Треугольные рассветы «Артека»

Острые стрелы кипарисов щекотали брюхо Аю-Дага. Но была ночь, и Медведь тихо спал под периной облаков, опустив голову в море. А мы не спали. Нас было четверо – кандидатов на звание Мальчиш-Кибальчиш. Этой ночью мы мечтали. На небе сверкал миллион звезд, но мы хотели только одну – красную. Каждый из нас надеялся получить просто обалденный подарок – настоящую буденовку с красной звездой! Итак, нас было четверо, но Мальчишом-Кибальчишом в нашем артековском отряде мог стать только один...

В «Артек» я попал на III Всесоюзный слет юных корреспондентов. Юнкоровская смена – 40 дней. Вот счастье-то! В лагерь мы ехали на поезде, в плацкартном вагоне, без постельного белья и даже матрацев. (А до этого ночевали на стульях в обкоме комсомола). Ели запакованную в стеклянные банки «заморскую икру» – баклажанную, хлебушком закусывали. Такой вот сервис! Но никто не жаловался и не стонал – дети мы были неизбалованные, тем более, что большая часть челябинской делегации – деревенские ребята. Юнкоровская смена проходила в лагере «Горный» (в то время «Артек» был разбит на шесть лагерей). В лагере тогда был один корпус, огромное здание из стекла и бетона – «Янтарный», который носил имя Аркадия Гайдара. Мальчишке, попавшему сюда из уральской деревеньки или украинского хутора, казалось, что он попал в сказку. Ну, или, по крайней мере, в коммунистическое завтра.

В сказке, впрочем, был жесткий распорядок. Подъем как в армии – 45 секунд, зарядка. Ходили только строем и с песней. Но всем это нравилось! В «Артек» приезжали лидеры, и среди них был высокий, просто спортивный дух соперничества. Во всем – в конкурсах, в учебе (занимались в школе мы только два часа в день, но это было невыносимо!), в песнях, танцах, в любой мелочи... Лучшим из лучших доверяли высокую честь – пронести перед строем на линейке и поднять на флагштоке вымпел лагеря «Горный». Я поднимал вымпел два раза! Перед этим вечером проводилась тренировка – три человека, державшие вымпел за три угла, шли медленно, носочек тянули, все – честь по чести. Я в армии потом так красиво не ходил!

В лагере были свои любимчики, в основном, из делегаций Азербайджана, Армении и Прибалтики. Азербайджанцы и армяне были веселые, обаятельные ребята, а прибалты – просто красавцы! В нашем отряде мальчишей-кибальчишей были самые маленькие – мальчишкам-кибальчишкам и девчонкам-кибальчонкам было лишь по 12 лет. В наших юных и трепетных душонках робко просыпалось прежде неведомое чувство – чувство любви. Я влюбился в девочку по фамилии Таланова. Но она была почти на голову выше меня, и это перечеркивало все мои надежды. И, конечно же, все мы были без ума от своих вожатых. Богини! (А было этим богиням всего лишь лет 19!). Помню, как после отбоя мы долго не могли угомониться. Вожатой приходилось неоднократно нас успокаивать, и тогда Славка Варакин, самый могучий мальчик в отряде (46 кг!), солидно сказал: «Мужики! Кончай базар, может быть ее сейчас парень ждет...». И мы затихли. Мы же мужики, мы все понимаем...

Когда к нам на слет приехали журналисты «Пионерской правды», мы были в шоке. Ничего себе! Солидные такие дяденьки лет 25, а среди них и вовсе тридцатилетняя старуха! Ну как такие старые могут работать в пионерской газете? Впрочем, журналисты из «Пионерки» быстро стали своими. И вот однажды они спели под рояль, на котором играла та самая «старуха», гимн «Пионерской правды», самый неформальный, самый душевный и самый классный гимн, который когда-либо мне приходилось слышать – «Песенку о пионерской вожатой». Звучала она примерно так:

По улицам, где щурятся от солнца мостовые,
Где только что монеткою прозвякал летний дождь,
Идут отряды красные, вихрастые, горластые,
Ты войско пионерское по городу ведешь!
Вожатая, рука твоя
Вязала мне на шею треугольные рассветы.
В какие б я ни шел края,
Но только уж нигде таких вожатых нет!

Нигде я потом эту песню не слышал. Ни по радио ее не гоняли, ни пионерские хоры не пели. А жаль! Не стала популярной в стране замечательная артековская игра в мяч – «Снайпер». За сборную лагеря играл парень из нашего отряда, прибалтиец Видас. Как-то вожатая стала рассказывать, кем она нас видит в будущем. Видасу сказала, что он будет известным спортсменом, а я – журналистом. Я в классе снегазету выпускал, но журналистом быть даже не мечтал. Пел я тогда хорошо, голос был высокий, запевалой я был в «Артеке». Как-то иду в колонне лагеря (а это более 300 человек), и вдруг с трибуны кто-то кричит: «Серега!» Я два года, как из города Пугачева, что в Саратовской области, в Магнитогорск переехал, оттуда меня и в «Артек» направили. Смотрю – Васька, одноклассник из Пугачева. Вот так встреча! Но прошло 48 лет, и...

Последнюю ночь в «Артеке» мы провели у костра. Награжден я был медалью, сфотографирован на фоне развернутого знамени лагеря, подарки какие-то получил, а вот звание лидера – Мальчиша-Кибальчиша – мне не досталось. На этот раз никому его не присвоили. Обидно было, конечно, до слез. Но слезы были на следующий день, когда мы прощались с «Артеком». Пели и плакали несколько сотен человек! Парень из нашей школы (фамилию запомнил – Никишин), десятиклассник, ревел на вагонной полке до самого Магнитогорска. Счастье, наверное, не бывает без слез.

Недавно «Артеку» 90 лет стукнуло. Стал я Ваську в Интернете искать. Нашел другого одноклассника, который дал васькин мобильник. Звоню в прошлое. Васька отвечает, что меня не помнит. И, как выяснилось, нашу встречу в «Артеке» забыл начисто. Не получилось душевного разговора. Вот так бывает...

Я вот тоже многих забыл. Да и на общей отрядной фотографии себя найти не могу. Время стирает из памяти очень многое, даже старых друзей. И только «Артек» забыть невозможно...