Ирина Емельянова, доцент кафедры педагогики и психологии детства ЧГПУ, преподаватель ТРИЗ школы №95, кандидат педагогических наук: «Слово «любовь» – ключевое в школе»

Трудно поверить, что Ирина Емельянова этой весной защитила уже и докторскую диссертацию. Когда она говорит о школе, можно подумать, что только вчера ей вручили диплом учителя – она буквально светится от сознания собственной значимости, потому что 30 пар детских глаз устремлены на нее с обожанием и вниманием. Но докторская диссертация есть. И есть безграничная любовь к профессии, которую моя собеседница считает самой позитивной на свете.

«Дети должны выбирать родителей»

– Ирина Евгеньевна, как вы относитесь к тому, что американцам отныне запрещено усыновлять российских сирот?

– Это все очень и очень печально. Каждому ребенку нужна мама – вот главная проблема России на сегодняшний день. Какими бы хорошими ни были воспитатели детского дома, ребенка не обманешь – он понимает, что у этих женщин есть своя семья и они верны своим детям, а не ему. Воспитанники детского дома не рассчитывают на верность и самопожертвование воспитателей. Да и много ли примеров такой верности было в истории? Верность без остатка своим воспитанникам доказали, наверное, только Макаренко да Януш Корчак.

– Волонтеры и спонсоры, которые устраивают праздники, дарят подарки, не спасают ситуации?

Знаете, всегда легче полюбить 30 детей, чем одного единственного. А уж сделать его счастливым – вообще труд всей жизни. Поэтому ребенку нужна семья. Не даст воспитаннику детского дома единовременная спонсорская помощь той человеческой любви и тепла, которые может дать только семья, даже если она живет в бедности. Дети ведь понимают, что ты сегодня к ним пришел, поиграл с ними, а завтра ты о них забудешь! Лучше семьи ничего не придумано в этом мире. Родители же прекрасно знают, что ребенок испытывает стресс даже тогда, когда его приводят на день в детский сад. И этим все сказано.

– Сегодня усыновителям ставится масса условий, но все они касаются материальных и юридических сторон. Это ли главное?

– Это-то и есть самый главный вопрос. Какой можно придумать тест, чтобы понять, хватит ли приемным родителям любви и сил, чтобы сделать счастливым этого ребенка? А сил может не хватить в том случае, если родители не получат ответной реакции. Есть такое понятие – базовое доверие к миру. У детей, выросших без родителей, его, как правило, нет. И восстановить это доверие почти невозможно, потому что оно формируется в первый месяц жизни. Ребенок это качество получает только с молоком матери, безграничную материнскую любовь ничем не заменишь. И детдомовские дети вправе проверять своих усыновителей на предмет такой любви. Ведь мужчины и женщины тоже проверяют свою «вторую половинку» на предмет безграничной верности, когда собираются создать семью. Поэтому нужна огромная любовь к усыновленному ребенку, огромные силы, чтобы пройти, может быть, долгий и нелегкий путь к обретению его доверия. И потом, есть еще одна несправедливость по отношению к этим детям: мы выбираем их, а не они нас! Все должно быть наоборот: дети должны выбирать себе родителей, потому что они более чувствительны, чем взрослые.

«Любящего человека видно сразу»

– Сколько вы поработали в школе до того момента, как стали преподавателем университета?

– Семь лет.

– Достаточный срок для того, чтобы стать опытным учителем, или для того, чтобы сбежать из профессии?

– Не могу сказать, что сбежала. Университет – это тоже дети. Тогда мне хотелось заниматься наукой. Это огромное удовольствие, но оно несравнимо с тем счастьем, которое испытываешь в школе. Знаете, когда я родила дочку, то приходила в школу с коляской, чтобы послушать, как ребята шумят на переменке. (Смеется.) И в этом году я в школу вернулась. Частично. Преподаю ТРИЗ (теория решения исследовательских задач) в младших классах 95-й челябинской школы.

– Сложно сочетать преподавание в университете и уроки в школе?

– Сложно, но ужасно интересно.

– Ваша дочь не ревнует вас к ученикам?

– Поначалу ревновала, но удалось ее убедить в том, что и во время уроков я ее очень люблю, просто работу нужно сделать, а потому соблюдать определенные правила. Я ей говорила: «Постарайся понять это и помочь мне». Она старалась. (Смеется.) И сейчас, когда я веду урок в ее классе, не стремлюсь отстраниться от нее, сделать вид, что она не моя дочь. Она всегда должна чувствовать, что я ее люблю.

– Вы мучились вопросом – надо ли преподавать в классе, где учится ваша дочь?

– Нет. ТРИЗ – это ведь урок творчества. Скажите: вы можете стоять и не стоять на полу одновременно? (Смеется.) А дети могут!!! Кроме того, моя дочь к урокам относится очень серьезно, и проблем у нас нет. Сейчас она уже разграничила мои роли: мамы и учителя. Прошел тот период, когда она хотела, чтобы мама принадлежала только ей.

– Сегодня часто говорят, что в педуниверситет приходят учиться молодые люди «с остановки», то есть те, кто не собирался и не собирается работать в школе. Это так?

– Случайные люди здесь были всегда. Я преподаю теоретическую и практическую педагогику, историю педагогики в университете и вижу, что только практика в образовательном учреждении позволяет сделать вывод, станут ли сегодняшние студенты учителями и воспитателями. И бывает, что слышу о любви к школе и детям от девушек, которые до практики были очень далеки от этого. Вот так раскрываются любящие сердца. Сейчас у меня есть студентка, которая работает со мной в школе. Умница. Красавица. С ее данными могла бы стать киноактрисой, но она, учась на четвертом курсе, работает в школе. Причем ездит в челябинскую школу из Копейска! Преподает робототехнику, уже была тайм-спикером на всероссийских соревнованиях, выставляла свою команду по робототехнике. Ее не пугает маленькая зарплата. Я всегда говорю своим студентам: в школе денег не заработаешь, в школу нужно идти только по любви. Конечно, молодежь из школы бежит по причине низкой зарплаты – это не секрет…

– И остаются в школе уставшие старые учителя с изношенной нервной системой. Это тоже большая проблема?

– Но среди них много искренне любящих свою профессию и детей. Они значимы детям, любимы ими. И многие работают так, как было принято когда-то: если ребенок заболел, учитель обязательно придет к нему домой, направит родителей – как объяснить пропущенный материал, на что обратить внимание. И делает он это уже после школы, вечером, тратит свое личное время. Вот вам настоящий учитель. Слово «любовь» – ключевое в школе. Моя дочь сейчас учится у педагога старого поколения. Я очень благодарна этой замечательной учительнице и женщине, потому что она учит детей понимать друг друга, заботиться друг о друге, то есть учит жизни. А ведь это очень важно. На детей так приятно смотреть, когда они по собственной инициативе помогают друг другу одеться, ранец поправить... Разве это не прекрасно?!

– А вы бы доверили своего ребенка молодому педагогу?

– Я об этом думала. И вспомнила себя: свой первый класс я набирала, когда мне исполнилось 19 лет. Мне потом родители сказали, что боялись отдавать детей в мой класс. Но они же отдали и поддерживали меня, за что всем огромное спасибо. А я старалась работать не только с детьми, но и с родителями – у нас было море семейных праздников, и мы очень сдружились. Были у меня и ошибки, я их до сих пор помню. Через это проходят все, иначе и быть не может. Поэтому сегодня я бы смело отдала ребенка даже своим студентам: любящего человека видно сразу – ошибиться нельзя.

«Делай, что должно»

– Как относитесь к возвращению в российскую школу воспитательной функции?

– Роль первичного воспитания в школе бесспорна. Образование включает три компонента: обучение, развитие, воспитание. Причем воспитание я ставлю на первое место.

–Что в этом случае может себе позволить учитель, а какие границы, на ваш взгляд, переходить нельзя?

– Ключевыми словами здесь могут стать «воспитание личности»: творческой, мобильной, умеющей понимать себя и принимать других, свободной в рамках ответственности.

– Но в рекомендациях государства ясно прослеживается слово « патриотизм».

– Думаю, заказом государства, в первую очередь, станет воспитание гражданина России. Я не вижу ничего плохого в патриотическом воспитании. Как можно обойтись без любви к Родине? У меня сейчас на мониторе телефона заставка – дочь моя бежит по пшеничному полю, ложится и смотрит в небо... Мы ехали мимо этого поля, она попросила остановить машину: «Я по полю своему побегаю»! Это шестилетний ребенок. Разве плохо? А что ответил парень, который доставал людей из затонувшей в Шершнях маршрутки? Что читал повесть «Судьба человека». Есть базовые ценности, на которых мир держится. Например, «делай, что должно, и будь, что будет». Да, новые поколения живут в условиях единого мирового пространства благодаря технологиям, но нет ничего плохого в том, что они любят Родину.

– И в военно-патриотическом воспитании в рамках школьной программы вы тоже не находите отрицательных моментов?

– Если говорить о «Зарнице», смотрах военно-патриотической песни, то приветствую. Вреда от них никому не будет. «Зарница» – хорошая спортивная игра. Я и сама бы в «Зарницу» поиграла, снежную крепость построила, каши поела из общего котла, да и дети получили бы море удовольствия. Если мы научим их не борьбе с вымышленными врагами, а ориентированию на местности, взаимовыручке, командной игре, дадим возможность проявить смекалку, волю к победе, почему бы и нет? Конечно, все зависит от исполнителей и от того, какие цели и задачи будут поставлены. Во всем должно быть чувство меры. Когда я в чем-то сомневаюсь, то обращаюсь к истории педагогики – Сухомлинскому, Макаренко, Ломоносову. Они не дают перегибать палку.

Самая позитивная профессия

– Ваша кандидатская диссертация посвящена раскрытию творческого потенциала у младших школьников, а докторская – развитию одаренности у детей дошкольного возраста в аспекте раскрытия духовно-творческого потенциала. Так когда же нужно поймать этот момент, чтобы «не было мучительно больно» за опоздание?

– В утробе матери. Когда важно не только физическое здоровье мамы, но ее связь с будущим ребенком – духовная, эмоциональная.

– Вы наверняка успели поучиться в советской школе, тогда не было в ходу слова «одаренный». Возможно, это было правильно?

– Тогда предпочтение отдавалось «удобным» детям – дисциплинированным и способным учиться. Когда мы сегодня говорим о раскрытии или развитии одаренности детей, мы, в первую очередь, подразумеваем необходимость поддержать их потенциалы, чтобы в будущем талант мог раскрыться. Не все родители способны это сделать.

– Сегодняшние дети мечтают стать учителями начальных классов?

– Очень редко. (Смеется.) Это мой случай. У меня это было детской мечтой.

– Вы одобряете сегодня разделение детей со школьной скамьи на тех, кто способен учиться в элитной гимназии и тех, кто годится только для обычной школы?

– Если мы не будем делить детей, то тоже можем нанести определенный ущерб. Что мы вырастим – среднюю серую массу? С одной стороны, такой серый пластилин – хороший материал для скульптора. Но ведь все зависит от того, какую цель мы ставим: цвет, форма, значение. Единственный минус такого деления – мы, взрослые, не всегда честны при отборе талантливых детей. Денежные либо статусные факторы играют определенную роль, и в ряды лицеистов и гимназистов не попадают те, кому это нужно в первую очередь. Поэтому педагоги должны быть честны. Есть дети, которые раскроются вопреки всему, но есть и такие, которым в этом нужна помощь.

– Вы говорите о свободе творчества ребенка. Свобода закладывается положительными эмоциями, наверное?

– Конечно. Но с самого раннего возраста ребенок должен понимать, что свобода – это не вседозволенность. Свобода – это ответственность. Свобода ставит ребенка в определенные рамки. Но ничего позитивнее свободы нет!

– Почему в теме докторской добавилось понятие духовности?

– Потому что было очевидно: ТРИЗ – очень мощная технология. Если мы будем ее давать без созидательной основы, то можем научить наших детей идеально грабить и убивать. Поэтому меня развернуло в сторону духовности. Я убеждена, что духовная основа человеку дается с рождением, поэтому пугать это нас не должно. В будущем мне хотелось бы открыть развивающий центр для всех, кто хочет реализовать свои способности, открыть в себе потенциалы, о которых пока не подозревает, у кого есть потребность в духовно-творческой самореализации. Чтобы центр всегда был открыт и доступен.

– Это, наверное, возможно, но не здесь и не сейчас.

– (Смеется.) Дайте же помечтать!

– А сама профессия педагога, на ваш взгляд, это позитив?

– Это самая позитивная профессия! Со мной будут спорить, но мне, вероятно, в жизни очень везет на людей, искренне любящих эту профессию. А в нашей профессии условие любить обязательно! Любишь – значит дети тебе дадут силы. На первую свою педагогическую практику, будучи студенткой Первого челябинского педагогического колледжа, я пришла в школу ЮНЕСКО. Для меня это была такая ответственность – представлять свой колледж в такой школе, что я работала до полного изнеможения. (Смеется.) И устала до полного истощения, не могла даже на занятия идти. Знаете, что мне сказали в педколледже? «Отоспись и потом приходи». Это же гуманисты, сухомлинские! Если бы мне тогда так не сказали, я бы точно надорвалась и ушла из профессии.

– Первая практика для вас тоже была решающей?

– Я тогда задавала учителям школы ЮНЕСКО наивный вопрос: что нужно для того, чтобы стать хорошим учителем? Мне думалось, что они станут говорить о знании методик, владении технологиями, о контакте с родителями... Но я услышала: ничего не надо, люби детей!

– Сейчас входит в моду хорошо забытое домашнее обучение. Что думаете об этом?

– Я сама в этом участвую и называю это «сопровождение развития ребенка в семье». Опыт в России такой есть, его нужно воскресить. До революции обучение на дому предполагало не только знание по предметам, но и нравственные уроки. И какие личности вырастали! Потому что домашние учителя вкладывали в своих воспитанников не только знания, но и душу, они занимались всесторонним развитием детей. Домашние воспитатели и сами были выдающимися личностями!

– Сегодня такое образование приобретает определенный масштаб?

– Пока нельзя так сказать. Чаще всего такая форма обучения предпочтительна для детей, которых нельзя втиснуть в рамки большинства.

– Гиперактивных, например?

– Это сегодня как раз обычные дети. Пришло то время, когда нужно менять привычные границы в педагогике, пересматривать прежние позиции – обычных детей называть необычными и наоборот. Мир несется вперед со скоростью света, мы не успеваем за современными детьми и становимся им неинтересными.

– Какого ребенка вы считаете необычным?

– Ребенка, к которому ты приходишь с целью чему-то научить и понимаешь, что впору самому у него учиться. Начиная урок, спрашиваешь у него: какова сегодня твоя цель? А он говорит: хочу быть счастливым. Какие тут парные согласные!? Ребенок хочет быть счастливым! И это уже мои проблемы, как профессионала, как я вложу в него знания, но к концу урока ребенок должен почувствовать себя счастливым, но при этом определяющим парные и глухие согласные. (Смеется.)

– И очень часто поднимается вопрос об инклюзивном образовании, даже социальная реклама появилась. Но готовы ли мы к такой форме обучения?

– Во всем нужна осторожность, постепенность. К примеру, учительница моей дочери готова принять в свой класс абсолютно разных детей. Это человек, который не притворяется, что любит детей, он сердце им свое отдает. В ее классе ни один ребенок не почувствует себя ущербным. Инклюзивное образование должно начинаться с таких педагогов. Масштабная акция может только испортить все дело, сделав многих детей несчастными. Это будет трагедией для них, а учителя ее даже не заметят. Поэтому сегодня нужно открывать экспериментальные площадки. И тут не школа важна, важен конкретный учитель. О всеобщей толерантности нам пока говорить очень рано, хотя сегодня научных работ с такой темой на нашей кафедре защищается много.

– Ирина Евгеньевна, вы любите давать открытые уроки в школе?

– У меня все уроки открытые. Обычно к открытым урокам готовятся, чтобы показать мастерство. Но сегодня мне самым важным кажется совсем другое: не только сама встреча, но и диалог после урока со всеми его участниками. Была в моей жизни еще одна встреча, которая сильно изменила мое отношение к уроку вообще и к открытому уроку в частности. Я принимала участие в международном конкурсе учителей, который проходил в «Артеке», и там познакомилась с учительницей из Ульяновска – моей соперницей. Это была потрясающая девчонка. Когда я увидела конспекты ее уроков, то ахнула. Это была матрица из кружочков, палочек, других значков. Я, конечно, ничего не поняла и спросила: «А ты заранее знаешь, как пройдет твой урок»? – «Откуда я могу знать, как поведут себя дети?», – ответила Рита. Этот ответ меня поразил, потому что я считала своей задачей подвести детей к нужному решению. У Риты такой задачи не было, она ставила перед детьми проблему и в зависимости от того, как отвечают дети, разворачивала урок в нужном направлении. В итоге цель и результат урока всегда совпадали, хотя Рита совершенно не комплексовала по поводу того, как она придет к этому совпадению. Эта девушка заразила меня своей свободой, и я ей очень благодарна.