системе образования города несколько сот таких учреждений и объединений. Больше половины школьников дополнительно занимаются на базе школ – в кружках, секциях. Сейчас это очень привлекательный момент для любой школы – многие директора не жалеют денег для того, чтобы взять педагога допобразования. Тот организует кружок, к нему приходят дети, о школе хорошая молва. А сегодня при нормативно-подушевом финансировании новые дети – это новые деньги.

– Чем вас удивляли ваши подопечные?

– Все то, что выбивается за рамки общепринятого в школе, немного напрягает и настораживает. Ведь школа – несколько консервативное учреждение, если бы она на ура принимала все новации, которые в стране происходят, не знаю, где бы мы сейчас находились. Прежде чем новация дойдет до ребенка, она должна быть многократно проверена. У нас каких только идей не было в стране за прошедшие 20 лет. И вполне нормально, что школа ко всему новому относится осторожно. До ребенка с неокрепшей психикой допускать все наши бредовые, порой, мысли нельзя. Нужен фильтр. Я выступаю за здоровый консерватизм.

Мелкие детские шалости конечно были, но запоминаются больше не очень хорошие ситуации. Например, в 90-е годы наркоманов приходилось из школы выпроваживать. Я один из последних директоров школы, который решил нанимать охрану. Мы до 98 года были без охраны. Была бабушка-вахтер, дежурные. Но наступил момент, мы собрались с родителями и поняли: все, хватит, давайте отгораживаться от внешнего враждебного мира. Я сопротивлялся барьерам до последнего, приходилось лично выпроваживать хулиганов, наркоманов. Был смешной случай – как-то ночью залезли в столовую голодные наркоманы. Окошко разбили, решетку отогнули. Они взяли металл – бачки столовые, тазик один набили булочками. Пододвинули стул изнутри к отверстию в решетке, сами убежали, а тазик не пролез. А повернуть его было нельзя, потому что булочки вывалятся. Милиционеры пришли, посмотрели – смех сквозь слезы. Много чего было: в школьной жизни каждый день много чего случается. Дети не дают застаиваться. То подерутся, то медаль выиграют, то тимуровский поступок совершат.

– Есть заведомо плохие или хорошие дети?

– Я всегда считал, что нет плохих детей. Есть ситуации, когда с ними плохо работают. Почти все школьные так называемые хулиганы – сейчас нормальные люди. Я единственный раз в жизни одному пацану прилюдно влепил пощечину. Девятиклассник послал учительницу математики при всем классе на три буквы. Ну что женщина сделает? Она пришла ко мне. Я зашел в класс, все молчат. «Говорил?» – спрашиваю. А он мне так: «А че? Нельзя что ли? Да, говорил». И я ему влепил пощечину: «Еще раз скажешь – еще раз дам». Все не ожидали, что директор школы прилюдно совершит антипедагогический поступок, за который меня можно было, конечно, осудить. Сейчас-то наверное нет, по истечению срока давности.

– Поэтому и рассказываете, да?

– (Улыбается.) Дело закончилось тем, что с этим парнем мы недавно встретились – очень хороший парень. А мы еще сомневались, брать его в 10 класс или нет. Учителя всегда советуют родителям, как лучше поступить. Иногда лучше не терять два года, если уже есть сомнения, что человек в 11 классе получит справку, а не аттестат. За это время можно получить профессию. В этом году у нас 25 человек в городе потеряли два года собственной жизни и получили справки. Жаль, что среди них есть и девочки.

– Вы исключали учеников из школы?

– Да, было два случая. Раньше для этого нужно было решение совета школы и все. Например, был один парень, учился хорошо, сын замдиректора одного завода. Состоятельная семья, но в морально-этическом плане он был оторвой. Извиняюсь за грубое слово, но он никого ни во что не ставил. И семью свою в том числе. Всех измучил: педагогов, одноклассников и даже родителей просто затиранил. Мы пошли на крайние меры, все-таки исключение из школы – очень редкое событие. После этого начались жалобы, пришла проверка областного министерства, городского управления, прокуратуры – на каком основании ребенка обидели. Но мы доказали правильность своего решения.

– Куда идут исключенные дети?

– Этот парень перешел в соседнюю школу. Таких детей определяют в другие школы или на работу, если они достигли трудоспособного возраста. Кстати, для него это стало хорошим уроком в жизни. Он думал, что ему все сойдет с рук и все будут ограничиваться разговорами, что никто ему ничего не сможет сделать. Нет. Он понял, что себя противопоставил не просто школе, а всем. Это было для него шоком. В другой школе он вел себя по-другому. Сейчас уже нормально закончил вуз и работает.

Бить детей непедагогично

– Как вы относитесь к жестким методам воспитания? Можно ли бить детей?

– Я не считаю, что был прав, когда влепил пощечину девятикласснику. Это был эмоциональный порыв. Наверное, были какие-то другие способы воздействия на него, я их тогда просто не нашел. Увы, такие ситуации случаются, учителя тоже люди. Родителям детей тоже бить нельзя, есть другие способы воздействия на ребенка. Плохо, когда это происходит осознанно: когда родитель считает – сейчас я ему накостыляю, и он исправится. Ни черта подобного. Не исправится. Никогда физическое воздействие не приводило ни к чему хорошему. Человек замыкается в себе и, может быть, внешне он выражает покорность и согласие, но внутри ничего не меняется. Сама ситуация ухудшается: он встал по другую сторону баррикады. Он покажет, что подчиняется, но будет ждать момента, когда он сможет из под этого влияния уйти. Это ненормально. Если попробовать наладить психологический контакт, сделать ребенка своим союзником в его же исправлении – вот это будет уже мастерство. А накостылять, шлепнуть, дать подзатыльник – это проще пареной репы, здесь педагогом быть не надо. Этого допускать нельзя.

– Вы будете выбирать для своих детей профессии?

– Нет. Единственное, чего я хочу – чтобы мои дети за годы учебы в школе увидели все многообразие жизни, попробовали разные виды деятельности. Я советую это всем родителям. Уже потом дети сами сделают осознанный выбор, чем дальше заниматься. Нет бесталанных детей. Все к чему-то способны. Но способности проявляются в тот момент, когда появляются условия для их проявления. Если ребенок великий художник: и чувство цвета, и чувство перспективы у него замечательное, и ему не дать в руки краски – никто не узнает о нем. Я убежден, что наши дети гораздо лучше, чем мы. Я говорю не только о своих дочерях, которыми горжусь. Все поколение лучше. У них другое восприятие мира, психология, это нормально и правильно. Наше поколение воспитывалось в другой системе, и некоторые вещи на интуитивном, неосознанном уровне мы просто не воспринимаем. У нынешней молодежи нет сдерживающих барьеров, препятствующих их творческому развитию. Конечно, нет у некоторых и морально-этических барьеров, но и в советское время такое тоже было. Сейчас молодежь гораздо более продвинутая, нежели мы. Мне жалко тех детей, которые загнаны в четыре стены, никуда не ходят и не ездят. Не надо рваться в другую страну. У нас в Челябинске, в России масса всего интересного. Даже просто выйти в лес, парк, рассказать о деревьях, цветах, животных. И это будет не просто трава, а ощущение грани красок и красоты окружающего мира. Тогда ребенок сам найдет свой путь.

– А вы себя нашли?

– Я до сих пор не уверен, что я сам себя до конца нашел. Я постоянно проверяю себя, смогу – не смогу? Вот мне сейчас 42 года, и я задумался – а не прыгнуть ли мне с парашютом? Ну, не прыгал я еще… Мне интересно и страшно. Не в плане адреналина, его мне на работе хватает. Просто попробовать что-то новое. Хочу сходить в необычный поход. Я ни разу не сплавлялся по реке. Никак не получалось. Может быт, выберусь по весне, ребята зовут.

Интернет – образ жизни

– Что обязательно должна дать ребенку школа?

– Основная проблема школы сейчас в том, что мы за ограниченное время пытаемся втиснуть в головы учеников все возрастающее количество информации. Например, то, что я проходил раньше по физике в 10 классе, теперь преподают в 8 и 9. Возрастает объем информации, и им все больше грузят ребенка. Это невозможно и неправильно. Основа обучения – способы получения информации.

– Знать, где взять?

– Конечно. Где взять и как взять. Есть определенные механизмы мышления, логические приемы, которые позволяют отсечь ненужную информацию и сделать определенные выводы. Тогда приятно будет учиться. Я как историк всегда ненавидел заучивать даты. Дадут тебе список, и все надо знать. Зачем? Это бред. Невозможно все запомнить. Надо знать основополагающие события, рубежные, и их не так много. А еще многие учителя начинают тянуть одеяло на себя. Математики просят дать больше часов на свой предмет, биологи требуют больше уроков… Пусть ребенок сам выбирает, что ему нужно, а вы его научите, как это делать. Если мы этого добьемся в школе, будет здорово.

– Какое место занимают образовательные интернет-ресурсы в мире современного школьника?

– Не хочу сказать ведущее, но все более значимое место. Трудно сказать, насколько информационные ресурсы влияют на становление того или иного человека, в том числе и школьника. Школа – отчасти то место, где формируется личность ребенка. Основную часть бытовой жизненной информации ребенок все равно получает вне школы. И в том числе пользуясь сетью. Я не представляю своей ежедневной жизни без Интернета. Это не хорошо и не плохо, это образ жизни. Педагоги-ветераны сейчас тоже постепенно свыкаются с работой на «адской машине», хотя до недавнего времени были категорически против компьютера. Особой аллергии и боязни теперь у учителей нет. Это такой же элемент нашей жизни, как электрическая плита или унитаз. Ежедневный предмет обихода.

Вот, например, чем я живу на работе. Копится кипа бумаг, я их весь день разгребаю. У нас в городе самый большая часть бюджета идет на образование – под четыре миллиарда в этом году. Моя задача все эти миллиарды грамотно расписать. Бывает, я даже не успеваю посмотреть, что подписываю бухгалтеру. Тут уже работает доверие. Но все таки я каждый раз убеждаюсь, что в школе у меня было самое золотое время…

– Скучаете?

– Там было больше душевности, больше непосредственной работы с людьми. Здесь детей нет. Это меня постоянно напрягает. Я в школе как рыба в воде. Здесь за два года управления я тоже стал нормально ориентироваться, дискомфорта не ощущаю, но чего-то не хватает. Детской составляющей, к которой я привык за многие годы работы. Ну и, конечно, объем бумаг просто убивает. Вот тут еще много работы: как сделать так, чтобы в живой по сути системе образования было как можно меньше бумаг, которые эту систему просто высушивают и выхолащивают. Понимаю, что мне эту задачу до конца не решить, но хоть что-то сделать для школ и детсадов в этом направлении хочется. Такой объем документооборота – от излишней регламентации образовательной деятельности. Надо давать учреждениям (а учреждениям брать) больше самостоятельности, автономии. Только тогда школа сможет заниматься образованием в большей мере и более качественно, чем сейчас. Другого пути нет, и надо стараться пройти по этому пути как можно дальше.