Артем Краснов. «Фемида ля Комедия». Полная версия

Это первое издание моей первой книги. Не все любят читать в Интернете, тем более что-то художественное, тем более такого объема, что придется пользоваться скроллом, поэтому я искал формат, удобный для интернет-аудитории. Удачен он или нет – судите сами. Среди первых читателей появились как поклонники такого стиля, так и острые критики.

Собственно, перед вами не совсем книга – это рукопись, которую, я полагаю, придется переписать еще раз пять (нервно кусаю губы). Но прежде чем пускаться во все тяжкие мне бы хотелось услышать мнения читателей: хорошие для вдохновения, критические, чтобы идти дальше, и оголтелые, чтобы проигнорировать. В конечном счете эта книга будет написана в соавторстве с аудиторией сайта MyChel.ru.

О чем она? О молодых челябинцах, если вкратце. Что-то взял из жизни, немного – из работы на AutoChel.ru, но больше всего из фантазий о людях, которых хотел бы видеть вокруг себя. Опубликуем ее в четырех частях – по одной в неделю. Спасибо за внимание!

Игорь стоял посреди комнаты совершенно голый. «Вот тебе на…», – он в раздумье потер затылок, стащил со спинки стула махровое полотенце и затянул вокруг бедер. Он был один, и все же ощутил смущение как во сне, когда видишь себя обнаженным в людных местах.

Одежда пропала выборочно, и за этой избирательностью чувствовался злой умысел. Шкафы обнажили полки, где еще вчера лежали джинсы и нижнее белье. На плечиках болтались рубашки и галстуки, но не было брюк. Он прочесал все тумбочки, заглянул в стиральную машину и под диваны, но не нашел ни единого предмета, способного заменить штаны. Даже обвисшие трико, годные разве что для ремонта сантехники, пропали.

До 9.00 оставалось менее 35 минут. Игорь обнаружил, что если пристально глядеть на минутную стрелку часов, можно заметить ее неровный ход. Встреча с Можайским была назначена на 9.15 и значит, у него было не более четверти часа на розыски штанов.

От злости Игорь сломал карандаш. Немного полегчало. Затем взялся за телефон.

– Макс, здорово, ты где сейчас?

– Здравствуй, здравствуй. Я на полпути до Южноуральска, – прорезался через потрескивания голос Максима.

– Вот блин! Ты чего так рано?

– А че? Я опять увез ключ от твоей квартиры?

– Да вообще крындец… Прикинь, вчера после тебя приперлась Иринка, и, кажись, вынесла из квартиры все… ну в общем всю одежду, которая одевается ниже пояса. Кроме носков.

– Чего? – Максим подавился смешком. – У тебя «белочка» что ли? На кой ей твоя одежда «ниже пояса»?

– Не знаю. Наверное, мстит. Похоже, я ей что-то вчера сказал. Что-то обидное. Да, прекрати ржать! Мне через полчаса в «Фемиде» нужно быть!

– И ты ей позволил?

– Да я же в салат пьяный был. Вырубился…Хорош прикалываться!

– Не-не, я сочувствую, – пытался задавить смех Максим. – Слушай, а что нужно сказать девушке, чтобы она мстила так изобретательно? Прямо все-все вынесла? И презервативы?

– Вот это не проверял! – вызверился Игорь. – Хорош я буду с этой штукой вместо брюк…

– Да-да-да, надень галстук с клубничным ароматом, чтобы не было диссонанса, – заливался Макс. – На Кузнецова ты станешь женихом года. Ладно, не кипятись, я уже разворачиваюсь. Через часок спасу тебя, моя бесштанная принцесса.

– Да какой часок! – взвыл Игорь. – Минут двадцать максимум, или все, пиндос. Считай, уволен!

– Дыши, дыши глубже. Возьми штаны у соседей. Или выменяй на носки.

– Да я тут никого почти не знаю. Ладно… Не надо… Все, пока!

Игорь бросил телефон на диван. Взгляд успел выхватить цифру 8:32. Мозг лихорадочно прорабатывал самые безумные варианты. Приехать на работу в халате? Нет халата. Рискнуть в полотенце? Не смешно. Сшить из шторы килт? Смешно…

В панике он выскочил на балкон – внизу на глубине 8 этажей стояла его машина. На задах парковки прогуливался осоловевший от ночных бдений стоянщик. Сосед в красно-черной ветровке прогревал автомобиль, и Игорь ощутил жгучую зависть.

Он открыл раму, перегнулся через перила и стал разглядывать пешеходов в надежде увидеть знакомого. За домами шумела улица Героев Танкограда. Кто-то истерично сигналил, не понимая мелочности своих проблем. На улице стояло обалденное майское утро.

И вдруг он увидел спасительный выход. «О да! Да!» На незастекленном балконе слева на двух провисших веревках болталось белье, включая странные зеленоватые джинсы!

Игорь быстро прикинул, что за кражу штанов ему не грозит уголовной ответственности, тем более, вернет он их быстрее, чем хозяин заметит пропажу.

Переход на соседний балкон оказался рискованней, чем он предполагал сгоряча. Край бетонной плиты резал голые ступни, пальцы рук с трудом цеплялись за узкую полоску алюминиевого уголка. Очень хотелось посмотреть вниз, но Игорь сосредоточился на отражении в закапанном стекле. Ухватившись рукой за перила соседского балкона, он почувствовал облегчение и прицелился, чтобы сделать решительный шаг, и в этот момент полотенце на бедрах ослабло. Игорь надул живот, чтобы замедлить процесс, но стоило ему шевельнуться, как полотенце соскользнуло еще ниже, отстыковалось и зазмеилось вниз. Ерунда – через пару секунд Игорь перевалился через перила, содрав от спешки ягодицу. Главное, что выцветшие зеленые джинсы болтались прямо перед носом!

И тут он заметил, что из-за отодвинутой занавески на него смотрит хозяин штанов. Это был парень лет двадцати со светлыми торчащими волосами, светло-голубыми глазами и телосложения скорее худосочного. Взгляд у него был взволнованный.

Игорь замахал руками, призывая открыть балконную дверь. Это была, пожалуй, единственная квартира во всем доме, где вместо пластиковых окон стояли обычные, с деревянными рамами, шелушившимися перхотью старой краски.

Парень долго возился со шпингалетом, чем разозлил Игоря. На всякий случай он прикрылся зелеными джинсами, считая их в некотором роде своими.

– Дарова, студент, меня Игорь зовут, – он поспешно протянул руку.

Парень молча пожал ее. По лицу было понятно, что Игорь стал первым голым мужчиной, с которым тот обменялся рукопожатием. «Дай бог, чтобы последним», – подумал Игорь и нетерпеливо спросил:

– А тебя?

Заторможенность паренька бесила его.

– Аркадий,– нехотя ответил тот.

– Короче, Аркаша, я твой сосед со смежного балкона, дико тороплюсь, всю одежду отдал в химчистку, одолжи штаны до вечера, а?

– А как от химчистки дошел? – вдруг спросил Аркадий.

– В смысле?

– Ну… Ты говоришь, отдал всю одежду… А как же назад вернулся?

– Блин, какой ты въедливый… Я тебе вечером расскажу. История жуткая, на самом деле…

Аркаша растерянно пожал плечами, и Игорь воспринял это как знак согласия. Он поспешно напялил зеленоватые джинсы и с великим трудом застегнул замок-молнию, рискуя защепить кожу на месте, весьма неудобном для бинтования.

– Штаны для пыток, – проворчал он. – Спасибо, сосед! Верну вечером!

Оказавшись на своем балконе, он впервые за утро почувствовал тень надежды. На часах было 8:45.

* * *

Игорь опоздал и сильно. Спасибо пробке – он пронесся через пластиковую дверь с табличкой «Юридическая фирма «Фемида» лишь около десяти.

– Ну, ты где заблудился? – офис-менеджер Люда ретранслировала Игорю раздражение начальства. – Федор Михайлович уже уехал. Пошли.

Компания находилась на первом этаже жилого дома, занимая две квартиры – в одной размещались кабинеты начальства и комната переговоров. Вторая для «черни», вроде Игоря, была разделена на секции перегородками из оргстекла. В каждой клетушке стоял узкий стол с выдвижной подставкой для клавиатуры, громоздились мониторы и вертикальные этажерки.

Люда двинулась к кабинету Зои Павловны, вполголоса доложила скорбную весть о прибытии Игоря и отступила на шаг. Ее поза была хрестоматийной, как у всех секретарш – вытянутая рука придерживала ручку, но сама она оставалась за дверью. В этом было что-то предательское.

Крупная Зоя Павловна сидела за Г-образным столом в высоком кресле. Она подняла глаза, и Игорь не без злорадства отметил, что зеленоватые джинсы вызвали в ней неприязнь. Он действительно смахивал на Буратино – не хватало только луковицы и букваря. Но за годы напряженной работы Зоя Павловна забыла, как реагировать на бытовые неурядицы, поэтому от комментариев воздержалась. Она была слишком профессиональна.

– Игорь Александрович, присаживайтесь. Что с вами происходит?

Зойка, как ее звали за глаза, выдержала паузу.

– Как вы знаете, наша компания никогда не работала с незначительными клиентами, и добились мы этого лишь благодаря безупречному отношению к каждому из них. Мы практически семейная компания, и главный наш принцип – это доверие. Доверие означает, что мы всегда можем положиться друг на друга. Поэтому клиенты сохраняют нам верность. Вы понимаете?

Игорь кивнул. На самом деле ходили упорные слухи, что клиенты сохраняли верность скорее из-за гибкой системы откатов и умения «Фемиды» проявлять встречную лояльность, но, с другой стороны, Зойка подкрепляла эти тактические приемы хорошим знанием юридической науки.

– Работа с крупными игроками выгодна, поскольку позволяет нам не распылять силы. Но она имеет и оборотную сторону, поскольку любая ошибка обходится нам очень дорого. Я буду называть вещи своими именами – вы запороли дело «Завода строительных конструкций». Вы его просто запороли. И ваш куратор вами также недоволен. А сегодня у вас был шанс исправить положение, и вы его упустили. В чем причина?

– Попал в пробку.

Зоя Павловна смотрела, не моргая. Голос ее стал раздраженным.

– Игорь Александрович, вот вы понимаете, какая ситуация… Я знаю, по городу трудно проехать, но это не первый день так. Я допускаю, что раз в месяц мой сотрудник может опоздать на три минуты, ну на пять минут. Но сегодня был очень важный день. Федор Михайлович уехал в смешанных чувствах и передавать документы отказался. В конце концов, можно было выехать на полчаса пораньше. Вы не находите?

– Нахожу. Прошу прощения.

– Что с вами происходит? Я бы могла уволить вас прямо сейчас, но вы хороший юрист, перспективный. До последнего времени я была вами довольна. И я дам вам шанс, если вы мне внятно объясните причину своих проблем? Может быть, что-то личное?

– Внятную причину я не знаю сам.

– А все-таки?

– Я должен объяснить причину попадания в пробку?

– Игорь Александрович! Вы хотите дальше ерничать? У вас что-то в семье? Вы заболели?

Игорь почувствовал иголочки гнева. Зоя Павловна продолжала сыпать гипотезами.

– Может быть, вас не устраивают отношения в коллективе? Вы чем-то демотивированы?

Кондиционер противно дул прямо в шею. Игорь встал, помедлил секунду, но сил сочинять политкорректный ответ не было.

– Хорошо, если это настолько принципиально…

И его понесло:

– Большая нагрузка на работе превращает меня в трудоголика, и я испытываю чувство вины, каждый раз уходя из офиса. Наличие трех начальников, один из которых – это вы, вынуждает меня (и не только меня) работать над десятью задачами одновременно, отчего я становлюсь нервным. Прямо-таки неслабо нервным. Возможно, все это усугубляется весенним авитаминозом и необходимостью сдерживать естественные эмоции при разговорах с нашими клиентами, некоторые из которых представляются мне идиотами.

Взгляд Зои Павловны примерз к его рубашке. Он испытал садистское удовольствие и продолжил.

– Моя нервозность не проходит и дома, что осложняет отношения с моей гражданской женой, кроме того, я заметно сдал в сексе – раз уж мы говорим откровенно, я думаю, эта подробность вам тоже интересна. И последнее обстоятельство моя жена интерпретирует как потерю интереса к себе либо как роман на стороне, что является неправдой, однако выглядит правдоподобным из-за ненормированного рабочего дня. Участившиеся проблемы с потенцией увеличивают мою напряженность в начале дня, отчего ваше любимое слово – мотивация – обнаруживается во мне во все меньших количествах. Возможно, я мог бы наладить отношения с женой, однако к концу дня устаю настолько, что с трудом помню свое отчество, и спасибо, что вы мне его регулярно напоминаете. Три дня назад моя жена – ее, кстати, зовут Ирина, – ушла от меня, и я даже не уверен, был ли я расстроен, потому что проблемы ЗАО ФГУП «Завод строительных конструкций» волновали меня больше. Не имея культурного уровня, чтобы снять напряжение, скажем, походом в театр, я напился до зеленых соплей с приятелем, и, будучи в таком нечеловеческом виде, я, наверное, как-то нехорошо обошелся с Ириной, которая приходила мириться. Это побудило ее отомстить мне, забрав из дома все брюки, трусы и шорты. Конечно, мне следовало забыть о приличиях, ведь Федор Михайлович важный клиент, но я постеснялся выходить на улицу в полотенце и предпочел потратить минут двадцать на то, чтобы украсть штаны у соседа. Но они оказались очень тесными и, говоря попросту, жмут мне яйца. Про их эстетическую ценность я вообще молчу. Однако поскольку наш разговор важен, я думаю, что мне нужно терпеть, ибо это и есть признак профессионализма. Это если вкратце о моих проблемах. Могу, конечно, с подробностями. Заявление писать?

По лицу Зои Павловны невозможно было понять, какую именно эмоцию – отвращение, раздражение или смятение – вызвал монолог Игоря. Она сидела, положив массивные руки на столешницу.

– Сколько вам лет? 29? – спросила она.

Он кивнул, садясь обратно под струю воздуха. От ее голоса, в котором не обнаружилось ноток раздражения, стало стыдно.

– Вы еще очень молоды и уже добились немалых успехов в профессии. А проблемы в личной жизни бывают у всех, и не нужно относиться к ним с юношеским максимализмом. Котлеты отдельно – мухи отдельно. Ваша работа не должна влиять на личную жизнь, а ваша личная жизнь – на работу. Вы понимаете?

Игорь кивнул.

– Если вы чувствуете перегрузку, вы должны поставить меня в известность. Если вам нужен отпуск для налаживания личной жизни, я вам его предоставлю. У нас очень сплоченный коллектив, и никто не должен замыкаться в кругу собственных проблем. Я полагаю, сейчас вам лучше пойти переодеться, а затем мы обсудим ситуацию с заводом.

Игорь коротко взглянул на ее тяжелые руки, кивнул и удалился.

* * *

Было около девяти вечера.

– Сосед! – Игорь постучал в перегородку Аркашиного балкона. – Ау!

Дверь по ту сторону барьера взвизгнула, и взъерошенный Аркаша перегнулся через перила.

– Спасибо за штаны! – крикнул Игорь.

– Пригодились?

– Конечно, пригодились. Дресс-код, мать его, без штанов ходить не велит.

Аркаша вытянул руку к свертку, но расстояние было великовато.

– Ну, тогда лови, – предложил Игорь, облизывая губы.

– Нет, не надо. Упадут. Я лучше сейчас зайду. Какая у тебя квартира?

– Вот еще! Ты меня выручил, еще бегать будешь. Я к тебе сам зайду. Слушай, давай выпьем за знакомство? А то настроение дрянное. У меня водка есть.

Аркаша неуверенно пожал плечами. Его движения были угловаты, несобранны, как у плохого актера, который не знает, куда девать руки.

– Я водку не особенно пью, – сказал он.

– А чего ты с ней делаешь? На пятки мажешь? Давай! Хоть поболтаем.

Не дожидаясь ответа, Игорь скрылся в квартире, и через минуту появился с рюкзаком, в который запихал бутылку, сок, сухари, хвост засохшей колбасы и зеленоватые джинсы. Накинув рюкзак на плечи, он перелез через балконные перила, чем вызвал приступ паники у Аркаши.

– Ты что! Свалишься!

– Слушай, как удобно, что у тебя не застеклено, – заметил Игорь, перекидывая ноги через перила. – И не стекли!

– Так это хозяйский балкон. Захотят – застеклят, – мрачно ответил Аркаша.

– Не позволяй. Скажи, мешает культурному обмену в доме.

Планировка Аркашиной квартиры была симметричной жилищу Игоря, но пустая комната казалась больше и холоднее. Ее украшали два продавленных кресла, журнальный столик, неряшливые стопки бумаг на полу и разбросанные тут и там пластмассовые баночки, словно из-под детского питания. Внимание привлекли карандашные наброски, пришпиленные к стене, и Игорь остановился перед одним из них. Стоящая вполоборота девушка смотрела вдаль, и в мягких линиях ее плечей и упрямого подбородка сквозило что-то мятежное, беспокойное.

Пахло застарелым куревом. Аркаша смущенно подтащил кресло к журнальному столику и неожиданно настойчиво приказал:

– Садись лучше… Сюда.

Они устроились за низким столиков в потеках краски. Игорь разлил водку по кружкам.

– Ну, за знакомство! Меня, кстати, зовут Игорь.

– Я знаю. Ты же представился, – Аркаша жутко сморщился от спиртового вкуса.

– На, заешь, – Игорь насадил кусок колбасы на нож, Аркаша снял ее и аккуратно положил в рот. – Слушай, а что ты подумал, когда увидел на балконе голого мужика?

– Ну… Не знаю. Что ты вор с очень скромными запросами.

– Это да, – рассмеялся Игорь. – Небось, твои зеленые штанцы долго ждали, когда на них кто-нибудь позарится. Заметь, с риском для жизни.

– А зачем было красть? – Аркаша пожал плечами. – Я бы тебе их так дал.

– Ну, я же знал, что ты меценат. А вообще страшновато стучать в чужие окна, когда ты одет как Терминатор после прыжка в прошлое. И потом я жутко торопился.

– А как ты догадался, что я студент?

– Ты похож на студента. Тебе сколько лет?

– 18.

– Так ты еще не стар. И где учишься?

– В колледже культуры.

– Хм… А кем станешь?

Вопрос явно смутил Аркашу. Он потер колени.

– Художником.

Игорь почувствовал первый признак опьянение – желание изъясняться красиво.

– Ты, кстати, напрасно стесняешься. Звучит, конечно, старомодно – художник, но можно говорить дизайнер. Или стилист. Или арт-директор. Короче, очень даже востребованное ремесло. Или ты пошел в колледж культуры в отсутствие других вариантов?

– Нет, почему же, – Аркаша как будто оскорбился. – Меня даже в Москву приглашал проректор один, когда мои работы на конкурсе увидел.

– В Москву? И?

– Я не поехал. Там собеседование нужно было проходить. Да и вообще… Сложно в Москве.

– Откуда знаешь, что сложно, если не поехал? – рассмеялся Игорь.

– Там все дорого. И жилье найти сложно. А потом я бы, скорее всего, не прошел собеседование.

– Ну, попробовать-то можно было. Эх, Аркадий, был бы я твоим отцом, запихал бы тебя к этому проректору и слушать не стал. Ты ж голых мужиков на балконе не пугаешься, а тут какая-то Москва.

– Запихать это одно, а если б меня потом вышибли, я бы и сюда поступить не успел, – насупился Аркаша.

– И почему ты уверен, что тебя бы вышибли?

– Статистика.

– В смысле? Из пяти раз, что ты об этом думал, четыре раза тебе казалось, что вышибут?

– Примерно так, – слабо усмехнулся студент.

– Ты это… Бросай свои пораженческие установки. Ты либо гений, либо неудачник, так давай выпьем за первое – не хватало мне еще с неудачниками пить. Чтобы в жизни мы больше не упустили ни одного хорошего шанса!

Чашки глухо чокнулись.

– Аркаша, – Игорь откашлялся от водочного амбре. – А ты чем-нибудь еще занимаешься? Ну, может спортом?

– Раньше занимался. Боксом.

– Боксом? – прыснул Игорь.

Он представил Аркашу в тяжеленных боксерских перчатках, которые тянули его к земле, придавая сходство с плакучей ивой.

– Ты многогранная личность, Аркадий. Никогда бы не подумал, что грубый мордобой может привлекать такого интеллигентного человека, как ты.

– Он и не привлекал. Просто отец считал, что мне нужно вырабатывать бойцовские качества.

– Золотые слова! Сам видишь, время неспокойное, мало ли кто на балкон залезет. И долго ты боксировал?

– Лет шесть. Но мне не нравилось. И в нокауте быть не нравилось, и самому бить тоже.

– Ты как из песенки про сентиментального боксера.

– Ну да…Только в жизни руку, которой ты не бил, рефери не поднимает.

Аркаша помолчал и вдруг спросил.

– А ты с кем живешь? С женой?

Игорь сморщился.

– С подругой вообще. Жил. Ушла. Штаны забрала и ушла.

– А штаны ей зачем?

– Ну не знаю… Продаст или музею завещает. Да пес с ней. Я себе новые купил. А у тебя как на личном фронте?

Аркаша почему-то не смутился – видимо, алкоголь действовал все сильнее.

– Да так… Встречался с одной девушкой еще осенью, потом отношения разладились.

– Встречался – хорошо. С девушкой – отлично, – Игорь икнул. – Разладились – плохо. А как вы познакомились?

– Она прямо подо мной живет. В подъезде встретились.

– Под тобой? На седьмом этаже? Слушай, так ты можешь затмить мой подвиг и слезть к ней по балконам. Ну, не в таком естественном виде, как я…Ее это покорит!

– Да нет. Я не в ее вкусе. Он такая… веселая … живая.

– Так это лучше, чем грустная и мертвая. Тебе она еще нравится?

– Да, очень. Я ее рисую иногда…

– Ей нравится?

– Не знаю, – пожал плечами Аркаша. – Я ей не показывал.

– Почему? – Игорь вдруг ощутил творческий прилив. – Слушай, гениальная идея! Давай прямо сейчас спустимся к ней и нарисуем портрет, так сказать, в прямом эфире? Я буду продюсером.

– Да ты что, – Аркаша посмотрел непонимающе. – Я же пьяный. Я сейчас такую каракатицу нарисую…

– Да какой ты пьяный – с рюмки водки. Это ж для вдохновения! Пойдем, а?

– Нет, ни за что! – Аркаша встал и, нащупывая углы, выбрался из комнаты.

Игорь подумал, что напрасно он пристал к парню в бесцеремонной манере. На кухне зашумела вода, клацнула посуда. Аркадий вернулся с кувшином компота. Игорь сказал:

– Ладно, не обижайся. Тебе виднее.

– Да я не обижаюсь. Просто все и так понятно. Мы с ней гуляли, она была веселой, но мне казалось, что вот-вот скажет – давай останемся друзьями. А потом я не стал звонить, и она не стала. Так все и рассыпалось. Зачем лезть?

– А как ее зовут?

– Эля.

– Эльвира?

– Наверное.

– Знаешь, Аркаша, – Игорь глубокомысленно водил ножом краям синего пятна на столе. – Ты ее не смог покорить, потому что не умеешь себя рекламировать. Вот что ты ей про себя рассказывал?

– Да так… Ничего особенного. Мы молчали больше.

– Молчали? Ну, я чую, ей было с тобой жутко весело. А девушка – это тебе не аквариумная рыбка. Ее нужно впечатлять.

– Ну… Хорошо, когда есть, чем впечатлять.

– Да это неважно! Вот, к примеру, какую ты музыку любишь? Кем, так сказать, восхищаешься в симфоническом плане?

– ДДТ.

– О! Последняя осень, ни строчки, ни вздоха… Вот ты ей и рассказываешь так невзначай, мол, вчера столкнулся в коридоре с Шевчуком, он мне рукой махнул, типа, как дела, Аркаша? А ты ему в ответ – нормально, Юра. Она думаешь – ну, парень просто крут. С рок-звездами здоровается и все такое. С самим Шевчуком! И не надо ей говорить, что в том коридоре ты просто мыл пол. А Шевчук жестом спросил: «Можно пройти?», ну а ты ему: «Проходите, подотру». Уловил?

– Да это глупая показуха какая-то, – рассмеялся Аркаша. – Тем более я не мыл полы за Шевчуком. Я правду ей говорил. Умные люди говорят – «Правда сделает тебя свободным»…

– … от перспективы жениться, – парировал Игорь. – Про Шевчука я для примера сказал. Девушки они… ну… как сороки что ли – клюют на блестящее. А если ты прикидываешься шариком стрихнина, кому ты нужен?

– А чем же мне ее удивить?

– Да хоть чем. Вон, картины ей показывал? – Игорь махнул рукой в сторону эскизов.

– Их закончить надо. Это все наброски.

– Ну, про бокс расскажи. Как ты один против семерых выходил – да, проигрывал, но зато как! Весь в крови, взгляд – как у кентавра!

– Не знаю… – Аркаша проявил инициативу и разлил водку по чашкам. – Супа хочешь?

– Хочу. Нет, серьезно – ты парень с потенциалом. Только слишком какой-то неуверенный. Характера в тебе нет.

Аркаша попытался подняться, но качнулся и рухнул обратно в кресло. Вторая попытка удалась. Он зашаркал на кухню.

Игорь пошел следом, надевая по пути стоптанные тапочки. Хозяин водрузил кастрюлю на двухкомфорочную плиту. Редкая мебель и выщербленный белый кафель придавали кухне жутко общежитский вид. Резкие тени колыхались на стенах в такт раскачивающей лампе.

– Я думаю, глупо это все, – заявил Аркаша, мешая суп.

– Чего глупо?

– Ну, эти уловки. Человека нужно либо принимать, либо нет. А играть чужие роли – это не для меня.

– Да я тебе не про роли говорил, а про то, как себя подать. Ты оставайся собой, просто не скрывай достоинства.

– Может быть, ей суждено быть с другим.

– Ой, сколько пафоса. Ей сколько лет?

– Девятнадцать.

– Так у нее знаешь сколько «других» может быть, пока найдется «тот самый»?

Аркадий замолчал. Игорь устало сел на табурет и подумал, что зря он бросил курить. А сосед его – странный парень. Даже непонятно, раздражает он его или наоборот веселит. Абсолютный паралич воли. С таким в разведку не пойдешь.

Игорю вдруг стало не по себе. Докатился. В кухне пахло проросшей картошкой.

Он молча выхлебал из чашки грибной суп.

– Мне идти пора, – сказал он. – Давай по последней на посошок.

Они разлили остатки водки по чашкам, выпили без тоста.

– Ну, Аркаша, давай… Бывай, – Игорь хлопнул студента по плечу. – Не унывай. Я отчаливаю.

Он направился к балкону.

– Ты что? – взъерошился Аркаша. – Не надо через балкон. Ты же пьян.

– Спокойно, студент. Талант не пропьешь.

Игорь перелез через перила, ощущая приятную легкость. Аркаша вышел следом – лицо его было блеклым, как и выцветшие шторы за его спиной. Сумеречный двор обозначился пятнами окон, и темнота вокруг спасала от головокружения.

Игорь махнул рукой на прощанье и начал сдвигаться к своей лоджии. И вдруг что-то произошло – он почувствовал сильный удар по подбородку и локтям, и несколько панических секунд прошли в попытках осознать свое положение.

Ноги свисали в пустоту, предплечья уперлись в балконные перила, а грудь сдавливало так сильно, что он не мог восстановить дыхание. Очень близко он увидел страшно перекошенное лицо Аркаши, который что есть силы тянул его за майку.

– Помогай! – орал он. – Толкайся!

Игорь не мог ответить – дыхание сбилось, как после внезапного марш-броска. Он хрипел и пытался зацепить ногой край балкона. С ноги соскользнула тапочка, сердце отсчитало ударов десять, прежде чем послышался сухой шлепок о землю. Игорь напрягал мышцы, но они были амфорными, как во сне, когда полночи пытаешься бежать в толще воды.

Аркаша стал тянуть отчаяннее, рывками. Под его майкой обозначились ключицы, кожа на шее натянулась, как у старой черепахи. Балконные перила резали предплечья Игоря все сильнее, и он начал панически извиваться, стараясь подтянуться повыше.

Наконец коллективными усилиями им удалось преодолеть мертвую точку, и с каждый рывком Игорю было все легче подтягиваться вверх. Носок уперся в небольшой выступ на наружной части балкона. Игорь тяжело перевалился через перила и мешковато рухнул на пол.

Аркаша попытался усадить его, но вдруг сам упал на корточки.

– Фу… Ноги подгибаются, – пробормотал он. – Ты живой?

– Живее… чем если бы слетел, – Игорь сплюнул вязкую слюну. – Тапочки подвели… Надо было сразу белые надевать…

Аркаша с трудом поднялся и ушел в комнату. Игорь лег на спину, разглядывая провисшие бельевые веревки и пару рассохшихся лыж, которые висели над дверью крест накрест, словно шпаги. Со двора неслись пьяные выкрики. Пульс противно стучал в голове. Руки болезненно насыщались кровью. Подбородок саднило от пота.

Минут через пятнадцать Игорь нашел в себе силы встать и отправился на поиски Аркаши. Тот отрешенно сидел в кресле, глядя куда-то в угол потолка.

– Аркаша, а где ты спишь? – зачем-то спросил Игорь.

– В кресле. Оно раскладывается.

– Неудобно.

– Я привык.

Игорь сел напротив.

– Слушай, спасибо тебе. Второй раз выручил. Я твой должник.

Он посидел еще немного, махнул рукой и, пошатываясь, вышел в подъезд.

Он спустился на этаж, и взгляд упал на дверь квартиры, находящуюся под Аркашиной. Это была хорошая металлическая дверь с покрытием под дуб и подсветкой ручки замка. Шок от несостоявшегося падения уже отпустил его, алкоголь – еще не совсем, и ему вдруг чертовски захотелось посмотреть на роковую Элю. Он нажал на маленький глазок звонка, вмонтированный в дверь. Послышалось движение.

* * *

Игорь стоял, упершись головой в дверь. Замок громко чавкнул, дверь содрогнулась, вынудив его отступить. В приоткрытый проем Игорь с удивлением увидел молодую девушку в коротком домашнем халате, которая лукаво изучала его. На плече халата была аккуратно заштопанная дырочка.

Игорь с укоризной заметил.

– Ох, блин… Кто ж так распахивает дверь незнакомому мужчине?

– Который, к тому же, не совсем трезв, – хитро сощурилась девушка.

– О! Не скрою, не скрою… На столе стоял графин с прозрачной жидкостью, и когда я понял, что это не вода, – Игорь сделал безысходный жест, – было уже поздно.

Девушка улыбнулась.

– А вы к кому?

– Эля! Здрастье-приехали! Столько лет в аське, и на тебе – не узнает.

Девушка посмотрела на него с сомнением.

– Да нет… Какой у вас ник?

– Не грузи. Ник сник. Ник молодежи не товарищ.

– Я же говорю, – ее глаза довольно заблестели.

– Слушай, а чего ты на «вы»? Так несвеже выгляжу?

– С утра, я думаю, был посвежее, – расхохоталась девушка.

Она стояла, наполовину закрытая массивной дверью, и в полутьме подъезда ее черты смотрелись рельефно. Короткие пышные волосы, темные лукавые глаза, очаровательный подбородок. Игорь тряхнул головой, чтобы не позволить взгляду опуститься ниже. Он узнал девушку с эскиза.

– Так ты к кому? – спросила она.

– Да я вообще приятель Аркаши.

– А, это который сверху живет?

– Да, да, да.

Игорь вдруг застеснялся своего вида и незаметно одернул майку.

– И чем ты занимаешь, Эля?

– Я студентка. Учусь на математика.

– На математика? Ну-ка назови наименьшее простое число.

– Два. Школьник знает, что оно простое, – не раздумывая, ответила она.

– Ну… В моем состоянии даже два – не такое уж простое…

Эля снова улыбнулась. Она стояла в полуметре от него совершенно безбоязненно, ее густые волосы пахли яблочным шампунем. «Молодая еще…. Непуганая», – подумал Игорь. В ней не было жеманства, а едва уловимое кокетство лишь добавляло очарования. Игорь вдруг ощутил жгучее желание поцеловать ее, но ограничился признанием.

– Ты очень красива. Я перебираю в памяти знакомых девчонок… и мальчишек… Так вот, симпатичнее тебя я еще никого не видел, – для убедительности он положил руку на грудь.

Она не смутилась:

– Значит, ты мало видел девчонок и мальчишек. В тебе говорит жидкость, которую ты принял за воду.

– Вот только не надо все упрощать, – строго заметил Игорь. – Знаешь… У тебя красивые глаза… Как банально, да? Все пьяные комплименты начинаются одинаково… Но… Я продолжаю… Еще мне нравится твой нос… Он немного изогнутый в профиль… Да…А в третьих… Подбородок. Мягкий подбородок. Есть в нем что-то манящее…

– Оригинально. Комплимент подбородку.

Она приглушенно рассмеялась. Голос ее был низковат, даже с трещинкой, что казалось странным при такой внешности, но Игорю и это понравилось – перчинка, обостряющая вкусовые ощущения.

Вдруг он спохватился.

– Ты не замерзла? Тут дует.

– Замерзла. Я пошла. А почему ты в рваной майке? Куртку пропил? Или ты с Аркашей живешь?

– Нет, я в соседнем подъезде живу. Ладно, иди. Надеюсь, еще увидимся?

– Увидимся, – кивнула она. – Посмотрим, какой ты, когда трезвый.

– О… Я занудный и лысый. И к тому же негр.

Она засмеялась и скользнула за дверь. Игорь прислушался – шелест мягких тапочек растворился к квартире.

– Да… Дела… – протянул он, нажимая на кнопку лифта.

На исписанной фломастерами двери была нацарапано – «Волк +Эля» и что-то неразборчивое. Игорь улыбнулся.

На юрфаке Игорь жил убеждением, что профессия юриста полна азарта. Его вдохновляли искрометные образы адвокатов из американских фильмов, которые плели умопомрачительные комбинации и выигрывали процессы на грани фола. Это было сродни большому спорту.

Работа гражданского юриста в российских реалиях резко контрастировала с киношными перипетиями. Сосредоточиться на одном деле оказалось непозволительной роскошью – в «Фемиде» ценилась мультизадачность.

Едва он вчитывался в документ, начинал тренькать телефон, почта давилась спамом, на столе не переводились документы с пометками «Срочно», за спиной без устали тужился ксерокс, панически мерцало окно аськи. Игоря бесила манера некоторых абонентов начинать переписку с пространного «Привет»… Потом «Ты тут?»… Потом «Как дела?»… Игорь все ждал, когда спросят: «Что на тебе надето?», но именно тут собеседник переходил к своему скучному делу.

Нижняя часть его монитора была липкой от желтых или зеленых стикеров. С чувством выполненного долга он отклеивал один, скатывал в шарик и пулял в урну, но через минуту на его месте обнаруживались еще два. Со временем он стал заклеивать стикерами бока монитора и стенки своей стеклянной клетушки. Некоторые висели там неделями, пока он не выбрасывал их, не глядя, чтобы не терзаться потом угрызениями совести.

Игоря раздражали так называемые быстрые вопросы. «Буквально на минуточку тебя отвлеку», – обычно начинал собеседник, чтобы грузануть на четверть часа. Иногда Игорь огрызался, но это считалось попранием командного духа.

А еще он ненавидел дозвоны. Очень трудно планировать день, если на согласование встречи по телефону может уйти время до обеда.

На этот раз желтый меморайзер «Срочно! Позвони…» с городским телефоном Можайского красовался у Игоря прямо на клавиатуре. Он содрогнулся от мысли, что придется звонить и извиняться за пропущенную встречу – этот олень Можайский встретит его истерикой и, вполне вероятно, жертва будет напрасной. Но почерк Зои Павловны на стикере не терпел возражений.

Игорь мог бы позвонить прямо с утра, но предпочел сначала проверить почту, ответить на пару писем, выпить кофе, почитать новости «Коммерсанта» и по аське проконсультировать знакомого, который нарвался на покупку залоговой квартиры.

В пол-одиннадцатого Игорь, наконец, собрался с духом и набрал на тугих клавишах телефона семизначный номер. Секретарша ответила, что Федор Михайлович еще не пришел, а его помощники подобными вопросами не занимаются. Игорь ощутил облегчение, и сконцентрировался на деле об отчуждении земли.

Вторая и третьи попытки дозвона также не увенчались успехом. Каждый раз приходилось представляться, объяснять цель звонка и ждать, пока секретарь сходит в кабинет и убедится в отсутствии или занятости шефа. На четвертый раз Можайский ответил, но лишь для того, чтобы отрывисто приказать перезвонить в два. Ситуация начала нервировать Игоря, потому что Можайский явно издевался.

Игорь позвонил в два часа, но тот куда-то уехал. Упрек в его адрес секретарша парировала раздраженным: «Он занятой человек».

Позже Игорю сообщили, что Можайский в офисе на Артиллерийской и дали незнакомый телефон. Неуверенный голос долго переспрашивал, кого позвать, затем пытался убедить Игоря, что Федоров Михайловичей здесь нет и не предвидится. Выяснилось, что Игорь общался с охранником – офис оказался недостроенным.

Прошедшая мимо Зоя Павловна на ходу обронила, что Можайский звонил ей и удивлялся, почему никто ему так и не позвонил. «Вот сука», – подумал Игорь.

Зверея, он перезвонил секретарше и потребовал сотовый Можайского. Немолодая женщина, привыкшая принимать на свой счет долю заискиваний, адресованных шефу, резко ответила, что понятия не имеет, кто такой Игорь Цезин из юридической фирмы «Фемида», поэтому сотовый телефон не сообщит.

Шел шестой час дозвона. Игорь установил получасовые промежутки в надежде достать секретаршу. Полпятого, вздохнув, она еще раз выслушала про цель звонка, сходила в кабинет и сухо бросила: «Соединяю». Игорь замер от неожиданности. Заготовленный с утра текст улетучился из головы.

– Алло, слушаю, – нетерпеливо заголосил Можайский.

– Федор Михайлович, это Игорь Цезин из юридической…

– Да понял, дальше, дальше…

Игорь распахнул рот для заготовленных извинений, но Можайский оборвал его:

– Так, секундочку…

На другом конце провода громыхнула трубка, и раздалось эхо голоса Можайского, обращенное к кому-то третьему: «Так вы скажите ему прямо сейчас… Ну, конечно! Это не наша забота, я еще раз говорю, хотят судится – пусть судятся. Я Самсонову уже говорил…»

Минуты три Игорь терпеливо повторял извинительную речь, затем слушал односторонний диалог Можайского, затем начал откровенно психовать. Кто-то положил руку ему на плечо – это была Альбина, консультант «Фемиды».

– Занят?

Игорь обернулся и одними губами ответил:

– Нет.

– Ты с кем?

Игорь нажал кнопку Mute, отключающую микрофон аппарата, и сказал в полный голос:

– Да ваще пипец, с утра звоню клиенту, дозвонился – он теперь трещит с кем-то…

– Так ты брось, потом перезвонишь, – посоветовала Альбина.

– Ага, брось... Потом опять полдня редайлить.

Игорь отпустил кнопку – в трубке по-прежнему звучал далекий голос Можайского.

– Я знаешь, что хотела, – вполголоса начала Альбина. – Ты документы на «Вариокомтраст» готовил?

– Ага.

– Там ошибочки маленькие. Ты пометь себе, потом к Марине Валентиновне подойдешь, она тебе покажет. Мне завтра нужны, ну ты, как будет время, глянь.

Это известие жутко разозлило Игоря.

– Блин, да какие там ошибки, если уже согласовали?

– Ну, я не знаю. Ты не сердись, я просто передала, – примирительно сказал Альбина.

– Да я, блин, понимаю, что просто! А мне просто до ночи сидеть? Еще этот хрен старый, сволочь морщинистая, динамит!

– А кто это?

Альбина была искусным манипулятором – она всегда занимала предельно вежливую позицию, заимствованную из психологического айкидо или откуда-то, поддакивала и кивала по всем непринципиальным для нее вопросам. Все поручения она сообщала в виде вежливых просьб, почти прошений. Сейчас она пыталась сочувствовать.

Игорь не сдержался:

– Да это невротичный дебил Можайский корчит из себя биг-босса, хрен дозвонишься. Истерик проклятый. Сцуко, не перевариваю его…

В телефонной трубке послышались гудки. Игорь удивленно посмотрел на Альбину:

– Я вот эту кнопку нажимал? – он коснулся пальцем клавиши Mute.

Альбина пожала плечами.

– Вот, ёпрст… – Игорь принялся растирать волосы, словно намыливая их. – Он поди все слышал…

– Да нет… – Альбина попыталась улыбнуться. – Ну ладно, я пошла. Не журись. Все успеем.

Через десять минут Игорь увидел в мониторе отражение грузной фигуры. Зоя Павловна вкатилась в его клетушку, вытеснив из нее воздух. От нее пахло одеколоном.

– Игорь Александрович, что вы себе позволяете?

Видимо, это был риторический вопрос. Игорь молчал.

– У Федора Михайловича была включена громкая связь. Если вы имеет какие-то личные эмоции, держите их при себе.

Зоя Павловна оторвала очередной стикер – желтый – и размашисто написала номер с множеством двоек, похожих на плачущих лебедей.

– Это его мобильный. Меня не волнует, как вы будете с ним договариваться, но документы должны быть у меня завтра.

Игорь хотел скомкать стикер, но, подумав, приклеил к обратной стороне столешницы.

* * *

– О, спасибо, Аркадий как-вас-там-по-батьке. Только не через порог, – Игорь шагнул в квартиру Аркаши, принимая на плечо забытый накануне рюкзак. – Слушай, а ты силен…

Аркаша едва заметно улыбнулся. Игорь заметил на его запястье побуревшую ссадину.

– Это после вчерашнего?

Аркаша кивнул и спохватился:

– О, кстати! – он скрылся в комнате и вернулся с листком бумаги.

Развернув его, Игорь с удивлением обнаружил свой портрет, но странный, с минимумом линий и оттого не сразу понятный.

– Это набросок, – пояснил Аркаша.

На портрете было лицо Игоря, перекошенное от напряжения, но не безобразное. Он изо всех сил цеплялся за края огромной водочной бутылки, которая засасывала его, стягиваясь снизу воронкой.

– Сильно, – кивнул Игорь. – Намек понял. Переходим на бифидоки.

Он свернул рисунок в трубочку, пожал Аркаше руку и нажал на кнопку лифта. Но в момент, когда с дребезгом захлопнулась Аркашина дверь, Игорь услышал негромкую речь снизу. Не дождавшись лифта, Игорь поспешил к лестнице.

На площадке седьмого этажа спиной к нему стоял какой-то парень с тлеющей сигаретой в руке, одетый в несуразную куртку. Он стоял примерно также, как и вчера сам Игорь – прямо напротив Эли, которая выглядывала из-за двери.

Заметив Игоря, она махнула рукой, но как-то мимоходом. Кавалер не обернулся.

Вся эта сцена почему-то задела Игоря. Он остановился и отчетливо сказал:

– Привет, Эля.

– Привет.

Парень в его глупой куртке начал раздражать Игоря. Захотелось сказать ему что-нибудь обидное.

– Опять в подъезде мерзнешь, – заметил Игорь. – А кавалер твой смотри как напихтерился. Из чего куртка? – он дотронулся до плеча. – Рубероид?

Парень резко обернул худое злое лицо выходца из рабочего района, без перспектив и амбиций. Игорь прикинул, что если хорошенько вмазать ему по голове, она здорово отрикошетит от стены.

– Ты шутник что ли? – прохрипел тот.

– Не накаляйся. Рубероид загорится, – ответил Игорь.

Он бы не стал провоцировать потомка люмпенов – он их по большей части презирал – но сейчас ему было приятно выводить его из себя.

Сын пролетариата двинулся к нему, и Игорь уже предчувствовал пробный толчок в грудь, но Эля схватила парня за руку:

– Алеша! Игорь! Вы чего?! Алеша, не надо!

К разочарованию и стыду Игоря парень быстро остыл и опять повернулся спиной. Эля сделала страшные глаза – «Иди же!».

Игорь пошагал вниз. На душе стало противно.

* * *

Офисы «Завода строительных конструкций» занимали верхние этажи «свечки» в центре города. Игорь запарковал автомобиль, заглушил двигатель и глянул на Аркашу. Тот сидел кресле, скособочившись и глядя себе под ноги. Ремень безопасности натирал его тощую шею.

– Аркаша, да все просто, – подбодрил Игорь. – Твоя задача – просто забрать документы. Взять, поблагодарить и скрыться. Можайскому плевать, кто это будет – ты, Вася Петин, Петя Васин. Главное, чтобы не я.

– Почему?– Аркаша нервничал, сжимая ладони между коленей.

– Ну… я для него как красная тряпка для быка. Как винтокрылая живность для фрекен Бок. У нас с ним патологическая несовместимость характеров.

– А он знает, что я буду?

– Да, да, все на мази. Ты только зайди, забери папку и назад. Ты начни как-нибудь мягко, без нажима: так, мол, и так, старый хрен, выдай документы в соответствии со списком и бла бла. Ну, сформулируешь как-нибудь поизящнее, окей?

– А если не отдаст?

– Да отдаст. Ты главное бубни: «Дяденька, ну пожалуйста… Вжииик… Дяденька, ну пожалуйста…Вжиииик…» У тебя получится. Давай.

Аркаша вернулся минут через семь с растерянным видом.

– Там наверху пропуск требуют, – доложил он.

– Блин…Ну пошли.

Подозрительный охранник долго разглядывал удостоверение Игоря, потом переписал паспортные данные обоих. «Теперь они тебя везде достанут», – шепнул Игорь Аркаше, и тут же добавил – «Шутка». Аркаша не смеялся.

Приемная Можайского выглядела совсем не так, как рисовало воображение Игоря. Федор Михайлович был самым неопрятным из клиентов «Фемиды» – особенно шокировали его стоптанные туфли в бежевых потертостях – нахальный демарш против правил общественной гигиены. Не менее жутко выглядело его лицо в обильных морщинах столь причудливых форм, что напоминали они скорее потрескавшуюся на солнце грязь. И вся эта нарочитая неряшливость не была антигламурным протестом или попыткой возродить хиппи-моду – это была просто неряшливость человека, лишенного эстетического вкуса.

Однако приемная в светлых тонах с приятным кондиционированным воздухом, незамысловатыми картинами на стенах и несколькими кадками цветов оставляла приятное впечатление. Игорь указал Аркаше на шикарный кожаный диван, в котором тот почти утонул. Секретарша смерила их строгим взглядом и резко ответила в телефон: «Приемная!»

Игорь уже развернулся, чтобы подождать Аркашу в тупиковом конце коридора, как в комнату ворвался возбужденный Можйский. На его голове одиноко реял призрак давно умершей прически. Лицо совершало множество мимических движений.

– Вы ко мне?

«Конечно, к тебе, придурок», – мысленно ответил Игорь.

– Как зовут? – вдруг накренился над ним Можайский.

– Игорь Цезин, – ответил тот нагловато.

– Ну, вы поглядите на него! – заверещал Можайский. – И как совести хватило придти? Или позаимствовал у кого?

– Таблеток попил специальных. Нахалин называются.

– Ага, таблеток. Да ты без таблеток фору дашь. Заходите!

Можайский влетел в кабинет, оставив дверь открытой. Секретарша прикрыла телефонную трубку рукой, провожая их недовольным взглядом. Игорь протолкнул Аркашу за порог.

Кабинет оказался не столь уютен – его портили старые стулья в углу, бумажные завалы и старые безвкусные вымпелы за стеклянными витринами. «Он бы еще носки свои туда повесил», – подумалось Игорю. Он осторожно сел на стул и потянул Аркашу за собой. Тот опустился на самый край, готовый в любой момент дать деру.

– Я из-за твоих милых шалостей знаешь сколько проблем поимел? – продолжал возбуждаться Можайский, ковыряясь в бумажных завалах на столе. – Чуть с последними штанами не расстался.

«Было бы жаль, – мысленно согласился Игорь. – Судя по их виду, неразлучны вы лет тридцать».

Негромко запиликал телефон. Можайский схватил трубку и гаркнул:

– У меня совещание! – и затем уже Игорю. – Ну, чего пришел-то? Не отдам я тебе документы, понял? И дело с вами иметь не хочу. А Скиннер передай – нет сейчас лояльности. Есть профессионализм и взаимное уважение. А вы верхогляды.

Вдруг его разгоряченную тираду прервал Аркаша.

– Федор Михайлович, мы к вам совсем не ссориться пришли. Вы уж простите, что мы так…

Он замялся. Можайский вглядывался в него дергающимся глазом.

– Понимаете, мы хотели выслушать ваши замечания, чтобы потом работать лучше…

– Ля-ля-ля, – огрызнулся Можайский. – Хотели бы работать – работали бы. Как можно не забрать элементарные документы из регпалаты, которые готовятся 10 дней? Ну, как можно забыть?

Игорь почувствовал, как краснеет. Аркаша продолжал:

– Ну, вы простите нас… Вот я смотрю на вас и понимаю, что вы человек неравнодушный. Поэтому и переживаете.

– Да! – неожиданно поддержал его Можайский, рухнув в кресло. – Да! Я не равнодушный. И работал я с вами, потому что вы были тщательными. А сейчас что – набрали студентов? Тебе сколько лет?

Аркаша растерялся.

– 18…

– Он практикант, – вставил Игорь.

– Ты помалкивай, – отозвался Можайский. – Ну, ну, практикант, продолжай. Сколько платят?

– В смысле? – опешил Аркаша.

– Ну, сколько тебе за практику заплатят?

– Не знаю. Я не ради денег…

Можайский недоверчиво сощурился и вдруг выпалил:

– А ты иди ко мне. Юрист может из тебя не получится, а секретарь выйдет. Совесть есть – это немало. Пойдешь?

– Да нет, спасибо, у меня все хорошо…

Аркаша затравленно глянул на Игоря, но тот изучал носки своих туфлей. «Может, он еще и педофил?», – кольнула неприятная мысль. Игорь подумал, что высиживать тут больше нечего, и предпринял было попытку встать, но почему-то не решился.

– А ты напрасно брезгаешь, – Можайский вскочил и принялся расхаживать по кабинету от стеклянного стеллажа к сейфу. – Я, кстати, справедливый, хоть и вспыльчивый. Я тебе два раза предлагать не буду.

Аркаша подался вперед, разминая пальцами грязную жвачку.

– Нет, нет, спасибо… Меня же курьером ведь взяли, – оправдывался он.

– Вот я тебе, курьер, скажу – никто не знает Можайского. Никто! Настоящего не знают! А скандальный я не потому, что нравится. А как еще с этой системой бороться? – его лицо на секунду загладилось и тут же насупилось сотнями морщин. – Ну как? Эта наша так называемая деликатность, чувство такта и вежливость до чего довели? Мы расплодили безалаберность, непрофессионализм, жадность – а вякнуть никто не может – некультурно, видите ли. А мне насрать! Я вот в «Фемиду» больше ни ногой, но не потому, что злой. Урок вам всем будет – хороший урок. Может, тебя уволят, – он кивнул на Игоря, – но тебе на пользу пойдет. Посидишь дома, подумаешь, может, мозгов добавится.

Игорь скривился, готовя убойный ответ, но Аркаша опередил его.

– А я вот думаю, вы действительно принципиальный. И не нужно оправдываться.

– А кто оправдывается? – опешил Можайский. – Я тебе свою позицию объясняю. Ты согласен?

– Да. Я тоже за прямоту.

– Это хорошо, – хозяин кабинет вдруг устало опустился в свое роскошное кресло. – Все думают – как жена умерла, так Можайский и сбрендил. Ну, может и сбрендил… Она меня все-таки как-то так… Как-то в узде держала.

– Я не знал… – Аркаша запнулся. – Вы любили ее?

Игорь с чувством наступил Аркаше на ногу.

– Да. Очень. И она меня… понимала.

Можайский взял со стола фотографию в простой деревянной рамке. Аркаша спросил:

– Можно взглянуть?

Можайский молча передал ему снимок. На нем была приятная женщина лет тридцати с короткими светлыми волосами. Она сидела на скамейке в кайме из веток сирени.

– Вот, понимаешь, какая штука – жила она, я даже не думал о будущем, – Можайский впервые заговорил тихо. – А теперь даже фотографий толком не осталась. Зачем фотографировать, когда человек рядом? А теперь вот…

– А хотите, я ее нарисую? – вдруг предложил Аркаша. – Я художник… ну и курьер немного.

– С фотографии?

– Да. Можно фон выбрать, одежду …

– Нарисуй, – с жаром ответил Можайский. – Только хорошо нарисуй, с чувством. Она такая была… знаешь… веселым человеком… не хохотушка, а такая, знаешь, жизнелюбка. И лицо у нее было открытое, как у ребенка, видишь?

– Да, у нее припухлости возле губ.

– Да…

– Она овен?

– Откуда ты взял? – Можайский надел очки, и забрал портрет у Аркаши. – Да, Овен.

– У нее линия носа в линию бровей переходит, как знак Овна… Я их всегда вижу…

Хозяин кабинета распрямился, подошел к стеллажу и достал гибкую пластиковую папку.

– Держи, «Фемида», свои документы. А ты завтра ко мне зайди, – бросил он Аркаше.– Я тебе еще фотографий принесу.

Аркаша молча кивнул, Игорь тихо сказал «Спасибо», сжимая в руках папку. Оба попятились к выходу.

Прорвавшись на свободу через турникет, они резво пошагали к машине.

– Аркадий, да ты просто знаток человеческих душ. Как ты его обработал!

– Не говори так. Я его не обрабатывал. Это само получилось. Тут гордиться нечем.

– Слушай, я, как и обещал, в долгу не останусь. У меня для тебя сюрприз.

– Да нет… – Аркаша осторожно открыл дверь машины. – Не нужно ничего.

– Да брось ты! Сюрприз, который тебе сто пудово понравится. Ты должен согласиться хотя бы из любопытства. Ну? Давай же.

– Ладно, – пожал плечами Аркаша. – Что за сюрприз?

– А об этом узнаешь в субботу утром.

– Чтобы я до субботы не спал?

– Терпи.

Май не терпел возражений – ясная пятница к вечеру прогрелась и наутро расцвела мягкой, одурманивающей субботой. Деревья выпустили коготки листьев, и по дворам поволокло сладковатый аромат белых яблонь.

На майские праздники город открывал пляжный сезон, стремясь к водоемам, садовым товариществам и придорожным шашлычным. Берега карьеров вблизи Челябинска заросли отдыхающими и мусором.

Игорь знал секретное пляжное место недалеко от города, открытое еще в детстве его отцом. Здесь клык мыса выпирал в Шершневское водохранилище метров на двадцать, укрытый от дороги валом кустов, затянувшихся зеленоватой дымкой. Позади кустов простиралось поле, покрытое прыщиками холмов, и на линии горизонта сверкал крышами дачный поселок. Многоярусные облака сбились по краям неба, предоставив голубую арену юрким ласточкам.

Ветки заскребли по стеклам, машина с трудом перевалилась через травяной бруствер, проехала вдоль берега и остановилась. Эля выбралась первой:

– Какое замечательно место, – она разминала затекшие ноги. – И чистое.

– Ага, – отозвался Игорь, открывая багажника. – У нас в семье традиции – пленных не брать, мусор съедать.

Аркаша подошел сбоку:

– Помочь?

– Не-а, – Игорь осторожно опустил на землю брезентовый чехол с мангалом. – Ты лучше возьми топор и набери сухостоя. Эля! – крикнул он. – Сходи, помоги.

Эля с готовностью ребенка помчалась вслед Аркаше, перепрыгивая торчащие из земли ветки. Рукава с красной оторочкой описывали в воздухе изящные дуги. Черная замшевая куртка была удачно приталена по фигуре, и в ее движениях было что-то по-мальчишески беззаботное.

Они вернулись через полчаса с двумя охапками хвороста. Аркаша, по традиции, развлекал девушку молчанием. Влажные ветки, орошенные жидкостью для розжига, окутались густым едким дымом и занялись. Насыпали углей, и Аркаша стал подзуживать пламя фанеркой, закрываясь от дыма.

Игорь уселся на прохладную землю и поставил между ног чан с замоченным мясом. Он брал сочащиеся маринадом куски, плотно сжимал в руке и насаживал на шампуры, чередуя с луком и томатами. Эля подсела рядом на отрез березового бревна, сжав колени и поеживаясь.

– Есть хочешь? – спросил Игорь.

– Нет. Просто люблю смотреть, как мужчины готовят. У меня папа хорошо готовит.

– Понятно.

Игорь коротко глянул на нее. Ему льстило внимание.

– Слушай, не сочти вопрос неуместным – кто такой Волк? – спросил он.

Эля рассмеялась:

– А ты откуда узнал?

– В СМИ писали.

– В каких СМИ?

– Ну… На дверце лифта. Это ведь средство массовой информации. Весь подъезд читает.

– Волк – это мой одноклассник Юра Волков. Мы с ним раньше встречались, – беззаботно ответила девушка.

Игорь отложил на разделочную доску очередной шампур.

– И как далеко у вас зашло с этим… Волком?

– До волчат не дошло, – улыбнулась Эля. – А ты зачем на Алешу напал? Это тоже мой одноклассник.

– На кого напал? – опешил Игорь. – А, на этого, в подъезде?

– Ну да. Он хороший, спокойный.

Игорь скривился:

– Да я не знал, что он такая душка. Наверное, в анфас и при свете дня это заметно. А сзади и в темноте он казался полным негодяем.

– Да нет! – Эля пихнула Игоря в бок. – Его в армию забирают, он приходил прощаться.

– Давай, давай, вгоняй меня в краску… Мне и так неудобно.

– Это хорошо, – многозначительно заключила она. – А у тебя есть девушка?

– Вот так в лоб, да? – Игорь ловил в мутном рассоле остатки мяса.

– А что? Об этом в СМИ не пишут.

– Я жил с одной. Она ушла. Вот.

– А ты ее любил?

– А это обязательно?

– Вы ведь жили вместе. Значит, обязательно.

– Ты юна и романтична.

– А ты что, стар и сварлив?

– М-м… Я циничен.

Она смотрела с любопытством, и он ощутил приятное умиротворение от легкости, с которой удавалось держать ее внимание.

– То есть, ты готов жить с человеком ради удобства? – не сдавалась Эля.

– Сложный вопрос.

– Простой, – она упрямо нахмурилась.

– Хорошо… Да, наверное, смог бы, – он глянул насмешливо. – Если бы на горизонте не было настоящей любви, я бы выбрал промежуточный вариант. Собственно, я так и делал.

Эля протянула руки мангалу, от которого поднималось густое марево. Ее низковатый голос звучал интимно:

– Но это странно. Сегодня любви нет, а завтра появилась. И что?

– И что «что»? – Игорь посмотрел на нее настороженно.

Разговор вдруг стал казаться трудным.

– Вот если бы любовь вдруг появилась, какой бы выбор ты сделал – удобство или чувства? – снова спросила Эля, грея ладони. Ее ресницы хитро подрагивали.

– Удобство или чувства… – повторил Игорь. – Врать не хочется, а правда цинична… Что тебе ответить?

– Ты уже ответил.

Эля подперла голову руками, и вдруг по-детски сморщилась от дыма, зарывшись лицом в красные манжеты. Игорь косился на нее с мучительным чувством, словно подглядывал в замочную скважину. Он стал стесняться собственных взглядов, и не мог понять смысла этой застенчивости. Желание наблюдать за ней было навязчивым, как импульс шагнуть под накатывающую на перрон электричку, от которого мозг в ужасе захлопывается, точно испуганная мидия, и при этом продолжает искушать себя опасной мыслью. Он отворачивался и смотрел на водохранилище с ледяными проплешинами на темной воде, и начинало казаться, будто он что-то упустил, и еще один взгляд на нее позволит понять какую-то незначительную деталь и избавиться от этой тягости, но стоило поднять глаза, как мысль терялась, и он снова ощущал смятение, граничащее со стыдом. Наконец, это стало невыносимым.

Он встал и подошел к мангалу. Аркаша заунывно махал фанеркой, разгоняя дым во все стороны. Игорь остановил его:

– Хорош. Само прогорит, – он взмахнул еще пару раз и бросил дощечку на прошлогоднюю траву. – Слушай, а что там за пакет в багажнике, а?

Он подмигнул Аркаше. Тот понимающе кивнул, вытер руки, скрылся за машиной. Через минуту он вернулся, обмахивая рукавом огромных размеров альбом в бордовой обложке.

– Это что? – с любопытством выглянула Эля.

– Да так… Список любовниц, – вдруг сострил Аркаша, и ухнул увесистый фолиант на бревно.

– А чего такой тонкий? – с деланным презрением отозвался Игорь.

– Да так… Тут только инициалы, – зарделся художник.

– Аркадий! – звонко захохотала Эля. – Я и не знала, что, гуляя с тобой, подвергаюсь такой опасности!

– С ним даже я подвергаюсь такой опасности, – буркнул Игорь. – Но моих инициалов там нет.

– Точно? – продолжала веселиться Эля.

Аркаша уселся на бревно, разложил альбом с рисунками на коленях. Девушка тут же перебралась поближе, и ее головка любознательно склонилась над плечом художника. Игорь сел напротив, вполоборота к мангалу.

– А вот это здорово… – Эля водила пальцем по бумаге. – Где это?

– Это по фотографии… Геленджик, – комментировал Аркаша.

– А тут? Девушка? В танце?

– Точно… – Аркаша листал страницы. – А это так… Просто шутка.

– Классно…

Тяжелые страницы переворачивались с хрустом. Аркаша объяснял Эле, как он растушевывает карандашные рисунки, и какие смешивает краски, чтобы блики на воде смотрелись естественно. Он говорил что-то про икроножные мышцы, про технику рисования стопы, про формы глаз…

Игорь вертел шампура, время от времени брызгая на двухвостки пламени водой. Он смотрел на Элю и спрашивал себя, ощущает ли он влюбленность или просто любопытство? Влюбленность получалась слишком банальной. Черные глаза, густые волосы каре, хорошая фигурка – она была похожа на песню, которая нравится с первого раза и так же быстро надоедает. Он любовался не ей – он любовался молодостью. А она не вечна. Последняя мысль принесла некоторое облегчение.

Игорь принялся стаскивать шипящее мясо на пластиковые тарелки, чертыхаясь.

– А, блин… Горячо…

Он протянул тарелки молодежи. Эля сняла куртку, и осталась в узком свитере, подпоясанном тонким поясом. Сквозь поволоку дыма пробился запах духов, и, глядя на ее детские руки в манжетах, Игорь вспомнил школьные влюбленности.

– Очень вкусные, – одобрила Эля. – Ты сам делал?

– Всё сам, всё сам, – кивнул Игорь.

Он хотел сострить, но мозг словно заклинило.

Аркаша вдруг резко отставил тарелку, почти не притронувшись к шашлыку.

– Чего? – удивился Игорь. – Генно-модифицированный кусок попался?

– Нет, все хорошо, – смутился Аркаша, и вдруг спросил. – Эля, хочешь, я тебя нарисую?

Вопрос прозвучал неожиданно. Эля удивленно вскинула голову.

Игорь подбодрил:

– Конечно, хочет. Ибо на этом условии мы и согласились ее взять, да?

Ему импонировало, что Аркаша не слишком мешал осуществлению плана. Он отряхнул от земли топор и зашагал вдоль берега к кустам.

– Рисуйтесь пока, а я еще дров наберу.

– Ты надолго? – крикнула Эля.

– Буду к началу второго эскиза.

* * *

Поздним вечером 9 мая город жил по дневному графику. Светофоры шинковали потоки машин, поздние трамваи доставляли разогретую молодежь в район площади Революции, а нагрузка на электростанции приближалась к дневному пику. Центральные улицы города распухали от прибывающего люда.

По Воровского тянулись нестройные группы людей, семейные пары лавировали между сидящими на корточках подростками, кто-то пытался бежать обратно, расталкивая встречных и еще чаще извиняясь. В воздухе стоял запах лип и несвеже воды, которой орошали асфальт поливальные машины.

Около каменной арки на Кировке у Игоря завибрировал телефон.

– Не проходи мимо. Мы тебя видим, – услышал он голос Максима.

Игорь укрылся от напирающего потока в тени арки, и принялся штудировать толпу взглядом. Аркаша с Элей смотрели на него вопросительно. Вскоре за спинами людей прорисовалась крупная фигура Макса, который тянул за собой изящную Лину.

– Дарова! – он схватил Игоря за руку. – Я знал, что в этот раз салют ты не пропустишь.

– Да я просто за компанию, – отреагировал тот. – Чего там смотреть, я из дома все слышу – «бум-пшшшш», «бум-пшшшш».

– Да, да, конечно... – согласился Максим. – Есть, что вспомнить. «Бум-пшшшш». Красотища-то какая… «Бум-пшшшш».

Игорь познакомил Аркашу и Элю со своими друзьями. Максим выпятил три банки пива, зажатые под мышкой:

– Я бы знал – больше взял. Кому?

Игорь скривился.

– Мне, – вдруг сказала Эля.

– Тогда и мне, – Лина аккуратно изъяла у кавалера две банки, делясь с Элей.

Максим удивился:

– Фигасе… Мы вроде не в том возрасте, чтобы спаивать девушек перед тем как…

Он осекся, глядя на юную Элю. Она ехидно улыбнулась:

– Ты уже в том возрасте, что не помнишь, перед чем именно?

– О… Удар ниже пояса.

Он хотел добавить какую-то пошлость, но Лина потянула его вниз по Кировке, туда, где концентрация людей исключала личное пространство.

Эля спросила Максима, перекрикивая грохот музыки:

– А давно вы познакомились с Игорем?

– О… Жутко давно. Он был совсем салагой, – крикнул в ответ Максим.

– А ты? – уточнила Эля.

– Ну и я тоже. На линейке в 1 классе. Был дождь, и на вопрос, как его зовут, он процедил «И-г-г-гор», а я подумал – зачем мне товарищ с дефектом речи? И продолжил кастинг. Но когда выяснилось, что в сухую погоду он не заикается, я увидел в этом парне потенциал.

– И каким он был в школе?

– Непредсказуемым.

– Он был хулиганом?

– Он им и остался. Только пиджачок напялил. Видишь ли, Эля… Эля ведь? Так вот, Эля, его всегда подводила буйная фантазия, а меня – интерес к его идиотским затеям. Эх… А я мог закончить школу с золотой медалью… Буйная фантазия, я же говорю. Один раз он обозвал учительницу литературы дурой…

– … не нужно было иметь буйную фантазию, чтобы до этого дойти… – вставил Игорь.

– Не важно, – продолжил Максим. – От злости она зарядила его на штрафной стишок. По-моему, из Фета. Любой нормальный пятиклассник побежал бы выяснять, писал ли Фет эпиграммы или двустишия, дабы не перегружать детскую память, но этот креативщик на спор с пацанами решил сочинить стих в стиле Фета, настаивая, что дура-училка нипочем не отличит его потуги от подлинника. И вот тут пробил час моего таланта …

– Да ладно! – развеселился Игорь. – Сочиняли 50 на 50.

– 30 на 70. Не перебивай. Как там было?.. «Любви прекрасные мотивы» …«Как лес звенящие тетивы»? Или наоборот? В общем, получилось на редкость складно.

– И что? Учительница отличила? – Эля хитро глянула на Игоря.

– Не-а, – перебил Максим. – Этот жук подстраховался – приперся в школу в пиджачке и с букетиком цветов. Не хочу знать, где ты их взял.

Максим строго обернулся к Игорю.

– Мама дала, – просто ответил тот.

– А учительница была растрогана нашим шедевром, и мало того, что простила «дуру», так еще оказалось, что она сама обожала это стихотворенье в молодости.

– Я не удивлюсь, если она включила его в школьную программу, – добавил Игорь, смеясь.

Они дошли до фонтана. Скамейки вокруг были обсижены молодежью. Под ногами шелестели фантики от мороженого. Игорь вспугнул ногой пивную бутылку, которая загрохотала по булыжнику и звонко ткнулась в бордюр. Загипнотизированная толпа сгущалась к Кировскому мосту. Максим потянул всех в сторону на небольшой клочок фонтанного парапета. Аркаша держался в стороне.

– Как работается? – спросил его Игорь. – Жену Можайского рисуешь?

– Ага, – тихо ответил тот. – Он мне четыре фото дал.

– Ну а с Элей как? После поездки?

– Все по-другому стало. Она теперь меня спрашивает о разных вещах.

– Вот и хорошо, – Игорь одобрительно похлопал Аркашу по плечу. – Ты, главное, гни свою линию. Девчонки любят настойчивых.

– Ну да…

– Вон, смотри, – Игорь кинул на Элю.

Его забавляло, как осторожно она складывает губы дудочкой, чтобы отпить из жестяной банки. Он присоединился к основной компании.

– А как вы в первый раз напились? – допытывалась Эля у Максима.

– Ого! Не в бровь, а в глаз! – тот смял банку и примостил ее на парапете. – С таким затейником даже напиться без приключений не удавалось. В седьмом классе у нас была учительница химии – Татьяна Семеновна – которая люто ненавидела алкоголь. Смеяться тут не над чем – у нее муж умер от цирроза печени. «Врага нужно знать в лицо», – решила Татьяна Семеновна и посвятила один урок изучению пагубного влияния спиртов на интеллект человека. Она начертила на доске громадную таблицу, где в левой колонке был подробный прейскурант алкогольных напитков, а в правой – количестве нервных клеток, которые умирают при употреблении ста грамм. Ну, Игорек тут же прикинул, что выгоднее всего пить водку – при одинаковой степени опьянения нервных клеток якобы умирает меньше. Уже тогда он понимал, что при его природных данных разбрасываться нервными клетками не приходится…

– И где вы взяли водку? – вмешалась Лина.

– У этого оболтуса дома, – Максим показал примерный размер бутыли, закуривая. – С нами увязалось еще два любителя практических занятий. Закусывали, по-моему, чесноком…

– Водку чесноком? – прыснула Эля.

– А ты напрасно смеешься. Игорек убедил нас, что эта комбинация создает изысканный букет вкуса, от которого, впрочем, его самого передергивало до самой школы.

– Да я вообще рот открывать боялся, чтобы «изысканный букет» не пошел обратно, – заржал Игорь.

– Ты не расплескал ни капли, – одобрил Максим, стряхивая пепел в фонтан. – Видишь ли, Эля, до сих пор все было гладко, и даже возвращение в школу в подобном виде прошло бы для нас без последствий…

– … если бы Пашу не вырубило в кабинете биологии, – подсказал Игорь.

– Ну-ну-ну, – возмутился Максим. – Даже тот факт, что Пашу увезли на скорой, не особенно нас касался, потому что мы неплохо крепились, но вот дальше… В общем этот Паша отрубился вот в такой позе, – Максим изобразил, как безвольно Пашино тело лежало на столешнице. – Мы тут же убедили биологичку, что Паше сплохело от ее рассказов про лягушачьи потроха, и она выскочила из класса то ли вызывать скорую, то ли еще куда, а когда вернулась, Паша уже отбыл в карете скорой помощи с зондом в пищеводе. И все бы ничего, но пока ее не было, этот чудик…

– … не без твоей помощи… – вставил Игорь.

… этот чудик и я усадили на место Паши макет скелета – кстати, жутко натуральный макет. Мы усадили скелета примерно в ту же позу, что и Паша до прибытия медиков, и когда навалидолившаяся училка вернулась и увидела, как это чудовище отдыхает за партой… И когда у нее мелькнула мысль, что ученик истлел на ее уроке… И когда она представила педсовет… В общем, нас едва не вышибли из школы по трем статьям: пьянство, разбой и... что еще?

Максим сплюнул вязкой слюной.

– И жестокое обращение со скелетами, – подытожил Игорь. – А про лягушачьи потроха Инна Антоновна больше никому не рассказывала. Так что с пользой урок прошел.

– Какая бурная молодость, – смеялась Эля.

Грянул первый залп, подсветив редкие облака.

– У-у-у-у, – высоко протянула толпа.

Еще один залп, потом еще – небо за Торговым центром расцвело мерцающими шарами и гроздьями цветной капусты. Эля с Линой забрались на парапет. Игорь видел их вдохновенные лица в ярких всполохах.

Зачастили одиночные ракетница, по черному небу косо просвистела ракета, шарахнул королевский залп, накрывший толпу цветным куполом, и зрители застонали в эйфории. Могучее световое кольцо опустилось над рекой, осветив фасады домов, памятники, провода …

По пути назад Лина взяла Игоря за руку, пропустив вперед неумолкающего Максима с Элей.

– Игорь, ты не думал помириться с Ириной? – спросила она без обиняков

Лина с Ириной были подругами, и Лина имела свои представления о совместной жизни. Она была девушкой утонченной, ее лицо было не столько красивым, сколько правильным, характер – педантичным. Максим являл собой полную противоположность, имел крупные черты лица, был эмоциональным, но отходчивым, и особой щепетильность не отличался. Но им повезло, и их полярность лишь сближала их. То, что Игорь – друг Максима – увлекся Ириной – подругой Лины – казалось хорошим знаком. Теперь Лина проецировала расставание Игоря с Ириной на свои отношения, и не могла скрыть этого волнения.

– Слушай… – начал Игорь. – Я ее не бросал. Так что и мириться вроде бы не с чего.

– В тебе говорит гордость. Я понимаю. Но ты подумай – стоит ли эта гордость разрушенных отношений?

– Не знаю… Пусть все идет, как идет…

– А ты подумай, что я сказала, – с легким нажимом заявила Лина. – Подумай.

– Хорошо, подумаю, – кивнул Игорь.

* * *

Телефон завибрировал и через секунду разразился истерикой «Офф Спринга». Игорь колебался, принимать ли вызов с незнакомого номера в выходной, но все-таки поднял трубку.

– Здравствуй, – узнал он Элю.

Ее густой голос звучал так, что он почувствовал себя героем после первого «Привет».

– Аркаша принес мне портрет, – сказала девушка. – Помнишь? Который на озере рисовали?

– Конечно, помню.

– Заходи посмотреть. Квартиру знаешь?

– Гыыы… Хорошо.

– Через сколько будешь?

– Через 15 секунд.

– 15 секунд? Нет, вряд ли. Или ты под дверью?

– Я дома, но буду через 15 секунд. Засекай.

Игоря посетила безумная мысль. Выдернув из кладовки автомобильный трос со стальным карабином, он выбежал на балкон.

Пять секунд – он за перилами, еще пять – он запрыгнул на балкон Аркаши. Страха почти не было. Трос оплел перила балкона, сухо клацнул карабин. Игорь глянул вниз и слюна стала вязкой. «Крепкий орешек», блин…– мелькнуло в голове. – Рухнешь и узнаешь, насколько крепкий».

Страшнее всего было убрать ноги с тверди и повиснуть на тросе. Высота стала осязаемой, кисти рук стиснули веревку с трехкратным запасом и окаменели. Стаскивая одну руку за другой, Игорь опустился на этаж ниже, толкнул ногой открытые створки, и с легкого толчка уцепился за край стекла.

Глаза Эли, открывшей балконную дверь, округлились.

– Ты как?.. – она была ошеломлена. – Безумец! Ты как Ромео!

– Ромео сопляк, – Игорь переводил дух, прикрывая за собой створку. – Он едва-едва осилил второй этаж.

– Но он не пользовался альпинистским снаряжением.

– Как ты строга. Я уложился?

– Не знаю. Какая разница… я поражена. Зачем ты сделал это?

– Понятия не имеют. Зачем-то.

Он ступил на мягкий ворс ковра.

– Чай будешь? – спросила Эля, отряхивая его майку. – Или ты пьешь только прозрачные жидкости?

– Буду.

Игорь осмотрелся. Комната была обставлена плотно, казалась маленькой и уютной: два дивана, кресло, стол с ноутбуком и плакат «Земфиры». Он покрутил в руках футляры из-под дисков, и наткнулся на рулон ватмана. Он сел на диван и неторопливо развернул лист.

На нем была спящая Эля. Она лежала на животе, по-детски подложив ладонь под щеку, а второй рукой обнимая плющевого мишку с бантом на шее. Черты лица были воспроизведены поразительно точно.

Эля вошла в комнату с чашками чая.

– Тебе с лимоном?

– Не-ет. Слушай, я могу ошибаться, но на этом рисунке ты раздета как минимум до пояса, – пробормотал Игорь, удивляясь поразительной анатомичности картины.

– А… Да, – Эля рассмеялась.

– Я так долго ходил за хворостом?

– Да нет, это его фантазия. – Эля плюхнулась на диван рядом. – Он говорит, что легко домысливает невидимые линии – их ведь учат рисовать фигуры.

– Представляю, что он еще домыслил... Даже позвоночник видно. Тебе нравится?

– Да, очень. Это лучше, чем просто портрет. Это я. Он обещал проработать более детально. Потом.

Вдоль нижнего края Игорь прочитал название – «Счастливчик».

– Это он о мишке, – прокомментировала Эля.

– М-м… Он малорик. Супер.

Эля сидела, касаясь его плечом. Одетая в тонкую рубашку и короткие шорты, она ощущалась слишком близкой и доступной. Округлая грудь держала форму без лифчика. Сквозь легкую ткань проникало тепло ее руки. Почему-то стало не по себе.

Он повернул голову. Девушка смотрел чуть снизу, лукаво сверкая глазами.

– Что? – он насторожился. – Ты ждешь, что я тебя поцелую?

– А ты покорил мой балкон, чтобы пожать мне руку?

– Гм…

Ему мешал портрет. Казалось, в комнате есть кто-то третий, и этот третий не одобряет того, что он хотел бы сделать.

Он себя не узнавал. Что сложного – взять и поцеловать девушку? И что сложного сказать «не сейчас»? Она все время его ставила в дурацкие положения. Или он сам в них становился.

Он снова развернул ватман. Чего он ждет? Хотя… Это напоминает пошлый роман профессора со студенткой. Или нет?

Тишину нарушило пиликанье из коридора.

– Кто-то пришел, – тихо прокомментировала Эля и скрылась в коридоре.

Она вернулась на цыпочках:

– Там какие-то дядьки…

– В смысле? – Игорь встал.

– Не знаю. Мужчины какие-то. Возятся у двери…

Игорь осторожно прокрался по коридору и глянул в темный глазок. Он услышал шорохи, затем металлическое бряцанье. Вдруг дверь заколыхалась под мощными ударами:

– Открываем! Милиция!

Он с сомнением глянул на Элю. Она отрицательно замотала головой.

– Кажись, правда, милиция… – пробормотал Игорь. – Иди в комнату.

Он сместил задвижку, толкнул дверь и отступил на шаг. Никто не вошел. Из-за двери громыхнуло:

– Выходим спокойно. По одному.

Держа руки навесу, Игорь двинулся в проем. Кто-то ловко подцепил его за локоть, голову прижали к крашеной стене, запястья сдавили наручники.

– Кто еще в квартире? – услышал он.

– Там только хозяйка. Не трогайте ее… Она здесь живет.

Висок пульсировал о холодную стену.

– Документы есть?

– Дома, – процедил Игорь.

– Зачем на балкон залез?

– Девушку хотел удивить.

– А че не через канализацию? Она бы точно удивилась, – зло рассмеялся голос за спиной.

Его отлепили от стены, и он увидел бледную Элю на пороге. Один из омновцев штудировал ее паспорт.

– Он ко мне пришел, отпустите его, – проговорила она.

– Да все в порядке, Эльвира Сергеевна, – боец вернул Эле паспорт и повернулся к Игорю. – Пройдемте.

Игоря схватили под локти и вытолкнули в направлении лестницы.

– Куда вы его уводите? – крикнула вслед Эля.

Никто не ответил. Неразборчиво затрещала рация.

– Центральная, возвращаемся. Балконника взяли. Нет, сам сдался.

– Куда его?

– Ну, ребятам передавай, пусть разбираются.

Женщина в голубом плаще забилась на лестничную клетку. В ее взгляде читались тревога и сочувствие.

* * *

– Ну, ты, бляха-муха, даешь, – Максим встретил Игоря крепким объятием. – Ты че, забыл как лифтом пользоваться?

Они спустились по ступенькам крыльца, Игорь оглянулся на красную табличку – «РОВД Центрального Района ГУВД г. Челябинска» и с сомнением потер шею. На улице почти стемнело.

– Че, как? Почки подлечили? – Максим пихнул друга локтем и хохотнул. – А на лбу чего?

– Да фигня. Омоновцы о стену приложили.

– Ну-ну. Вон туда, – Макс кивнул на свою машину. – Сейчас с дежурным говорили, про тебя прям небылицы рассказывают. Дескать, голый в нетрезвом виде слезал по веревочной лестнице, крыл матом власть и кидался в прохожих окурками... Правда, что ли?

– Ну… Это разные эпизоды… У бабулек глаза велики. Про власть они от себя добавили. Про окурки вообще враки. И не по лестнице, а по тросу. Буксировочному.

– Ты завязывай уже с «Моментом» или что ты там в чай добавляешь. Ладно, штрафом отделался, могли и 213-ю впаять.

Они уселись в машину. Загавкал стартер. Максим вырулил, поднимая хлопья пыли.

– Если кроме шуток, то голову включай – слез бы ты, а балкон снизу закрыт. И сколько бы ты провисел? Я тебе как бывший спелеолог скажу, что по плоскому тросу на три метра обратно трудно вползти, а потом еще на перила влезть. Я бы смог, ты – нет.

– Хорошо, папа, в следующий раз сбегаю и погляжу.

– Вот сбегай и погляди. Высота 24 метра это тебе не шутки. Сразу в салат…

Затикал поворотник. Игорь молчал.

– Ладно, раз уж ты выжил, есть приятная новость, – сообщил Максим не без удовольствия.

– Какая?

– Увидишь.

В поздний вечер после праздников город почти опустел. Игорь отметил, что на улицах много машин с надписью «Милиция». Раньше он их не особенно замечал.

Они приехали во двор, и Максим вышел вместе с Игорем, подталкивая его к подъездной двери.

– Хочешь до квартиры проводить? – уточнил тот. – Да я на лифте, не волнуйся.

– Конечно, на лифте. По тросу тебе в принципе слабо. Пошли.

Они поднялись на восьмой этаж. Максим нетерпеливо шоркал ногами, пока Игорь возился с замком. Едва дверь приоткрылась, тусклый свет подъезда разбавил отчетливый луч из прихожей.

– И кто там? – Игорь посмотрел на Максима.

– Твоя Дюймовочка, – широко улыбнулся тот, толкая дверь.

Игорь шагнул за порог. Прямо перед ним стояла Ирина – нарядная, с осторожной улыбкой на губах. Максим, видимо, делал какие-то жесты, потому что взгляд ее перемещался с Игоря на задний план и обратно.

– Привет! – она приподнялась на носках, как ребенок.

– Привет, – улыбнулся Игорь и поманил к себе.

Ирина была красива. Светлые волосы и глаза в звездочках ресниц придавали ей сходство с мультяшной принцессой. За это Максим прозвал ее Дюймовочкой. Она следила за фигурой и кожей, умела одеваться стильно, но ненавязчиво. Они познакомились три года назад через Максима и Лину, и уже два года жили вместе. И когда Игорь ловил завистливые взгляды других парней, то мысленно соглашался с ними – да, ему повезло.

– Я тут протиснусь… – Максим прополз за ними и скрылся в кухне.

Послышался звук открывающегося холодильника, грохот и ругань Максима:

– Ну и на кой хрен ты хранишь в холодильнике битые яйца? Подтирай теперь…

Ирина прижалась к Игорю.

– Я соскучилась. Давай – миру мир.

Она отодвинулась и выставила крючок мизинца. Игорь зацепился за него и потряс.

– Значит, ты насовсем? – уточнил он.

– Это ты мне скажи.

Игорь обнял ее, туго соображая, как себя вести.

– Мне кажется, мы оба немного погорячились, – Ирина говорила ему в майку. – А с работой твоей нужно что-то делать. Но мы это потом обсудим.

– Чего вы там так долго? – нетерпеливо крикнул Максим. – Такими темпами на рубеж санузла вы выйдете не раньше полуночи.

– Ты пока зачисти район, – крикнула ему Ирина.

– Я уже тут все зачистил, что не зачистилось – запинал под гарнитур, и занял стратегическую высоту «Табурет».

Ирина потянула Игоря в кухню. Максим без стеснения шинковал колбасу и помидоры, создавая королевский гамбургер.

– Я вернула твою одежду, – сказала Ирина. – Ты не сердишься?

– Нет, было даже прикольно. Сходил на работу в чужих штанах… в Максимовых.

– Ага, – кивнул Макс на всякий случай. – Слушай, Ирча, а как ты додумалась выкрасть его грязные труселя? Знаешь песню «Мама, это яд»? Так вот, это про них.

– Да я так разозлилась! Он пьяный был, и кричал, что ему на все плевать, обозвал меня… – она обнажила зубки и пихнула Игоря. – Ну, ладно, бог с тобой. Зато я все перестирала у мамы.

– Как трогательно! – воскликнул Максим. – В следующий раз вынеси холодильник – его бы тоже помыть.

Разговор быстро вернулся в обыденное русло. Когда Ира обмолвилась про кончившийся «Доместос», Игорь убедился, что она вернулась окончательно.

– Макс, пойдем, покурим, – предложил он.

– Ты ж не куришь, – удивилась Ирина.

– Так Макс курит. А я, типа, для компании.

– Ага, я активный, он пассивный, – Максим поднялся из-за стола. – Да мы быстро. Ты пока скушай бутерик. Чувствуй себя как дома, вообще.

– Только дверь закройте – табаком тянет, – напутствовала Ирина.

Они вышли на балкон, дверь мягко прижалась к уплотнителям. Прямо над домом оглушительно снижался самолет. Где-то нервничала сигнализация.

– Ну че, доволен? – Максим глубоко затянулся.

– Вот не знаю, – честно ответил Игорь. – Все как-то внезапно… То есть вроде помирились, а ощущение, что все случилось по инерции.

– Да ты не парься – завтра пройдет. Это ж твоя Дюймовочка, вот и будь ее… за кого она там замуж собиралась? За колорадского жука?

– За майского.

– Вот. Короче, будь ее героем.

Стояние в пробке имело свои плюсы – есть время собраться с мыслями, прежде чем попадешь в мясорубку офисной жизни. Но ничто не вечно, даже заторы. Сонные машины с георгиевскими ленточками медленно расступались, приближая Игоря к вывеске «Юридическая фирма Фемида».

Пятница накануне праздников расслабила даже вымуштрованных сотрудников «Фемиды», и они отложили не самые горячие дела на первый рабочий день следующей недели. Но во вторник утром выяснилось, что клиенты уже протрезвели и за выходные отсроченные дела обрели сумасшедшую важность. За порогом офиса витал запах паники.

Кто-то уже утонул в мониторе, беззвучно шевеля губами; кто-то суматошно перетряхивал пачки документов, не находя нужного. Офис-менеджер Люда лавировала между стеклянных кабинок, разнося папки. Лишь в углу, где сидели бухгалтеры, царила некоторая праздность, и по обрывкам фраз, вроде «порвала чулки», «это вам надо повернуть, вот где почтамт» можно было понять – рабочий день еще не начался. Но это было исключение.

Игоря всегда поражало, насколько незаметно они стали трудоголиками. Когда Зоя Павловна просила всех отвлечься, чтобы представить нового сотрудника, фемидовцы поднимали головы с такими лицами, словно им сказали задержать дыхание; в глазах все еще читался текст последнего документа. И чем дольше говорила Зоя Павловна, тем мертвеннее становились лица коллег, и кто-то уже был близок к обмороку, но тут ритуал заканчивался. Все облегченно вздыхали и тонули в своих мониторах, суча пальцами по клавиатуре, как трудолюбивые паучки.

Наверное, единственным стрессоустойчивым человеком в офисе была Аня – симпатичная рыжуха с лисьими глазами. Первые месяцы Игорь не воспринимал ее всерьез, потому что работа вызывала у Ани странную эйфорию. Когда он сообщал ей детали какого-нибудь договора, она энергично угукала и говорила «О, классно…», словно он дарил ей скидочный купон. Он подозревал, что, продолжая, мог бы довести ее до оргазма, но пробовать не решался. Она была переполнена энтузиазмом, часто ездила на встречи с клиентами и объясняла им юридические термины таким сокровенным голосом, что мужчины, наверняка, возбуждались, а женщины ревновали. Одно время Игоря раздражала ее фривольность, но постепенно он понял, что Анна отнюдь не глупа и с клиентами, особенно мужчинами, находит язык гораздо быстрее других. При этом она оказалась жутко дотошной, и если Игорь обещал ей подготовить какой-нибудь документ к среде, она напоминала ему в пятницу («Помнишь, в среду мы должны сделать?»), в понедельник («Насчет среды помнишь?») и во вторник («Не забыл, что у нас завтра?»).

Это утро началось с Ани – аська Игоря сказала «О-о-у» и замигала.

«Привет, не забыл, что мы должны сделать завтра?»

«Заняться сексом?», – настучал Игорь, переодевая туфли.

«Дууурак…))))))))))))))))))))))))», – ответила аська.

«Ой прости, Анич, я окна перепутал. Думал, это Зоя Павловна…»

«Придуууурок )))))) Я к тебе подойду сейчас».

Аня процокала из соседней кабинки.

– О, че это у тебя? – она показала длинным ногтем на ссадину Игоря.

– Да так… Выходные удались, – улыбнулся он.

– Побили тебя, да? – она залилась смехом. – Слушай, у нас тут новый клиент завелся…

– Клиент завелся? – сморщился Игорь. – А я тебе говорил, не оставляй печенье на столе…

– Да погоди ты! – снова засмеялась Аня, касаясь его запястья. – Я тебе расскажу – в общем, такой необычный дядька, какой-то не от мира сего. Его Соловьеву и тебе отдали, – неожиданно резко подытожила она.

– А что в нем необычного? Без денег что ли?

– Да нет! Не знаю насчет денег. Ну, придет сегодня, увидишь. Я в пятницу к нему ездила. У него сеть каких-то центров по установке разного там радиооборудования… Там, сигнализации, охранные системы, видеокамеры. Короче, прикольный дядька.

Прикольный дядька пришел после полудня. Игорь заметил его с порога. Высокий, в длинном плаще не по погоде, из-под которого проглядывал дорогой костюм, и в черной шляпе он выглядел элегантно и при этом комично, словно зэк, пытающийся угнаться за модой – как он ее понимает. Черные глаза как будто без век смотрели испытующе, впавшие щеки и глубокие морщины придавали лицу изможденный вид. «Точно, сидел», – заключил Игорь.

«Странного дядьку» звали Артур Алексеевич Шмунк. Люда сопроводила его и Игоря в комнату для переговоров, где их ждала Зоя Павловна и куратор Игоря Иван Соловьев.

Дело Шмунка оказалось неформатным, как и он сам. Зоя Павловна заметила:

– Артур Алексеевич, специализация «Фемиды» – это юридическое обслуживание крупного бизнеса, и, в данном случае, я лишь хочу сказать, что мы не имеем регулярной практики в делах, подобных вашему.

– Деньги – это не проблема, – ответил тот, держа руки в замке. – Для меня это дело очень важное, рискованное, мне посоветовали именно вашу компанию.

– Простите за прямой вопрос… Кто-то из погибших – ваши родственники?

– Нет. Я понимаю, вам интересны мотивы, но пусть они останутся при мне. Речь просто о справедливости.

Пафосная фраза не вызвала ни тени усмешки у Зои Павловны.

– Хорошо, – согласилась она. – Детали прошу вас обсудить с Иваном Николаевичем и Игорем Алексеевичем. Я еще раз подчеркиваю – наши сотрудники постараются сделать все, что в их силах, но это не наша специализация. Официально мы не будем участвовать ни в каких заседаниях – ну, вы понимаете, – Зоя Павловна многозначительно глянула поверх очков, – но тщательный анализ ситуации мы вам предоставим.

– Меня интересует общая стратегия действий, не более того, – согласился Шмунк. – Да, и еще. Видеозапись, которую я вам передал, не видел никто. Я очень прошу вас сохранять полную конфиденциальность.

– Безусловно, это важная улика. Мы ее детально изучим, – подхватил разговор Иван.

Ваня был куратором Игоря. В тридцать пять лет он стал одним из ведущих юристов «Фемиды» вполне заслуженно. Его серьезное худое лицо и подчеркнуто сосредоточенный взгляд не обманывали. У него было упорядоченное, лишенное малейшей гуманитарности мышление. Он говорил аргументами, вроде: а) это позволит нам сэкономить время, б) мы получим опыт, в), г), д).... Игорь подозревал, что в выходные из-за отсутствия семьи или для появления оной он читает книги по саморазвитию. Может быть, он был голубым, но никак себя не проявлял. В разговоре с Игорем он часто пользовался наивными педагогическими приемами, вроде одобрительных комментариев: «Вот, это очень интересная точка зрения», а, слушая кого-то, подбадривал частыми угуканьями, чем зачастую сбивал с толку собеседников, не привыкших к повышенному вниманию. Он был слишком самодисциплированным для челябинских реалий, и Игорь считал, что полностью его педантизм оценят разве что в Европе.

Когда Шмунк ушел, Игорь остался с Ваней наедине.

– Вот смотри, это дело действительно для нас нетипично, поэтому я предлагаю построить работу следующим образом, – заявил Ваня. – Сначала нам необходимо собрать как можно больше информации о самом инциденте. Я считаю, нам очень помогут ранние статьи о происшествии, где есть имена свидетелей. Я уверен, сейчас их показания отличаются от первоначальных, так что надо выяснить, что именно они говорили сразу после аварии. Предлагаю тебе в ближайшие два часа составить подборку публикаций из Интернета по этому делу, особенно видеоматериалов…

Игорь имел хорошую память, но, не желая обидеть Ваню, делал вид, что помечает наиболее важные мысли в ежедневнике с оттиском «Фемида» на обложке.

В дверь постучали, и просунулась голова Люды.

– Игорь, там к тебе.

– Скажи, пусть подождут. Или срочно? – нехотя отозвался Игорь.

– Ну… ты сам решай, – голова Люды скрылась.

– А кто там? – крикнул он вслед и буркнул. – Звонить надо, а потом приезжать.

Они обсуждали дело Шмунка еще минут пятнадцать. Игорь специально не торопился, чтобы чуть-чуть помурыжить неурочного клиента, но потом все-таки проявил сочувствие.

Он вышел в приемную и огляделся. На диванчике возле кулера сидела Эля.

– А у тебя обед бывает? – улыбнулась она.

* * *

Игорь торопливо схватил куртку, проигнорировал вопрос кого-то из коллег и выскочил на крыльцо. Эля покачала в воздухе пакетом.

– Тут пицца и сок. Будешь?

– Ага. Пошли в лес, – предложил Игорь. – А ты как тут?

– У нас практика в ЮУрГУ. Сейчас пары нет.

– А офис как нашла?

– Это мой секрет.

– Секрет по имени Максим, – усмехнулся Игорь.

Они прошли через перекопанный пустырь, обогнули «поленницу» шлакоблоков и оказались в сосновом бору. На влажной земле, укрытой прошлогодней хвоей, качались пятнистые тени.

– Долго тебя держали в милиции? – спросила Эля. – У тебя телефон не отвечал.

– Тык его изъяли. Написал объяснительную, отпустили. Штраф будет 1000 рублей, может полторы.

– Так много?

– За такой аттракцион – по-божески. Пойдем на поляну.

Игорь стряхнул с подгнивающего пня труху и опустился на корточки. Эля села на край пня.

– Прям как в школе, – заметил он, разламывая пиццу.

– А сколько тебе лет? – спросила Эля.

– Будет 30.

– Значит, сейчас 357 месяцев, – быстро ответила девушка, жуя корку.

– Чего?! М-м… – Игорь наморщил лоб.

– Ты что, по порядку считаешь? – рассмеялась она.

– Тихо! До июня 91-го уже дошел, – он картинного загибал пальцы. – А ты как сосчитала?

– Да просто: 30 лет – это 360 месяцев. А по гороскопу ты Лев – у тебя кулон на шее. Значит, скорее всего, родился в августе. Значит, в мае тебе без трех месяцев 360.

– Вах… мне уже 357… Умеешь ты состарить мужчину.

– Не переживай. Мне 233.

Она осторожно приложилась к пакету с соком, и на джинсы упала желтая капля. Эля вскочила, отряхиваясь.

– Надо было стаканчики взять… Я лучше на землю сяду. Все равно испачкалась.

Теперь она оказалась напротив Игоря.

– Ну, как у вас там с Аркашей? – спросил он.

– С Аркашей? Хорошо.

– Ну и хорошо, – кивнул он. – Смотри, белка.

Серый грызун выпрыгнул на поляну, нервно огляделся и углубил нос в старую хвою.

– Давай встречаться, – вдруг сказала Эля.

– Чего? – растерялся Игорь.

Она молчала, глядя на него в упор. Он съерничал:

– Тебе не говорили, что ты по-мужски прямолинейна?

– Меня воспитывал отец. И друзья всегда были мальчишки. Наверное, поэтому.

На прямой вопрос она ждала прямого ответа. Игорь осторожно начал:

– Знаешь… Если быть откровенным, я староват для тебя.

– Для своих 360 ты неплох.

– Да дело не в возрасте. Я уже испорченный. Циничный.

– Это форма кокетства?

– Нет, серьезно.

– Ты мне не кажешься испорченным.

– Ты меня мало знаешь. За последние года три я повзрослел в худшую сторону.

– Слезть на балкон по веревке – это признак взросления?

– Да это так… Не знаю, что нашло. Глупость просто.

Эля приманила белку на кубик колбасы. Та замерла в полуметре, дрожа носом, и вдруг прыснула в рощу, вздымая омертвевшие листья. Острые коготки заскребли по сосновой коре.

– И в чем испорченность? – спросила Эля.

– Ну… Я иссох. У меня было много свиданий, понимаешь? Слишком много, наверное. Ощущение новизны ушло. Не пойми превратно, ты меня привлекаешь, но тебе нужен человек, для которого эти переживания будут как в первый раз. Кто-то менее опытный.

– А ты можешь оценить мой опыт? – ехидно улыбнулась она. – Ты можешь сказать, девушка я или нет?

– В сексуальном плане?

Эля кивнула.

– Ты – девушка.

Она улыбнулась, поджав нижнюю губу – на подбородке образовалась ямочка.

– Угадал. А это заметно?

– Мне – заметно.

– Почему? – ее глаза сузились.

– Ну, не знаю. Это на уровне интуиции. Ты ребенок еще. Нет в тебе взрослой озабоченности.

– А после первого раза появится?

– Смотря, какой он будет, этот первый раз.

Игорь взял ветку и принялся гонять по дерну одинокую шишку.

– Торопишься с этим? – спросил он.

– С этим? – она рассмеялась. – Взрослые и опытные так говорят? С этим? Нет, не тороплюсь. Но и затягивать не хочу. Пошли? – неожиданно спросила она.

Игорь молча кивнул. Они отряхнулись и зашагали на шум дороги.

– Мне туда, – Эля кивнула в противоположную сторону от офиса Игоря.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Еще увидимся?

– Да. Мне кажется… – она помедлила. – Ты стесняешься себя настоящего. Я дам тебе время.

Ее кроссовки зашуршали вниз по Лесопарковой.

* * *

– Я к тебе на минуточку. Мне посоветоваться надо, – Альбина наклонилась над ухом Игоря и минут десять выясняла, как сформулировать договор аренды, чтобы не связываться с налоговиками.

К началу одиннадцатой минуты Игорь демонстративно переключился на монитор, и Альбина засуетилась.

– Ой, я тебя, наверное, отвлекаю…

«Ну, ясный хрен, отвлекаешь», – подумал Игорь и окончательно провалился в чтение.

Дело Шмунка обрастало новыми подробностями. Ему удалось разыскать первую сводку о происшествии двухгодичной давности:

«18 апреля в 16.45 в Центральном районе г.Челябинска на ул. Тимирязева водитель 1993 года рождения, управляя автомобилем «Мазда», без водительского удостоверения совершил наезд на пешеходов, переходящих проезжую часть по нерегулируемому пешеходному переходу. Мужчина 1990 года рождения и девушка 1989 года рождения от полученных травм скончались на месте».

Сводка была удалена со всех источников, и выудить оригинальный текст удалось из закромов поисковика. Стало быть, удалена она была не так давно.

Удалось найти несколько заметок, которые также оказались вычищены из первоисточников, но остались на сайтах-коллекторах, копирующих чужие статьи. Автомобилем Mazda RX-8 якобы управлял Ян Тащенков, сын известного челябинского бизнесмена Олега Тащенкова. Автор статьи со слов свидетелей, имена которых были изменены, утверждал, что после наезда Ян Тащенков пытался бежать с места аварии, был задержан двумя очевидцами, и якобы находился в состоянии наркотического опьянения.

На одной их видеозаписей безымянный очевидец – простоватый, энергичный дядька лет сорока пяти с круглой головой – рассказывал: «Ну вот они отсюда шли, а он как бы с этой стороны вот так ехал… Он не заметил их или не знаю… И его вон туда бросило, а там дальше я уже не видел. Скорость? Ну он так быстро ехал, не знаю… Может, 80».

Более поздние публикации добавляли противоречий: якобы, пешеходы шли не по переходу, а за ним, неожиданно выйдя на дорогу из-за фургона «Газель».

Наконец, последние статьи рассказывали совсем другую историю – Mazda RX-8 была угнана знакомым Яна, а сам он в этот момент в состоянии сильного алкогольного опьянения был доставлен наркологическую клинику. Автор статьи полагал, что кто-то из недоброжелателей Олега Тащенкова распространил непроверенную информацию в СМИ.

Все это смахивало на банальную историю отмаза папенькина сынка, и Игоря больше заинтересовал мотив Шмунка – искал ли он правды или просто выполнял чей-то заказ? Сам по себе Олег Тащенков имел весьма крепкую репутацию в городе, так что подобное происшествие давало бесценный козырь конкурентам.

Ваня позвал его в комнату переговоров. Они сели друг напротив друга.

– Ну, что там в документах? – осведомился Игорь.

– Сейчас расскажу, – Иван разложил перед собой бумаги. – По документам следующее. Друг Яна – Валентин Скобич – подтвердил, что взял автомобиль покататься – раз. Свидетели подтвердили, что дорогу пара переходила вне зоны пешеходного перехода, скорость автомобиля по тормозному пути – 39 км/час. Это два. Родители девушки претензий не имеют – три. Тетя погибшего молодого человека подала иск за моральный ущерб, присудили 135 тысяч рублей – четыре. Валентину Скобичу дали год условно – пять.

– Условный срок? За езду под наркотой?

– Медицинское освидетельствование не проводилось – насчет наркотиков или алкоголя ничего нет.

– Погоди, разве ГАИ не должно направлять водителей на освидетельствование при тяжелых ДТП?

– Да, хорошее замечание, – Ваня потер подбородок. – Но тут все просто: ответственность за это лежит не на Скобиче, а на сотрудниках ГИБДД, и если не было освидетельствования, значит, не было и наркотиков. То есть можно обвинить сотрудников в некомпетентности, но не более.

– А свидетели? Если найти свидетелей, что он был неадкватный?

– Игорь, смотри, – забубнил Ваня. – Этот человек находился в состоянии стресса и по внешним признакам он мог походить на пьяного. В его медицинской карте зафиксирована черепно-мозговая травма от подушки безопасности плюс стресс …

– Стоп, стоп! – остановил Игорь. – Сработала подушка… Это ж какая должна быть скорость?

– Интересное замечание, – одобрил Иван. – Но тут нужна автотехническая экспертиза.

– Давай посмотрим запись Шмунка. Откуда она, кстати, взялась?

– Не знаю.

Иван зарядил DVD-диск в проигрыватель. Камера фиксировала отрезок улицы Тимирязева. Все выглядело до жути обыденно – машины притормаживали перед перекрестком вдалеке, на трамвайной остановке толпились пассажиры. Люди мелкими соринками двигались вдоль тротуара. Справа метрах в десяти от пешеходного перехода белела будка грузового автомобиля.

Все случилось очень быстро – две темные черточки вышли на дорогу, их снесло красноватое пятно и остановилось, прижавшись к обочине. Ни визга шин, ни криков – все выглядело очень нестрашно.

– Смотри, деру дал! – Иван показал на небольшое пятнышко, отделившееся от водительской двери.

Они отсмотрели запись несколько раз. Все произошло именно на пешеходном переходе, а не за «Газелью», как значилось в последних статьях и материалах суда. Визуально скорость была огромной, и казалось, что сразу после наезда автомобиль и не думал останавливать – он двигался как будто накатом, и лишь потом затормозил до юза. Тела разлетелись очень сильно – одно прямо перед автомобилем, второе – на встречную обочину.

– Если мы докажем, что запись подлинная и сделана в день аварии, это позволит добиться пересмотра дела Скобича. Но был ли за рулем он или нет – все равно непонятно, – рассуждал Ваня.

– Как думаешь, зачем Шмунку ворошить это дело? Мне кажется, это заказ.

Ваня нахмурился:

– Игорь, ты юрист, ты профессионал. Тебя не должны интересовать мотивы клиента. Если это заказ конкурентов Тащенкова, но он позволит установить правду – это хорошее дело.

– Ну, так-то да… Прикинь, какой будет скандал, если дело окажется фальсифицированным.

– Скандал? – Ваня потер подбородок. – Я думаю, никто не даст ему хода в любом случае. Замнут.

Игорь скривился:

– Что за упаднические настроения? Мы что, зря работаем?

– Почему зря? – удивился куратор. – Мы не для славы стараемся, а для клиента. А что он будет делать дальше – его дело. Вернее, его проблемы.

* * *

В пятницу Игорь вернулся с работы ближе к девяти. Жизнь во дворе била ключом: дети на велосипедах кружили вокруг молодых мам с летними колясками, алкоголики у подъезда обсуждали чей-то моральный облик:

– Да он нормальный парень! Да!.. Леша! Леша! Послушай, что я тебе скажу… Ты это… Да нормальный он … – откровения сопровождались самыми сердечными жестами.

Игорю захотелось остаться на улице, но не было повода.

В квартире гудела микроволновка. Пахло чем-то мясным.

– Ой, ты? – крикнула Ирина. – Я котлеты купила «Измайловские». Мой руки пока.

Когда Игорь забрался в угол кухонного дивана, Ира заметила:

– У тебя глаза красные. Устал?

– Нет, обкурился, – хмыкнул он.

– Эта твоя работа… – с досадой фыркнула она. – С ней что-то делать надо. Ты ведь сам говоришь, что обстановка нервозная. Иди к Максиму в фирму.

– Ну, нет. Спасибо. Это будет ООО «Трабл энд трабл». Лучше останемся друзьями.

– Все равно нельзя так. Ты сдохнешь от рутины.

– Мне нравится, в принципе. Да и не рутина. Сейчас дело пришло интересное…

Игорь начал рассказывать основные вехи дела Шмунка.

– Ай! – закричала Ирина, болтая обожженным пальцем. Масло на сковороде салютовало мелкими каплями.

Игорь помолчал и продолжил.

– Я умом-то понимаю, что это заказ конкурентов, но все равно интересно. По всему получается, что все-таки мажор за рулем был. Но доказать это, наверное, не удастся.

– О, кстати, – отреагировала Ирина. – Давай завтра к моим съездим?

– Ну… Давай, – опешил Игорь от резкого перехода. Гибель двух юных созданий не произвела на нее большого впечатления.

Деревянной лопаткой она спихивала потемневшие котлеты на квадратное блюдо.

– Ыш… Жгутся. Горошек будешь?

Игорь кивнул и молча открыл банку.

– Мне интересно, почему этот дядька ворошит дело, – продолжил он. – Не совсем он похож на тупого «заказчика».

– Так спроси у него, – беззаботно предложила Ирина.

– Да он не скажет. Это нас, в принципе, не касается.

– Тогда и не забивай голову.

– Логично…

Ирина сняла фартук и изящно опустилась на табурет.

– Давай вот сюда, – она очертила рукой воображаемый угол, – сделаем полку? Как у Киршиных?

– Места не останется в кухне, – буркнул Игорь.

– А можно не прямую, а чтобы вот так, – она срезала фантомную полку полукругом.

– Ну, подумаем…

Ирина прислушалась.

– По-моему, твой брелок жужжит.

Игорь встал, вынул из куртки пульт автомобильной сигнализации – на экране мерцал молоточек.

– Пацаны, наверное, мячиком съездили…

Он вышел на балкон. Машина оглушала двор пожарным воем, переходящим в короткие икания.

Игорь нажал клавишу, машина мигнула еще раз и затихла. По-прежнему хотелось выйти на улицу, но не было сил. Он открыл створки и облокотился на перила. Прямо под ним светлыми букашками возились с банкой два пацаненка, погружая в нее какую-то мальчуковую ценность.

– Привет, – услышал он слева.

Он повернул голову и увидел Элю. Она стояла на Аркашином балконе, положил голову на руки.

– О! – опешил Игорь. – Привет!

– Больше не лазишь по балконам? – тихо спросила она.

– Не искушай.

Он вдруг почувствовал странную обиду. Он не мог сформулировать, на кого или на что он обиделся – скорее, в нем клокотала усталость. Он хотел было спросить, что она делает у Аркаши, но осекся – какая разница, в конце концов.

– Заходи к нам, – предложила Эля. – У нас есть мартини.

Откуда, интересно, у студента, который спит в кресле, завелся мартини?

– Не… – Игорь вежливо отмахнулся. – Устал я.

– А, ну да, ты же в возрасте, – улыбнулась девушка. – Ты подумал?

– Над чем?

– Над тем. Над этим самым. Так, вроде, взрослые говорят?

– М-м… Торопишь первый раз?

Девушка подняла голову. Ее густые волосы гнулись по ветру. Тусклый отсвет заскользил по щеке.

– Я не про первый раз. Это совсем другое. Разве не понятно?

От ее выразительного взгляда на горле сжались тиски. На балкон вышел растерянный Аркаша.

– Здравствуй, – бросил он Игорю.

Что-то приближалось. Сдавленная энергия просила выхода, организм требовал разрядки. Игорь обернулся, толкнул балконную дверь и громко позвал:

– Ира! Идем сюда!

Ирина, ойкнув, грациозно миновала порог и оперлась на подоконник балкона.

– Чудно как! – она втянула сухой воздух.

Игорь кивнул:

– Познакомься, наши соседи. Аркадий. Эльвира.

Ира повернула голову и не в меру радостно воскликнула:

– Ой! А я не знала, что у нас тут тоже пара живет!

– Э… они не пара, – уточнил Игорь негромко.

– Мы не пара, – еще тише сказала Эля.

– А вы давно здесь живете? – защебетала Ирина.

– Я здесь выросла, – ответила Эля, глядя перед собой.

– А мы тут никого почти из соседей не знаем, – продолжала Ирина. – Но мы всего полгода тут живем. Когда папа этому мажорику квартиру купил.

Она наклонила голову, белые волосы съехали с плеч и затанцевали на сквозняке. Казалось, они светятся в темноте. Ирина снова оживилась, тыкая пальчиком в темноту:

– Вон, смотри, как он машину ставит. Видишь? Тебе также надо. А то твоя всегда на проходе торчит. Слышишь?

Она толкнула Игоря локтем.

– Ага, – отозвался тот.

– Так ты поговори со стоянщиком. Пусть даст тебе то место. Ты же вперед платишь.

– Поговорю, – нехотя согласился Игорь.

Он украдкой посмотрел вбок. Эля стояла, зацепившись кончиками пальцев за край перил. Она покачивалась, подставляя лицо ветру, и щурилась едва заметно.

Игорь хотел что-то сказать, но Ирина дернула его за рукав.

– О… Прикинь, вон машина Ростоцкого стоит. Видишь? – она указывала рукой куда-то за детскую площадку, где горбатились спины трех внедорожников. – Ну, помнишь? У него тут мать живет.

Игорю была противна машина Ростоцкого, но, зная настойчивость Ирины, он сделал вид, что смотрит.

Выждав минуту, он повернул голову, собираясь сказать что-нибудь необязательное. Эли на балконе уже не было.

От напряженного всматривания в монитор слезились глаза. Игорь зажмурился, вытер влажные ресницы и полез за «Визином».

Проморгавшись, он снова уставился в экран. Скрупулезно, квадрат за квадратом он сравнивал видеозапись Шмунка с более поздними видео с этой же камеры. Это напоминало игру «Найди 10 отличий». На неразборчивом, почти бесцветном изображении требовалось обнаружить несоответствия между зданиями, дорожными знаками или другими объектами, чтобы косвенно судить о времени съемки.

– Ну, что? – Ваня втиснулся в стеклянную клетушку. – Есть зацепки?

– Вот здесь, – Игорь показал на монитор ручкой, – строительные леса. Это жилой дом, снизу аптека и три магазина. Я получу справку о сроке проведения ремонта.

– Очень хорошо. Еще вот что… – Ваня показал на ближний от камеры проулок. – Тут дорога – выезд из двора. По-моему его сделали асфальтовым. А на записи? Мне кажется, это грунт.

– Да, и неровный, – Игорь отмотал запись к моменту, когда из двора, кренясь, выезжала машина. – Уточню.

– Хорош. Тогда после обеда еще час поработай над видео и приступай к договору с «Меридианом».

Игорь кивнул, посидел минут пять и вышел в приемную, где укрытая папками и монитором пряталась от посетителей Люда.

Он взглянул на диванчик возле кулера, на котором шуршал журналом незнакомый мужчина. Он вспомнил неожиданную легкость тогда при виде Эле; ту легкость, которая возникает, когда что-то любопытное происходит само по себе, позволяя списать все на собственную неординарность. Он вдруг ощутил острый дефицит простоты в своей жизни. В ней все слишком заумно.

Мужчина с журналом вопросительно посмотрел на Игоря, и он поспешно метнулся к Люде.

– Люд, – он свесился через монитор. – Если кто-нибудь ко мне придет, пусть подождут.

– Само собой, – чуть высокомерно улыбнулась Люда.

Вернувшись с обеда, Игорь отметил, что диванчик пуст.

Во вторник диванчик снова был свободен. Часа в три Игорь вышел в приемную, пробрался на крыльцо, постоял для вида минуты три и вернулся в пластиковый пенал.

В среду, возвращаясь с обеда, он спросил у Люды:

– Ко мне никого не было?

– Нет, – безразлично ответила она, не отрываясь от монитора. Судя по движению пальцев, Люда слала кому-то эшелоны смайлов. – А кто-то должен?

Игорю показалось, что Люда, вечно бегающая по офису, могла пропустить посетителя.

– Ну, мало ли, – ответил он чуть сердито. – Если что, я на сотовом.

– Хорошо, хорошо, – закивала Люда, раздражаясь в свою очередь.

Первую половину четверга Игорь провел у клиента: полчаса потратил на дорогу, два – на ожидание, 12 минут – на саму встречу. Выбравшись на свежий воздух, он увидел два пропущенных вызова – один от Альбины, второй от Ани. Он перезвонил Ане. Она затараторила.

– А, да!.. Привет! Ты где там бродишь? Тут к тебе женщина приходила, не дождалась. Я звонила, у тебя мобик отключен. Она тебе квиток оставила и записку.

– Женщина? – Игорь почувствовал прилив сил. – Молодая?

– Да, симпатичная. В кожаном пиджаке. Темненькая. А ты скоро будешь? Не забыл, что мы сегодня делаем?

– Да-да-да, уже еду! – сказал он слишком энергично, и Аня расхохоталась.

– Вот как тебя заманивать надо! На женщину!

Он рванул дверь автомобиля, придерживая документы подбородком. В голове свербила детская песенка: «В каждом маленьком ребенке, и мальчишке, и девчонке…»

Он вырулил с парковки.

«… есть по двести грамм взрывчатки, или даже полкило…»

Он пронесся через двойные двери «Фемиды»

«…должен он все время прыгать, все хватать, ногами дрыгать…»

Записка и квиток лежали на клавиатуре.

«… трах, бабах, и нет его…»

В записке говорилось: «Игорь, это квитанция от страховой. Копия в бухгалтерии. Спасибо. Марина Юрина».

Вот блин! Эту чертову квитанцию можно было занести еще месяц назад…

В пятницу к часу дня Игорь ощутил нервозность. Он впадал в уныние от мысли, что еще раз увидит диван пустым или занятым каким-нибудь бесцветным гражданином. Он почувствовал страх перед выходными.

«Глупости, – подумал он. – Если у нее в ЮУрГУ только практика, вряд ли она ходит туда каждый день».

Диванчик с загнанными в угол журналом был пуст и до обеда, и после.

Ближе к вечеру Ваня позвал его в комнату переговоров.

– Пошли, Шмунк приехал.

Зоя Павловна сходу передала инициативу Ивану. Тот долго и обстоятельно разъяснял Шмунку о результатах их изысканий. Игорю показалось, что многие банальные вещи клиент знал и без упорных пережевываний, но ни разу не перебил Ивана.

– В целом запись может служить поводом для инициирования процесса, – подытожил Ваня. – Я почти уверен, что ее подвергнут повторной экспертизе на подлинность, но, как минимум, у вас есть заключение «Сюрвея».

– Хорошо, спасибо.

Шмунк отложил в сторону черно-белые скриншоты, с помощью которых Ваня убеждал его в подлинности принесенной им записи.

– Но ведь главная нестыковка – кто сидел за рулем? – спросил Шмунк скорее Зою Павловну.

– Артур Алексеевич, поймите нас правильно, – вмешалась она решительно. – Мы не детективное агентство. Мы может провести юридическую экспертизу, можем выдать определенные заключения. Но поиск и сбор улик, допросы свидетелей – это совершенно не наш профиль.

– Да, я понимаю. Но, собственно, мой основной вопрос – как юридически грамотно доказать, что за рулем был Ян? Какова стратегия? Потому что за рулем был Ян.

– Ну, вот видите… – Зоя Павловна всплеснула руками, и золотые цепочки очков заколыхались в такт телу. – У вас есть какие-то подозрения, но не более. Для суда это не аргумент. Тем более, суд уже вынес заключение. Есть справка врачей, есть их показания, есть письменные показания свидетелей – вот это аргументы. За исключением степени виновности Скобеца дело абсолютно прозрачное – я имею в виду, с формальной точки зрения. Я сказала вам при первой встрече – мы может провести анализ, но не хотим, чтобы нас ассоциировали с этим делом. Вы понимаете?

Она глянула на него поверх очков.

– Да, хорошо, – Шмунк согласно кивнул.

– Ну и славно. В понедельник Игорь Александрович завезет вам все заключения. И если будут какие-то еще вопросы – звоните всегда.

Игорь вышел из переговорки и вдруг понял, что его надежды глупы. Она не придет, и, скорее всего, не позвонит.

В их отношениях осталась незаконченность. Он не хотел извиняться или менять свое решение, но ему необходимо было сказать ей что-то важное, нечто такое, что расставит правильные акценты в их отношениях, сохранит взаимную симпатию. В тот вечер на балконе он почему-то не сомневался, что она еще не раз даст о себе знать.

Он отыскал ее номер в списке входящих. В мобильник он его так и не записал. Длинные гудки хрипели помехами, пока не споткнулись о резюме: «Абонент недоступен».

Игорь ощутил облегчение. Она увидит его вызов и перезвонит. Так даже лучше.

Но она не перезвонила. Ни в остаток рабочего дня, ни по дороге домой.

Запарковав машину, он отыскал глазами окна седьмого этажа. Комната горела малиновым светом.

Он поднялся на этаж, позвонил в дверь и прислушался. Сейчас будут тапочки…

Дверь дрогнула, но на пороге стоял сухопарый невысокий мужчина в очках. Взгляд у него был лукавый, как у дочери. «Одна сатана», – подумал Игорь.

– Здравствуйте, – сказал он, и почему-то смутился от насмешливого лица без тени удивления.

– Привет, – ответил папа. – А она где-то ходит.

– А…

– Передать чего-нить?

В руке у него был пакет молока.

– Нет… – Игорь развернулся лифту. – Да вы тогда не говорите, что я заходил.

– Так я все равно не знаю, кто ты, – усмехнулся папа, и подтолкнул дверь ногой. Вспыхнула оплавленная кнопка. Натужные завывания лифта нагоняли тоску.

* * *

– Я тебе реально говорю – он бутылку водки в два стакана выпивает – бах! – и ни в одном глазу! – возбужденно вещал Максим. – Он с литра тебя в шахматы обыграет. Может у него печень коровья, не знаю...

Максим громоздился на спинке скамейки, стряхивая пепел в пустую бутылку и увлеченно рассказывая про алкоголические таланты своего клиента. Ира и Лина стояли рядом, грея руки в рукавах пальто.

Воскресенье было прохладным, зато сухим, и вечером в Парке Гагарина царило оживление. Сидя рядом с Максимом, Игорь рассматривал веломобили причудливых форм, которые проплывали мимо, точно аквариумные рыбы. Закутанные в шарфы дети кормили голубей чипсами.

– Он со стакана коньяка за руль садится, – продолжал восторгаться Максим. – Потом добавляет и все равно нормуль.

– А как он пьяный и за руль? – уточнила Лина, поеживаясь.

– Ну, у него же корочки. Ему по барабану.

– Что тут хорошего? – пожала плечами Ирина, затеребив края куртки Игоря. – Так спиться можно.

– Да ладно! – Максим выпустил дым в сторону. – Он же кайфа не чувствует. Как евнух в женской бане – сколь не води, бабником не станет. Да, Игорек?

Он подмигнул другу.

– Евнух? – Игорь оскорбился. – А я то причем?

– Да я не про евнуха. Я про женскую баню, – Макс осекся и картинно прикрыл рот. – Ой, блин, твоя-то не знает…

Ира принялась лупить Максима по плечу.

– Какая женская баня?! Ты мне жениха не порти!

– Да я не порчу! – защищался Максим, хохоча. – Он без меня где-то портится. Я его улучшаю.

Отбившись от Ирины, Максим отставил бутылку с пеплом и заключил:

– Короче, не повезло парню. Пить может литрами, а для чего – не помнит, – он спрыгнул на дорожку. – Пошли? А то у меня скамейка на заду отпечаталась.

Максим размял затекшие ноги, и вся четверка зашагала по мощеным дорожкам вглубь парка. Нарочито медленный ход утомлял Игоря, но он не хотел нарушать ритм парковых прогулок. Они слились с десятком пар, мерно ступающих по дорожкам. Глядя на них, невозможно было понять, какие из этих пар несчастны, зато счастливые было видно сразу.

Около карьера с поникшими березами Ирина потянула Лину к лоткам с мороженым. Игорь с Максимом прислонились к парапету, глядя на черную воду в березовых сережках.

Девушки вернулись с шарами розовой ваты, которая приторно съеживалась во рту.

– Фейк какой-то, – проворчал Максим, жуя сахар, и вдруг оживился. – О! Смотри! Твои соседи.

Он толкнул Игоря. Тот поднял глаза и увидел Элю с Аркашей – они стояли на вершине арочного моста над перешейком карьера. Эля была одета в белый берет и аккуратную коричневую куртку с широкими плечами и узкой талией. Аркаша поддерживал имидж художника любимым пальто без пояса. Казалось, ему очень холодно.

Максим свистнул. Игорь замер в напряжении, но Эля не обернулась.

– Не слышат, – констатировал Максим безразлично.

Игорь делал вид, что разглядывает березовые соринки, кружащие по воде. В нем боролось желание позвать Элю с Аркашей или гордо их не заметить. Они облегчили ему задачу, зашагав с моста в нужную сторону. Игорь на всякий случай отвернулся.

– Вон они, – кивнул Максим, когда те были совсем близко.

Игорю не хотелось выглядеть подавленным.

– Аркадий, где ваш мол-бэрт? – громко спросил он.

– О… – Аркаша поднял глаза. – А… Я в блокноте набрасывал.

Эля поздоровалась со всей компанией, и Игорь не уловил в ее интонациях ничего, адресованного ему. Она была абсолютно естественна, может быть, лишь чуть сдержаннее обычного. Девушка забралась на парапет и принялась очищать от обертки шоколадку. Аркаша мял руки в карманах пальто.

– Аркадий, – глаза Максима блеснули. – Признайтесь честно: с точки зрения высокого искусства Челябинск – город-дрянь?

– В смысле? – удивился Аркаша.

– А что тут рисовать? Вон, гляди – битое стекло, бумажки, банки, вон сволочь какая-то палочку от ваты кинула.

– Ты, кстати, – заметила Лина.

– Да? Я и говорю – сволочь. Нечем тут восхищаться.

– Красота есть везде, – осторожно произнес Аркаша. – Но ее нужно видеть.

– Э-э, не скажи. Я вот как сужу – у нас как ни сфоткай, сплошная помойка. Мы в Валенсии были, там можно не глядя щелкать, и все время шедевры. А?

– Потому что ты любитель, а он – профи, – Ира ткнула Максима в живот.

– В Валенсии красота более очевидна, – заключил Аркаша. – Но это не значит, что ее больше.

Максим озадаченно хмыкнул и переключился на Элю:

– Эльвира, а как вы оцениваете Челябинск с эстетической точки зрения?

– Я здесь выросла. Мне нравится, – Эля беззаботно кусала шоколад.

– То есть вы приверженец китовьей логики – что первое увидел, то и мама?

– Да. Я однолюбка.

– Однолюбка? Знали мы с Игорехой одну Любку… – затянул Максим, хохоча. – А вообще молодец. Патриотично. «И смог отечества нам сладок и приятен… И пусть налоги высоки… Наш мэр, ребята, мой приятель… Ругать его мне не с руки». Стало быть, Эльвира, вы любите раз и навсегда?

– Да. Редко два раза. Но обязательно навсегда.

– Ох, какая вы все-таки идеалистка, – погрозил ей Максим.

– Может, пойдемте? – протянула Ирина. – Я замерзла.

Нестройной толпой они зашагали к выходу из парка. Игорь подотстал, и, поравнявшись с Элей, негромко сказал:

– Я звонил. Видела?

– Ага. Не успела перезвонить.

– Ты обиделась?

На лице ее отразилось недоумение.

– Нет.

– Мне хочется, чтобы ты правильно поняла. Ты мне симпатична. Просто у меня своя жизнь.

– Я так и поняла. Вообще, спасибо, что не стал играть.

– Ну да. Ты это… Звони, приходи.

– Зачем?

– Ну, так. Будем друзьями.

– А твоя девушка не будет ревновать?

– К Максиму почти не ревнует.

Она вдруг посмотрела на него с вызовом:

– Я не такая лапочка, как Максим.

Игорь замолчал. Ирина, до сих пор лупившая Максима за какую-то скабрезность, вытянула руку, смыкая ладонь Игоря холодными пальцами.

– У-у, – прошипела она. – Че-та вообще дубак.

– Вас подкинуть до дома? – спросил Максим у Эли с Аркашей.

– А мы поместимся? – уточнил студент.

– Поместитесь, – похлопала Ирина Макса. – Он у нас семиместный,

* * *

Максим небрежно запарковался, заняв два с половиной места.

– Я ж ненадолго, – ответил он на едкую ремарку Игоря. – Щас покурим и поедем.

Дольше всех из машины выбирался Аркаша, загнанный на галерку третьего ряда.

– Классная у тебя машина, Макс, – затянула Ирина и добавила Игорю. – У меня сюда ноги влезают.

– Ненавязчивый комплимент своим ногам, – усмехнулся Игорь.

– Ну, а что?.. – она оперлась на него кулачками, боксируя. – Давай купим такую?

Одетая в светлую курточку, в мохнатых наушниках и сапожках с бесконечной шнуровкой она смотрелась очень стильно. Но Игорь подумал, что немного неряшливости сделало бы ее чуть оригинальнее.

В трех метрах от машины Максима стоял неновый зеленый «Мерседес», вокруг которого клубилась компания подростков. Они то и дело взрывались хриплым смехом, вынимая руки из карманов штанов только для того, чтобы прикурить новую сигарету или пульнуть окурок через машину. Их было человек шесть.

– Смотри, буквы на номере, – тихо пробормотал Максим, толкая Игоря. – «Е…КХ» – езжу, как хочу. Откуда у гопоты бабки?

– Номер, кстати, столичный, – заметил Игорь.

Максим запел вполголоса:

Куда уходят деньги?
В какие города?
Наверно, в край чуде-есный,
С названием Москва…

Они уйдут неслышно,
Пока весь город спит,
И лучший в мире сы-ыщик,
Их вряд ли возвратит…

Так ведь?

Один из подростков обернулся к ним и крикнул:

– Э, Щеглиха, дарова. Пойдем к нам! У нас весело.

– Привет, – отозвалась Эля. – Поздно уже.

– Да детское время, че ты! Пошли, покурим. Вспомним молодость.

Вмешался второй:

– Че ты пристал, она же в институте учится, – он начал намыливать коротко стриженную голову первого. – Да!... Не то что ты, придурок, блин, тупорылый…

Первый со смехом отбивался:

– Ты за тупорылого ответишь... О-па, о-па… – он загарцевал в боксерской стойке.

Лина подошла к Максиму и тихо сказала:

– Поехали?

– Ага. Сейчас, докурим, – кивнул тот.

– Да поехали… – она тянула его за отворот куртки.

– Да-да, сейчас.

Он торопливо затягивался, выпуская струи дыма через нос.

– Игорек, ты тогда в среду ничего не планируй.

– А куда собрались? – навострилась Ирина.

– Жениха твоего улучшать.

– Он и так хороший.

– Так еще лучше будет. Со знаком качества, – не сдавался Максим.

Ира не выдержала:

– Ну, говори, куда поедете?

Игорь набрал воздуха для ответа, но его оборвал крик Аркаши.

– Отпустите кошку!

Все удивленно обернулись. Гопники раздобыли где-то серого кота и тыкали его носом под струю выхлопных газов. Кто-то внутри «Мерседеса» отчаянно газовал, и с вибрирующей выхлопной трубы слетали капли конденсата. Кот, изогнувшись, шипел, отворачивая морду от сизоватой струи.

– Да че ты морщишься, тут евро три, нах! – гоготал один из подростков. – Давай, давай, кошак, дыши глубже.

Остальные с интересом наблюдали за опытом.

Аркаша двинулся вперед.

– Отпустите кошку!

– Слышь, придурок, в песочницу брысь, – огрызнулся кто-то, и громыхнул смех.

Максим негромко прошипел.

– Аркадий! Это их кошка. Не стройте из себя Гринпис.

Аркаша вдруг схватил с земли обломок белого кирпича и закричал громче:

– Я стекло разобью! Отпустите ее!

Кот, растопырив когти, пытался зацепить обидчиков лапой. Подросток крепко держал его за шею, стараясь перехватиться поудобнее.

– А, сука, лягается, – цедил он сквозь зубы.

Кто-то отделился от толпы:

– Че, мля, проблем хочешь?

Но прежде, чем он успел добраться до Аркаши, тот метнул камень в заднее стекло «Мерседеса», вспыхнувшее паутиной концентрических трещин. Вибрируя в воздухе, кирпич отлетел в сторону. Гопники повскакивали с мест. Кот, точно ошпаренный, метнулся под машину. Дверь «Мерседеса» открылась.

Аркашу тут же сбили с ног. Игорь вцепился кому-то в куртку, и получил мощный удар в правую скулу. В нем вскипела ярость.

Он принялся бить без разбора. Кто-то вонзился ему в воротник, несколько болезненных ударов пришлось в спину. Краем глаза он увидел, как Максим косит соперников черной битой, которая всегда мешалась на заднем сиденье его машины.

– Мальчики, милиция едет, милиция! – заголосил женский голос. – Ну-ка! Сейчас всех заберут!

Игорь очутился на земле. Кто-то вдохновенно пинал ему в спину в одно и то же место, отчего боль нарастала.

Внезапно все прекратилось. Он лежал, закрывая голову руками. Боль уходила медленно, волоча по спине раскаленный хвост.

– Эй, – Максим тряс его за плечо. – Ты че? Вставай!

Игорь сел, чувствуя во рту вкус крови. Неразборчиво мелькали люди.

Перед ним маячило бледное лицо Ирины.

– Болит? Да? Болит? – повторяла она, щупая его щеки. От этого болело особенно сильно.

Он обернулся. Сзади лежал Аркаша, поджимая ноги, как эмбрион. Максим склонился над ним и вдруг заключил:

– Блин! Да тут ножевое!

Он перевернул Аркашу на спину, зажимая бок ладонью. Другой рукой он торопливо копался в сотовом.

– О, человека зарезали! – возбудился в толпе мальчишеский голос.

– Да не зарезали, – огрызнулся Макс. – Кожу полоснули.

– Все равно скорую вызывай, – Лина суетилась рядом.

– Какой номер-то? – злился Макс. – 010? Или 001? 112?

Наконец он заговорил в трубку, сообщая адрес и подробности.

– Щас менты еще приедут. Я тогда тут останусь. Кто с ним поедет?

– Я поеду, – Эля сидела рядом на корточках.

– Я тоже, – сказал Игорь.

– Да ты-то само собой, – отмахнулся Максим. – Тебя самого проверить надо.

Скорая помощь прибыла быстро. Зеваки держали Аркашу в плотном кольце. Полноватая женщина в белом халате с чемоданчиком деловито подошла к пострадавшему. Будничным, даже чуть веселым голосом она начала допрос:

– Так? Сколько тебе лет? Палец видишь? Следи глазами. Сидеть можешь? – она откинула полы пальто приподняла край свитера. – Не мешай, не мешай, я только посмотрю. Только посмотрю.

Она смазала чем-то края раны, наложила марлевый квадрат и скомандовала:

– Ну, поехали, что ли. Еще пострадавшие есть?

– Вот этого возьмите. У него шок, – Максим подтолкнул Игоря.

Ирина рванулась следом.

– Можно мне тоже?

– Девушка, все будет хорошо, – врачиха решительно отстранила ее от двери белого фургона. – Вернем в целости и сохранности.

Эля подошла с другой стороны и хмуро сказала:

– Я поеду. Пожалуйста.

– А вы кто?

– Я… его сестра, – Эля показала на Аркашу.

– Ладно, поехали… – врачиха ухмыльнулась. – Сестра…

* * *

Игорь вышел из кабинета, зажимая в локте ватку. В больничном коридоре пахло хлоркой. Длинные вереницы кушеток были пусты, лишь охал щетинистый старик, прижимая к голове окровавленную тряпку.

Эля сидела на другом конце коридора. Игорь зашагал к ней, читая надписи: перевязочная, склад, процедурная, хирург…

Эля встала навстречу:

– Ну, как ты? Что сказали?

– Фигня. Укол какой-то поставили. Аркашу уже забрали?

– Ага. Только что.

Игорь опустился рядом, ища на спине место, которым можно коснуться стены. Правый бок саднило особенно сильно.

Напротив красовался плакат, иллюстрирующий порядок наложения шины при переломах нижних конечностей. Нарисованное лицо пострадавшего выглядело слишком довольным для столь серьезной травмы. «А может, ему на работу неохота», – подумал Игорь.

– Ну, Аркадий, – покачал он головой. – В тихом омуте черти водятся. Ладно, Макс рядом был. А так идиотизм какой-то.

– Просто он небезразличный, – заявила Эля, и Игорю послышались нотки обиды.

Они молчали. За дверями звякали металлические инструменты. Из соседней двери выкатилась тележка с ванночками в форме скругленных полумесяцев. В них лежали скальпели и похожие на кривые ножницы зажимы. За тележкой выкатилась приземистая медсестра.

Вдруг раздался крик Аркаши и возбужденные мужской голос. Аркаша закричал снова, на этот раз истошнее.

Игорь вскочил и подошел к двери с надписью «Операционная». Крик не прекращался, и от его тональности сводило скулы.

– Да, блин, они его режут что ли? – возмущенно закричал Игорь.

Он хотел войти, но дверь открылась и из нее выскользнула молоденькая медсестра в белом чепце.

– А чего он так кричит? – накинулся на нее Игорь.

Она как будто удивилась вопросу.

– Да, наверное, обезболивающее просроченное. Бывает иногда. Да там немного, потерпит.

Она засеменила по коридору.

– Зашибись, – пробормотал Игорь. – Живодеры хреновы.

Аркаша завопил снова. Эля сидела бледная, касаясь пальцами сухих губ.

Едва Игорю удалось преодолеть рубеж приемной, как в спину прилетел самый очевидный вопрос, который можно задать человеку с фингалом во всю щеку, вытекающим из-под солнцезащитных очков а-ля Кобра.

– А откуда у тебя синяк? – озабоченно спросил Иван. В руках его кренилась пачка документов.

– Да… – отмахнулся Игорь. – На тренинг сходил. «Жесткие переговоры» называется.

– Че, правда? – по проулку пластиковых клетушек шла высокая Настя, рассекая воздух грудью.

– Конечно, – серьезно кивнул Игорь. – Там тренер со стройбата дембельнулся. Так что не ходи.

– Ой, а мне сказали надо… – Настя заслонила грудью весь проход.

– Ну, может, тебе повезет. Он трезвый тоже бывает.

Игорь пытался просочиться в свой укромный пенал с видом на стояк отопления, но тут его подловила Аня.

– О! Привет! Тебя опять побили? – она засмеялась так заразительно, что Игорю полегчало – хоть кому-то радость.

Он сдержанно улыбнулся и ткнул ногой кнопку компьютера. Тот покорно зажужжал.

– Рэмбик мой! – Аня растрепала его волосы, потом начала приглаживать. – Мальчо… Больно, да?

С другого конца зала донеслось:

– Игорь? Цезин? Пришел? Подойди к Анне Васильевне!

Игорь нехотя оторвался от стула и, делая вид, что потирает правую щеку, стал пробираться к бухгалтерскому сектору. Зоя Павловна стояла в одном из переходов, консультируя через перегородку Альбину. Та часто-часто кивала. Неожиданно Зоя Павловна повернулась к нему, и даже ее профессионализм не смог затмить вспышку удивления:

– Игорь Александрович, – всплеснула она руками. – Да что с вами?! Детский сад какой-то!

«Хорошенький детский сад», – Игорь вспомнил прокуренный кулак в коростах, мелькающий у него перед носом.

– Как вы поедете к клиентам? – охала Зоя Павловна.

Игорь безнадежно развел руками.

– Коллеги, – обратилась директор к коллективу. – У кого есть пудра?

– У Вани! – пошутил кто-то.

Не спрашивая его согласия, Игоря усадили на стул и в шесть рук принялись закатывать в тональный крем.

– Вот тут добавьте, Мариночка, – нежным шепотом советовала Василиса.

– Может быть, темнее сделать? – интересовалась у самой себя Настя.

Игорь чувствовал, как в кармане вибрирует телефон, но едва он предпринял попытку поднять руку, на него запшикали:

– Тихо, тихо, размажется. В-о-о-т так.

Кое-как вырвавшись из заботливых женских рук, он сбежал в туалет. Лицо его напоминало восковую маску с неестественным переходом цвета от подбородка к вискам. Шипя от боли, он принялся вышоркивать физиономию бумажным полотенцем и смывать водой.

Шмунк нормальный мужик и скорее простит синяки, чем тональник.

* * *

Офис Шмунка располагался недалеко от областной ГИБДД в переделанной под кабинет квартире. Сначала Игорь всполошил соседей, потом, извинившись, толкнулся в нужную дверь. Фирма Шмунка занималась установкой систем видеонаблюдения и GPS-треккинга, и со стен офиса зыркали на посетителей синеватые объективы телекамер.

Игорь передавал Шмунку подписанные заключения через стол. Тот курил и молча принимал бумаги.

– Что у вас с лицом? – вдруг спросил он.

– В Астории поужинал, – осторожно пошутил Игорь.

Черные пронзительные глаза незнакомца не засмеялись.

– Старая шутка. Так что с лицом? Пьяное дело или девушку защищали?

– Ну… Можно сказать, за друга вступился.

– А подробнее.

Игорь почувствовал неловкость. Но Шмунк с его длинным морщинистым лицом, казалось, может и врезать.

– Друг вступился за кошку, я вступился за друга. Прилетело обоим.

– А что с кошкой?

– Шпана мучила.

– Спасли?

– Да. Сбежала.

Шмунк резко встал и прогремел ботинками за спиной Игоря. Звякнули стекла шкафа.

– Выпьете? – предложил хозяин.

– Нет, я за рулем.

– А я выпью. Можете курить.

Игорь кивнул. Шмунк погрузился обратно в кресло с прожженной в нескольких местах тканью. На столе появились бутылка хорошего виски, засверкал шестигранный стакан. Шмунк выпил, тяжело процедил воздух носом и затянулся.

– Скажите, Игорь, как вы относитесь к поступку вашего друга?

– В смысле?

– Кошка стоит таких жертв? – он обвел сигаретой синяки.

– Друг стоит. Кошка не знаю.

– А вы подумайте. Что ей грозило? Они бы ее убили?

– Ну… Убили бы или нет – не знаю, но помучили бы точно.

– А каков был баланс сил? Вы были в меньшинстве?

– Да, два к одному. Но у нас была бита.

– Бита это хорошо, – возбудился Шмунк, и глаза его нездорово блеснули. – Бита – это очень хорошо. Но все-таки это холодное оружие, и за него можно получить срок. Так стоила кошка такого риска?

– Вы спрашиваете, вступился бы за нее я?

– Именно! Вот об этом я вас и спрашиваю!

Шмунк плеснул еще треть стакана и выпил залпом.

– Не знаю, – честно признался Игорь. – Нет, наверное.

Шмунк смерил собеседника тяжелым взглядом и откинулся на спинку кресла. Табачный дым заволакивал его грубое лицо.

– И каковы ваши оправдания? – спросил он. – В уголовном кодексе есть статья за жестокое обращение с животными. Вы имеете право вступиться за кошку.

– Там была кучка беспредельщиков, которые могли тупо порезать нас и потом добить кошку. Это… М-м… Рулетка.

– Но все-таки с битой ваши шансы были неплохи. Я вижу, вы не размазня. Что вас останавливало?

– Не знаю… – Игорь ковырял ссадину на кулаке. – Мне не нужно таких проблем.

– Вот! – Шмунк снова подался вперед. – Вот видите! Вам не нужно проблем. Никому не нужно проблем. Пока это не коснется вас. Это очень глубокая идея.

Шмунк вскочил.

– Понимаете, наше общество рассыпалось на микроскопические ячейки эгоизма. Никто не хочет чужих проблем. Мы не помним про наш долг, про наши обязанности – некоторые из которых, кстати, фигурирую и в уголовном кодексе. Главное слово – нам не нужно проблем.

Он гремел на весь офис.

– Вы понимаете, что беспредельщики – это не только те недоноски с кошкой. Это все мы. Завтра случится что-то плохое с вами – я надеюсь, что нет – но если случится, вы останетесь один на один с этой бедой. Потому что никому не нужно чужих проблем. Вы пойдете туда, сюда, и вам везде скажут – это не наше.

Игорь начал придумывать, как бы изящно свалить с этой лекции по моральным аспектам права. Шмунк закурил новую сигарету и снова опустился в кресло.

– Знаете, – он странно улыбнулся. – Я так понимаю, этого Яна мне не достать по закону. Не достать…

Он сощурился и вдруг заявил:

– Значит, я устрою самосуд. Вы одобряете?

Игорь почувствовал мурашки.

– Вы его убьете?

– Ну, зачем же сразу «убьете», – расхохотался Шмунк. – Наказание должно быть пропорциональным. Я его покалечу. Так, чтобы до конца жизни он только и думал – за что?

– Простите, а вы уверены в своей правоте? Где доказательства, что за рулем был он?

– Логичный вопрос. Но, поверьте, я знаю эту ситуацию изнутри. Также как я знаю, что в феврале этого года Ян изнасиловал несовершеннолетнюю, но этому делу не дали хода. Он расстрелял из травматического пистолета чужую машину – просто так, потому что кто-то его обогнал. Жизнь ничему не учит Яна и не научит, пока мы будем считать чужие проблемы – чужими.

– Прошу прощения за вопрос, но у вас есть какой-то личный мотив? Несовершеннолетняя – ваша дочь?

– О! – Шмунк поднял палец. – Вот! Послушайте себя – вы даже мысли не допускаете, что эта проблема может быть не моей личной, а проблемой вообще. Вы уверены, что мной движет чувство мести.

– Тогда я не понимаю причин.

– А вы поймите. Сопоставьте в голове наш разговор, поищите в себе. Ян – это продукт нашего общества. И он процветает, потому что всем плевать. А кому не плевать – те бессильны.

Игорь задумался. Шмунк закурил новую сигарету. Он сидел, закинув ногу на ногу, и щурился от дыма.

– Но то, что вы задумали – противозаконно, – сказал Игорь. – И вам грозит серьезная ответственность.

– А вас не удивляет, что я рассказал об этом вам? Ну что же вы сидите, позвоните, куда следует, и скажите, что сумасшедший замыслил покушение на сына известного бизнесмена. А? Вы не допускаете мысли, что ответственность – это тоже часть плана. Я не собираюсь бегать от закона.

– Вы готовы сесть в тюрьму?

– Если не будет другого выхода – да.

– Но это чересчур, – Игорь глядел на хмелеющего Шмунка с сомнением. – Жертва разве оправданна? На место Яна придет еще десяток мажоров. И погибших ребят уже не вернуть.

– Такими же аргументами вы оправдываете свое бездействие в происшествии с кошкой, так?

– Ну, а в чем смысл?

– Смысл в том, что как только кто-то один, пусть даже ценой своей жизни, встанет в полный рост и скажет – будет так, – люди услышат его. И шпана в следующий раз будет озираться, прежде чем поймать кошку. И папаша маленького Яна в нужный момент даст ему затрещину.

– Это идеализм. Жертва будет напрасной.

– Увидим. – Шмунк разминал окурок в забитой пепельнице. – Увидим.

Игорь перекатывал в руках телефон. На экране сияли 4 пропущенных вызова.

– Артур Алексеевич, – сказал он. – Я прошу вас не торопиться. Я постараюсь изучить дело еще раз и найти правовой путь. Только так. Самосуд – это глупость.

Шмунк поднял зияющие глаза.

– Вот видите, Игорь. Моя будущая жертва уже приносит плоды. Ищите. Ищите, и вы обязательно найдете. Я буду на связи.

Он устало опустил голову на руки.

* * *

“The subscriber’s cell is switched off or out of service...”

Телефон Аркаши не отвечал весь день. Игорь планировал заехать к нему от Шмунка, но срочный вызов Вани непредсказуемо изменил маршрут.

Игорь оказался у квартиры Аркаши ближе к девяти вечера. Открыла Эля.

– О… – растерялся Игорь. – Хозяин-то дома?

– Ага, – она отступила на шаг.

Он попытался уловить в ее лице нотки обиды, может быть, скрытый укор, но ни глаза, ни губы не выражали ничего личного. Она встречала его как гостя, пришедшего к кому-то еще, и, несмотря на справедливость такого отношения, он ощутил досаду.

Квартира Аркаши стала особенно неопрятной. Дурацкий стенной шкаф в тупике коридора, свинченный на скорую руку из останков мебели, обнажал свисающие с полок белые тряпки. На полу на старой газете валялись шурупы и моток изоленты.

Игорь прошел в комнату. Она изменилась – в дальнем углу у балкона стояла конструкция из грубых досок, к которой крепился, видимо, большой ватман или холст. Сооружение было накрыто простыней. В ближнем углу коробились два матраса.

Аркаша сидел в центре комнаты на корточках, макая палец в блюдце с молоком. Он неловко обернулся к Игорю, с трудом удерживая равновесие:

– Привет!

– Здорово, боец, – Игорь хлопнул его по плечу. – Это что?

Он указал на блюдце. Взгляд Аркаши скользнул под штору, и только сейчас Игорь увидел у батареи под самодельным мольбертом серого кота. Тот жался к стене, сверкая острыми глазами.

– Тот самый? – удивился Игорь.

– Ага, – Аркаша слизнул молоко с пальца. – Иди, поешь… Смотри. Ну… Иди. Эх… – вздохнул он. – Боится.

Аркаша с трудом распрямился. Его лицо пережило баталию неплохо, лишь вдоль подбородка тянулась темная ссадина. Он глянул на Игоря:

– Ого… Сильно тебя.

– Шрамы мужчину украшают, а синяки делают колоритнее, – отреагировал тот. – А кот сам пришел?

– Сидел в приямке, – ответил Аркаша.

Эля сползла по стене, приземлившись на корточки. На ней были потрепанные джинсы и выцветшая синяя футболка.

– Аркаша, давай я тебе табуретку подарю, – предложил Игорь.

– Да не… – отмахнулся Аркаша. – У меня есть одна на кухне.

– А так будет две, и не только на кухне. Чего врачи сказали?

Оба опустились в продавленные кресла.

– На перевязки надо ходить. Потом швы снимут. А так ничего. Сказали, что повезло.

Игорь попытался сбить неловкость:

– Как кота назовешь? Это кот вообще? Или кошка?

– Кот. Имя придумываем.

– Всегда хотел окрестить кота Холодец или Шашлык, – сказал Игорь. – Но, учитывая везучесть этого экземпляра, рисковать не стоит. Назови его Счастливчик.

Аркаша едва заметно улыбнулся.

Наступила странная пауза. Игорь снова проявил инициативу.

– Это портрет жены Можайского? – он указал на деревянную конструкцию под простыней.

Аркаша кивнул.

– Можно взглянуть?

– Нет, он еще сырой. Там пока нечего смотреть.

Разговор снова зашел в тупик. Игорь почувствовал себя третьим лишним, но не нашел причин уходить. В конце концов, он пришел не к ней.

Аркаша с кряхтением вытянул себя из кресла, хватаясь за подлокотник – из-под рубашки проглядывала тугая бинтовка с бурым пятном на левом боку.

– Болит? – спросил Игорь.

– Ночью сильно болело, а сейчас уже лучше.

Аркаша ушел на кухню. Игорь глянул на Элю. Небрежная одежда ей шла. Через растянутый воротник майки проглядывала ключица. Голые ступни были плотно прижаты к полу, и на среднем пальце левой ноги тускнело серебряное колечко. Она смотрела на кота, время от времени приманивая его цокотом, как белку.

– Почему тебя называют Щеглихой? – спросил Игорь и напрягся. Казалось, она проигнорирует вопрос.

– Просто кличка. По фамилии. Я Щеглова.

– Эля Щеглова… – повторил Игорь. – Слушай, Эля Щеглова, откуда у тебя столько странных друзей? Какую школу ты заканчивала? Школу выживания?

– 31-й лицей, в 10 и 11 классе. А до этого здесь училась, – она показала пальцем направление. – Это все местные.

– Я мож чего-то не понимаю, но по мне – так полные отморозки, – сказал Игорь и приготовился спорить.

– Да, отморозки, – согласилась Эля. – В детстве они были другими.

Ее майка была надета на голое тело. Игорь почувствовал школьный стыд за это неуместное наблюдение.

– У меня ощущение, что ты злишься, – сказал он.

– На них? – она подняла глаза. В луче вечернего солнца они стали зеленоватыми.

– На меня.

– Нет… Вы с Максимом молодцы. Правда.

– Да я не про вчера… – Игорь ковырял подлокотник кресла. – Вообще.

– Нет, не злюсь.

– Ты молчаливая.

– Настроение такое.

Вернулся Аркаша. Разговор все равно не получался. Со стороны балкона послышался цокот длинных ногтей по деревянной переборке. Игорь вышел и увидел Ирину, которая выпячивалась с их балкона:

– Ну, ты чего там застрял? – она попыталась стукнуть его ложкой, но не дотянулась. – Я есть снова хочу. Тебя ждать или как?

– А чего есть?

– Куриные наггетсы. Я две тарелки нажарила, остывают. Ты сказал на полчасика.

– Слушай, тут Аркадий готовится упасть в голодный обморок. Давай сюда половину.

– А… Сейчас, – Ирина торопливо скрылась и вернулась с пакетом панированных куриных кусочков. – Только ты недолго.

Аркаша сгреб с журнального столика пластмассовые баночки и обрывки бумаги, приволок с кухни тарелки. Он заметно хромал. Игорь придвинул кресла поближе к столу.

– Аркаша, а чего ты в комнате ешь? – спросил он, макая курицу в кетчуп.

– Ну… – пожал плечами тот. – Не вдохновляет меня кухня.

Эля подсела сбоку на корточки. На запах остывающей курицы выбрался из своего убежища осторожный Счастливчик. В нерешительности он постоял посреди комнаты, задрав хвост, затем подошел к Аркаше. Его нос предметно указал на тарелку с курицей.

– А у котика губа не дура, – Игорь протянул ему кусок, который тот осторожно опустил на пол и принялся разгрызать, сверкая мелкими клыками.

– Классно, – Аркаша осторожно заглядывал сверху. – Оживает.

– Куриные наггетсы – ваша киска не вспомнит про «Вискас», – резюмировал Игорь, оставляя последний кусок Счастливчику.

Он глянул на часы – было около десяти.

– Ну что, Щеглиха, пошли? – он посмотрел на девушку. – Провожу тебя до квартиры.

Она взглянула чуть удивленно.

– Не надо. Я останусь.

Игорь почувствовал какой-то нездоровый задор. Он как будто не удивился и не расстроился, и лишь беззаботно бросил:

– А, ну ладно. Мне пора. На работу завтра.

Он прошагал по коридору, махнул рукой вышедшему следом Аркаше и без колебаний захлопнул за собой дверь.

И тут накатило. Острая нестерпимая обида заколола в районе солнечного сплетения. Очень хотелось вернуться и сказать что-то важное, но он запретил себе даже думать об этом. Он мерно шагал по ступенькам, машинально пересчитывая их, сбиваясь, и начиная снова. Очень хотелось вернуться.

Домой он не пошел. На засыпающей улице Героев Танкограда светился вечно открытый киоск. Игорь попросил три бутылки пива и пачку сигарет.

Перейдя улицу и продравшись через кусты, он очутился в Никольской роще. Густая темнота умиротворяла. Шуршание земли под ногами стало сухим и отчетливым. Черное небо с мелкими звездами делало земные беды мелочными и бессмысленными. Оттуда, из космоса, все так и представлялось. Но он стоял здесь, внизу, и грусть была вполне осязаемой.

Он остановился на центральной аллее, опустив бутылки на землю. На другом конце поляны танцевали два сигаретных огонька. Донесся смех и возбужденный мужской голос. Потом кто-то свистнул:

– Альта! Альта, ко мне!

Огоньки снова задвигались. Игорь сдавил крышку бутылки и она смачно зашипела.

* * *

Ирина приподнялась на локте, и по спине Игоря заскользили ее коготки.

– Давай, а?

Он лежал на боку, делая вид, что спит.

– Эй… – тихо позвала Ира. – Ты дрыхнешь?

Ее голос шуршал около уха. Она легонько пощекотала его нос кончиками волос. Он двинул ноздрями.

– А-а, не спишь! – оживилась Ирина.

Прикусив ухо Игоря, она повторила:

– Давай!

Он поморщился. Его мысли были не здесь.

Губы сомкнулись на плече, оставив влажный отпечаток.

– Эй… Посмотри на меня.

Он нехотя обернулся.

– Смотри, – она медленно стянула ночную рубашку через голову, и белокурые волосы хлынули на плечи. Она встала на колени и потянулась руками вверх, вытягиваясь в струну. Ярко-красная галочка стрингов магнитила взгляд.

С момента первой встречи она заводила его даже в одежде. Он вспомнил дикий, пьянящий импульс, когда первый раз стянул с нее вечернее платье.

Сейчас все было по-другому. Он медлил. Происходящее казалось вульгарным и предсказуемым. Ныл побитый бок.

– А так? – глухо произнесла она, опускаясь на четвереньки, выгибая спину, припадая грудью к кровати. Тусклый свет из коридора очертил виолончель ее тела. На сгибах бедер образовались симпатичные складки.

К горлу подступила приятная волна похоти. Он скинул одеяло на пол и потянул девушку к себе.

Игорь не любил обедать с коллегами. Он мало знал об их личной жизни и увлечениях, поэтому разговор неизменно съезжал на обсуждение работы. А мысли о клиентах напрочь отбивали аппетит. Игорь пристрелял забегаловку в трех переулках от работы, которую большинство сотрудников «Фемиды» почему-то недолюбливали.

В этот раз за ним увязалась Аня. Он не стал отнекиваться – если уж обедать с кем-то из своих, то с ней.

– Ты че влюбился, да? – сходу спросила она, едва они поставили подносы на столик в углу.

Игоря задела эта прямолинейность.

– Что, глаза режет?

– А, влюююбился! – расхохоталась Аня. – Не режет, наоборот, радует. А в кого?

– В Зою Павловну.

– Я знала, что у вас взаимно!

– С чего ты взяла-то?

– У тебя вид такой… Как у пакетика чая после трех заварок.

– Знаешь, как меня Зойка выжимает? Это она с вами сдержанная.

– А, вот ты каков! Самец!

Игорь стащил тарелки с подноса, обжигаясь борщом.

– Да меня просто работа достала. Нервная.

– Работа – это другое, – Аня чавкала салатом. – От работы ты наоборот – ух! Живчек. В кого влюбился?

– Ладно. Тебе расскажу. В общем… Подсел я на один анимэ-сериал, и есть там такая Кумико…

– Ну, прекрати! – Аня ткнула в его руку вилкой.

– Ладно, извини. Короче, у Барака Обамы есть дочь от русской колхозницы…

– От колхозницы? От дыни, что ли? – залилась Аня и нацелила на него свое холодное оружие. – Два удара – восемь дырок.

– Ну, ладно, ладно, – Игорь отставил тарелку. – Просто…

Он поманил ее поближе.

– Я киборг. У меня шевелится только на электронные гаджеты. Отдай свой телефон! Я хочу его!

Он выхватил серебристо-розовый мобильник Ани. Порывисто хохоча, она принялась ловить его, как кошка фантик.

– Ты придурок, Цезин! – смеялась она. – Отдай! Он у меня совсем мальчик!

Она стала наглаживать глянцевую поверхность устройства:

– У-у, мой сладенький…

Потом снова переключилась на Игоря.

– Ну, скажи, в кого влюбился? Я тебе совет дам. Я же женщина. Или ты в мужчину влюбился?

– «…она не в шутку женщина, приятель…», – глядя в борщ, пробормотал Игорь. – Если серьезно…

Аня угрожающе подняла вилку.

– Нет, теперь, правда, серьезно. Я в нее не влюбился. Просто мне кажется, что я с ней нехорошо обошелся. Как будто что-то испортил.

– Ты ее соблазнил и бросил, да?

– Нет, наоборот. Она предлагала… ну… в общем, не знаю, что именно она предлагала, но что-то хорошее. Она девчонка еще. Как твой телефончик. Я не стал пользоваться.

– Ах ты… – Аня треснула его по лбу вилкой. – Она в тебя влюбилась, а ты ее отшил, да?

– Да нет, не влюбилась. Она спокойно перенесла отказ. Даже как будто не обиделась.

– Эх ты, Цезин… Если она еще девчонка и гордая, она и не покажет обиды. «Гордым легче, гордые не плачут…» Знаешь стихотворение?

– Ну, не похоже, чтобы она страдала. И потом, она тут же стала встречаться с моим другом.

– Ага! А тебя это задело?

Игорь внимательно посмотрел на Аню.

– Не знаю. Да, задело. Хотя какая разница…

– Вот, я же говорю, что ты в нее влюбился.

– Ну, нет! Как тебе объяснить? – Игорь отставил тарелку. – Мне она нравится, ну… ну вот как ты. У нас был шанс на хорошие отношения, без этих страстей, и все взяло и испортилось.

– Ну, испортилось и ладно, – беззаботно бросила Аня, переходя к овощам.

– Да и я говорю, что ладно.

– А чего тогда весь иссох? – на ее губах застыла улыбка.

Игорь глубоко вздохнул.

– Тебе очень нужно убедить меня, что я в кого-то влюблен? Тебе почти удалось.

Аня вдруг заговорила серьезно.

– А я была на ее месте. Ему тоже очень нравилось внимание, он обожал быть на пьедестале, но спускаться в зрительный зал не желал. Ты такой же?

– В смысле?

– Ей не нужны объедки. Она же молоденькая – либо все, либо нечего. А тебя устраивает средний вариант. Любуйтесь мной. Так?

– Слушай, Анич, – Игорь вдруг развеселился. – Я вот раньше не понимал – как вы, женщины, можете обедать два часа и всю дорогу трещать? О чем? Теперь понимаю, – он стал подражать Аниной интонации. – «Ой, а ты, по-моему, влюби-илась!» Да что ты, что ты! «Нет, влюби-илась!» Нет, не влюбилась! «А я говорю, влюби-илась». Ну, ладно, влюбилась. «Че, правда?!!!»

Он сделал страшные глаза

– При-идурок! – зашлась Аня.

Игорь снова посерьезнел.

– Ну, так что ты предлагаешь-то? – спросил он, глядя, как девушка нанизывает на вилку последние горошины.

– Закрути с ней роман. Что тут непонятного?

– А если я не тот?

– Она тебе об этом обязательно скажет. Давай, еще кофе возьмем?

* * *

– Э, слышь!

Игорь обернулся. Его догонял стоянщик.

– Да я вроде заплатил уже, – Игорь кивнул на свой автомобиль..

– «Заплатил…», – передразнил мужик, словно обидевшись. – Я знаю, что заплатил. У меня все записано. Я про другое… Тебя вон там дожидаются.

Он показал пальцем на детскую площадку, где со скамейки поднялся некто в трениках. На вид ему было лет двадцать.

Игорь шагнул через заборчик навстречу бритой голове. Холодный ветер гнал по земле пустую коробку.

– Меня ждешь? – спросил он резко.

– А… Да… Это… – парень шаркнул ногой по песку. – Пойдем, короче, в сторонку.

Он зашаркал к детской беседке, озираясь.

Игорь подошел следом.

– И чего? – спросил он.

– Да я это… Просто передать.

– Ну, передавай.

Парень вдруг мелко затрясся, тыкая на лицо Игоря.

– А ниче мы вам так навтыкали!

– Да и сами огребли.

– Во-о, про это и базар, – парень обхватил рукой деревянный столб беседки.

Лицо его было славянским, но глаза слишком раскосыми, что придавало сходство с гончей. «Русская борзая», – подумал Игорь. На потемневших руках виднелись прижоги от сигарет.

Он залез в карман, извлекая смятую пачку. Вынул сигарету зубами, чиркнул зажигалкой и затянулся. Потом долго сплевывал, целясь между столиком и скамейкой.

– Короче, дело такое… Ущерб вы нанесли.

– Стекло, что ли, разбитое? – фыркнул Игорь.

– Да там не только стекло. Там багажник весь замят и стойка. Тачка-то дорогая.

– И сколько хотите?

– Да это, погоди. Короче, там еще два наших в больничку попало. Там, короч, жесть. У одного перелом основания черепа.

– Да не понтуйся. Не было там перелома. Все своим ходом ушли.

– А ты че, медик что ли? У второго ушиб головного мозга, справка есть.

– Этот ушиб с рождения не заметили.

– Ты че ваще, попутал что ли? – окрысилась бритая голова. – Я тебе просто говорю, как есть.

Он харкнул под ноги.

– И че хотите?

– Да ты погоди, короч, – парень засунул руку в глубокий карман штанов. – Вот, смотри… Это из сервиса, короче... 92 штуки ремонт.

Парень наклонил голову и в полудоверительной манере сообщил:

– Я тебе просто по-нормальному говорю, там люди серьезные.

– Ну и?

– Ощем… – он забрался на столик и зашоркал ногами по скамейке. На сигарете росла шапка из пепла. – 500 с вас.

Он поднял наглые глаза. Пепел свалился на столик.

– Да вы не опухнете?

– Ну, а ты давай считать. За тачку сразу сотка, за лечение этих двух тоже там по сотке, это минимум. Ну и там другие травмы…

– Давай тогда мы за свои травмы предъявим.

– А че ты бычишься? Кто первый кирпичом зарядил? Там дофига пацанов это видело.

– Хорошо, мы заплатим за стекло – и только за стекло, а вам предъявим жестокое обращение с животными, побои и вымогательство, а? По предварительному сговору группой лиц – нравится?

Парень соскочил со стола и наклонился к Игорю. Он смотрел куда-то через плечо:

– Ты, короч, мне не залечивай. Я тебе просто передал, – он сунул понизу калькуляцию ущерба. – Возьми вот на память.

Он пульнул сигарету в центр площадки и зашагал прочь. Потом обернулся и крикнул.

– Время до конца недели. Связь через вашу телочку. Она знает.

* * *

В четверг Игорю казалось, что рабочая неделя должна была закончиться позавчера. С утра он перепил кофе, и теперь внутренний тремор не давал сосредоточиться.

Аккуратная Василиса напала на него с каким-то договором. Ей было лет сорок, выглядела она очень хорошо, но совершенно без вызова – сегодня это было светлое вязанное платье. Она говорила карамельным голосом, от которого хотелось развалиться в кресле и вытянуть ноги для массажа.

– Игорь, вот посмотрите – это кадастровый план от 21.08.08, а вот это заявление зарегистрировано 16.08.08…

Он на всякий случай кивал. Вдруг Василиса встрепенулась:

– Ой, а почему вы не пользуетесь тональным кремом? Давайте, я вам наложу.

Игорь вспомнил приятное ощущение от ее пальцев и неприятное от конечного результата и мягко ответил:

– Нет, спасибо большое. У меня жена ревнует.

– К тональному крему?

– Вообще, когда находит на мне предметы женского обихода. Особенно ее расстраивает нижнее белье.

Василиса испуганно согласилась.

– А, ну тогда ладно.

Едва она ушла, Игорь открыл проигрыватель и принялся в сто первый раз отсматривать запись Шмука. Ни одного лица, ни одного номера, ни даже марки машины определить было невозможно. Он рассматривал запись целиком и фрагментами, с увеличением и без, но безрезультатно.

За спиной послышался голос Матвея. Матвей – один из двух заместителей Зои Павловны, был скорее администратором, чем юристом. Он напоминал Игорю заботливого многодетного отца, который все время пытается примирить интересы детей, жен и поколений. Хорошие новости он сообщал с нетерпением, плохие – через силу, но сообщал, потому что был человеком с повышенным уровнем ответственности.

– Игорь, можно тебя оторвать на минуточку?

Игоря всегда трогала эта форма обращения, противостоять которой он не мог, даже если был шибко занят. Матвей поманил его в свой кабинет. Сам он сел не за рабочий стол, а прямо напротив Игоря, наклонившись к нему.

– Слушай, я понимаю, что ты человек тщательный…

Позитивная оценка в начале разговора говорила о том, что остальная часть будет скорее неприятной.

…– но дело это со сбитыми пешеходами уже закрыто. Просто, понимаешь, сейчас тебе надо сосредоточиться на других клиентах.

Игорь прервал его:

– Матвей, все, я понял – в рабочее время больше ни-ни.

Матвей втянул воздух через зубы, издав что-то вроде «фсссс», скользнул взглядом по кабинету, и снова наклонился к Игорю.

– Да дело не только в рабочем времени. Просто, понимаешь… Ну, это дело давнее, там уже во всем разобрались, и мы свою лепту тоже внесли.

– Я понимаю, – кивнул Игорь. – Но есть ощущение, что кое-какие белые пятна все же остались.

– Нет, ты не понял. Ну ладно… – Матвей вздохнул и выложил главный козырь. – Олег Тащенков – это видный, влиятельный человек в городе. Ну, у него в семье произошло горе, и он, и его родственники, дети, уже пострадали за это. Мы не хотим накалять обстановку, понимаешь?

– Он уже что ли наехал на «Фемиду»? – удивился Игорь.

– Да нет, ну! – Матвей поглядел на Игоря с веселой укоризной. – Никто ни на кого не наехал! Он цивилизованный бизнесмен, политик. Это не его инициатива. Просто Зоя Павловна не хочет, чтобы нас… ну как бы ассоциировали с этим делом, понимаешь?

– Так я же сказал: в рабочее время – ни-ни.

– Ну, ты пойми, так тоже нельзя – в рабочее время ты один, в нерабочее – другой. Ты же сотрудник «Фемиды», значит, ты должен быть с нами, в команде, – Матвей на секунду замялся и вдруг нашел нужный аргумент. – Если ты что-то там найдешь, это все равно будет исходить не от тебя лично, а как бы от всех нас, понимаешь?

– А что я там найду?

– Да в том то и дело, что ничего.

– Ну, хорошо, – уступил Игорь. – То есть дело закрываем полностью?

– Да-а, – интенсивно закивал Матвей. – Всё, мы свое слово сказали. Если этот Артур… как его? Алексеевич хочет дальше копать – это его право. А у нас свои клиенты. Хорошо?

– Да без вопросов, – кивнул Игорь.

– Ну вот, – облегченно вздохнул Матвей, вставая. – Ладно.

Игорь вышел из кабинета и увидел пропущенный вызов от Максима. Он выбрался на крыльцо и перезвонил. Макс начал без вступлений.

– Ну, ты прикинь, суки какие! Все четыре колеса прокололи какой-то хренью, ремонту не подлежат! Как дыроколом куски выбили!

– Где? У дома что ли?

– Ну да! Видать, по номеру меня пробили. Вот падлы! Семнадцатые катки, прикинь?

– М-да… Ладно, Макс, не горячись. Чего ты там делаешь?

– Ну чего, в ментовке заявление накатал, а толку-то? Приняли через губу. Им нафига такой висяк?

– А сторож что-нибудь видел?

– Да сторож – отдельная песня… Ну, не видел ничего, если вкратце.

– Меня знаешь, что волнует?

– Что тебя волнует, мой поросеночек? – гавкнул Максим.

– Полмиллиона – не гопниковские запросы. За ними кто-то с аппетитами стоит.

– Да ты шо? А я думал, их клуб пенсионеров крышует. Ясный хрен, эта крутизна из «Мерседеса». Блин, найти, колени прострелить!

– Ага, и самому под уголовку залететь. Ты давай там, не накручивай себя.

– А какая альтернатива, Игорек? Вот тебе полмиллиона, сходи до хулиганов, сделай им презент, так?

– Над альтернативами давай думать. Ну ладно, пока – и держи себя в руках.

Игорь вернулся в офис. Диванчик около кулера был пуст. «А счастье было так возможно», – мелькнуло в голове.

* * *

Пятничное собрание шло уже более получаса. Игорь скучал, рисуя остроугольные звезды в блокноте, который принес для того, чтобы рисовать остроугольные звезды. Как назло, в Насте прорезался дар красноречия, и она окружала свой доклад кучей не относящихся к делу подробностей.

– Там вообще такая интересная ситуация получилась, – тараторила она. – Мы когда к ним приехали, нам сказали, что Сергеева нет. То есть нам пришлось еще час целый ждать.

Игорь мысленно нажимал кнопку Fast Forward, но Настя продолжала:

– И мы там сидели у него в приемной, кофе пили…

Зоя Павловна то ли не слушала, то ли проявляла деликатность, молча разглядывая свои короткие ногти.

– То есть, в принципе, мы могли уже уехать, но ему, конечно, было приятно, что мы его дождались, – продолжала углубляться в детали Настя.

Игорь не выдержал:

– То есть вам его еще ждать пришлось? – с подчеркнутой озабоченностью переспросил он.

Настя расцвела.

– Да, я и говорю – мы приехали, а его секретарь извинялась, что он не успевает. А мы решили, что нужно проявить уважение...

– Так вы что, дождались? – зачарованно продолжал Игорь.

– Ну, то есть мы не стали уезжать, а просто там посидели, кофе выпили…

– И долго? – не отставал Игорь.

– Ну… где-то час, наверное, ну минут сорок точно.

– Значит, сорок минут ждать пришлось?

– Да, представляете, и все-таки он смог добраться…

Зоя Павловна не выдержала:

– Игорь Александрович!

Ее голос был пронизан материнским укором, как если бы она говорила: «Сынок! Не корми рыбок канифолью! Они от этого глупеют».

Настя выдала еще один контрольный рассказ про приемную Сергеева, и, наконец, сумела перейти к сути вопроса. Игорь затушевывал треугольники звезд через один.

Он почувствовал телефон. Аккуратно вынув мобильник под столом, он скосился на экран – Эля Щеглова. Он незаметно спрятал аппарат в ладонь и приложил к щеке:

– Ага, – шепнул он в трубку.

– Ты можешь говорить? – спросила девушка. Ее глуховатый голос бодрил.

– Не-а, – носом проговорил Игорь.

– Как освободишься, приди к нам. Я у Аркадия. Пожалуйста.

– Ыгы, – Игорь незаметно сбросил звонок, но Зоя Павловна уже вонзила в него свой взгляд.

Настя увлеченно описывала жутко интересный казус, который они с Мариной обнаружили в документах Сергеева. Игоря потянуло в сон.

Он сбежал с работы почти вовремя – в начале седьмого. Перед дверью Аркашиной квартиры его энтузиазм вдруг сменился неуверенностью. Он позвонил.

Беспорядок в Аркашиной комнате как будто только разросся. Вдоль стены был расстелен матрас, в углу которого лежало скомканное постельное белье.

Аркаша сидел на матрасе и с отсутствующим видом щекотал Счастливчика, но на Игоря отреагировал скорее обрадовано.

– О, привет!

Эля зашла в комнату следом. Ее лицо было непривычно озабоченным. Игорь заметил, что левая рука Аркаши забинтована по кисть – торчали только кончики пальцев.

– Чего приключилось?

– Да… – Аркаша замялся.

– Они не отстанут, – Эля взглянула на Игоря. – Я их знаю.

– В следующий раз, сказали, правую руку сломают, – проговорил Аркаша, разглядывая перебитую руку.

– Не паникуй, – Игорь опустился рядом на матрас, приманивая Счастливчика. – Следующего раза не будет. Что с рукой сделали?

– Да там просто ссадины сильные… От ботинок.

– Милицию вызывал?

– Нет.

– Слушай, Аркаша – милицию нужно вызывать обязательно. По возможности старайся запоминать все приметы нападавших – рост, одежда, национальность, цвет волос… Все.

– А толку-то?

– Ты велосипед не изобретай. Сказал – делай.

Эля села перед Аркашей на корточки. Она была в тех же джинсах, но синяя майка уступила место белой блузке. Сквозняк свободно затекал под тонкую материю и колыхал ее изнутри. Она обратилась к Игорю:

– Что можно сделать? Ты юрист.

– Ну… – Игорь потерся головой о бумажные обои. – Можно попытаться доказать угрозы, побои, можно написать заявление за жестокое обращение с животными…

– …но? – Эля смотрела прямо на него.

– Любые обвинения будут выдвинуты против исполнителей. А их тут вон – целый район. Одного запрут, другие злее будут. Испугаются, конечно, но ненадолго. И муторно это все. Очень муторно. Милиции такая мелочевка неинтересна. А поймать за руку того, кто их подначивает, дело почти безнадежное. Тем более, мы его даже не знаем.

– Я знаю, чья зеленая машина, – сказала девушка.

– Ну и чья?

– У него кличка Кава.

– Жаль, что не Клава.

– У него в детстве мотоцикл был… Его весь двор уважал за это.

– А настоящее имя? Где живет?

– Зовут его Вова, а где живет – не знаю. Он старше меня, я с ним никогда не общалась. Его Салават знает. Который звал меня.

– М-м… Информация, конечно, ценная, но кроме смешной клички других изъянов в нем не видать.

– Что делать? Может быть, все-таки в милицию обратиться? – Эля смотрела на него с надеждой.

Игорь в раздумье выдергивал из матраса нитки.

– Ну, да, наверное... Знаешь, что…– он повернулся к другу. – Аркадий, вы откуда родом будете? Вы ведь не местный?

– Я из Полетаево.

– Ага. Там у родителей квартира?

– Дом.

– Шикарно. Аркаша, езжай туда на недельку-другую, пока все утрясется.

Эля согласно кивнула.

– Я тебя отвезу. Поехали прямо сейчас? – поднажал на него Игорь.

Он энергично встал и начал выписывать по комнате круги.

– Так? Чего-нибудь взять хочешь? Давай, вот, блокноты твои, тетради… – Игорь нашел на полу смятый черный пакет и принялся запихивать туда Аркашин скарб. – Из одежды чего-нибудь ценное?

Аркаша, не поднимая глаз, буркнул:

– Я не поеду.

– Поедешь, поедешь, – Игорь вышел в коридор и растревожил старый шкаф, от которого отвалилась дверца. – Иди сам выбери, я же не знаю. О! Счастливчика забери. Ему смена обстановки не повредит.

Аркаша, припадая на ногу, вышел из комнаты.

– Я не поеду. Правда. И не настаивай.

– Геройствовать не надо, ладно? – Игорь сунул ему в здоровую руку пакет.

– У меня сессия скоро, – он вернул пакет Игорю.

– У тебя уважительная причина. На больничку загремишь, вообще академ брать придется.

Эля аккуратно взяла Аркашу за локоть.

– Так проще будет. Езжай. Мы к тебе приедем в воскресенье.

Аркаша покраснел. Игорь впервые увидел, как его бледное лицо сменило оттенок.

– Я не поеду, и точка. Я уеду – они до вас доберутся. Вы тоже будете бегать? Да и не выход это – бегать. Так даже страшнее.

Игорь обменялся с Элей вопросительным взглядом.

– Ну что остается, – промолвил он. – Хлороформ?

– Нет! Не прощу, – Аркаша влетел обратно в комнату, бухнулся на матрас и зашипел от боли.

Игорь бросил пакет на пол и ушел на кухню. Через открытую форточку приятно дуло. Старый холодильник громыхнул и загудел компрессором. На окне торчал листьями чахлый каланхое.

Он услышал мягкие шаги.

– Я поговорю с ними, – услышал Игорь.

От ее присутствия наэлектризовалась спина. Его вдруг охватила страшная досада на самого себя, на Аркашу, на всех вокруг. Он мог бы сейчас повернуться и поцеловать ее, или забрать завтра на озеро, или купить ей что-нибудь по фигуре. А он вынужден решать какие-то безнадежные вопросы, давя в себе нехорошее предчувствие.

– С кем поговоришь?

– С Салаватом. И с Вовой. Со всеми. Они меня с детства знают.

– Да бесполезно. Салават по старой дружбе тебе посочувствует, но когда на кону пол-лимона, он не станет ссориться с боссом.

– А я уже позвонила. Они меня через полчаса ждут. Останься с Аркашей.

Игорь резко обернулся и рыкнул:

– Спятила что ли? Я тебе не отпускаю.

– Вопрос решен, – ее глаза, обычно чуть сощурившиеся, сейчас были большими и невеселыми.

Игорь схватил девушку за ладонь. Она поддалась и сделала шаг вперед.

– Я тебя не отпускаю, – он говорил ей прямо в лицо. – Не-от-пус-ка-ю.

– А я пойду, – ответила она, не опуская глаз. Рука ее мягко выскользнула из его ладони.

Она развернулась и направилась в комнату. Игорь поймал ее за плечо:

– Погоди. Я с тобой.

– Это их точно разозлит.

– Ну, я тебя хотя бы отвезу. Я в машине подожду, окей?

– Окей.

– Ты ведь не курил? – Эля кивнула на переполненную пепельницу.

– Да… – отмахнулся Игорь. – Нервы.

– Помогает?

– Ну да. Меньше живешь, меньше нервничаешь.

Они сидели в машине, запаркованной вдоль тупикового конца улицы Салютной. Проезд упирался в высокие кусты, слева виднелась огороженная рабицей стоянка. На заборе висело объявление: «Ночная парковка – 40 р.» На выезде около будки пацаны терли тряпками серую иномарку.

– Я пошла, – Эля открыла дверь.

Игорь последовал за ней.

– Ты сказал, что только довезешь? – заволновалась она.

– Ага. Вот, довез. А теперь только доведу. Я просто покурю в сторонке.

– Не надо.

– Надо. Очень курить хочется, – он уже шел к забору. В дальнем углу стоянки под кустами около покосившейся «Газели» стоял знакомый «Мерседес». Заднее стекло уже было целым. Через открытую дверь с сиденья свисала чья-то мохнатая нога в шортах и кроссовке. Рядом переминались с ноги на ногу трое парней с лицами, изрытыми как у бывших боксеров. Еще один, более молодой и сухопарый, сидел на корточках, глядя в никуда. В нем Игорь узнал одного из соперников, Салавата. Тот ухмыльнулся в ответ. На носу у него была ссадина.

Троица обернулась.

– Опачки, – к ним двинулся мужик лет тридцати в летней ветровке на голое тело. Он был косоглазым – левый зрачок смотрел скорее на его нос, чем на собеседника. Лицо его было круглым, некрасивым, обожженным солнцем.

Он встал перед машиной, держа руки в карманах. Салават распрямился и стал разминать ноги как перед футбольным матчем.

– Че, уже принесли? – ухмыльнулся косоглазый Кава.

Игорь набрал воздуха, но Эля опередила:

– Ребята, Аркаша извиняется. Он погорячился. За стекло мы заплатим.

– Так тут не только стекло, – Кава провел рукой по крышке багажника. – Иди, иди, сюда.

Он поманил Элю. Та подошла. Он положил руку ей на плечо:

– Вот, смотри. Видишь, вот тут закрашено? И вот тут?

Он показывал, пристально глядя на девушку. Она осторожно скинула его руку. Теперь четверо окружали ее со всех сторон. Игорь почувствовал отчаяние. Он прекрасно знал эту тактику развода – повторять много раз некую мантру, пока жертва не поверит в вымысел. Если жертва упорствует, разводящий получает моральное право быть агрессивным.

– Видишь, тут ребятам пришлось три дня разбирать, – продолжал Кава. – Это машина моего папы, понимаешь? Вот смотри, уплотнитель… – он ковырнул резиновый кант вдоль стекла. – Знаешь, сколько стоит? 100 долларов. А стекло еще с обогревом. Видишь, ниточки?

Эля глядела прямо на Каву.

– Он же просто кошку защищал.

– Ну, пусть бы он ее защищал. А моя машина причем?

– Он не хотел. Это случайность.

– Нееее, – Кава растекся в улыбке. – Какая же случайность, когда он грозил?

– Хорошо, – Эля кивнула. – Сколько стоит все вместе с уплотнителем?

– Э, нееее, – Кава погрозил пальцем и снова взялся за ее плечо. – Пойдем в машину, я тебе расскажу.

Эля резко стряхнула его руку и отступила на шаг.

– Ну, сколько стоит?

– Савик, расскажи ей про Сему и Ваню.

Салават, державшийся в стороне, схаркнул и выдал заученный текст:

– У Семы там перелом черепа, у Сизого сотрясение мозга.

– Там ушиб мозга, – строго поправил Кава. – Он друзей защищал, его покалечили – кто ответит?

Игорь не выдержал.

– Хорошо, мы поняли. Цена нам известна. Пошли, – он с нажимом посмотрел на Элю.

Девушка снова обратилась к Салавату.

– Мы же росли вместе. Он не хотел. Побили его, разве недостаточно? – на последних словах ее голос дрогнул.

Салават смотрел нагло и молчал.

– Ну, побили – еще побьют, – Кава снова возложил на нее свою лапу. – Ты на Савика не дави – он нормальный пацан, с понятиями. Его на слезу не пробьешь.

– Давайте как-нибудь договоримся, – голос Эли дрожал все больше. – 500 тысяч мы не найдем.

– А что у тебя есть? – спросил Кава.

– Мы найдем, сколько сможем, – она выбралась из-под его руки.

– Да мне не надо ваши «сколько сможем». Мы все точно посчитали, понимаешь?

Эля хотела что-то возразить, но Кава не дал. Он начал злиться.

– Ты, девушка, пойми себе одно – если твои друзья ходят с битой и размахивают ею, то должны знать, что найдется кто-то сильнее. Мне нанесли ущерб, значит, мне его должны компенсировать.

– Но это очень много!

– Хорошо, – вдруг смягчился он. – Давай мы с тобой договоримся. Идет?

– В смысле?

Плечи девушки напряглись.

– Ну, в смысле… Давай, я вам прощу долг. А?

– И…

– Ну и... – Кава приблизился к ней вплотную, касаясь своим животом. – А ты мне дашь.

Игорь ощутил жжение.

– Я не такая, – Эля не опустила взгляд.

– Так и я не такой. Вот там у дороги девки стоят, сколько берут, в курсе? 500 рублей. А я тебе за 500 тысяч предлагаю. Что, идет?

Эля молчала.

Один из стоящих за плечом Кавы подбодрил:

– Да нормальный вариант. За один-то раз.

В его голосе прозвучала как будто зависть.

– А вы точно отстанете? – вдруг спросила Эля.

Кава отреагировал эмоционально. Он глянул на сообщников, шагнул вперед и тряхнул руками:

– Да вот я перед пацанами говорю – бля буду, отстану. Тебе любой скажет, я стопудово слово держу. Я тебе клянусь. Славик подтвердит.

Повисла пауза. Игорь подошел к Эле и взял за плечи:

– Нет. Мы уходим, – он потянул ее назад.

– Э, э, ты не лапай, – Кава грубо толкнул Игоря в грудь. Рука его была жесткой, как черенок лопаты.

Эля стояла, глядя в землю.

– Я согласна, – сказала она тихо. – Но сегодня я не могу.

– Ну и правильно. Я сегодня тоже не могу. Давай в воскресенье сюда же подходи, ага? К пяти? И потусим.

Эля кивнула и стремглав побежала к выезду с парковки. Ее кроссовки поднимали мягкую пыль.

* * *

Эля бежала вверх по Грибоедова мимо старых двухэтажных домов. Игорь рванул следом, но догнал ее, лишь когда девушка перешла на размашистый шаг. Он слышал ее дыхание.

– Эля! – закричал он. – Стой!

Слева клонили головы тополя в набрякших сережках. Игорь сбился на шаг, переводя дыхание, затем снова побежал.

– Постой! – он поймал ее руку.

Она высвободила кисть, обхватила руками плечи и зашагала еще быстрее.

– Да постой же! Ты с ума сошла? – от быстрой ходьбы голос дрожал. – Он же тебя разводит!

Игорь несся рядом с ней.

– Что ты наделала? Зачем?

Эля жмурилась от слез:

– А какие варианты?

– Ты вообще понимаешь, на что согласилась? – почти орал Игорь.

Шедшая навстречу пара с коляской прижалась к прожилке газона.

– Я Салавату верю. Значит, и Кава не обманет. Он отстанет!

– Ты наивная! Это тупой развод! Ему плевать на тебя, на всех – ему нужны деньги. А ты согласилась на пытку!

Она ускорила шаг, хотя и так почти бежала. Игорь схватил ее за руку и затормозил.

– Посмотри на меня! Ну! Посмотри!

Она отворачивала раскрасневшееся лицо, как ребенок. Затем вырвалась и зашагала вверх, вдоль домов с эркерами и ветхих арок. Из подворотни, захлебываясь лаем, выскочила мелкая собаченка, и тут же отпрянула, словно испугавшись увиденного. Игорь попытался взять девушку за плечо.

– Эля! Ну, поверь мне, так не делается! Никто так не делает!

– Ты опытный. У меня будет свой опыт! – заявила она.

– Да это бред, а не опыт! Ты будешь жалеть!

– Буду – я знаю! – она закричала, останавливаясь. – Но что остается? У тебя есть деньги? Не мучай меня!

– Да я найду эти чертовы деньги! Не стоят они того!

Она снова побежала.

– Эля! Ты не понимаешь! – Игорь с трудом переводил дыхание. – Два или три раза, что у тебя были с Аркашей, ничего не меняют. Это совсем другое!

– У меня ничего не было с Аркашей… – девушка сбилась и перешла на шаг.

– В смысле? Ты же спала с ним?

– Я спала у него в квартире, но у нас ничего не было. Мы друзья, – она угрюмо шагала дальше, наклонив голову.

– Ты! – Игорь задохнулся то ли от гнева, то ли от облегчения. – Тем более!

Он почувствовал, как в нем растет жестокая и непреклонная решимость. Он дернул девушку за руку, сжал ее кисть до ломоты в пальцах, и она замерла от неожиданной боли. Он толкнул ее к бетонному столбу и прижал так плотно, что она едва могла вдохнуть.

– Больно? Да? – кричал он ей в лицо. – Запомни, если ты сделаешь это, я убью тебя! Я тебе клянусь, я убью тебя! Ты поняла?

Он чувствовал дрожь ее тела и горячую от слез щеку. Он нырнул вниз, ища губы. Они были жаркие, мягкие, как в тот день, когда он целовался в первый раз. Она не сопротивлялась.

Он оторвался и дрожащим от волнения голосом заговорил:

– Дурочка! Ты дурочка, слышишь! Я буду твоим первым мужчиной, поняла? Смотри на меня? Ты поняла? Повтори!

Она распахнула веки, и слезы ломаной линией расчертили щеки. Она смотрела на него через пелену, захлебываясь и рыдая.

Он стиснул ее в объятьях, и девушка обмякла, словно потеряла сознание. Он чувствовал лишь судорожные всхлипывания.

– Ты дурочка… Ты такая дурочка… – он гладил ее по спине. На тонкой материи оставались едва заметные следы.

Мимо пролетел автомобиль, громко сигналя. Из окна высунулась рука с поднятым вверх большим пальцем. Кто-то вспомнил молодость.

– У меня нет платка… – он принялся вытирать ее щеки ладонью. – Какая ты дурочка!

Он снова прижал ее к себе, и она забилась куда-то под воротник куртки. Его пальцы скользнули под невесомую ткань ее блузки, почувствовали суровый край джинсов и коснулись спины. Он замер от неожиданности, пытаясь запомнить ощущение.

– Теперь ты моя, поняла? Ты поняла? – он тряхнул ее, и она закивала. Ее волосы спутались и влажными кончиками налипли на лицо. Она взглянула вверх, шмыгая покрасневшим носом.

– А Кава?

– Нет больше Кавы. Забудь про него. Ты моя теперь, ясно?

Она снова уткнулась в его куртку.

За спиной прошла компания школьников, толкаясь и матерясь. Где-то за домами провыла пожарная сирена. В воздухе стоял клейкий запах тополей. Он гладил ее по голове, стараясь не упустить мгновения.

* * *

Игорь осторожно потянул спортивную сумку, погребенную в коридорном шкафу под нагромождениями хлама. Сумка долго сопротивлялась и в финале вытащила за собой старые деревяшки, которые хлопнулись о пол со звуком кастанед.

– Черт! – прошипел Игорь, собирая выпавшие рудименты как можно более бесшумно.

Из комнаты вышла заспанная Ирина, одергивая ночную рубашку.

– Ты куда? – спросила она, широко зевая.

– Да… Нужно съездить… Я быстро.

– Ну, куда? – она перестала зевать и добавила в голос капризности.

– В Полетаево. Аркашу отвезти.

– Ты такси ему что ли? Пусть на автобусе ездит.

– Ага, с зашитым боком и забинтованной рукой. Он даже сумку поднять не может.

– А-а, – протянула Ирина. – Тогда я с тобой.

Игорь почувствовал раздражение.

– Да я мухой. Шмелем.

– Ну, чего! – завелась Ирина. – В будние ты раньше девяти не появляешься, по вечерам где-то бродишь, в выходные с друзьями, а я? Давай поедем, погоду хорошую обещали!

– Блин… Ну, ладно. Если хочешь.

Через сорок минут они спустились к машине. Игорь обошел ее кругом – колеса были на удивление целыми. Сделав вид, что проверяет колесо, он заглянул под автомобиль, не обнаружив ничего подозрительного. «Параноик хренов…», – мелькнуло в голове. Он не мог унять беспокойства.

Дверь соседнего подъезда чакнула, и на крыльцо вышли Аркаша с Элей. Девушка прижимала Счастливчика. Он поймал ее взгляд, как будто чуть удивленный. Аркаша был хмур. Они сдержанно поздоровались, и только Ирина отреагировала с энтузиазмом:

– Ой, здрасьте, а я не знала, что вы вдвоем едете. Вы на все выходные? Здорово. Аркаша, как рука?

Аркаша смутился и кивнул.

Закидывая в багажник пакеты, Игорь украдкой следил за Элей – она вела себя абсолютно естественно. Ему хотелось объяснить присутствие Ирины, но любые слова звучали глупыми оправданиями.

На выезде из города они уткнулись в вереницу машин, сочащуюся через Уфимский пост. Ирина, до сих пор комментировавшая надписи на рекламных щитах, одежду прохожих и другие машины, обернулась к Эле с Аркашей:

– А вы давно вместе живете? Вы такие молодые…

– Мы не живем вместе, – после короткой паузы выдала Эля. – Просто я иногда у Аркаши ночую.

– А-а, – засмеялась Ирина и похлопала Игоря по плечу. – Этот тоже все ночевал-ночевал у меня, ночевал-ночевал, и доночевался.

– А сколько вы вместе? – спросила Эля.

– Ну… – Ирина сощурилась. – Живем года полтора… Или два? А встречались до этого где-то полгода.

– А что тебя в нем привлекло? – продолжала допрос Эля.

Игорь глянул на нее вполоборота и сказал:

– Цыц! Она со мной ради денег.

– Ой-ой-ой, заскромничал, – Ирина растрепала его волосы и обернулась к собеседнице. – Наверное, потому что у него очень умные глаза и что по натуре он такой верный…

– И хвост у него кралькой. А несобачий комплимент можно? – пробубнил Игорь.

– Еще он ухаживал так красиво, цветы дарил… И чудить они с Максимом на пару любили: Лина вот бесилась, а меня прикалывало.

Игорь глянул на Иру:

– Это форма изощренной пытки – обсуждать достоинства человека в его присутствии?

– Да, дорогой, терпи, – Ирина широко улыбнулась. – Все про тебя выдам. Еще девчонки к нему всегда клеились, да?

– Я их по возможности отклеивал.

– Да я знаю. Я же говорю – он так-то верный. Шлялся, конечно, пока не жили вместе. Помнишь, эту черненькую с кудрями, а? – Ирина пихнула его под ребра. – Помнишь? У-у, зараза, гулял там с ней, когда мы поссорились.

– Да, хорош! – Игоря злил и фамильярный тычок под ребра, и особенно разговор.

– Ха, сразу «хорош»! – Ирина перешла в контратаку. – Мне в отместку делал, да?

– Требую адвоката.

– Адвоката он требует… Наобещал там ей с три короба, да? Она потом еще полгода смски слала. Записал ее в мобильник как Кондратия и думал, я не замечу? А от Кондратия шло: «Прости меня, я без тебя не могу, ай-ай-ай, ой-ой-ой»…

– Блин! – Игорь резко вывернул из-за медленной машины, и пассажиры качнулись вправо: – Я Маринку еще до тебя знал! Она просто… Ну… У нее период такой был.

– Она в тебя влюбилась, а ты ей надежду давал – вот и все, – Ира уже не шутила.

– Давай обсудим это дома, хорошо? – Игорь пытался усмирить ее взглядом.

– Нет, скажи – она в тебя влюбилась?

– Хорошо. Я скажу, и ты отстанешь?

– Отстану. Влюбилась?

– Да, влюбилась, и задолго до тебя, – Игорь уже не сдерживался. – И да, я сделал глупость, что снова с ней… Ну, что снова о себе напомнил. Это была глу-по-сть! Я думал, у нее все перегорело. Она мне нравилась как человек, но не более. Я не думал вообще, что ее это так заденет!

– Ну и зачем ты мне все это рассказываешь? – вдруг скуксилась Ира. – Иди к своей черненькой, утешь ее еще раз!

Она уткнулась носом в стекло.

– Пристегнись, – сухо сказал Игорь.

Ира не ответила.

– Пристегнись, блин, – он повысил голос.

– Своей черненькой будешь приказывать, – шмыгала Ирина.

Больше никто не говорил.

Аркашин дом находился на окраине микрорайона из приземистых пятиэтажек, и выходил окнами на заросший травой каскад оврагов, за которыми виднелась железнодорожная ветка. Дом оказался достаточно большим и подчеркнуто опрятным.

– Папа следит, – прокомментировал Аркаша. – Он сейчас на работе.

Игорь вынул из багажника пакеты и свою сумку, набитую едой – первоначальный план предполагал небольшой пикник у Аркаши в саду. Теперь хотелось поскорее вернуться обратно. Сумку он решил оставить Аркаше.

Игорь зашел в дом со скрипучими половицами. Внутри приятно пахло деревом и чем-то съедобным. Он кинул вещи в большом зале и поспешил обратно.

В сенях с деревянным столом и скамейкой стояла Эля. Она шагнула навстречу, и он замер в нерешительности.

– Слушай, – заговорила девушка. – Я тебе очень благодарна за то, что ты сделал вчера. Правда. Это было… так красиво. И вовремя. Я запомню этот вечер. Но я лишняя в твоей жизни. Мне не хочется так…

– М-м-м, – с досадой промычал Игорь. – Я тебе предупреждал – у взрослых все сложнее. И то, что я говорил вчера… это… в общем, не только, чтобы тебя успокоить. Понимаешь?

– Ты разобьешь ей сердце.

– А тебе? – он взял ее за плечи, и она покорно приблизилась. – А тебе я разобью сердце, если поступлю как с черненькой?

– Да. Но правда на ее стороне.

– Какая правда? – вспылил Игорь. – Кто это сказал?

– Подожди, – она коснулась лбом его свитера. – Я так не хочу. Не хочу быть Кондратием. Правда. Это не то.

– Давай не будем решать за всю жизнь.

– Нет. Я хочу сохранить о тебе хорошие воспоминания. Сейчас ты мой герой. Не разрушай, хорошо? Не разрушай.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. А потом исчезла.

– Ну, ты долго там?! – брань Ирины просочилась через входную дверь.

– По моей части все готово, – говорил в телефоне голос Шмунка. – Вы уверены, что они будут там?

Игорь сидел на полу кухни, прикрывая трубку рукой. В зале Ирина смотрела какой–то сериал, изредка похихикивая в такт искусственному закадровому смеху.

– Всякое бывает, но, скорее всего, приедут, – ответил Игорь вполголоса.

– Вы должны встать на то же самое место, помните? Камеры настроены именно на него.

– Я постараюсь. А голос запишется?

– Конечно, и голос. Обязательно. Поэтому продумайте свою речь до последней мелочи. Ваш выход должен быть безупречным, вы понимаете?

– Хорошо. Завтра в два контрольный звонок. Встречаемся в полпятого.

– Я вас понял. Скажите, вы вообще уверены, что хотите так рисковать? В конце концов, на обладателя ножа, которым пырнули вашего друга, завели уголовное дело…

– Да, завели… – промычал Игорь. – Только кто он и сколько его будут вычислять – непонятно. Ладно, решено уже. Вы как сами думаете – получится?

– Обязательно получится, – отрезал Шмунк.

– Ну… Тогда до связи.

Игорь продолжал сидеть на полу, разглядывая стыки на ламинате. Возбужденная женщина в телевизоре весело обвиняла кого–то в измене. Игорь нервничал все сильнее.

***

Это был самый жаркий день весны. В воздухе повис запах пыли, и к полудню город вымер. Мамаши с детьми заполонили дворы, лишь когда солнце начало съезжать к крышам девятиэтажек, и по земле потянулись сталактиты теней.

Игорь отрыл дверь машины. Пахнуло угоревшим пластиком. Для бодрости он полил голову водой. Он был в мятой тканевой куртке, которую бросил на сиденье, старой майке и затертых до белесых пятен джинсах. Очки а–ля Кобра остались дома. Он завел двигатель и тронулся.

Проехав по Салютной, он свернул в уютный старый двор, огражденный двухэтажными строениями с куцыми балконами. Оглядевшись, он пересел в прохладный салон машины Шмунка. Тот глянул оценивающе:

– Вы готовы?

– Ага.

– Обедали?

– Да. А что?

Шмунк нагнулся к бардачку, и на ладонь выпала бутылка виски. Он порылся в боксе подлокотника и выудил пластиковый стакан.

– Для храбрости? – усмехнулся Игорь, высыпая из стакана мелкий мусор.

– Анестезия, – без улыбки ответил Шмунк, наливая до половины. – Пейте.

Игорь сделал три глотка, и горло сжалось от удушливого спазма.

– Пейте, пейте... Поможет.

Игорь с трудом влил в себя остатки теплого виски, бьющего в нос запахом древесины. Минут пять они молчали. Потом Шмунк хлопнул его по плечу:

– Ну, давайте. Помните про расположение камер.

Игорь обогнул сталинский дом, разминулся с тремя неспешными дедами и зашагал в направлении ночной стоянки, где состоялся разговор с Кавой. Неожиданно весь его план показался слишком ненадежным. А если?.. Через алкогольное зарево в голову полезли варианты.

Зеленый «Мерседес» стоял ближе к выезду. Игорь прошел мимо, и остановился около брошенной «Газели», примерно там, где в прошлый раз стояла машина Кавы. Он сел на корточки с безразличным видом и принялся лузгать найденные в кармане остатки семечек. Они пролежали там года два.

– Эй!

Он посмотрел в сторону. Виски уже начал действовать – картинка сместилась как будто нехотя. К нему шел тощеватый парень с короткой стрижкой и красным от солнца лицом.

– Пошли, тебя там зовут, – сказал он.

– Скажи, я деньги принес, – безразлично ответил Игорь, выплевывая кожуру под ноги.

– Ты че? Пошли давай! – приказал парень.

– Хозяина зови! – огрызнулся Игорь, не поднимаясь.

Парень убежал к машине и припал к открытому окну, жестикулируя. Из окна потоком одинаковых слов бил по ушам рэп. Дверь открылась, и звук стал еще назойливей. Кава неторопливо выбрался с переднего сиденья, огляделся, наклонил голову на крепкой шее, и, пиная пыль, направился к Игорю. Стало сильно не по себе.

– Где девка твоя? – без прелюдий начал он.

– Не знаю. Я тебе деньги принес.

– Ну, давай деньги, – Кава встал в полуметре.

Из машины выбралось еще трое, включая Салавата. Они встали чуть поодаль, переговариваясь.

Игорь встал, вытащил из внутреннего кармана конверт и бросил под ноги Каве.

– Ты че? – опешил тот. – Подними.

– Твои деньги, ты поднимай.

– Ты че, смелый что ли?

– Да он бухой! – зычно выкрикнул кто–то сзади и загоготал.

Кава неторопливо наклонился, встряхнул конверт и заглянул внутрь.

– Это че? – он вывалил содержимое на землю. Тысячные купюры спланировали на песок и замерли, изредка подрагивая на ветру. Одну задуло под «Газель»

– Двадцать тысяч. На новое стекло хватит, еще на пиво останется, – ответил Игорь.

– Че за понты, малыш? – Кава приблизился к нему, сминая конверт. – Там крышка багажника…

– Пятеро свидетелей видели, что разбито только заднее стекло. Не хочешь – не бери.

– Ты отсюда не выйдешь, придурок.

– За ущерб я тебе заплатил. Какие еще претензии?

– Ты дурика–то не включай. Ты мне пятьсот штук должен. Ты усек? Пятьсот косарей тащи…

–Откуда пятьсот косарей? Сам посчитал?

– Ты торговаться хочешь? Я тебе говорю – ты мне пол–ляма должен, – заорал Кава. – Тащи пол–ляма, а то…

– А то что? – Игорь старался смотреть ему прямо в глаза, но это было непросто – можно было видеть либо съехавший к носу левый глаз, либо правый.

– А то мы тебя прямо тут похороним, – гавкнул Кава, плюясь пивным перегаром.

– Да мне пофиг. Я бухой.

– Я тебя раком поставлю и телку твою.

Игорь похлопал себя по карманам:

– Смотри, я безоружный.

– И че? Это тебя спасет?– не понял Кава.

– Просто говорю тебе. И драться с тобой не намерен. Я с тобой рассчитался. Пока.

– Стой, – Кава толкнул его в грудь. – Куда ты пошел? Бабки где? Баба твоя где?

Вся компания начала оттеснять Игоря к забору. Он вдруг сказал:

– Про девушку вообще забудь. Не будет она с таким…

Игорь сделал жест из двух пальцев, косящих как глаза Кавы.

И тут же качнулся и упал на одно колено. Боль от удара с опозданием разлилась по носу, отозвавшись эхом в затылке. На пыльную траву закапало. Он почувствовал пальцы Кавы у себя в волосах.

– Ты, сучонок, мразь, даже постоять за себя не можешь! – пыхтел он, вцепляясь в волосы все крепче. – Ты и в тот раз первым лег…

Второй удар свалил Игоря на землю. Чей–то кроссовок перешагнул через лицо и встал в опасной близости от носа. Что–то отрикошетило от живота, и перехватило дыхание.

– Атас, мусора! – заорал голос над ухом. Игорь почувствовал еще один торопливый пинок. Кроссовки захлопали по земле, и понеслись возбужденные выкрики.

Он опрокинулся на спину и открыл глаза. Ветка тополя в молодой листве махала размашистой лапой. Небо было голубым и бесконечно высоким. От этой высоты закружилась голова, и вдруг стало очень смешно. Он хохотнул сначала отрывисто, а потом зашелся безудержным смехом, который сотрясал грудь, словно ткацкий станок. Горячая кровь заструилась по щекам.

Его тормошила рука. Над лицом нависала широкая фигура Шмунка:

– Прекратите истерику! Игорь! Вы меня видите?

– Да вижу я вас, вижу! – хохотал он. – Нормально со мной все… Мне на спине всегда смеяться хочется…

Шмунк посадил его и стал отряхивать куртку. Игорь еще раз хохотнул и прижал горящий нос рукавом. Ткань стала теплой.

– Ну, как наше кино? – спросил он.

– Кино шикарное. Вы молодец. Про косоглазие лишнего, ну ладно.

– Артур Алексеевич, – Игорь неуверенно поднялся. – Че–то мне вставило с вашего вискаря… Как я домой поеду?

– Я вас отвезу, – ответил тот.

Шмунк сел на корточки и принялся собирать тысячные купюры в мятый конверт. Потом сунул его Игорю. Тот стоял, покачиваясь. Кровь не останавливалась.

– Артур Алексеевич, а где камеры–то? Че–то я ни одной не заметил, – он прижимал нос ладонью.

Шмунк усмехнулся и подтолкнул его к выходу с парковки:

– На месте камеры, – бросил он. – Лучше спросите, кто дал добро на такую операцию.

– Да? И кто же?

Шмунк не ответил. У будки парковщиков милицейский уазик блокировал зеленый «Мерседес». Сотрудник прижимал Каву к капоту легковушки. Его кисти торчали из наручников, как две метлы. Узколицый милиционер извлекал на капот уазика два сотовых, ключи, горсть пустых гильз, документы, травматический пистолет, заточку.

– Понятые, подойдите, – скомандовал сотрудник.

Кава искал Игоря глазами.

– Ты покойник, понял! – прошипел он сдавленно. – Я тебя достану!

– Ты меня уже достал, – едва слышно ответил Игорь.

Он сел у забора и запрокинул голову. Шмунк кивнул на тонированную «Волгу», стоящую в трех метрах от заброшенной «Газели»:

– С камеры в машине картинка хорошая должна быть.

– На что там набирается? Вымогательство, побои? – спросил Игорь, гнусавя.

– Набирается там прилично. Сейчас еще обыск проведут.

Друзей Кавы заталкивали в тесный бокс милицейской «буханки». Они понуро починялись и по одному втискивались в прокуренное чрево уазика. Кава зло наблюдал, как взволнованные понятые расписываются в протоколе. Подъехала еще одна машина в бело–синей раскраске.

– Артур Алексеевич, что–то мне за родственников теперь страшно, – негромко заговорил Игорь. – Они мстить могут?

Шмунк сел прямо перед ним и негромко заговорил:

– Да полно, не тот уровень. Кого–то из этих отпустят, – он кивнул на заднюю дверь уазика. – И он донесет до остальных, что вы человек непростой, и конфликты с вами ведут к осложнениям. Впрочем, не расслабляйтесь.

Когда формальности с протоколами закончились, Шмунк хлопнул Игоря по плечу:

– Поехали?

– Я лучше пешком пройдусь. Завтра машину заберу.

– Вы себя со стороны видели?

– А я умоюсь и куртку выкину. И майку. Да все хорошо будет.

Шмунк полил ему из бутылки, потом протянул руку.

– Ну, до связи.

– Ага…Спасибо вам.

Игорь зашагал вперед, туда, где приземистые дома и тополя очерчивали четкую перспективу улицы Грибоедова. Он шел, читая намелованные на домах надписи, заглядывая в тихие дворы и пиная тополиные ветки. У знакомого фонарного столба он сел на землю и закурил. Ветер выдувал из переулков теплый воздух.

***

– Ох, красавец! – Максим держал Игоря за подбородок, поворачивая лицо то так, то этак. – Слушай, для симметрии не хватает фингала справа. Давай, я тебе накачу, чтобы закончить композицию. Айвазовский бы вот тут синего добавил.

– Не… – Игорь освободился от клешни друга. – Знаешь, как клево, когда тебе по недельным синякам довешивают?

– Я ваши садомазо–вечеринки посещаю нерегулярно, так что не знаю.

Они курили на кухне Игоря. Было два часа дня.

– А тебя че, уволили, наконец? – спросил Максим.

– Отгулы дали. Я справку из ментовки притащил, что в спецоперации участвовал. Зойка чуть не прослезилась.

– Это от счастья. Кто–то реализовал мечту всего коллектива – дал тебе промеж глаз за длинный язык.

– Не… Она меня, в принципе, любит.

– Ну, как тебя такого не любить? Оторвали Мишке лапу… Напинали Мишке в ребра… Все равно его не брошу… Он мне тоже денег должен…

Скорчившись, Игорь разглядывал свое отражение в иллюминаторе стиральной машины. За ночь нос растекся и потерял форму, глаза разошлись сантиметров на пять и смотрели немного в разные стороны, а лицо стало похоже на отражение в самоваре. Или на камбалу.

– Слушай, – начал Максим. – Если без шуток, тебя одного оставлять страшно. Каждые выходные – новые приключения. Жениться вам надо, барин.

– Да совпало так просто, – Игорь осторожно ощупывал переносицу.

– Я серьезно. Лина тоже эту тему поднимала.

– В смысле? Жениться мне или нет? Что решили?

– Ну, нет… Просто у нас же в сентябре свадьба. Прикинь, в один день сделать?

– Круто. Если девчонки не придут, мы с тобой распишемся.

– Да я тебе серьезно, – оскорбился Максим. – Подумай. К осени, надеюсь, твое лицо полиняет?

– Нет, по сентябрьскому делу я прохожу свидетелем.

Максим открыл холодильник.

– Мясо, по–моему, того… – констатировал он, принюхиваясь. – Сыр такой только для пиццы годится… Нафига тебе столько икры мойвы? На развод что ли взял?

Он уселся обратно, колупая банку пресервов.

– А что ты уперся, собственно говоря? Иринка – девка ух–х… – Игорь хотел ответить, но Макс погрозил куском следки. – Молчи! Я знаю, знаю: зачем жениться, если так дают? Но давай смотреть на вещи шире – с твоими глазами сейчас это легко, как никогда. Для женщин штампик в паспорте важен, так? Дети могут появиться, могут ведь? Страховка дешевле, прально? Да и вообще приструнить тебя надо.

– А что изменится-то? Ну, считай, что мы уже женаты.

– Не-е-ет, это не то. Сожительствуя, ты оставляешь пространство для других вариантов.

Игорь зацепил кусок селедки и уложил на черный хлеб.

– Макс, а если я действительно рассматриваю другие варианты? – он быстро взглянул на друга.

– Не понял… – опешил Максим. – Ты изменяешь Иринке?

– Нет, не изменяю.

– А как же ты их рассматриваешь? В телескоп?

Игорь замялся. Как выразить свои ощущения в терминологии Максима, он не знал.

– Суть в том… – начал он. – Ну… Если говорить проще… то мне сильно понравилась другая.

Максим бросил окурок в пустую банку из–под селедки и разогнал ладонью табачное марево.

– Прямо сильно понравилась?

– Не знаю… Там все сложно.

Максим наклонился и перешел на заговорщицкий тон:

– Слушай, ты натура увлекающаяся. Понравилась – ну и хорошо. Переспи с ней и забудь. Ну, что у нее там хорошего? Грудь хорошая, да? Фигурка, да? Ну, и сколько их таких бродит? А я тебе говорю совсем про другое…

– Нет, это я тебе говорю про другое, – Игоря разозлил тон, которым разговаривают с детьми–даунами. – Она вообще не из тех. С ней так нельзя.

– Я понял! Понял, – Максим начал выбивать новую сигарету. – Чем больше я спорю, тем больше ты убеждаешь себя в ее святости. Слушай, сколько раз это уже повторялось? Давай вспомним: Вика, Марина, Лада, Валерия… Это навскидку. И каждый раз одно и то же. Раньше я тебя всецело поддерживал и сам с удовольствие участвовал, но пора уже угомониться. Или хочешь всю жизнь по чужим постелям сёрфить?

– Да, Макс! Ну, прекрати! Ты меня не слышишь!

– А что тут слышать? Ты сам говоришь – понравилась. Мне Кайли Миноуг понравилась, я же не отменяю свадьбу.

– Хорошо, я использую другое слово – я влюбился. Приторно звучит, да? – Игорь нервно затряс пачку, из которой выпала сигарета.

– Я ее знаю? – без нажима спросил Максим, закуривая.

– Знаешь. Мельком. Это Эля.

– Это та, молоденькая? Я думал, она несовершеннолетняя.

– Ей почти двадцать. Не в этом суть…

Максим встал и снова углубился в холодильник:

– С чем пирог? С мясом и рисом? Твои любовные перипетии будят во мне зверский аппетит. Без обид. Воткни микроволновку в розетку.

Максим принялся разглядывать вращающийся кусок пирога через сетчатое стекло печи.

– Блин… Микроволновка – это машина времени, – ворчал он. – Минуты растягиваются на года…

Он выставил свой пирог на стол и налил кваса. Игорь извлек из-под стола банку пива под неодобрительный взгляд друга. Тот продолжил:

– Слушай, Игореха, вот признайся честно – ты себя накручиваешь. Ну, весной бывает такое – хочется влюбиться. Вот и ищешь себе фантазию с пропиской по соседству.

Эта гипотеза задела Игоря. Он оживленно заговорил:

– Тут все наоборот. Я умом понимаю, что влюбиться в нее – полная банальщина. Ну, симпатичная студентка, ну, джинсы на ней классно сидят. И вроде бы все понятно, просто и обыденно, но она каждый раз застает меня врасплох…

– …ага, слезаешь ты по веревке на ее балкон, а там бац – она. Откуда? Как? Ты, конечно, в полной растерянности…

– Не извращай, – скривился Игорь. – Каждый раз мне кажется, что я прочитал ее, что теперь станет скучно, но она отмачивает чего–нибудь, и я снова в столбняке. Она совершенно непредсказуема. Совершенна и непредсказуема.

– Ну, так–то она девка с огоньком, – согласился Максим. – Ехидненькая. Было бы мне 20…

– Мне кажется, что последних десяти лет в жизни не было. Мне как будто снова 18…

–… сказал 90–летний старик и умер от нахлынувших чувств. Тебе и есть 18 – с хвостиком.

– Вот этот хвостик и кажется лишним, – отрезал Игорь.

– Если вернуться к практической стороне вопроса – что надумал–то? Скажешь Иринке?

– Не знаю. Там еще Аркадий по Эле сохнет… В общем, сложно все. Слушай, ты же специалист по ДТП? Пойдем, покажу тебе один сюжет.

Ноутбук ожил от движения мышки. Игорь перевел бегунок на начало ролика Шмунка и нажал Play.

– Жестяк… – прокомментировал Максим момент аварии. – Сразу наглухо?

– Ага. Посмотри свежим взглядом – видишь что–нибудь необычное?

Бегунок дошел до конца экрана, Игорь запустил снова.

– Ну что? – он посмотрел на Макса. Тот ответил не сразу.

– Что, что – превышение скорости налицо. Вот эти два перца местные, – он показал на силуэты добровольцев, которые умчались за сбежавшим водителем.

– Почему?

– Ну, посмотри, как бегут. Не строго за ним, а в обход – если местности не знаешь, рисковать не будешь.

– Логично. А еще?

Макс покликал мышкой, переставляя бегунок вперед–назад, потом спросил:

– А второе ДТП без пострадавших что ли?

– Какое второе?

– Ну, вот автомобиль, – отпечаток пальца Максима остался на экране. – Он же не запарковался. Он человека сбил.

Игорь внимательно посмотрел на машину, затормозившую метрах в 50 от Мазды. Раньше он принимал ее водителя за добровольца, остановившегося при виде ДТП. Он отмотал и посмотрел снова.

– Да сплошь и рядом случается, – добавил Максим. – Долбанутся и начинают егозить вокруг машин, пока сами под колеса не попадут. Увеличить можешь?

Игорь добавил зума, и Макс сощурился.

– Ну вот, точно… Смотри. Какой-то пряник подошел к трупу, потом к машине … Потом вдоль дороги пошел… Видимо, хотел ко второму трупу… Хлоп… А этот водила пялился в зеркала … Может, конечно, и без травм обошлось… Но как будто сбили пряника.

Игорь смотрел запись много раз, но темное пятнышко, которое перемещалось вдоль края дороги, даже сейчас казалось скорее помехой, «зерном». И все–таки в движении этой помехи ему действительно померещилась какая–то логика. Он смотрел снова и снова, и, наконец, поймал момент, когда один из кружащих вокруг тел очевидцев стал удаляться от места происшествия, практически слившись с асфальтом, а затем шагнул под колеса проезжавшей мимо машины.

– Макс, а ты можешь узнать? Позвони, а?

– Ага, – Максим полез в телефон.

Он долго перешучивался с кем-то, объяснял суть дела, уточнял детали, потом сбросил.

– Сегодня человека нет, завтра перезвонят. У них там какое–то мероприятие. Кстати, когда молодежь из Полетаево забирать? Завтра?

– Ага. Съездишь?

– Конечно. Хочешь, по пути расскажу Эле, какое ты на самом деле дерьмо? Ну, внесу вклад в твою семейную жизнь?

– Боюсь, это лишь придаст моему образу немного пикантности.

– Ах вот это теперь как называется… Блевать в школьную клумбу… Украсть сумку с магнитофоном… Плеваться с балкона на театралов… Это все есть проявления изысканной пикантности?

– О, боже… Это все я?

Игорь набрал на домофоне 127. Прибор запиликал, из динамика треснуло:

– Кто?

– Простите, а Михаил Васильевич дома?

– А вы кто?

– Меня зовут Игорь Цезин. Мне с ним нужно поговорить. Это очень важно. Это насчет аварии в 2008.

Послышалось недовольное кряхтение, домофон пискнул и электромагнит ослабил хватку. Игорь с трудом разобрался в череде дверей, ведущих к лестнице, поднялся на этаж, стараясь дышать реже – темный подъезд пах мусоропроводом

Карман был открыт. Игорь шагнул внутрь и постучал в дверь без номера. Ему открыл пожилой человек лет шестидесяти в клетчатой рубашке и трико, и тут же зашаркал вглубь квартиры. В прихожей, подсвеченной желтоватой лампой, висел старый велосипед и огромный таз.

Игорь снял обувь, и неровный старый пол заскрипел под ногами. Он двинулся на звук кряхтения.

Хозяин сидел на кровати, закатав штанину, и растирал колено мазью, от которой пахло скипидаром. Затем он долго и неловко мотал ногу шалью. На спинке кровати висела трость.

– Суставы… – мрачно проговорил он.

Игорь ощутил неловкость. Обстановка комнаты соответствовала хозяину: мебель советских времен, забитые до дюйма книжные полки, старая кровать, на котором зачали не одно поколение россиян.

– Вы ко мне? – спросил хозяин.

– А вы Михаил Васильевич Спиридонов?

– Да. Что хотели?

– Я юрист. Меня зовут Игорь Цезин. На лицо не обращайте внимания – подушка безопасности сработала. Простите, что беспокою, но вы помните аварию 2008 года? Вы получили травмы?

Михаил Васильевич как будто оскорбился.

– Да, получил. Перелом бедра и там по мелочи. В моем возрасте это знаете, что означает? Это означает инвалидность. А теперь еще суставы.

– Простите. Правда. Прямо перед этим случилась еще одна авария, так?

– Там не авария … Там катастрофа. Девчушка молоденькая…

Он вдруг зажмурился, и из уголков глаз выступили крупные слезы. Вопросы звучали пошло и навязчиво.

– Михаил Васильевич… – начал Игорь, но тот оборвал.

– А вам что за дело? Вы следователь или кто? – он уставился с подозрением, вытирая щеки ладонью.

– Я юрист. По поручению нашего клиента – бывшего сотрудника ФСБ – я уточняю некоторые детали…

– Ну, понятно, – Спиридонов махнул рукой. – Любопытствуете, значит.

– Это не любопытство. Мы хотим разобраться.

– А что там разбираться? На Цинковом их похоронили в закрытом гробу. Нет их. Все.

– Вы ведь видели, кто был за рулем «Мазды»? Вы его рассмотрели?

Михаил Васильевич глядел куда–то перед собой на край вышарканного ковра.

– Ну, рассмотрел так–то.

– Вот фотографии, – Игорь разложил на столе шесть снимков, среди которых были Скобец и Тащенков. – Кто–то из них?

Он жестом пригласил Спиридонова встать. Тот не двинулся.

– Да пустое это. Я видел–то его секунд двадцать. Он кричал что–то. А эти двое ему наподдавали, конечно.

– Ну, вы все–таки взгляните. В такие моменты память пишет, как видеокамера.

Спиридонов зашевелил губами, словно собирался что–то сказать. Потом принялся разматывать шаль на колене.

– Жжет. Много, наверное, – он взглянул на кожу. – Эх, много.

Игорь сел на корточки перед ним.

– Михаил Васильевич, просто покажите мне фотографию…

– Да незачем. Уже осудили одного. Что вам еще надо? – он раздраженно замотал шаль.

– А того ли?

– Не того. Не того! – вдруг завелся старик. – Ну, что теперь? Закончено дело.

– То есть, вы знали? – Игорь смотрел в его дрожащие веки. – А почему не дали показания?

– А кто у меня их спрашивал? Я полгода в палате провел. Когда оклемался через неделю, главному врачу говорю – так и так, я очевидец. Он звонить куда–то пошел. Я думал, может, сейчас ГАИ приедет или из комитета кто – никого. Врач потом говорит: вы не волнуйтесь, там очевидцев достаточно. Ну, достаточно – достаточно. Я что? А потом уже в газете прочитал заметку. Ну, и…

– С фотографией? Или как вы поняли, что это не тот?

– Да нет, ну какая фотография? – он стукнул по коленям. – Ну, фамилия–то там другая! Фамилия! А Тащенкова–то сопляка я и раньше видел. Он всегда буйный был. Жених года, мать его…

– Ну и? Вы что–нибудь предприняли?

– А что предпринять? Следователь разбирался, там другие свидетели были. Я в больнице лежал. Что предпринимать–то? На Цинковом они. В закрытом гробу.

Игорь опустился на пол. В ванне отмеряла секунды капель.

– Михаил Васильевич, вы можете в письменном виде изложить все, что видели? Это очень важно. Очень!

Тот наклонился к Игорю и заговорил негромко и с укором.

– Ну, что вы ворошите это дело? Ну, что? У него же алиби. Он сам в больнице был. А мои показания – да, чушь. Скажут, что я ничего видеть и слышать не мог. В лжесвидетели запишут.

– У меня есть доказательства, что вы видели водителя «Мазды».

– Какие у вас могут быть доказательства?

– Видеозапись. На ней есть все от момента первой аварии до вашего ДТП.

– И лица видно?

– Нет, лиц не видно.

– Ну, тогда о чем говорить…

– Да вы поймите, Михаил Васильевич – в тот день на этом участке Цвиллинга под колеса попали только двое молодых и вы. Все. Понимаете? Тут доказывать ничего не надо. Вы видели преступника – это факт. Нужны только ваши показания.

Спиридонов отклонился назад и посмотрел в окно. На подоконнике стоял ящик с несмелой рассадой.

– Да… – он запнулся. – Бессмысленно это. Зачем? Начнут меня таскать по следователям, прокуратурам. А толку–то...

– Ян Тащенков – тот, что сидел за рулем «Мазды» – в феврале этого года изнасиловал несовершеннолетнюю. Это из того, что я знаю.

– Знаете вы... – недовольно буркнул Спиридонов. – А вы знаете, чей сын Ян Тащенков?

– Да. И?

– И! И то – никто этому делу хода не даст.

– Вы напишите показания, а об остальном мы позаботимся.

– Ерунда какая–то, – со слезами произнес инвалид. – Начнется – повестки, вызовы, «а что вы видели», «а как вы видели»… Нет, все, я не буду. Не буду!

Игорь встал и начал разгуливать по комнате. Взгляд его скользил по унылому убранству спиридоновской квартиры: чугунные настольные часы, тонометр с грушей, лупа…

Он взял с комода старое фото в рамке и поднес к глазам Спиридонова.

– Ваш отец?

Через блеклую сепию с фотографии смотрели два солдата. Один стоял прямо, как в карауле, второй упер носок сапога в колесо военного грузовика.

– Поставьте на место, – сухо ответил Спиридонов.

– А ваш отец одобрил бы такое отношение? Он тоже говорил «бесполезно»?

– Поставьте…

– Ян Тащенков, по сути, тот же фашист. И вы его покрываете.

Спиридонов сидел, плотно сжав губы. Его веки дергались, как будто он не мог заставить себя моргнуть. Вокруг глаз сгустились морщины.

– Что писать? На чье имя?

Игорь торопливо вытащил из папки листок А4. Спиридонов долго выводил буквы, много раз переспрашивая и сомневаясь.

– Поставьте дату, подпись и расшифровку, – указал Игорь.

– А куда вы передадите этот документ?

– Пока он исключительно для меня. О любых действиях я буду ставить вас в известность. Нужно уточнить еще несколько моментов.

– А…

Неуверенной рукой Михаил Васильевич расписался и долго перечитывал свои неразборчивые каракули.

***

Игорь оглядел Максима критическим взглядом.

– Не похож ты на блатного.

Максим глянул в зеркало: на нем была глухая кожаная куртка, высокие ботинки и штаны из грубой ткани.

– Конечно, не похож, – ответил тот. – Я вообще положительный персонаж.

Вмешался Шмунк:

– Вам не нужно играть блатного. Будьте собой. Вы просто… Кто–то вроде телохранителя. Говорить буду я. И не нужно импровизировать, понятно?

Максим кивнул. Шмунк переключился на Игоря:

– А вы не переигрывайте. У вас все на лице написано.

– Да–да, – согласился Максим. – До сих пор вздрагиваю.

Они вышли из офиса Шмунка и сели в его машину. Через десять минут она остановилась на пустыре возле пятиэтажного дома. Над лестницей, уходящей в подвал, висела неприметная надпись «Наркология». Рядом мальчишки кидались обручем велосипедного колеса, возбужденно вскрикивая.

Шмунк с Максимом вышли из машины. Со спины они походили на двух черных ворон. Максим что-то выпытывал у Шмунка, тот сухо отвечал. Игорь развалился на заднем сиденье.

Время тянулось издевательски медленно. Едва заметно подрагивали ключи в замке зажигания. Все чаще включался вентилятор двигателя. Мимо старый «Жигуль» вез прицеп с досками, педантично огибая выбоины.

Игорю казалось, что прошло часа три, но минутная стрелка показала лишь сорок минут.

Шмунк зашагал навстречу невысокому лысому человеку, который поднялся по ступеням из подвала «Наркологии». Шмунк почтительно склонился и жестом показал на свою машину. Человек попытался отнекиваться, Шмунк взял его за плечо, жестикулируя. Человек закивал, подчиняясь нехотя и опасливо. Максим услужливо открыл переднюю пассажирскую дверь. В салоне разлился запах одеколона.

Человек попытался оглянуться, скосив глаза на Игоря. Тот сидел хмурый, отсвечивая фиолетовым лицом. Шмунк с грохотом захлопнул дверь. Последним сел Максим и принялся решительно отряхивать штаны.

– Я пойду? – промямлил Игорь негромко.

– Молчи, падла, – Максим с силой толкнул его кулаком в щеку, и снова занялся штанами.

– Ты че! … – выкрикнул Игорь вполне искренне. В районе скулы завибрировала боль.

– Заткнитесь оба, – рявкнул Шмунк, оборачиваясь. – С тобой отдельный разговор…

Последние слова относились к Игорю.

– Теперь ты, – Шмунк обратился к лысому человеку. – Думал, не узнаем? А?

– Че, думал, самый умный? – поддакнул Максим, ударив ладонью в спинку сиденья. Шмунк огрызнулся – «Тихо!»

– Простите? – округлый человек сжимал в руках небольшую сумку. – Вы кто?

– Ты на Яна прокурору накатал? Ты? – Шмунк наклонился к нему, повышая голос. – Отвечай быстро: Яна Тащенкова помнишь? В прокуратуре был? Кто заяву накатал, а?

Человек невпопад тряс головой, но Шмунк вошел в раж:

– Наркоманом его сделать решил, а? Сколько мы тебе заплатили, помнишь? А? Помнишь?

Лысый человек – главный врач наркологии Евгений Валерьевич Разин – пугался все больше. Шмунк не сбавлял оборотов:

– Смотри на меня! Сколько мы тебе заплатили? Говори! Говори!

– 20 тысяч…

– Чего?

– Долларов.

– Ты их взял?

– Да…

– Почему выдал, а?

– Я ничего не выдавал, – отчаянно закричал Разин. – Вы кто?

– Заткнись, и отвечай – ты написал, что Ян Тащенков был доставлен в состоянии наркотического опьянения? Ты написал?

– Нет, не я… – молотил головой Разин. – Не я…

– Ты написал, – Шмунк гипнотизировал Разина взглядом. – Увидел следы на руках и написал. Так?

– Как я мог про следы написать, если не видел его вообще! – взмолился тот.

– Кого ты не видел? – заорал в лицо Шмунк. Игорь похолодел.

– Да Яна вашего я вообще не видел!

– Какого Яна? Фамилия?

– Тащенкова…

– И как ты мог написать такое, мразь? Говори!

– Не писал! Не видел я его, клянусь, не видел же! Вообще ни разу в жизни не видел!

– Он наркоман. Ты знал?

– Не знал, не знал, я его не видел! Только на фото…

– Кому ты болтал про него, а? Что ты в показаниях говорил? В показаниях что говорил?

– Все… Все как решили… – человек сухо глотал, давясь словами. – Четыре промилле, алкогольная кома, доставили в 14.35, пришел в создание в 8.10 следующего утра… Все! Ничего больше, ничего, честно.

– Когда это решили? Говори, сука, когда решили? Число?

– Я не помню число… Вечером… Вечером того же дня.

– Конкретно, во сколько?

– Я не помню. Вечером… Часов в семь…

– Авария когда произошла?

– Я не помню точно… Около четырех.

– После аварии решили?

– Конечно, после аварии…

– Когда ты родился? Родился когда?

– В январе… тридцатого января.

– Как зовут?

– Женя…

– Полное имя.

– Евгений Разин.

– Никому не болтал?

– Да честное слово, ну клянусь, никому вообще ни слова, – сумка упала под ноги, и лысый человечек молитвенно сложил руки. – Ко мне никто не приходил! Следователь приходил еще давно, я ему все, как договаривались, сказал. Больше никого!

– Ну, смотри, – Шмунк откинулся на сиденье. – Если узнаем…

– Нет, нет…

– Хорошо, – он вздохнул. – Иди.

Разин скомкал сумку под мышку, стремглав выскочил из машины и обессилено хлопнул дверью – она не закрылась. Он толкнул сильнее и быстрым шагом запылил куда–то вбок.

Максим выразительно посмотрел на Игоря. Шмунк проговорил:

– Не вполне законно, но все-таки… Хорошая идея, Игорь.

– Идея – да… – ответил тот, озадаченно. – Меня больше занимает техника допроса.

Шмунк усмехнулся:

– Старая техника. Не со всеми работает. Поверьте, половину успеха обеспечило ваше лицо. К сожалению, эти показания годятся разве что для личного интереса. Под присягой ничего подобного он не скажет.

Шмунк извлек из кармана цифровой диктофон и включил запись: «…никто вообще ни разу…» – задыхался отчаявшийся голос.

Сквозняк шевелил китайские тростинки на люстре, они мелодично звенели, соприкасаясь. Ирина склонилась над лицом Игоря, и шатер густых волос защекотал плечи. Она восстанавливала дыхание.

– М–м, – прошептала она. – Я ничего не успела...

Игорь отодвинул рукой ее волосы:

– Странно… А я все успел.

– Ну, чего ты! – она пихнула его в грудь, изображая обиду. – Издеваешься, да?

– Извини. Это усталость.

– Й–е–х, – девушка съехала на бок и опрокинулась на спину. Матрас упруго содрогнулся.

Китайские колокольчики затихли. В комнате было прохладно, и легкость ночного воздуха нарушал едва заметный привкус гари.

– Можно, я покурю? – спросил Игорь.

– В постели? Вот еще. С Максимом кури.

– В постели с Максимом?

– Не знаю, как у вас принято…

Игорь разглядывал белые шашечки потолочной плитки, прокладывая через них ходы шахматных фигур. Издалека несся тихий шум вокзала, скрипели сцепки вагонов и тормоза, трещал эхом громкоговоритель. Снова захотелось курить.

– Ты какой–то не такой стал… – завела свою песню Ирина. – Отчего ты устаешь? А?

– Да так… Стрессов много.

Ирина привстала на локте.

– Стрессов? Поди завел себе какую–нибудь Ксюшу и на нее силы тратишь?

Игорь молчал.

– Эй! – Ирина подползла поближе, и он почувствовал, как смялись ее груди. – Завел, да?

– Нет.

Ирина снова улеглась рядом.

– Ну ладно. Поверю тебе.

Тут ее осенило:

– Слушай, а ты мне изменял?

– Ага.

– Да?! – она подпрыгнула.

– Конечно.

Он почувствовал болезненный щипок в плечо. Ее голос стал капризным:

– Ну, правда? Изменял? Только честно, а то задушу.

– М-м… Ссора в 2008 в счет?

– А, с этой черненькой? Вот шлюха!

– Я думал, ты ушла.

– Думал он, – проворчала Ирина. – Негодяй. Ну, ладно, я об этом и так знала. А кроме нее? После?

– Нет.

– Честно?

– Честно.

Игорь повернулся к ней. Ирина смотрела в потолок блестящими глазами, но лицо ее было безмятежным. Гладкое тело лоснилось. Он провел рукой по ее животу, и она засмеялась.

– А ты? – спросил он. – Ты мне изменяла?

Она перестала смеяться и посмотрела ему прямо в глаза. Его не очень интересовал ответ, потому что он был предсказуем, но он хотел посмотреть реакцию. Ведь ей нужно произнести это так, чтобы он поверил.

– Хочешь правду? – она не опускала глаза.

– Да.

– Точно? – в ее глазах появилась бесовщинка.

– Да.

– Один раз.

Игорь опешил:

– Чего один раз?

– Ну, это случайно было. Я уже ничего не помню.

– В 2008? Когда мы поссорились?

– Нет… В прошлом. Да это случайно вышло.

Игорь сел на кровати и ноги коснулись замерзшего пола. Над головой динькали китайские тростинки.

Рука Ирины легла на его плечо.

– Блин, ну зря я тебе рассказала. Я не знала, что ты так отреагируешь.

– Как так?

– Ну так…

Игорь встал, стянул бедра махровым полотенцем и вышел на кухню. Включился свет, и он увидел свое отражение в черном стекле. Лохматый, небритый, выжатый. Лузер.

Он припал к пакету с соком. После зубной пасты его вкус показался горьким. К его отражению в стекле приблизилось отражение Ирины, обернутое в полотенце.

– Ну, не сердись. Это ничего не значит.

Она прижалась к нему щекой.

– Для меня значит, – холодно ответил он. – Ты ведь уже жила со мной.

– Да меня просто на слабо взяли. Ну… на даче у Инны. Я пьяная была.

– Знаешь, на слабо можно на башенный кран залезть или бутылку водки выпить, а измена…

– Это не измена! Я даже удовольствия не получила. Это было… Ну как-то механически.

Он молчал, глядя на стекло. Отражение Ирины было на левой створке, часть ее головы закрывала рама. Торс Игоря отражался в правой половинке. Он подумал, что если сейчас открыть окно, их отражения разойдутся, и в кухню ворвется свежий воздух. Ему захотелось открыть окно.

– Игорь, ну, не сердись.

– А зачем ты мне рассказала?

– Ты же сам попросил.

– Могла бы соврать.

– Я думала, ты поймешь. Это же … Ну, не знаю… Ну, просто процесс… Что это меняет в наших отношениях?

– Ты не понимаешь? – ее аргументация удивляла Игоря все больше.

– Ну не строй из себя святого! – она шлепнула его по руке.

– Что для тебя значат наши отношения, если достаточно пьяного «Слабо»? Я тоже не подарок, но есть границы, переходя которые уже нельзя сказать «Ой, я пошутила!». Я скорее понял бы измену от захлестнувших чувств, чем это дурацкое «Слабо»!

Он вдруг рассмеялся своему отражению:

– Знаешь, Ванька, когда увидел тебя впервые, начал меня пытать: «А ты не боишься, что она тебе изменяет?» Я ему ответил – нет, не изменяет. А он: «Ну, откуда ты знаешь?» А я знал, я был уверен…

Ирина толкнула его и уселась на табуретку, закрыв голову руками. Эта тактика работала беспроигрышно. Игорь посмотрел на нее и вдруг понял, что не злится и даже не ревнует.

Он оделся, положил в карман ключи, сигареты, зажигалку и двести рублей, напялил на босые ноги туфли и захлопнул за собой дверь.

Клацнул магнитом подъездный замок.

***

Игорь стоял перед пультом домофона. Он набирал номер квартиры и тут же сбрасывал. Часы показывали полпервого ночи.

Пальцы сами повторили знакомую комбинацию и нажали кнопку вызова. Все получилось машинально.

– Да? – ответил удивленный голос Эли.

– Привет, – он чуть не заплакал. – Выходи в подъезд.

– А почему шепотом? – засмеялась она.

– Чтобы никого не разбудить…

– Уже всех разбудил. Я сейчас.

– Только оденься. Тут прохладно.

Открылась дверь, и он полетел на седьмой этаж. Лестничные пролеты с разноцветными дверями, стояк мусоропровода и фломастерные надписи на стенах скакали каруселью.

Он сел на ступеньку на подступах к седьмому этажу и упер ноги в прутья перил. Хлопнула дверь, послышались мягкие шаги. Девушка опустилась на корточки. Она куталась в коричневую куртку, накинутую поверх майки и коротких желтых шортов. В руках у нее были ключи с пушистым брелоком.

– Прошу прощения, – Игорь показал на свое лицо. – В жизни я не такой, как на экране.

– Ты красивый.

Игорь извлек из кармана смятую пачку.

– Смотри. Видишь? – он вытряс сигарету. – Последняя…

Он перекатывал в пальцах фильтр, гипнотизируя папиросную бумагу взглядом.

– Бросаешь курить? – спросила Эля.

Игорь кивнул. Девушка наклонилась к нему, и глаза ее сузились:

– Тогда не будь банален.

– В смысле?

Она выдернула сигарету из его пальцев и согнула. Бумага лопнула, и хлынул желтый табак. Останки сигареты засосал лестничный пролет.

– Всё. Бросил, – Эля удовлетворенно откинулась к перилам.

– Как ловко тебе все удается. А ты никогда не курила?

– Нет.

– Учитывая контингент твоих знакомых, это странно. Ты такая чистая, не куришь, не выражаешься…

– Это же мой выбор.

– А на слабо не брали? Ну, было ведь: «А слабо съесть земляного червя? Да ты че, Элька, не пацан что ли?»

Она приглушенно засмеялась:

– Ну, пытались, конечно. Но больше уважения тому, кто не соглашается.

– Да? Жаль, не знал… Я таким макаром сожрал всех червей в окрестностях ПКиО.

– Благотворное влияние Максима?

– Нет, это еще до него. Ну, не всех, конечно. Парочку.

– И тебя стали уважать?

– Черви? Еще как. Я у них теперь вроде Зевса.

Девушка рассмеялась. Где–то внизу завыл лифт.

Она кивнула на его мятый наряд:

– Тебя из дома выгнали?

– Ага. Я сам себя выгнал.

– Дома трудно бросить курить?

– Там обстановка такая… Можно и не добросить.

Наверху оглушительно хлопнула дверь, и послышалась мужская брань:

– А, ну тебя!.. Да чеб ты понимала ваще… Ёшкин…

По лестнице загрохотали сбивчивые шаги. Скоро в пролете образовалась нетвердая фигура пожилого человечка с темным лицом. Он редко моргал полузакрытыми веками и целился в лестничный спуск.

Игорь с Элей встали. Человечек с кряхтением шоркал рукой по перилам, приговаривая:

– Да вы эта… Не обращайте… Я тут…

Он покачался на последней ступеньке и удачно завернул к следующему пролету.

– Базаришь только, стерва… – неслось снизу.

– Это Рауль, – тихо проговорила Эля, когда они сели.

– И даже он попал в число твоих знакомых, – усмехнулся Игорь.

Девушка жмурилась из своей куртки. Ее голос звучал низко, интимно.

– Игорь, я не хочу так.

– Как?

– Ты будешь сбегать из дома по ночам, когда спит жена, мы будем смотреть друг на друга через перила? Я не хочу так.

– Либо все, либо ничего?

– Да. Я тебя не провоцирую. Просто я такая.

– А почему все должно быть черным или белым? Почему нет промежуточного цвета?

– Потому что промежуточный – серый. Я не хочу серого.

– Давай без аллегорий. Нам приятно проводить время вместе. Почему мы не можем иногда встречаться, болтать, не знаю…

Две капли набухли в уголках ее глаз:

– Потому что я влюбилась в тебя! Потому что это прекрасно. И я не хочу разменивать свое чувство на встречи украдкой, на невыполненные обещания, на жалобы о плохой жене! Пойми меня, пожалуйста.

– И если я сейчас уйду, будет лучше?

– Будет больно. Но серого я не хочу. Лучше черный.

Игорь уперся ногой в железный прут перил. Подошва соскользнула, прут больно ударил по щиколотке.

– Добро пожаловать во взрослую жизнь с ее заморочками и неразрешимыми дилеммами, – процедил он.

– Я пошла, – Эля несмело поднялась и потрепала его по голове. – Пока.

Он молчал. Эля легонько толкнула его коленом.

– Ты замерзнешь. Иди домой, хорошо?

– Не хорошо. Домой я точно не пойду.

– Иди, – тихо прошептала она.

Повисло молчание.

– Не хочу, – сердито заговорил Игорь. – Это неправильно. Если не возражаешь, я останусь тут. Может быть, на обратном пути меня согреет Рауль.

Девушка опустилась на корточки:

– Это и есть серый. Ты хочешь застрять между двумя жизнями?

– А что есть белый? – спросил он резко.

– Подумай, прочувствуй наоборот и вернись к своей жене.

– А черный?

– Останься у меня на ночь.

Ее голос густо разлился по этажам. Он приподнялся.

– У тебя? А папа?

– Папа на дежурстве.

Игорь сел на ступеньку.

– А ты? Ты не против?

– Я свой выбор уже сделала, – она опустилась на корточки и взяла его руку. – Но я прошу тебя – не играй со мной. Я не хочу. Либо черное, либо белое.

Она поднялась и исчезла за углом шахты лифта. Дверь скрипнула, но замок не щелкнул.

Игорь выгибал ногой железный прут, млея. Потом встал, отряхнулся и преодолел четыре ступеньки, отделяющие его от клетки седьмого этажа.

***

В свете вольфрама ее комната казалась другой – ярче, теснее и уютнее. Игорь осторожно сел на диван. На столе напротив спал ноутбук. Расправленная кровать казалась маленькой, почти детской. Угол одеяла загибался к стене. У изголовья заряжался телефон. С балкона пахло свежестью.

Пальцы Эли коснулись дверного проема, и полотенце соскользнуло с плеча. На ее лице сохли капельки воды.

– И что дальше? – спросил Игорь.

– Ты взрослый. Ты мне скажи.

Он притянул девушку:

– У меня так впервые… – сказал он, прижимая ее к щеке.

Он ощущал странную свободу и скованность одновременно. Он боялся разрушить звенящую чистоту момента.

Эля погасила свет, и ее ноги юркнули под одеяло. Игорь сидел в нерешительности. Девушка похлопала рукой по свободному месту и уютно устроилась на подушке.

Майка и джинсы упали на пол с сухим звуком. Он осторожно лег рядом, ощущая теплоту ее ног. Волосы заскользили по щекам, и дыхание заглушило несуразицу уличных звуков.

– Ты не торопишься воспользоваться моментом, – с ехидцей заметила она, сглатывая.

– Зачем? – он терся о ее волосы. – Таких моментов будет еще очень много… Очень много…

Он поцеловал ее и почувствовал, как выпадает из реальности. Она была так близко, что теснота кровати перестала сковывать движения. Он не осязал ни времени, ни пространства, и гул снижающегося над домом самолета казался слишком далеким и ненужным.

Потом она заснула на его руке. Пальцы онемели и исчезли. Около локтя запульсировала боль.

Он боялся шелохнуться.

– Цезин, я тебе документы принесла.

Настя подкинула на его стол файлик со стикером, противно отхлебывая йогурт. Потом ужаснулась, тыкая йогуртом на его лицо:

– Боже… По тебе каток проехал? Опять тренинг?

– Да причем тут тренинг?– мрачно отозвался Игорь, и Настя нахмурилась. Очки он больше не носил – переносица распухла слишком сильно.

– Ты сам сказал…

– Блин, да я шутил! Шуток что ли не понимаешь? Не хотел тебя расстраивать. Просто этот твой солярий на Красной – лажа. Видишь, – он показал на скулу, где багровела ссадина. – У некоторых вообще кожа слазит.

– Да ну… – Настя потерла загорелые плечи. – Ничего не слазит.

– У меня с груди началось, потом на живот и лицо перекинулось, – Игорь откинул пиджак и задрал рубашку, обнажая синеву. – Гляди. Мне еще повезло.

– О, боже, – она прикрыла рот. – Больно?

Он аккуратно заправил рубашку под ремень, морщась от прикосновений.

– Да не в том дело. Если вовремя сметаной не смазать, почернеет навсегда. Ну, можно йогуртом. В солярии же бета–излучение.

– Бета–излучение? А ты мазал?

– Конечно. А так бы вообще мясо было. За полчаса развивается.

– Блин…

Каблучки унесли ее вглубь офиса. Больше она к нему не приставала.

«Приду–у–урок», – написала Анина аська. – «Она же смажется!!!! :D»

«Ну и че ))) Желающие слизать в очередь выстроятся (если йогурт вкусный)».

«Гы… ))))))))) Шутишь опять… Ты со своей девочкой переспал, да?»

«Фу, как грубо...»

«Ну, извини. Но переспал ведь? ;)))))))) Прямо порхаешь»

В отражении монитора Игорь увидел чье–то шикарное туловище. Он скосил глаза и убедился, что принадлежало оно Зое Павловне. Он поспешно захлопнул аську, и громко сказал через перегородку.

– Анна, по поводу твоего запроса – встреча была конструктивной, но я не стал торопиться с подписанием.

Аня крикнула, давясь смехом:

– А чего не стал–то? Ручку заело?

Игорь сдержал обиженный смешок:

– Почему заело? Там вечное перо. Тебе этого не понять.

– Смотри, чтобы клиент не подумал, что ты его динамишь. Он же впервые обращается к специалистам такого уровня.

– Я постараюсь оправдать доверие.

– Удачи. Помни – по тебе будут судить о всех юристах на Земле…

Аня зарылась в руки, беззвучно хохоча. Зоя Павловна терпеливо ждала окончания их разговора, потом негромко сказала:

– Игорь Александрович, как освободитесь, зайдите ко мне, пожалуйста.

Прежде чем переступить порог, Игорь остановился и представил, что он Терминатор. Разумный и лишенный чувств. Он представил свои титановые кости, жужжание электромоторов, работу гидроцилиндров. Этот простой тренинг часто выручал.

– Присаживайтесь, – хозяйка искала что–то на книжной полке, потом обернулась. – Да… Я знаете, что вам хотела сказать?

Игорь почтительно подался вперед. Зоя Павловна села напротив него и стала перекатывать в руках авторучку. Кондиционер трепал уголки листов на ее столе.

– Мне вообще неприятно поднимать тему, касающуюся вашей жизни вне работы, так сказать…

Игорь застыл.

–… но, мне кажется, вы слишком увлекаетесь. Понимаете?

– Простите?

Зоя Павловна вздохнула.

– Я тоже была молодой и тоже верила в лучшую жизнь. Но все сложнее, понимаете? Есть некоторые обязательства, есть годами сложившиеся отношения. Мы не можем вот так метаться – сегодня мы такие, завтра – другие.

– То есть, что мне делать? – спросил он, не улавливая нить разговора.

– Вам нужно успокоиться и вернуться к прежней жизни. Я вам говорила – у вас все впереди. Зачем вам эти сложности? Вам кажется, что вы что–то можете изменить, но поймите – все уже решено. Понимаете?

– Простите, Зоя Павловна, о чем мы сейчас говорим? – он почувствовал, как краснеют синяки.

Взгляд начальницы застыл на его переносице.

– Я говорю вам, перестаньте теребить дело Тащенкова! Мы закрыли его. Матвей, кажется, уже доносил до вас эту информацию.

– А…

«Откуда она, интересно, узнала?» – Игорь пытался прочесть ответ на ее лице, но оно было обычным, профессиональным.

– Игорь Александрович, вы поймите простую вещь – абсолютной справедливости не бывает. Я уже и так пожалела, что мы связались с непрофильным делом, так вы еще продолжаете куда–то звонить и о чем–то спрашивать, – она понизила голос. – Поймите простую вещь: если кто–то на стороне хочет копать дальше – на здоровье. Но в рамках нашей организации такая позиция недопустима. Она подставляет всю компанию. Вы понимаете?

– Да…

Зоя Павловна подытожила:

– Я желаю вам как можно быстрее поправить свое здоровье и вернуться в свой нормальный рабочий ритм.

– Спасибо… – он вышел, осторожно прикрывая за собой дверь.

На выходе его подловила Марина:

– Слушай, ты, говорят, в солярий неудачно сходил?

– В смысле? – удивился Игорь.

– Ну… Настя про какое–то бета–излучение рассказывает…

– Да че ты ее слушаешь? – с раздражением воскликнул он. – Она же йогурт с добавками конопли пьет. Вот этот, зелененький. С него знаешь, как вставляет? Ты не пробуй. У тебя же дети.

– Так я уже…

– Ну, жди. Скоро начнется.

Игорь шмыгнул в лабиринт пластиковых перегородок, чтобы не рассмеяться раньше времени.

***

Игорь вспомнил, как лет пятнадцать назад шел от бассейна «Полет» домой шесть километров в надежде, что родители заснут до его прихода. Он схватил две двойки в один день, и по тем временам это казалось беспрецедентной катастрофой. В результате, ему влетело не только за неуспеваемость, но и за опоздание.

Сейчас он чувствовал себя не лучше. Он медленно отмерял ступеньки и прикидывал варианты. Ирина может быть в бешенстве. Или занять жалостливую позицию. Или комбинировать.

Дверь он открыл ключом. В прихожей горел свет. Тикали часы. Приятно пахло едой.

Осторожно ступая, он направился к кухне, когда перед ним возникла Ирина и накинула ему на голову то ли платок, то ли полотенце. Он почувствовал ее стройное тело и палец, который прижал к его губам материю:

– Тсссс! – прошипела она.

– Ну, чего? – в растерянности возмутился Игорь.

Она потянула за собой.

– Косяк, осторожно, – предупредила она.

– Чей косяк–то? – буркнул он в ответ.

– Садись тут, – скомандовала Ирина и сдернула платок.

Кухонный стол был сервирован. Набитые до краев салатницы теснились между тарелок с золоченой каймой. Вилки были завернуты в тканевые салфетки. В центре возвышалась бутылка шампанского, отражая язычки свечей. Ирина погасила свет и опустилась на колени:

– Ну, прости меня, дуру, – она прижалась к его рукам. – Давай забудем?

Задача усложнилась до безобразия.

– Чего мы последнее время всё ссоримся? – продолжала Ирина. – Ну, я знаю, что тоже виновата. Я не хочу больше уходить. Прости меня, а?

Игорь молчал. Бутылка шампанского покрылась белесой испариной. В свете свечей платье девушки стало из алого бордовым. Оно собралось на бедрах мелкими складками.

– Я люблю тебя, и это главное. А ты? – она подняла жалобные глаза.

Игорь встал рядом с девушкой на колени. Она смотрела на него широко открытыми глазами. Звездочки ресниц были аккуратно выведены тушью. Ее пышные волосы ниспадали на тонкое платье, выгодно очерчивающее все нюансы ее точеной фигурки.

– Ира, – начал он и запнулся.

– Ну, говори! – она тряхнула его руку.

Он осознал, что любые слова будут звучать мимо.

– Ну, ты чего? – она затеребила его настойчивей. – Ты не можешь простить? Ну что мне теперь делать?

– Ира, сядь, пожалуйста, и послушай, – он поднял ее и усадил на табурет.

В ее глазах задрожала тревога.

– Эта измена… Не в ней дело, понимаешь?

– А в чем?

– В том, что привело к ней. И в том, что привело к вчерашней ночи.

– Я не понимаю…

– Я не люблю тебя. А ты не любишь меня.

Ее лицо стало суровым. В парафиновом свете тени на стенах казались устрашающими. Она вспылила:

– Почему вдруг не люблю? Откуда ты взял?

– Ирча, Ира, – он тряс ее за плечи, стараясь отвлечь от плача. – Ты классная, и мне было хорошо с тобой. И в жизни, и в постели все было классно. Но это уже не любовь.

– Ну, как не любовь? – она разрыдалась. – Как ты можешь так судить?

Он сел на табурет и уперся лбом в сложенные руки. Истерика Иры набирала обороты:

– Получается, мы тут как два чужих человека жили? А все, что ты мне говорил? Зачем ты тогда спал со мной? Да, я оступилась – зачем я вообще рассказала? – но почему ты не можешь понять? Это ничего не значило для меня …

Ее гладкие щеки пошли пятнами, с нижних век заструилась черная тушь. Она мазала ее по щекам.

– Ты используешь этот повод, чтобы бросить меня? – задыхалась она. – Очень благородно с твоей стороны!

– Ира…

– Да что Ира! Два с лишним года жил со мной, и вдруг выясняются такие интересные вещи «Я тебя не люблю…» Может быть, я чего–то еще не знаю…

– Постой! – он повысил голос. – Не передергивай. Я тебе не изменял. Но мы с тобой работаем на разных волнах, понимаешь? Мы живем как бы параллельно.

– Ну, как параллельно? Как параллельно? Все нас давно поженили… Нас уже за глаза называют Цезины! Почему ты раньше молчал? Теперь вдруг все выясняется…

– Да не вдруг.

– А вчера было по–другому? А позавчера? А месяц назад? Что изменилось?

– Изменились чувства.

– Как они могли измениться?

– Ну, вот так. Ты дашь мне сказать?

Она замолчала.

– Ира, давай напрямоту. Ты мне всегда нравилась и привлекала как женщина, и я был влюблен в тебя. Я хотел тебя. И ты лучшая любовница, что у меня когда–либо была. Но эмоционально ты другая. Я не хочу и не могу заставить тебя смотреть на мир моими глазами, и с каждым днем эта разница все сильнее. Секс, наверное, единственное крепкое звено нашей связи, но когда оно дало трещину, остальные противоречия стали слишком заметны. Ты сводишь с ума парней, и я понимаю, что единичная измена за два года – это хороший результат, но меня не устраивает и он. В некотором смысле, ты считаешь измену нормой.

– Я не считаю измену нормой… – всхлипнула Ирина.

– Хорошо, это не норма. Но твоя сущность стремится за пределы наших отношений. Признай это. И не мучай меня. Я не хочу промежуточных вариантов.

– Дело только в этом, да? Тебя задело, что я согласилась так легко? Да я пьяная была!

– Да бог с ней, с этой изменой! Я не хочу отношений, построенных только на сексе. И ты не хочешь.

– А кроме секса между нами ничего не было?

– Когда-то было ощущение нового, влечение… Но наши отношения застыли во времени, понимаешь? Они не перешли на другой уровень. Потом ушла новизна, потом появились проблемы с сексом, и что осталось?

Она часто моргала, и слезы спрыгивали с острых ресниц.

– Ира, – он поднялся и начал массировать ее плечи. – У меня сейчас особенный период. Я чувствую остро. И я чувствую, что мы были друг для друга временными вариантами. Этого нельзя понять сразу – никто не мог знать. И я не считаю, что наша связь была лишней. Будь второй шанс, я клянусь, прожил бы эти два года точно также. Но дальше… Останавливаясь на промежуточных вариантах, мы лишаем себя надежды на настоящие.

Его голос становился тише. Она тихо всхлипывала, наклонив голову. Его руки скользили по шее и открытым плечам.

– Значит, я пустышка? – вдруг спросила она.

– Нет. Ты хоть и блондинка, но не пустышка. Ты практичная. У тебя есть амбиции. Ты чувственная. Ты так здорово флиртуешь – на это тоже нужен мозг…

– … ага, спинной, – сквозь слезы засмеялась она.

– Да нет… Ты классная. У тебя будут другие мужчины, и ты поймешь, о чем я говорил. Они раскроют тебя, и ты снова расцветешь. Потому что они будут другими.

Она окончательно разомлела под его пальцами и безвольно покачивала белокурой головкой. Ладонь обхватила его руку и потянула вниз. Он опустился на колени, глядя ей в глаза.

– Иг, знаешь что? – она шмыгнула носом. – Я не могу пойти к маме. У нее брат приехал. Там зоопарк. Я хочу снять квартиру.

– Хорошо. Живи пока здесь. Уйду я. Найдешь квартиру, вернусь.

– А куда ты? – она прижалась щекой к его ладони.

– К другу. У него там, правда, два кресла и матрас, но месяцок перекантуюсь.

– Ты хороший, – она терлась о его руку, потом вдруг поцеловала в губы.

Он отпрянул, испугавшись странной новизны ощущений.

– Смотри, – прошептала она, стягивая с плеча узкую ленту платья. – На мне больше ничего.

Ирина вдруг встала и выскользнула из алой материи, которая с мягким шелестом опустилась на пол. Она шагнула к нему, и нос уловил запах кремов. Он попытался встать, но ее руки мягко прижали его плечи.

– Всего один раз, – зашептала она, пропуская пальцы через его густые волосы. – Один последний раз…

Он окаменел. Доступность – лучший катализатор похоти. Горло сжалось от напряжения, в нижней части живота завибрировал пульс. Она приподняла ногу, и коснулась коленом его губ. Он поцеловал кожу. Это было абсолютно естественно. Ирина притянула к себе его голову, и он почувствовал ее мягкий живот. Он заскользил носом вниз, и она содрогнулась, все крепче вцепляясь в его волосы.

И вдруг в нем вскипела бешеная ярость – та ярость, которая помогает, не подумав, прыгнуть в ледяную воду.

Он резко встал, запахнул пиджак и выскочил из квартиры. Он несся по ступеням, подворачивая ноги. Торопливо набрал номер Аркашиной квартиры и вспомнил, что у того нет домофона.

Он сел на заборчик и вцепился в волосы. Возбуждение отступало даже медленней, чем боль от пинков. Зрительные нервы не могли обнулить белокурый образ. Волосы еще чувствовали ее пальцы. Он отдышался и зашагал куда–то в глубь тракторозаводских дворов, потом вышел на Героев Танкограда и устремился вниз к театру ЧТЗ. Каждая девушка на рекламе казалась ему слишком откровенной, каждая спешащая женщина – слишком одинокой. Он продолжал шагать.

***

Игорь видел только тонкие Аркашины ноги, которые то чуть сгибались, то делали шаг назад. Студента закрывал импровизированный мольберт, развернутый к балкону. Сверху торчали края приколотых фотографий. Игорь сидел у стены, время от времени прикладываясь к банке пива. Он чувствовал умиротворение.

В углу облизывал лапу Счастливчик.

– Слушай, Аркадий…– начал Игорь, но тот оборвал:

– Тихо! Не сейчас…

Его голос был непривычно решителен.

– Эх, – вздохнул Аркаша. – Солнце слишком яркое … Ладно.

Он запыхтел и раздался скребущий звук. На пол посыпалась шелуха.

Игорь почтительно замолчал. Творчество преображало Аркашу – его движения были дерзкими, точными, словно у опытного крупье, раскидывающего колоду карт. Игорь пару раз порывался взглянуть на результат, но Аркаша приходил в негодование.

Игорь ушел на кухню и принялся разжигать перепачканную комфорку. Эмалированный чайник долго грелся, потом закряхтел, еще через пять минут зазвенел крышкой, плюясь паром. Игорь выключил его и открыл следующую банку пива.

Через час в дверь постучали. Он впустил Элю, и она уткнулась ему в грудь.

– У меня все утро щеки горели от твоей щетины… Это было прекрасно…

Она осторожно заглянула через плечо Игоря:

– Аркаша работает?

– Ага. Я его уже боюсь, – признался он.

– Я тоже.

– Есть будешь?

– Буду. Я останусь у вас на ночь, хорошо?

Она смотрела так упрямо, что он рассмеялся и кивнул.

– Папа дежурит послезавтра, – добавила она одними губами.

Игорь плохо спал на новом месте. Старый матрас сбился комками и давал знать о каждом синяке на спине. От духоты пододеяльник лип к ногам. Аркаша не дал открыть балкон, боясь пыли. Сам он беззвучно скорчился на разложенном кресле.

Игорь видел лицо Эли, и духота становилась невыносимой. Она едва слышно сопела во сне в метре от него. Ее плечи были открыты, как на Аркашином портрете. Она лежала, прижав к себе ногу, и пододеяльник стекал с ее бедер греческим хитоном.

Осторожно ступая по скрипучим половицам, Игорь вышел на кухню, расчиркал спичку и включил чайник – старое железо нагревалось нехотя, через силу. Потянуло горячим воздухом. Он выключил газ и скатился на пол под старым каланхоэ. Часы показывали 1:20 ночи.

Он просидел сорок минут, и последний намек на сон растаял. Потом пришла она и опустилась рядом. Короткая майка едва закрывала живот, желтые шорты провоцировали.

– Так жарко…– проговорила Эля и вдруг оживилась. – Пошли гулять?

Он крякнул:

– В два ночи?

– Да. А то я как двигатель внутреннего сгорания. Внутренне сгораю.

– А, пошли! – он вдруг ощутил прилив сил и вскочил. Ветхое перекрытие отозвалось скрипом.

Они осторожно прокрались в прихожую. Балансируя на одной ноге, Игорь натянул джинсы и стал нащупывать ботинки. Эля пихнула его в бок.

– Пошли босиком. И майку оставь.

Тихо отворилась дверь, и ее ступни зашлепали по полу подъезда:

– Смотри, как классно.

Они выбрались из подъезда, и в лицо ударила прохлада.

– Чувствуешь? – она шлифовала ногами тротуар. – Тут асфальт почти гладкий. А вон там шершавый. О–па, стекла…

Эля перепрыгнула зеленую россыпь. Игорь обошел осколки сбоку, ощущая под ногами влажную грязь. Острые камешки впивались в ноги – было больно и забавно одновременно. Он засунул руки в карманы и глубоко вздохнул. От кислорода закружилась голова.

Заспанный стоянщик выбрался из своей кабинки, глянул подозрительно и сделал вид, что прогуливается просто так.

Они вышли на Героев Танкограда, где мерцали желтки светофоров и жужжали шинами редкие автомобили.

– Представь, что мы одни во всем городе, – она сжимала его руку. – Представь, что нас никто не видит… И ты можешь делать все, что захочешь… Абсолютно…

Он пытался дышать впрок. Звуки города и редкие выкрики исходили как будто из другой реальности.

Эля перепрыгнула через заборчик и воскликнула:

– О! Иди сюда! Трава влажная.

Молодая осока забивалась в пальцы ног и оставляла на коже мокрые следы. Остяки старой травы кололи ноги. Игорь приподнял край ее майки и притянул за талию:

– Ты совсем еще девчонка.

– Ага. Но ведь это поправимо?

– Это непоправимо. И это прекрасно – так ты говоришь?

Они пошли дальше мимо бессонного киоска, частных домов и магазинных жалюзи, свернули в темные сталинские переулки, где вдоль двухэтажных строений скользили нетвердые тени. Остро залаяла собака, и Эля непроизвольно дернулась. Он обнял ее за плечи. Она шла свободной походкой, болтая руками. Пятки привыкли к грубости асфальта и горели.

– Не думал, что Челябинск такой твердый город, – заметил Игорь.

– Да… Он суровый. Он классный…

Они шли в темноту, разбавленную светом редких окон, со странным почти религиозным чувством защищенности.

Вдруг она остановилась и повлекла его в старую арку, щетинящуюся сколами бурых кирпичей.

– Пойдем, – услышал он. – Где–то здесь…

Старый двор пах мокрой землей. Пара светящихся окон оставляла на земле нечеткие световые дорожки. Твердь асфальта уступила место колючей пыли. Игорь наступил на острый камень и зашипел от боли. Грациозно взмахивая руками Эля, добралась до приземистого стола, по-детски уселась на него с ногами и откинулась назад.

– Ложись рядом, – позвала она.

Он увидел небо в кайме тополиных рук. Воздух становился все чище. Стол медленно нагревался от их тел. Звезд было немного, но чем дольше они лежали, тем острее выступали из темноты их иголочки.

Эля приподнялась на локте и приблизилась к нему.

– Давай целоваться?

Он рассмеялся и строго заметил:

– Взрослые так не говорят.

– А как говорят взрослые?

– Ну… просто целуются, и все.

– Ну, давай просто целоваться…

***

Кто-то неприятно тряс его за руку, обрывая сон на интересном месте.

– Игорь! Игорь! – он увидел взволнованное лицо Альбины. – Ты чем ночью занимался?

Игорь с трудом локализовал свое местоположение и провел рукой по лицу:

– Блин… Скажу, не поверишь.

На мониторе были одни нули – засыпая, он прижал клавишу. Голова кружилась и требовала опоры.

– Ну, извини, что разбудила. Просто Зоя Павловна ходит. Лучше домой отпросись. Хочешь, я тебе кофе принесу?

– Ага…

Альбина скрылась в направлении кулера. Игорь медленно приходил в себя. Он проспал минут двадцать и теперь лихорадочно соображал, чем это ему грозит.

Он вспомнил, что на два назначена встреча со Шмунком. Изобилие одновременных дел доводило до отчаяния. Но это отчаяние, почему–то, совершенно его не касалось. Это было не его отчаяние.

Вернулась Альбина с чашкой кофе.

– Вот молодость, – констатировала она. – Суток не хватает. Ну, ты как вообще?

– Спасибо, уже лучше. Слушай, а ты когда–нибудь ходила по городу босиком? Ну, не в детстве, а вот сейчас?

– Босиком? – Альбина соображала, на каком тренинге учили отвечать на неожиданные вопросы. – Ну… А зачем?

– Просто так.

– Э! – она весело махнула рукой. – У нас что за город? Только ноги порежешь. Слушай, я к тебе, собственно, зачем шла: у ИП Симонова остались два долга…

Игорь меланхолично удалял с экрана бесконечную вереницу нулей. Проще было начать заново, но так он ощущал свою полезность.

Игорь поеживался на ветру и жалел, что оставил машину так далеко от офиса Шмунка. Тот опаздывал. Через двор парил пакет, то поднимаясь к проводам, то планируя вдоль земли. Игорь спрятал руки в карманах и начал прыгать.

Шмунк вырос сзади, и даже каблуки лакированных ботинок не выдали его приближения. Игорь вздрогнул от неожиданности. Шмунк едва заметно ухмыльнулся:

– Скажите, Игорь, а как вы объясняете окружающим вот это… – он обвел пальцем вокруг лица.

Игорь машинально коснулся синяка, окаймляющего нос.

– Мальчикам говорю, что сработала подушка безопасности. Для девочек есть байка про солярий.

– Какая дикая ложь. Если бы подушки безопасности работали так грубо, их бы запретили.

Он вдруг посмотрел куда–то через плечо Игоря и резко спросил:

– А почему вы бездействуете?

– В смысле? – Игорь обернулся и не увидел ничего.

Шмунк кивнул на «Жигули», стоящие в ряду других машин в асфальтовом кармане напротив подъезда. В машине возился человек. Игорь непонимающе замычал.

– Он же бухой, – Шмунк ткнул пальцем в водителя. – Посмотрите – он пьяный в стельку. Ну, что вы намерены делать?

Игорь пригляделся. Фигура за лобовым стеклом неспешно колыхалась. Стартер «Жигулей» зачавкал и через несколько секунд захлебнулся, издав громкий скрежет. Послышалось клацанье. Человек в кабине почти лежал на руле, шаря рукой где–то под панелью.

Шмунк вдруг обернулся к проходящей мимо паре средних лет, которая смотрела на происходящее с укоризной.

– А что вы идете мимо? – крикнул им Шмунк. – Это ведь не первый раз.

Пожилой мужчина, семенящий впереди супруги, беззвучно задвигал ртом, и она вступилась:

– А толку–то? Он вон как надерется, за пузырем едет.

– Так остановите, – парировал Шмунк.

– У него грыжа, – женщина решительно кивнула на мужа.

– Грыжа… – стесняясь, подтвердил мужчина.

– Сообщите в ГАИ, – не унимался Шмунк.

– Да… – махнула рукой женщина. – С него брать-то чего? Да и не по-соседски как-то… Соседей-то сдавать…

Они свернули на тропинку. Мужчина попытался оглянуться, но жена тянула его за рукав.

– Ну? – Шмунк выжидающе смотрел на Игоря. – Вы юрист ведь?

Игорь подошел к машине и постучал в окно. Через собственное отражение на него глянуло морщинистое лицо в очаровательной щетине, похожей на ровный слой мха.

– Че те? – лицо покачивалось, как голова собачки–маятника.

Игорь открыл дверь и резко схватил водителя за рукав грязного свитера. Пахнуло перегаром.

– Э! – заорал тот хрипло. – Да нормально все!

– Куда собрался? Вылезай! – приказал Игорь.

– Я те говорю! – мужик выдернул руку. – Ты давай, эта… Дверь закрой, а?..

– Вылезай!

Игорь дернул рукав грубее, и мужик накренился вбок, съезжая с кресла. Он намертво вцепился жилистой рукой в руль. От свитера пахло мокрой собакой.

– Ты че, ваще что ли опух? – ворчал он, вяло дергая рукой. – Ты побойся бога, малой, а…

Игорь просунул руку в дверь и выхватил ключ из замка зажигания, отпрыгнув от машины. Мужик недовольно махнул рукой и принялся снова шарить под панелью. Он тыкался носом в руль и кряхтел. Наконец пропажа ключа стала проблемой.

– Ты че, на? – крикнул он уже зло. – Я же щас выйду…

Он выгрузил свое тело из кресла, и, придерживаясь за дверь, шагнул к Игорю.

– Ты ключи отдай, сука! – зашипел мужик, и вдруг заорал через плечо. – Паша! Пашка, бля, иди сюда. Пашка!

Игорь отступил еще.

– Ты щас получишь, придурок, бля, – бурчал под нос мужик, наступая. – Пашка, епф тваю, давай сюда рещ–ще!

Игорь набрал телефон доверия ГИБДД. Включился автоответчик. Он сбросил и принялся скролить номера в записной книжке, поглядывая на мужика, который обессилено сел на корточки возле машины.

– Дежурная… – огрызнулся недовольный голос.

– Здравствуйте, пьяный пытается за руль сесть.

– Едет пьяный?

– Нет, пока не едет. Собирается.

– Ну, пусть собирается. Поедет, поймаем.

– А мне-то что делать?

– Расслабиться.

Игорь почувствовал раздражение.

– Разговор записывается. Если он кого-нибудь собьет, передам эту запись в прокуратуру.

– Район какой? – вздохнул голос.

Игорь назвал адрес, добавив:

– Да прямо рядом с вами. Пришлите кого–нибудь. Реально пьяный.

Голос ушел в глубину комнаты, потом вернулся:

– Ожидайте.

Игорь вернулся к Шмунку и помахал ключами. Тот усмехнулся:

– А вы молодец.

– Артур Алексеевич, можно провокационный вопрос?

– Пожалуйста.

– Вы сами-то когда на работе пьете, как домой добираетесь? На трамвае?

Игорь сощурился. Шмунк неторопливо затянулся:

– У меня водитель.

– Ясно… – Игорь помедлил. – Ну, как наше дело?

Шмунк, словно выходя из транса, сфокусировался на Игоре:

– Ну да… Наше дело...

Он зажал сигарету в зубах и раскрыл папку. Какое–то время он перекладывал документы, торопливо стряхивая падавший на них пепел.

– Дело наше плохо, если коротко. По моей просьбе друзья в прокуратуре познакомились с документами и записью. Пока неофициально. Познакомились и сказали, что наши с вами улики против Яна слишком хилые. Повторно дело не возбудят.

– Я не понимаю. Улик там достаточно, чтобы как минимум начать дополнительное расследование…

– …которое закончится ничем. Показания старика–инвалида через столько лет спишут на душевную травму или признают клеветой. Доктора мы, фактически, запугали – он заявит, что сознался по принуждению или что–то в этом роде, плюс напишет заявление на нас. Запись с камеры свидетельствует против водителя, которым сейчас официально признан господин Скобич. Нам нужны улики посерьезнее.

– И есть план? – спросил Игорь.

– Кроме как простелить Яну колени? Нет.

– Простите, Артур Алексеевич, но если честно, я не верю в вашу готовность зайти так далеко.

– Напрасно, – ответил Шмунк.

– Все–таки, у вас какой–то личный мотив.

– А какой мотив у вас? Вы же тратите свое время совершенно бесплатно.

– Мда… – потер шею Игорь.

Он обернулся к владельцу «Жигулей». Тот уже прокладывал курс куда–то наискосок через газон..

Игорь вдруг оживился:

– А если бы прокуратора была заинтересована довести это дело до конца, улик бы хватило?

– Предлагаете подкуп? А вы представляете возможности Тащенкова? Семья заплатила родственникам погибших 10 миллионов рублей, хотя теоретически достаточно было одной десятой.

– Нет, я про другое. Допустим, если мы повысим общественную значимость этого дела и позволим кому-нибудь сделать себе имя?

– Уже теплее…

– Прокурор, который не побоится выступать против известного бизнесмена в таком громком деле, наберет немало очков, так?

Шмунк хмыкнул.

– Ну, допустим. Вы забываете одно – эти потенциальные очки предложат уступить за хорошее вознаграждение, и не обязательно денежное, еще до того, как он их наберет. Это конъюнктура, сложившиеся правила игры. Тем более речь идет о старом деле, ворошить которое в принципе моветон.

– Да, но если люди в своей массе поверят нашей версии – реальной – а поверят они охотно, то власти станет выгодно повернуть его нужным образом. Главное, растормошить народ.

– И у вас, я полагаю, есть план?

Игорь кивнул. От дальнего въезда в их сторону кралась патрульная машина. Шмунк махнул рукой.

Гаишник, казавшийся слишком массивным из–за бронежилета, неторопливо выбрался из–за руля.

– Где пьяный? – сухо спросил он.

Шмунк достал из внутреннего кармана удостоверение и протянул офицеру. Тот хмыкнул, и лицо его стало любезнее. Шмунк сказал:

– Скоро придет. Мы вернем ему ключи и выступим понятыми. Можно подождать его вот здесь, на выезде.

Гаишник кивнул и вразвалочку вернулся к своему автомобилю.

***

Игорь привалил к стене два полиэтиленовых пакета, сквозь натянутую кожу которых проступали острые углы коробок. Один пакет скособочился и по полу загрохотали банки. Игорь, прошипев некультурное слово, сгреб банки ногой.

– Аркадий, ты дома? – крикнул он и пошел на слабое «Ыгы». – Слушай, а как ты до моего пришествия питался? У тебя же в холодильнике лед, воздух и запах отчаяния.

В Аркашиной комнате царил настоящий срач. Грязная одежда вперемешку с какими–то коробочками и баночками усеивали пол. От такого вселенского раскардаша стало неуютно. Счастливчик лизал лапу под шторой, висящей на трех зажимах.

Аркаша сидел на полу у стены, прижимая к животу забинтованную руку. Игорь опустился рядом, вытерев спиной потрепанные обои.

– Спишем на творческий беспорядок, – заключил он. – Может, приберемся, пока Эля не пришла?

Аркаша заерзал и махнул рукой.

– А… Она сегодня не придет. Не получается. Я попросил ее не приходить…

Игорь ощутил жжение. Раскардаш начал его раздражать.

– Ты чего такой подавленный? – спросил он и принюхался. – Ты пьяный, что ли?

– Ага… – Аркаша приподнял водочную бутылку, осторожно держа ее за горлышко, словно минный заряд.

– Вкусно?

– Не… Мерзко.

– А зачем пьешь?

– Думал, заснуть удастся.

Игорь усмехнулся.

– Не рановато? И зачем?

– Не хочу больше думать о ней. Не хочу, а не получается. Все время представляю… Это все не то…

Аркаша говорил сам с собой, уперев взгляд в плинтус, и все сильнее прижимая руку к животу. Игорь напрягся.

Рано или поздно этот разговор должен был состояться. Игорь оправдывал себя теорией свободной воли – Эля выбрала его, и в контексте ситуации это было объективное обстоятельство. Он бы не стал переходить дорогу Аркаше намеренно, но так уж сложилось.

И все–таки было в этом что–то неправильное, нечестное.

– Аркадий, слушай… – начал Игорь и вдруг понял, что не может придумать ни одного убедительного оправдания.

– Да ладно, – отмахнулся Аркаша. – Я сам виноват.

Интересно, заметил ли он ночную прогулку? Наутро, по их возвращению, он казался спящим, но, видимо, просто хотел избежать неловкости. Эта недосказанность давила.

Игорь взял бутылку и сделал глоток. От острого спиртового вкуса горло захлопнулось, и Игорь, вытаращив глаза, едва не орошил комнату водочным залпом. Кашляя в рукав, он выдавил:

– Аркадий, мать вашу, вы где эту дрянь купили? Это ж спирт галимый.

– Я не покупал, – насупился тот. – Это хозяйская. В стенном шкафу стояла.

– Блин… Да ее там для воров поставили… Чтобы своим ходом не ушли. Я ее утилизирую.

Игорь вышел на кухню и отправил содержимое хозяйской бутылки в раковину. Спиртовые испарения коснулись носа, и его передернуло. Возвращаясь в комнату, он почувствовал легкое головокружение.

Он опустился у стены и легонько пихнул Аркашу в бок.

– Слушай, ну хочешь, я прямо по живому резану – уеду в другой район, сниму квартиру. Хотя… Не знаю…

Он поглядел на Аркашу и испугался. Тот сидел страшно бледный, губы отливали пластилиновым блеском. Игорь всполошился:

– Эй! Ты чего?!

Он затряс Аркашу за плечо. Тот скособочился и зашевелил губами.

– Плохо… Тошнит… – проговорил он едва различимо.

Игорь раскатал матрас и повалил Аркашу, подложив под голову две подушки.

– У тебя уголь есть? – кричал он ему в лицо. – Эй, эй, на меня смотри!

Он с силой шлепнул Аркашу по щеке. На секунду она порозовела, и снова стала матовой.

Игорь помчался на кухню, на ходу набирая номер скорой. После ненужных и долгих расспросов о возрасте и наличие хронических заболеваний голос диспетчера велел ждать. Игорь вываливал содержимое шкафчиков на пол кухни: там была старая газовая зажигалка, коробочки с каким–то травами, ржавый консервный нож, бинты, спички…Игорь пытался собраться с мыслями. Сколько у них времени?

Он влетел в комнату и принялся поднимать Аркашу.

– Ну–ка пошли… Давай–давай… Пошли…

Игорь подцепил дверь ванной ногой, втолкнул Аркашу и тот упал на колени.

– Два пальца суй в рот, – приказал Игорь. – Давай–давай. Проблюешься, станет легче.

Он рванул на кухню и принес кружку теплой воды.

– Пей, потом два пальца рот.

– Я не могу… – стонал Аркаша, морщась от питья. – Противно.

– Ты замаял! Блюй давай! – заорал Игорь, и тот нехотя подчинился.

Скорая приехала минут через сорок, когда Аркаша в изнеможении лежал на матрасе.

– Если до сих пор не ослеп, значит, не метиловый, – нараспев заключила полная женщина, и иголка ловко поддела кожу над веной. – Метилом часто травятся. По вкусу очень похож на обычный.

Она всучила Игорю капельницу и показала, на какой высоте держать прозрачный пакет с физраствором.

– Сивушные масла, наверное, реакцию дали. Вы уж пьете–то если, пейте с умом. Чай, не советские годы, водки вон полно в магазинах, – бросила она на прощанье. – Воды побольше и покой.

Аркаша проспал до позднего вечера. Игоря подмывало спуститься к Эле, но он боялся оставлять пострадавшего. Его самого подташнивало то ли от водки, то ли от мутной жижицы, которую влила в него врач.

Когда Аркаша шевельнулся, Игорь заметил:

– Слушай, из всех способов выспаться днем ты выбрал самый экзотический. В следующий раз выпей вина или пива – с них гораздо лучше спится.

– Блин… Так хреново было… – Аркаша поднялся и сел у стены. – Я думал, диафрагма порвется от спазмов. До сих пор в боку колет.

– Теперь полегчало?

– Полегчало. Только все равно мысли в голову лезут.

Игорь сдавленно выдохнул.

– Аркадий, я правда не знаю, что делать… И чувствую себя весьма посредственно.

– Почему? – удивился тот, ощупывая свои тощие щеки. – Я же сам напросился на эту работу. Мне жалко стало Федора Михайловича, вот я согласился. А теперь думаю, что рано взялся за такое сложное задание… Переоценил свои силы. Сейчас порву все эскизы и забуду.

– Секундочку! Ты про что вообще? Кто у тебя из головы не лезет?

– Елена Викторовна. Можайская. Понимаешь, когда я только начинал, был какой–то прекрасный, идеальный план. Я знал, что хочу получить. А сейчас почти закончил, посмотрел, и отчаяние берет, до чего все плоско вышло. Я что–то упустил, пока прорисовывал детали. Мимо вышло. Это не просто портрет, она уже… не с нами. Тут нет права на ошибку.

Игорь перевел взгляд на самодельный мольберт под старой простыней, края которой трепал вечерний сквозняк.

– Может быть, я взгляну свежим взглядом?

– Нет! – возмутился Аркаша. – Это очень плохо. Если скажешь, что хорошо – я тебе все равно не поверю.

– Я скажу, что все просто жутко, и мы придем к полному взаимопониманию.

– Нет. Ни за что. Все действительно плохо. Мазня.

– Зря я не посмотрел, пока ты был в сивушной нирване.

– Дай слово, что не будешь! – воскликнул Аркаша.

– А ты снова планируешь дегустировать растворители?

– Нет, ну вообще… Не смотри. Завтра порежу все и забудем.

– Порежешь – перестану уважать, – Игорь вдруг почувствовал странную ярость. – И Эля перестанет. Какой уж ты там художник, мы не знаем, но ты должен быть еще и мужиком. Взялся за дело – доводи до конца, и неважно, получится или нет. Доводи до конца, понял?

– Легко тебе говорить…

– А зачем ты нагрузил на себя такую ответственность? Кто такой Можайский? Вредный нервный мужичок, богатый, неглупый, но в общении… Скажем прямо, с мусорным бачком и то приятнее поговорить. С бухты–барахты дал незнакомому студенту задание, так что знал, на что идет. Да, она умерла, но не из–за тебя, так что не надо строить из себя иконописца. Сделай ровно настолько, насколько можешь, а уж судить о том, хорошо это или плохо, не тебе. Слышишь? Ты, главное, сделай.

Игорь помолчал и добавил:

– Но почему–то мне кажется, что будет хорошо.

. – Эх… Начать бы все заново… – пробормотал Аркаша.

– Так начни.

– Надо подумать. Сложно все оказалось.

***

Ближе к трем часам дня кафе «Буги-Вуги» почти опустело. Наискосок от Игоря под коллективным портретом «Чайфов» сидел мужчина с газетой и парой сотовых телефонов, которые выложил рядом с кофейной чашкой, видимо, для статуса. Еще дальше у окна аккуратная девушка в белом цепляла вилкой остатки салата. Парень в выцветшей майке, натянутой на округлый живот, покрутился у раздачи и вышел, поигрывая ключами от «Лексуса».

Громкий резковатый голос Артема заполнил помещение. Он что–то доказывал Маше на ходу, и до Игоря донеслось:

– … это как бы их дело – не хотят, не надо.

– Не, Тема, знаешь че? – спорила Маша. – «Не хотят, не надо». А вот надо! Ну, в общем, ладно… Потом обсудим.

Она беспокойно скользнула взглядом по столикам, и Игорь поднял руку в знак приветствия. Они подсели к нему, Артем бросил на кожаный диванчик фотоаппарат. В жилетке с промо–логотипами пивной компании, в очках и со вздыбленными волосами он выглядел как типичный репортер. Маша – голубоглазая блондинка – могла быть человеком любой профессии, но Игорь подумал, что журналистку в ней выдает слишком острый возбужденный взгляд. Он ехидно заметил:

– Артем, ты всегда так громко говоришь?

– Да, он же средство массовой информации, – смеясь, ответила Маша.

– Ага, – Артем расплылся в улыбке и кивнул Игорю:

– Ну, давай. Шокируй нас.

Игорь передал зеленый компакт–диск:

– Это бомба.

– Блин… Опять бомба, – Артем посмотрел на Машу и тяжело вздохнул. – Третья за сегодня. У нас уже есть слезоточивая история про чувака, который порвал штаны в маршрутке и отсудил у компании–перевозчика 800 рублей. Есть жуткий триллер про кражу магнитолы из «пятнашки» – рыдал все утро. Скажи мне, что на фоне твоей бомбы это были бенгальские огни.

– Однозначно, – Игорь откинулся на диванчик и сощурился. – Однозначно.

В кафе зашла команда из четырех спортсменов с белыми буквами Russia на красных мастерках. Галдя, они прошагали к раздаче и загрохотали подносами.

Артем растрепал волосы, и его прическа обзавелась парой рожек. Он продолжил:

– Дай–ка, угадаю. Любительское видео про инспектора ГИБДД? Нет? Тебя лишают прав, но ты не согласен? Нет? Ты согласен? Тоже нет…Фото горе–парковщиков?

– Видео с камер ГИБДД? – подключилась Маша.

– Уже теплее, – одобрил Игорь.

– Жесткое ДТП, которое не попало в сводки? – продолжал Артем.

– Почти тепло. ДТП, которое удалили из сводок, – ответил Игорь.

Маша подняла бровь, и глянула на коллегу.

– А–мммм… – Артем замялся. – И у нас удалили?

– Ага.

– Да ладно! – голос Маши стал недоверчивым. – Это дело… ммм… ну, помнишь, Тёма, где на пешеходном сбили двоих?

– Помню, – задумчиво пробормотал Артем. – И что на диске–то?

– Все, что вы давно знали, но боялись сказать. Видео аварии, показания очевидца и врача–нарколога. Я два дня убил, чтобы уговорить свидетеля сделать видеозапись. Но в любом случае есть его письменные показания.

– И если суммировать, то… – Артем выжидающе посмотрел на Игоря.

– … то никакой сенсации. За рулем сидел сын известного бизнесмена в состоянии опьянения, скорее всего, наркотического. Скучно, да?

– Аж в сон клонит, – согласился журналист и кивнул Маше. – Все–таки про штаны надо ставить. Если серьезно, откуда дровишки?

– Из леса, вестимо, – еле заметно улыбнулся Игорь. – Ручаюсь тебе, запись подлинная. Можешь сам проверить.

– Ага, сейчас диск лизну и проверю, – усмехнулся Артем. – Клянись мамой.

Вмешалась Маша, и по ее огромным глазам уже было ясно, что без диска она не уйдет.

– Погодь, погодь, – пытала она Игоря, склонившись через стол. – ГИБДД официально заявляла, что в том месте никаких камер не было. И, получается, вдруг взялись, так что ли?

Азарт придавал ей шарма. Игорь усмехнулся:

– Официально не было, но одна камера работала в тестовом режиме. На тот момент о ней практически никто не знал, и это спасло запись.

– Это еще надо доказать… – буркнул Артем.

Он осторожно прокручивал диск на пальце, и по нитям лазерных дорожек бегали радужные блики.

– Подлинность записи можно подвергнуть сомнению, – согласился Игорь, – но через несколько минут после первого ДТП было второе, тоже с наездом на пешехода – сделайте запрос в ГИБДД, вы же можете? И вот этот пешеход, Михаил Спиридонов, за минуту до своей аварии видел Яна. На диске признание. И еще интересный диалог с наркологом, который якобы спасал Тащенкова от алкогольной комы, хотя даже не знаком с ним.

Артем аккуратно положил диск на стол и подпер голову рукой. Он выждал, пока мимо пройдет официантка со звенящим подносом, и негромко спросил:

– Игорек, и сколько миллисекунд, по–твоему, это кино провисит на сайте, прежде чем нас настойчиво попросят его снять?

– А что, совсем продались?

– Да не в том дело. Это же натуральная провокация. Мы никак не докажем, что оно подлинное. Обратись к телевикам, у них уж что вышло, то вышло.

– Это само собой, но кто, как ни вы, поднимете волну? По телевизору покажут и забудут, а тут оно вмиг разойдется по ютубам и ЖЖ, понимаешь? И прокуратура, и все остальные не смогут промолчать. Ты поставь, а уж сколько провисит – столько и провисит.

– Ты поставь, а уж сколько проживешь, столько и проживешь, – мрачно передразнил Артем.

– Ну, не драматизируй.

– А господина Спиридонова подставить не боишься?

– Он готов дать показания в прокуратуре, – отрезал Игорь.

– Да, ладно, Тёма, – разгорячилась Маша. – Давай в сводку его на полдня. Пусть читатели обсудят. Прикинь, сколько отзывов будет…

– Посмотрим сначала, а там решим, – охладил ее Артем. – Ну, можно, конечно, сделать дебильный вид и поставить, а потом сказать, что случайно. Подумаем.

– Ой, да ладно! – Маша махнула рукой. – Мы ссылку сделаем, что подлинность видео установит следствие. Давай!

Артем обратился к Игорю:

– А в чем твой интерес?

– Иначе дело замнут. Опять.

– То бишь, чистый альтруизм, – ехидно заключил Артем.

Он принялся отковыривать от стола диск, потом обернул в салфетку и аккуратно отправил в карман жилетки.

– Артем, Маша, меня по возможности не палите, а то с работы вышибут, если узнают, кто информацию в СМИ слил, – попросил Игорь.

Артем с деланной грустью обхватил голову и проговорил:

– Я уже вижу свою объяснительную на тему, где я взял видео. «Диск я нашел в мусорном баке возле дома. Мне просто понравился цвет. Диск оказался очень хорошим, зеленым, и даже с какой–то записью. Я решил поставить ее на сайт просто так. Злого умысла не имел. Вступительный текст написал в состоянии аффекта. Возможно, на мое душевное состояние повлиял бутерброд, который я нашел рядом с диском. Больше так не буду».

– Да не переживай, информаторов мы не сдаем, – подбодрила Игоря Маша, вставая.

– По крайней мере, бесплатно, – закивал Артем.

– Ну, не продешевите, – Игорь протянул руку, прощаясь.

Игорь посидел минут пять, вышел на улицу и зашагал вдоль по Сони Кривой к припаркованной у обочине машине. Все утро его терзал нездоровый азарт поскорее передать диск журналистам, и он волновался за всякие мелочи, вроде, придут ли Артем с Машей и согласятся ли они опубликовать запись, а если да – то когда и в каком виде. Будь воля Игоря, он поставил бы ее на сайт прямо утром, а еще лучше вчера вечером.

И вот сейчас, когда он уже не сомневался в том, что запись появится на сайте, его вдруг охватило дикое волнение. Он представил Олега Тащенкова, не пожалевшего 10 миллионов только на компенсации родственникам погибших, который завтра, а может быть уже сегодня, увидит его «творчество» на главном городском сайте, и который не сможет промолчать. Он вдруг подумал о дикой незаконности способа, которым они получили показания у нарколога, и о Михаиле Спиридонове, имя которого будет склонять обожающая сенсации публика.

Он выискал в телефоне номер Артема, и нажал на вызов. Долгая пауза окончилась обрывком «…временно недоступен». Игорь сунул телефон в карман. Значит, так тому и быть.

Продолжение следует 14 октября 2010 года.

Игорь покачал бурую зарешеченную дверь, которая отделяла клетку последнего этажа от выхода на чердак девятиэтажки. Она лязгнула, как вагонная сцепка. Дужка замка туго стягивала две стальные петли. Эля округлила глаза и зашипела, кивая на квартиры соседей.

– Тихо!

– Да им пофиг, – шепнул Игорь.

– Нет, здесь дед живет… Он строгий.

– Попадалась ему уже?

– Ага. Он нас час караулил, пришлось сдаться. Обещал в следующий раз милицию вызвать.

– Да милиция полбеды. Лишь бы он ружьишко с солью не припас. Или топорик.

Эля показала наверх, туда, где над решеткой и потолком образовывался метровый проем, зауженный наваренными стальными прутьями. Девушка вскарабкалась наверх, решетка угрожающе закачалась, и подъезд загудел. Игорь опасливо глянул на дверь, где жил страшный дед.

В белых кроссовках и старых джинсах Эля походила на пятнадцатилетнего пацаненка, и, вероятно, сейчас им и была. Изловчившись, она проникла в узковатое окно, и с ликующим видом спустилась с другой стороны. Игорь последовал за ней, едва уместив свое туловище в проем из прутьев. Край стального уголка прочертил на спине кривую, и послышался треск материи.

– Блин, меня мама убьет, – пробормотал Игорь, спускаясь вниз.

Эля засмеялась и бесшумно побежала вверх к двери чердачного помещения, которая открылась, скребнув по полу. Темнота за порогом казалась непроницаемой, воздух прогорк от недостатка солнца и кислорода, и лишь где– то в глубине маячил пыльный луч света. Они двинулись к нему, взявшись за руки и прощупывая ногами пол, покрытый чем– то неприятно мягким.

На крыше задувал ветер, и от ветвистых антенн тянулись тени. Наискосок висели провода, плавными дугами стекая куда– то вниз за пределы крыши. Эля подошла к краю парапета, окаймляющему крышу.

– Смотри, как красиво.

Игорь встал рядом. Мозг искал визуальную точку опору, но за парапетом зияла высота, и уходили вдаль мельчающие фишки зданий. Они стояли, словно корабли на поле «Морского боя» – то вдоль, то поперек, то громадная, как линкор, девятиэтажка, то приземистый бот административного здания. Некоторые строения окутывала пена зелени, но чаще зияли бреши вытоптанных дворов.

Вдали возвышался стройный шток телевышки, за ним краснело руно закатных облаков. Из открытого окна под ними несся сорванный голос: «…какая осень в лагерях…».

– Всегда любила смотреть на город с высоты, – проговорила Эля, заглушая ветер. – В детстве мы сюда часто лазили.

Она вдруг села на парапет и свесила ноги с крыши. Игорь ухватил ее за плечи, и услышал удовлетворенный смех:

– Садись рядом.

Он аккуратно опустился рядом и почувствовал приятный озноб – ноги перетягивали вниз, как раз туда, где бродила по газону миниатюрная собака. Страх медленно отступал, и снова накатывал при попытке шевельнуться. Игорь посмотрел на расслабленную Элю.

– А у тебя хороший вестибулярный аппарат, – заметил он.

– Да, не жаловалась… – она скорчила гримасу и заговорила стариковским голосом: – «На что жалуетесь?» На вестибулярный аппарат. «Ну, нате вам новый. Только не крепите его к уху – там у вас слуховой».

Игорь ухмыльнулся:

– Я гляжу, у тебя хорошее настроение.

– Теперь хорошее. А ты задумчивый, да?

– Есть немного.

– Почему?

– Работа…

– Тебя увольняют?

– Пф… – вырвалось у Игоря. – Пока нет, но могут. На месте начальства, я бы сам себя уволил.

– Хорошо, что ты не начальство. А то написал бы заявление: «Прошу меня немедленно уволить». И сам бы визу поставил: «Не возражаю». А что ты такое натворил?

– По стахой евхейской пхивыщке заяжал сотофый телэфон от кахпахативной сети.

– Ясно. Секрет?

Эля ехидно подняла бровь.

– И секрет, и рассказывать долго.

– А про увольнение ты серьезно?

Девушка шевельнулась, и он инстинктивно прижал ее ладонь к парапету.

– Теоретически возможно, – сказал Игорь. – Я сам неуверен, что из этого получится. И мне сложно будет убедить начальство, что я не псих.

– Если начальство не одобряет, значит, дело стоящее, – вдруг заявила Эля.

Игорь расхохотался ее вескому тону:

– Ты в нашем офисе кроме кулера никого не знаешь.

– Кое-что я увидела. Сама обстановка у вас… как-то не вяжется с тобой. Там все такие серьезные, правильные, деловые…

– А я такой туповатый и непутевый…

– Нет. Ты другой, – посерьезнела она. – А когда отбиваешься от стада, это никому не нравится.

– А тебе?

– Мне нравится. Очень. Ненавижу ходить строем. И ты ненавидишь.

– Неплохой у меня имидж, – усмехнулся Игорь. – Майка с Че Геварой творит чудеса.

Осторожно собрав ноги, он перелез через парапет на крышу и потянул девушку за собой.

– Слезай. А то примут нас за пару самоубийц. В прошлый раз ОМОН был добр ко мне, но дважды так не повезет.

Эля прижалась к нему, пряча нос от ветра.

– А тебе нравится твоя работа? – пробубнила она.

– Нравится. В день зарплаты работа всем нравится.

– А в остальные дни?

– Вполне себе ничего. Как и везде, есть плюсы, есть минусы. Многовато рутины, согласований, всяких там перезвонов, марания бумаги, но в целом хороший опыт для юриста. Иногда достает, конечно.

– А если тебя уволят, ты сильно расстроишься?

– Ну как… – Игорь задумался. – Головняков добавится: опять резюме, собеседования, и чувство собственной неполноценности. Вообще увольнение – не самое плохое последствие.

Эля подняла глаза:

– А что еще может быть?

– Понятия не имею, – он вдруг повеселел. – Но ты веришь мне, что дело стоящее?

Она охотно кивнула.

– Ну вот. Так что будут последствия – будем думать.

– А знаешь, что бы ты там не затеял, я с тобой, – она подняла лицо и сморщила нос. – Тебя сложно удержать в рамках, и это прекрасно.

– Тебя, кстати, тоже, – рассмеялся он.

– Муррр… Да, я такая…

Она вдруг вырвалась и, расставив руки самолетом, побежала вдоль крыши. Майка дыбилась от набегающего воздуха:

– Надоели ваши рамки! – ветер глушил ее голос. – На– до– е– ли!

Игорь вдруг разобрал непонятный смех, и он рванул следом. Теплая воздушная лавина переваливалась через плато девятиэтажки, сбивая с ног. Эля взобралась на бетонное сооружение в центре крыши и поманила Игоря. Он залез следом.

– Папы сегодня не будет, – она подставила талию под его объятья. – Пойдем ко мне?

* * *

Часы показывали полпервого ночи.

– Какой-то я буйной стала, – Эля опрокинулась на спину, накрыв лицо подушкой, и пробубнила. – Никакого самоконтроля. С этим нужно что-то делать.

Игорь провел пальцем по ее влажному животу. Подушка задержала дыхание, потом приглушенно рассмеялась:

– У- у- у-гы- гы! Я сейчас опять разойдусь… Что теперь делать полагается, спать, да? Я не хочу спать.

Она высунулась из– под подушки и поморгала одним глазом. Игорь рассмеялся, и она юркнула обратно.

– Чего ты смеешься? Я дурочкой, по-моему, стала. В этом был твой секрет, да? Так ты отличаешь девушек от недевушек?

Воздух с балкона остудил пол и начал затекать на диван, холодя ступни. Игорь подтянул простыню. Свет из коридора нарисовал на потолке желтую трапецию, в которой выписывал зигзаги комар.

Эля отбросила подушку и приподнялась на локте, расправляя спутанные волосы.

– Мне совсем не хочется спать.

– Мне тоже.

– Тогда не будем, – обрадовалась она, и опустилась на его грудь, поеживаясь. Игорь дотянул простыню до ее плеч.

– Не жалеешь? – спросил он.

– Это было прекрасно…А все говорили, что первый раз будет больно и скучно.

– Ну, извини, что не оправдал ожиданий, – улыбнулся Игорь. – С тобой, по-моему, скучно не бывает, тем более, когда папа на дежурстве....

– Я вообще от себя такого не ожидала. Думала, что буду… более пристойной.

– Я, честно говоря, тоже.

– Да? – она приподняла голову. – Ты разочаровался?

Он рассмеялся.

– Слушай, открою тебе один взрослый секрет. Только никому не выдавай, окей? Тем, что ты сейчас делала, ни одного мужчину разочаровать нельзя. Ни одного. А тем более меня.

Эля ехидно сощурилась:

– «Тем, что я сейчас делала…» Ага… Надо запомнить. Очень по-взрослому звучит. Главное, конкретно, – она потерла нос. – А что я делала? Я почти ничего не помню.

– Что у тебя за страсть называть все вслух? Ну, никакой поэзии.

– Не знаю. Я такая. Хочу говорить откровенно. Просто хочу говорить.

– Тогда говори.

– Это было прекрасно... И еще я кричу. И кусаюсь. И дурочкой стала. Ужас…

Она снова спряталась под подушкой.

– Я кричу, и соседи, наверное, слышат, – донеслось оттуда. – Ну и пусть. Меня как будто наполнили гелием. Я сейчас полечу. Мысли все глупые. Ты какой– то секрет знаешь, да? Ты что– то со мной делаешь… Я думала, будет как в фильмах – поцелуйчики, камера вниз, и уже утро… Мне не хочется, чтобы ночь кончалась. Это прекрасно… Я не хочу спать. Это плохо, что я кричу?

Глаза снова выглянули из– под подушки.

– Ну, разве что Аркаша слышал… – произнес Игорь.

– Да, Аркаша… – она сморщила нос. – Я даже не подумала.

– Он вообще знает?

Эля пожала плечами.

– Ну, догадывается, наверное, – заключил Игорь. – А вообще, он на тебя сильно запал.

– Я знаю.

– Ты когда у него ночевала, он все правильно понимал? Просто это как бы… Жест.

– Он очень скромный в этом смысле. И я скромная… была. Даже в одежде спала.

– В любом случае, он надеялся.

– Надеялся… – согласилась Эля. – Я с ним поговорю.

– А может, и не стоит… – задумчиво произнес Игорь. – Или стоит… Уехать бы отсюда. Давай квартиру снимем?

– Папка меня не отпустит, – глаза Эли блестели. – И мне его бросать не хочется. Понимаешь?

– Конечно. Ну, дежурит– то он у тебя регулярно?

– О да! – засмеялась она.

Вспорхнувшая простыня мягко опустилась на их головы.

Игорь приехал в офис одним их первых. Люда вяло раскладывала стопки каких-то карточки. Ее компьютер просыпался от спячки, грустно жужжа вентилятором.

В дальнем углу офиса из-за перегородок доносился звук расчески, взбивающей чью-то тугую прическу. Зашипел баллончик с лаком. Игорь крикнул «Привет» на звук баллончика, и из глубины кабинета ему помахала рука с браслетами.

Игорь ткнул ногой кнопку компьютера, и замер в нетерпеливом ожидании. Только бы Интернет работал…На всякий случай он отвернул монитор чуть-чуть вбок, чтобы проходящие за спиной не сразу видели, что он смотрит.

Он открыл городской сайт, и в самом верху страницы в глаза бросился заголовок: «Дело «мажора», сбившего двоих, фальсифицировано?» Кто-то мягко сказал ему «Доброе утро», и он панически свернул окно, делая вид, что оживляет Word.

Выждав пару секунд, он снова открыл сайт, и вдруг подумал, что напрасно так дергается – в конце концов, местные новости он читал каждое утро. Он кликнул в заголовок.

Артем подстраховался и залил скандальное видео сначала на Youtube, а к себе на сайт поставил как будто с соответствующей ссылкой. Помимо сухого пересказа содержания видео, в статье была цитата прокурора, который заявил, что не располагает подробной информацией и может комментировать запись только после установления ее подлинности. После шел комментарий Олега Тащенкова, который назвал видео «очевидной провокацией со стороны отдельных групп лиц, которые пытаются использовать его в корыстных целях». Далее следовало обещание найти провокаторов и спросить с них по всей строгости законов РФ.

Стало не по себе. Настроение окончательно испортилось после прочтения первой сотни отзывов, где призывы посадить Яна пожизненно чередовались с рецептами времен средневековой инквизиции: отрубить руки, выколоть глаза, сжечь. Игоря покоробила эта ожесточенность, желавшая противопоставить одному беззаконию другое. Собаке бросили кость, и собака починилась инстинктам. Люди упивались анонимной кровожадностью, права на которую были лишены в реальной жизни.

Нетрудно представить, какие силы Олег Тащенков бросит на прекращение этой словесной вакханалии. Игорь убеждал себя, что подобный ажиотаж, в целом, на руку, и все равно было не по себе.

Во второй сотне отзывов стали появляться комментарии иной окраски, что, мол, «ясно дело, это заказ», «по любому, это подстава» и так далее. Видимо, соратники Тащенкова, проспав начало информационной войны, теперь взялись за дело с удвоенным рвением. Кто-то якобы лично лежал с Яном в палате наркологии двое суток спустя аварии, кто-то напирал на безупречную репутацию Тащенкова-старшего. Были и христианские призывы не ворошить дело, ведь мертвых уже не вернуть.

Игорь закрыл браузер и вышел на крыльцо. Парковка в стороне от офиса заполнялась машинами фемидовцев. Очень хотелось курить.

Матвей, проходя мимо, поздоровался и вдруг, как бы сам того не желая, остановился:

– Слушай, мне тут сейчас звонили…

Он запнулся, словно не был уверен, стоит ли продолжать разговор. Игорь старательно делал безмятежное лицо, отчего оно получалось встревоженным и бледным.

– В общем, зайди ко мне минут через десять, окей? – Матвей исчез за двойными дверями «Фемиды».

Потянулись десять минут. Работать Игорь не мог, как не мог заставить себя заглянуть в ежедневник. Сожаление, что он ввязался в сомнительную затею Шмунка, постепенно росло и оформлялось, вместе с осознанием того, что теперь избежать последствий уже не удастся.

Выждав чуть дольше для приличия, Игорь зашел к Матвею. Тот не сразу оторвался от монитора, скроля мышкой страницу браузера.

– В общем, – вздохнул он, откидываясь в кресле. Взгляд его все еще не мог отлипнуть от монитора. – Короче, помнишь ту запись, что приносил этот… Шмунк? Блин, фамилия такая нелепая, – зачем-то рассмеялся он.

– Конечно.

– Вот. В общем, кто-то передал ее в СМИ. Мне просто с утра позвонили, – Матвей сделал жест, словно прижимал к уху воображаемую трубку, и голос его наполнился сожалением. – Ну, позвонили и спросили, видел ли я ее. С утра по телевизору показывали, сейчас она на городском сайте появилась.

– Жесть, – осторожно согласился Игорь. – А кто позвонил?

– Да там…– Матвей продолжал читать комментарии. – Тут видишь, какое дело… В общем, скажи, ты каким-то образом… ну не знаю… ну, каким-то образом причастен к этому?

Игорь лихорадочно соображал, стоит ли врать. Вранье даст выигрыш по времени и, если Матвей не проявит настойчивости, может сойти за правду. Но Игорь вдруг подумал, что стремно так унижаться. Пора уже определяться, на чьей он стороне.

– Причастен, – коротко сказал Игорь.

– Блин… – губы Матвея непроизвольно сжались, и он еще интенсивнее заскролил мышкой вверх и вниз, словно ища в Интернет-странице ответа на свои сомнения. – Тут видишь, какая свара поднялась...

Он глубоко вздохнул и попытался изобразить улыбку:

– В общем, плохо это все. Сейчас Зоя Павловна увидит – дай бог, чтобы не увидела – но если увидит, что мы ей скажем? Это вообще клиентская тайна…

– Клиент согласен на ее разглашение, – вставил Игорь и уточнил. – Наш клиент – это же Шмунк.

– Ну, не в том дело. Как бы тебе сказать… Тут же все вилами на воде: на записи ничего не видно, старик какой-то, голос на диктофоне… Может быть, это провокация, а людям-то не важно – они бросились Тащенкова склонять. Понимаешь?

– При всем уважении, он сфабриковал дело. И даже если запись неразборчивая, это так.

– Ну… – Матвей тяжело выпустил воздух, раздувая щеки. – Все равно, так не делается. Понимаешь, если бы было расследование и какие-то его результаты можно было обнародовать – я не против, я даже за. А так, по сути, оклеветали человека.

Игорь молчал. Почти против воли он поддавался гипнозу вкрадчивого голоса Матвея, и тут же вскипало упрямство, разбивавшее все его доводы в пух и прах. Тот продолжал вчитываться в комментарии. В углу кабинета вращал головой вентилятор.

– Ладно, – выдохнул Матвей. – Будем надеяться, что Зоя Павловна не увидит. Блин… Хотя сегодня уже по телевизору показывали...

– А Зое Павловне-то какая разница?

– Ну как, какая разница, – Матвей непонимающе посмотрел на Игоря. – Если Тащенков узнает, что мы вели это дело, а потом скинули информацию на телевидение…

-… то закроют «Фемиду» к ядрене фене, так?

– Нет, ну что ты все усугубляешь, – попытался рассмеяться Матвей, что убедило Игоря в обоснованности его предположения. – Никто никого не закроет, просто это тень на репутацию. И потом Зоя Павловна лично знает Тащенкова…

– Постой, а у «Фемиды» вообще может быть своя позиция в отношении этого дела, отличная от позиции ее знакомого? Почему это бросает на нас тень?

– Ну, ты вот зря в бутылку лезешь. Мы работаем с бизнесом, а все наши клиенты так или иначе знают или сотрудничают с Тащенковым, – Матвей дернул бровями. – И какое мнение мы сформируем о себе? Другие подумают: «Ага, они чуть что – сразу в СМИ бегут». Ну, не по уму это. Ты сам подумай, кому понравятся подобные провокации?

– А ты сам-то как думаешь – был Ян за рулем?

– Не знаю, я не следователь. Но и судить по записи с разрешением 500 на 300 я бы не стал. И свидетель этот, Михаил Спиридонов… Ну, разве это свидетель? Два года прошло, у него травма была…

Игорь машинально вертел в руке незаточенный карандаш.

– Что предлагаешь? – спросил он.

– Не знаю… Ладно, иди пока. Посмотрим.

* * *

Игорь протиснулся во входную дверь, подпертую громоздким сундуком. Спиридонов, шумно сморкнувшись, заметил:

– Я тут перестановку сделал чуть-чуть. Вы проходите туда.

Он нетерпеливо махнул рукой, потом сгорбился, обхватил угол сундука распухшими пальцами и потянул назад. Игорь попытался помочь, но хозяин отпрянул и с досадой буркнул:

– Да не надо… Я потом…

В старой квартире стоял густой дух тушеной капусты. В комнате клацали часы.

Спиридонов, припадая на ногу, прошел в комнату и опустился на кровать, сжимая рукой угол стола. Кровать протяжно заскрипела. Игорь уловил беспокойный взгляд пожелтевших глаз, и ему стало жаль старика.

Он сел на шаткий стул напротив и заговорил:

– Михаил Васильевич, я снова насчет переезда. Вы только поймите правильно – ничего особенного не происходит, но всем будет спокойнее, если вы какое-то время поживете не по прописке. Мы сняли вам квартиру, о которой не знает никто. Это ненадолго.

Спиридонов молча глядел на мутный тополь за окном, который мерно качал ветками. Игорь постарался зайти с другой стороны:

– Видите, какая шумиха поднялась, и сейчас все – от телевизионщиков до заинтересованных лиц – могут искать с вами встречи. Там вы сможете жить спокойно, пока делом не займется прокуратура.

– Не… – Спиридонов глянул куда-то мимо Игоря. – Что я там? Тут и магазины рядом, и вообще…

– Там отличная квартира на первом этаже и магазины прямо во дворе.

– Да ну… Чего мне боятся? Ну, чего? Ну, бабахнут кирпичом по голове, так что ли?

Его морщины задрожали от волнения.

– Нет, ну что вы?! Разумеется, нет. Но вас могут постараться как-нибудь переубедить…

– Ну, пусть стараются. Я уже все написал. Надо будет, еще раз напишу, – упрямо закачал головой старик. – Вы лучше скажите, когда к следователю вызовут?

– Мы работаем над этим. Я надеюсь, уже на следующей неделе.

– А… – огрызнулся он раздосадовано. – Надеетесь... Следователь и слушать не будет, скажет, мол, совсем дед из ума выжил. Столько времени уж прошло.

– У нас еще кое-какие подвязки есть, но ваши показания очень важны. Мы можем переехать прямо сейчас, я на машине? Ну?

Игорю показалось, что Спиридонов заколебался. Он наклонился и начал растирать ладонью колено. С письменного стола свисала газета «Челябинский рабочий», придавленная тремя журналами «ЗОЖ». «Здоровый образ жизни» – прочитал Игорь на краю обложки.

Михаил Васильевич покачался и встал рывком. Он оказался сбоку от Игоря и заговорил вкрадчиво:

– Вы постарайтесь, чтобы делу поскорее дали ход. Я совсем спать перестал. Черт его знает, сколько еще протяну…

– Да что вы, – вскочил Игорь. – Все получится, не переживайте. Мы регулярно ведем такие дела, почти каждый месяц, и все заканчивается хорошо. Я даже не сомневаюсь. Так что вы себя не накручивайте. Какой смысл изводиться?

– Да смысла-то никакого, а вот изводишься, – буркнул Спиридонов и шагнул к шкафу. Он укрепил на переносице очки с одной дужкой, и принялся что-то искать между книг.

Наконец извлек какую-то бумажку, долго разглядывал ее, наклонив очки и щурясь, потом удовлетворенно хмыкнул.

– А… Вот он, – он глянул на Игоря и пояснил. – Рецепт.

– Так вы поедете?

– Нет, не поеду. Все. Не поеду, сказал.

Игорь вздохнул:

– Понятно. Тогда другой вариант – вы не против, если у вас какое-то время поживет наш сотрудник? Ну, просто, для спокойствия.

– Сотрудник? – Спиридонов снова опустился на диван. – Это как телохранитель?

– Нет, он юрист. На всякий случай. Если придут люди от Тащенкова, он поможет вам. Ну… Вы же понимаете, что сейчас на вас будут давить?

– Да я дверь никому не открою и все. Вы эта… – он раздраженно махнул рукой. – Вы меня не нервируйте больше. Давайте уже поскорее к следователю, а то я так больше не могу. То телевидение, то вы, то повестки жди …

– Ну а в санаторий почему не хотите? Очень хороший, кстати. Там специалисты по суставам есть, и процедуры...

– Да дела у меня тут, что вы, в самом деле, заладили! – не на шутку рассвирепел старик. – Впутали, понимаешь ли, в историю, а теперь санаторий! Идите, делом занимайтесь, и уж постарайтесь поскорее все завершить. Я ведь тоже не железный…

Его голос дрогнул. Игорь показалось, что через линзы сломанных очков блеснули слезы. Старик отвернулся к окну.

В кармане завибрировал телефон. Игорь извинился и глянул на экран – незнакомый городской номер. Он сухо сказал в трубку:

– Да?

– Игорь? – переспросил бойкий женский голос. – Игорь, вам удобно сейчас говорить? Это беспокоят с телевидения, меня зовут Ксения. Игорь, дело в том, что наш телеканал сейчас готовит сюжет про аварию, ну, которая два года назад произошла. Вы помните, да? Нам сказали, что вы можете дать комментарии…

– А кто сказал? – напрягся Игорь.

– Ну, – хохотнула Ксения. Ей, похоже, было без разницы, делать ли сюжет про аварию с двумя трупами или обзор наполнителей для кошачьих туалетов. – У нас свои источники. Вы не возражаете, если мы подъедем и зададим буквально пару вопросов?

– Девушка… Ксения, я не следователь и не прокурор. Какой вес имеют мои комментарии?

– Нет-нет, у нас есть ответы официальных лиц, но вы можете выразить свое личное мнение. Ну, то есть вы, как гражданин, должны иметь свою позицию.

– Не думаю, что это будет уместно.

– Очень уместно. Просто сейчас у нас в обществе принято, что все решается на верхах, а обычные граждане не имеют права голоса и не хотят его иметь. И наш телеканал…

Слушая заученный речитатив Ксении, Игорь машинально мерил шагами короткий коридор от кухни до стенного шкафа, закрытого на согнутый гвоздь. Он зачем-то считал доски на полу и пытался прикинуть их ширину. Сантиметров десять?

– … и во всех этих случаях именно гражданская позиция позволила поменять ход дела, – завершила тираду Ксения. – Чем больше будет мнений, тем больше шансов, что власть прислушается, и расследование будет прозрачным.

– Нет, – коротко ответил Игорь. – Незачем.

Ксения набрала воздуху для очередной порции аргументов, Игорь коротко извинился и сбросил вызов.

– Кто это? – взволнованно глянул на него Спиридонов.

– Телевидение. Хочет комментарий.

– А вы отказались? – в голосе старика мелькнуло сожаление.

Игорь подумал, что, наверное, сам Спиридонов и дал его телефон журналистам. И не осуждал старика.

Игорь опустился на стул напротив и заговорил тем спокойным тоном, которым юристы сообщают клиентам плохую новость, делая при этом акцент на позитивных моментах.

– Понимаете, наша задача – не просто поднять шумиху в прессе, а довести дело до логического конца. И сейчас нужно соблюдать определенную осторожность. Поэтому я и прошу вас переехать.

– Нет, нет, тема закрыта, – раздраженно замахал руками Спиридонов. – Ступайте, ступайте работать… Я дверь никому не открою.

Игорь протянул Спиридонову сотовый телефон:

– Тогда вот, возьмите. Его номер знаем только мы, так что можно отвечать без опаски. Свой телефон лучше отключите, хорошо? И, пожалуйста, будьте на связи.

* * *

Дверь в офис Шмунка была приоткрыта. Игорь подцепил ее пальцами и зашел внутрь без звонка. В сумерках коридора тускло мерцали лампочки пульта сигнализации, и светился периметр двери кабинета хозяина. Игорь постучался и вошел после короткого шмунковского:

– Да!

Шмунк почти лежал в своем кресле. В глаза бросились некрасивые заломы на глаженых брюках и галстук, висящий на шее небрежной петлей. Шмунк был изрядно пьян. На столе между телефоном и лотком для бумаг высилась бутылка виски, блестели три стакана.

Игорь сел напротив:

– Я не вовремя?

– Выпьете? – Шмунк, щурясь от табачного дыма, плеснул себе соломенной жидкости.

– Нет, вы же знаете. Я за рулем.

Шмунк вытряхнул окурки из пепельницы в урну и допил свой виски. Потом небрежно заговорил, кивая на стаканы:

– У меня тут были из движения «Свободная воля». Слышали про такое? Это общественная организация… Думаю, они нам помогут. Ваш план уже работает – нам многие хотят помочь. Пока больше на словах.

Шмунк облокотился на стол, глядя куда-то мимо собеседника. Лицо его было грустным. Игорь спросил:

– Артур Алексеевич, как думаете, получится?

Шмунк пожал плечами.

– Мне уже не по себе, – добавил Игорь, разминая пальцы.

– Боитесь?

– Да.

Шмунк слабо усмехнулся:

– Я тоже. Но знайте – Тащенков не будет сейчас играть грязно, понимаете? Это не его стиль. Но, я думаю, он уже встречается с прокурором. А у меня встреча с прокурорскими только завтра. Кстати, вы приедете? Назначено на два часа.

Он выжидающе глянул на Игоря. Тот ответил:

– Я постараюсь.

Шмунк снова откинулся в кресло:

– Игорь, зачем вы ввязались в этом дело? Вас злят типы, вроде Яна? Ну, такие вот нелюди?

– Злят.

Шмунк вдруг недобро рассмеялся:

– А может быть, проблема в вас? Может быть, вы ненавидите его, потому что завидуете? Как вся эта братия, строчащая комментарии под вашей статьей?

– Кому завидую? – опешил Игорь.

– Яну.

– Да с чего бы это…

– Это так просто – ненавидеть ублюдков, вроде Яна. И так легко выглядеть порядочным на их фоне. Но покопайтесь в себе и скажите – разве хотя бы иногда вы не желали пожить его жизнью? Разве не мечтаете о той власти и той свободе, которые доступны ему?

– Это уже за гранью... – начал Игорь.

Шмунк оборвал:

– Нет, это на поверхности. Ему кто-то нахамил – он разбил обидчику лицо. Это же естественная реакция. Его автомобиль подрезали или ему показалось, что подрезали – он расстрелял машину из травматики. Будьте честны с собой, ну? Разве вы не ощущали этого импульса? Добиться справедливости, каковой она представляется вам? Давайте вспомним вашего Каву – не будь вы скованы нормами законности, чтобы вы сделали? А? Вы бы раздобыли револьвер и всадили пулю в его башку, так? Отстрелили бы ему палец?

Игорь нахмурился:

– Я этого не сделал.

– Не сделали! Но не потому, что не хотели, а потому, что не могли. Потому что боялись последствий. Не хотели сесть в тюрьму. А Ян бы смог, и ему, может быть, сошло бы с рук, но даже не в этом дело – не было бы даже угрызений совести. И вас это злит и восхищает одновременно. Он свободен и от общества, и от себя, а поэтому так опасен. Половина нашей ненависти к нему объясняется страхом, вторая половина – завистью.

– Не понял наезда, – фыркнул Игорь, напрягаясь. – Вы недовольны тем, что я опубликовал эту запись? Или Ян у нас теперь – ролевая модель для молодежи?

Шмунк принялся медленно выливать остатки виски. Вязкая капля зависла на горлышке и через секунду слетела в стакан. Шмунк продолжил, разглядывая виски на просвет:

– Я доволен и вами, и вашим роликом. Поймите другое, Игорь. По существу Ян мало отличается от большинства. Просто у большинства не было условий, чтобы мажор внутри них развился и выполз наружу. А у Яна были. Нас всех загоняют в эту чертову адекватность, а порой хочется сорваться с цепи, а? Чем мы лучше его?

– И что? Мы не лучше, значит, пусть беспределит дальше?

– Вот смотрите… – Шмунк ткнул в Игоря пальцем. – Вы злитесь. Вы негодуете. Трудно найти мотивацию, помимо ненависти, верно? Большинство подобных дел основывается на чувстве мести, и в этом проблема. Вы обратили внимание, как ваша статья завела народ – сегодня полгорода готовы задушить Яна без суда и следствия. Проблема в том, что когда вспышка анонимного гнева пройдет – а она пройдет – Ян сотрется из их сознания. Потому что за этой ненавистью ничего, кроме эмоций, а эмоции быстро кончаются. И когда схлынут страсти, люди станут равнодушными… Так?

– Так.

– И я не хочу, чтобы вы уподоблялись им. Перешагните через свою ненависть и страх, посмотрите на Яна беспристрастно и найдите для себя новый смысл. Иначе уже завтра вы не сможете объяснить, для чего вам нужна вся эта канитель. Он такой же, как мы, но он существовал в других условиях. И наша задача – изменить не его, а эти условия. Хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть. Понимаете? Чтобы будущие Яны и их отцы запрятали своих мажоров как можно глубже.

– Артур Алексеевич, вам близка идея полицейского государства?

Шмунк расхохотался:

– Пытаетесь выставить меня тираном? Нет, нет, я уважаю свободу личности, но лишь до тех пор, пока она не сминает свободу другой личности. Вашей, например.

* * *

Ох уж эта офисная работа – вечная, как огонь. Тебе уже мерещиться финишная прямая, и те делаешь решительный рывок, но финиш убегает, как линия горизонта. И ты задерживаешься на еще чуть-чуть, чтобы разгрузить завтра, но, несмотря на все усилия, долгожданное завтра ты начнешь с балластом недоделанных задач. Выполненные дела незаметно исчезают из поля зрения, не принося морального удовлетворения, зато незаконченные и отсроченные регулярно напоминают о себе, словно нарывающие фурункулы.

В решительной попытке разгрузить середину дня Игорь до предела уплотнил свой утренний график, не отвечая на телефон, не включая аську и ни разу не сходив к кулеру. Для встречи в прокуратуре ему нужно было выкроить буквально три часа, и к часу он уже прикидывал, как сподручнее выскользнуть из офиса.

В двадцать пять минут второго Игорь шел между перегородками без пиджака и с папкой в руках, словно он направляется к офис-менеджеру.

В тесноватом холле стояла Зоя Павловна, указывающая что-то Люде. Та машинально кивала.

Игорь оцепенел, затем как ни в чем небывало, попытался протиснуться с фланга. Зоя Павловна почувствовала его приближение, и в момент, когда он готов был метнуться к двойным дверям, коснулась его плеча:

– Игорь Александрович, ко мне, пожалуйста, зайдите минут через десять.

– Если возможно, я бы зашел ближе к четырем, – Игорь натянул нехарактерную для него сочувственную гримасу.

– Все-таки лучше сейчас, – равнодушно ответила начальница. – У вас какая-то встреча?

– Н… Да… – Игорь вдруг подумал, что врать, в общем-то, незачем. – Зоя Павловна, меня ждут люди, это по личным делам. Я обещаю отработать вечером. Буквально на полтора-два часа.

– Видите ли, Игорь, – развернулась к нему директор «Фемиды». Игорь поймал ехидный взгляд Люды, которая деловито загибала уголки документов с цветастыми стикерами. – У меня есть серьезный разговор к вам, и я прошу отменить на сегодня все личные дела. Через… – она глянула на часы. – Давайте, через полчаса.

Игорь обреченно кивнул, вернулся в офис и набрал Шмунку, коротко доложив о своей неявке. Потянулись глупые полчаса, которые он провел за чтением отзывов на статью про аварию Тащенкова – народный гнев был разбавлен десятками комментариев защитников Яна. Одинаковая аргументация выдавала, что написаны они одним человеком или, по крайней мере, одной группой людей. Впрочем, встречались и искренние подозрения в том, что дело всплыло не случайно.

Он нервничал все сильнее. Его напрягал разговор с Зоей Павловной, но больше всего угнетала упущенная встреча в прокуратуре. Он копался в себе, пытаясь уловить намеки на тайное облегчение, но чувствовал лишь, что сожалеет.

Через полчаса Игорь постучал в кабинет начальницы. Зоя Павловна указала ему на стул, продолжая говорить по телефону:

– Вы убедитесь, что они вас правильно поняли. Обязательно. Нет, против. Да. Хорошо, сообщите мне результат сегодня вечером.

Она положила трубку на стол и вцепилась в Игоря холодным взглядом. Он старался выглядеть спокойным, но под пристальными глазами начальницы было непросто найти непринужденную позу. Игорь почувствовал, как рука непроизвольно сжимает ручку кресла.

– Что-то срочное, видимо? – спросил Игорь, стараясь прекратить пытку молчанием.

– Да-да, есть у меня для вас одна новость, – заговорила Зоя Павловна.

«Блин, обычно две – хорошая и плохая», – подумал Игорь. – «Видимо, хорошей нет».

– Я бы хотела предложить вам повышение, – заявила начальница.

– Что?

– Я думаю, вы уже достаточно себя проявили, и мне бы хотелось, чтобы вы меньше занимались рутиной и больше внимания уделяли значительным делам, – расшифровала свой замысел Зоя Павловна. – С июля выходят две новые сотрудницы, и мне бы хотелось именно вас назначить их куратором. Это раз. А еще, как вы знаете, Валентина Николаева скоро уходит в декретный отпуск, и я рассматриваю возможность передачи ее клиентов вам.

Игорь быстро прикидывал, во что выльется подобное повышение. Помимо собственных головняков ему придется вникать в сложности клиентов Вали.

– Зоя Павловна, большое спасибо за доверие… Мне надо подумать.

– Что вас смущает?

– Честно? Нагрузка. Я и так на износ работаю.

– Игорь, вам нужно научиться делегировать ответственность. Вы можете гораздо больше, если правильно организуете работу. Я еще раз говорю – у вас в подчинении будут две новые сотрудницы. Это будет ваша проба пера на руководящей должности, разумеется, с соответствующим повышением зарплаты. Я предлагаю вам вот столько…

Она написала сумму на листке бумаги, словно опасалась прослушки. Игорь глянул на карандашные цифры и оценил щедрость.

– Первое время будет тяжело, – продолжила директор. – Но если вы планируете расти как юрист, вы должны понимать целесообразность такого шага. Вам скоро тридцать.

Игорь молчал, глядя на листок с цифирями. Увеличение зарплаты в обмен на личное время. Новая должность в обмен на отпуск. Заманчиво и противно одновременно.

– Зоя Павловна, мне сейчас по личным мотивам нужно уйти в небольшой отпуск. Я могу взять за свой счет. А с 1 июля я бы как раз мог выйти в новом качестве. Можно так сделать?

На полноватом лице Зои Павловны мелькнуло разочарование. Она откинулась в кресле, вращая карандаш между пальцами.

– Игорь Александрович, для чего вам отпуск?

– Да это… для личных целей.

Она отбросила карандаш, он мягко приземлился на отогнутые листы бумаги и щелкнул по столу.

– Я не люблю, когда меня держат за дуру, – сказала она разражено, смыкая пальцы в замок. – Зачем вы ввязались в авантюру этого Шмунка? Ну зачем вам-то это понадобилось, я никак не пойму?

Игорь выдержал ее взгляд и ответил после паузы, во время которой начальница пыталась прочесть ответ на его лице. Он сказал:

– Это не авантюра. Есть вполне конкретные доказательства.

Зоя Павловна понизила голос:

– Игорь, вы знаете, мне импонирует ваше небезразличное отношение, и я верю, что вами движут гуманные мотивы. Я правда верю. Но вы еще не слишком опытны. Я давно работаю в этой среде и знаю ее гораздо лучше вас. И в этой среде ничего не делается просто так, понимаете?

– Нет.

– Эти доказательства не случайно появились именно сейчас. Я даже не касаюсь вопроса их истинности, но, поверьте мне, этот господин действует не бескорыстно, и речь здесь идет совсем не о восстановлении справедливости. Вы сами работаете с подобными клеветническими случаями и должны понимать, что юридическое давление, разрушение репутации – одна из форм борьбы за зоны влияния. Неужели это так неочевидно?

– Я слышал про теорию заговора, но помимо нее есть конкретное ДТП с конкретными жертвами, которое конкретно замяли, – с легким раздражением заявил Игорь.

– Игорь, Игорь, послушайте, – Зоя Павловна склонилась к нему через стол, и голос ее зазвучал даже сокровенно. – Эти доказательства не выдерживают никакой юридической критики. Вами движет обостренное чувство справедливости, и я уважаю вашу гражданскую позицию, но если вы посмотрите на ситуацию беспристрастно, то увидите множество нестыковок. Вам не приходило в голову, что некоторые доказательства Шмунка, о которых он трубит сейчас – это постановка?

– Свидетель, которого нашел я – это постановка?

– Вы удивитесь, когда узнаете, каких профессиональных актеров привлекают в качестве свидетелей. Они заставляют плакать судей, и чем убедительнее звучит свидетель, тем больше подозрений, что он ненастоящий. Ваш звучал убедительно? Да, вам сложно смириться, но я уже насмотрелась на ряженых вот так… – Зоя Павловна показала какой-то слишком вольный жест, постучав ладонью по двойному подбородку.

– Как все красиво получается – запись поддельная, свидетель липовый, доктор подставной… Что-то слишком глобальный заговор.

– А вы представляете масштаб интересов Тащенкова? На разработку таких операций тратятся годы, и это одна из причин, почему доказательства всплыли не сразу… Вы не найдете никаких противоречий, которые встречаются в обычных делах, потому что над ними работали гораздо более опытные люди, чем вы сами. Подумайте, почему у Шмунка нет серьезных юристов, и почему за помощью он обратился именно к вам? Ему нужны люди, которые слепо поверят. Он использует вас для своих целей и использует бесплатно.

– Зоя Павловна, и есть доказательства его нечистоплотности?

– Игорь Александрович, я здесь не для сбора доказательств. Я поделилась с вами мнением, в котором абсолютно уверенна. И я не хочу, чтобы мой сотрудник был замешан в грязных разборках, тем более направленных против порядочного человека, с которым нас связывают хорошие отношения. Простите меня, но это просто подло. Поэтому вам нужно сделать выбор – либо мы понимаем друг друга и вы идете на повышение, либо мы расстаемся.

– Я могу подумать?

Зоя Павловна всплеснула руками.

– А вам не кажется, Игорь Александрович, что я и без того уделяю вам слишком много внимания?

Игорь кивнул. Он не хотел обострять отношения с «Фемидой» и в равной степени не хотел выбалтывать нюансы дела. Его естество сопротивлялось доводам Зои Павловны, но он не мог понять, говорит ли в нем разум или амбиции.

Начальница вдруг спросила чуть насмешливо:

– И вы действительно думаете, что Олег Иванович мог подтасовать факты?

– А что, это такая редкость?

– Нет, но поверьте – это человек исключительно порядочный, – Зоя Павловна помедлила. – Порядочный настолько, что он изъявил желание встретиться с вами и разъяснить свою позицию лично.

Встретится с папашей Яна?.. Игорь посмотрел непонимающе.

– Зачем ему это? Откуда он узнал?

– При ваших грубых методах работы это несложно. Он всегда играет открыто, и в бизнесе, и в личных делах, и сделал на этом репутацию. И прежде чем подавать на вас в суд за распространение недостоверных сведений, он готов обсудить возникшее непонимание. Для вас это большая честь.

Игорь набрал воздуха для ответа, но придумать его не смог.

– Вы что, боитесь? – спросил Зоя Павловна.

– Не в том дело. Смысла не вижу.

– Смысл? Выслушайте его точку зрения. Вы опираетесь на однобокое мнение вашего знакомого Шмунка, так потрудитесь узнать позицию другой стороны и составить для себя полную картину. Если вы ищите правды, то должны ухватиться за эту возможность.

– Ну, хорошо… – пробормотал Игорь.

– Так… – Зоя Павловна перелистнула календарь. – Идите, я сообщу время.

– Сейчас «Газель» подойдет, – сообщил Максим, закуривая.

Он уселся на заборчик подле жидкого газона. Игорь опустился на корточки и подумал, что работа грузчика, в сущности, имеет свои плюсы. Пока «Газель» с шифанером торчит в пробках, можно расслабиться и ни о чем не думать. Никакой ответственности. Никакого планирования.

– Да батя со своим комодом объявил референдум: выкинуть или отдать нам, – пояснил Максим. – Я, конечно, голосовал за выкинуть, а он побежал спрашивать Лину. Вот нахрена она согласилась?

– Ну, ей же не таскать, – подметил Игорь.

– Во-во. Сейчас вверх попрем, а через полгода, когда шкапчик распугает нам всю моль, обратно.

– Он вроде не старый, – удивился Игорь, вдыхая приятный табачный дым.

– Ага, не старый. Ты его когда последний раз видел – после выпускного?

– Ну, где-то так.

Двор хрущевской застройки загромождали машины. Они стояли на изрытом газоне, окружали руины детской площадки и тенились вдоль узкого проезда.

– Ну, как тебе свободная жизнь? – ехидно сощурился Максим. – Отфутболил Ирку?

– Вот такая я мразь… – трагически кивнул Игорь.

– О, это ты угадал мою следующую фразу! Не мог, блин, подождать до нашей свадьбы? Какие из вас теперь свидетели? Еще подеретесь.

– Да мы мирно расстались. И потом, я в свидетели не набиваюсь.

– Ладно-ладно, не набиваешься. Помяни мое слово: с нашей свадьбы вы с Иркой уедете вместе. Спорим?

– Не… Максимум готов спорить, что вместе уедете вы с Линкой, – Игорь кивнул на пятящийся во двор грузовичок. – Гляди, твоя?

Максим поднялся навстречу «Газели». Она запрыгнула двускатным колесом на бордюр и, заскрипев, остановилась. Из кабины выскочил тощий водитель с планшетом, и принялся ослаблять шпингалеты заднего борта.

– Простите, вы груз не потеряли? – озабоченно спросил Максим, помогая откидывать задний борт.

Водитель отрицательно мотнул головой.

– Жаль, – цыкнул языком Максим, созерцая торец шифанера. – Блин, здоровый какой... Вы его удобряли в пути, что ли? Наш, по-моему, помельче был.

Водитель удивленно заглянул в планшет и прочитал:

– Шкаф коричневый. Ваш? Адрес проверьте?

– Да наш, наш… – вздохнул Максим.

Водитель загрохотал ботинками по полу «Газели». Он налег на шифанер и сдвинул его к краю.

Груз оказался тяжелым и неудобным – пальцы скользили по лакированным бокам, острые углы угрожали раздробить ступни. Шкаф едва прошел в подъездную дверь и долго не желал разворачиваться в тесном закутке первого этажа. Делая привал на каждой клетке и сломав по пути две ручки, они сумели впереть его на четвертый этаж, и Максим скомандовал отбой. Расплатившись с водителем, он выбил из пачки сигарету и затянулся до кашля:

– Перекурим. В квартире еще кантовать. А там линолеум.

Игорь опустился на ступеньку и разомлел:

– Прямо как десять лет назад, а? Лето, подъезд, сигареты…

– Ага, – Максим присел рядом. – Ты, если молодость вспомнить хочешь, намекай – нам еще диван завещали и кое-что из кухонных экспонатов. Потаскаем, пошушукаемся.

Игорь усмехнулся.

– Кстати, – оживился Максим. – Ты телек смотрел? Там твоя кинушка про мажорика ставит рекорды кассовых сборов. По НТВ даже показывали.

– Да ты че? – удивился Игорь.

– Ага. Все как обычно: сначала в новостях обсосут, потом в ток-шоу позлословят, но это ненадолго. Взорвется что-нибудь или самолет упадет, и будет новый повод потрепаться. Со смишниками все понятно, но вот на кой хрен ты эту тему раскачиваешь?

– Твоя версия? Почему?

– Ну, я не медик, но по клиническим признакам похоже на последствия травмы головного мозга. Ты йода, фосфора достаточно употребляешь? Витамины, может, какие-нибудь подарить?

– А что столько скепсиса?– фыркнул Игорь.

– Да Лина за тебя слегка тревожится. Нафига нам инвалид на свадьбе?

В школьные годы Максим был большим мастером подействовать на нервы впечатлительным одноклассникам, рассказывая, например, о специальном следственном комитете ФСБ, который занимается раскрытием краж пеналов, после чего Вовка Шейнмайер три дня ходил взволнованный, периодически вызнавая у Максима новые подробности о «пенальном комитете». Максим нехотя рассказывал, как преступников находят по отпечаткам пальцев, советуя замазать их клеем, а потом допрашивают в красной комнате в кресле стоматолога с применением бормашины. Максим умел найти нужный тон.

Однако с Игорем подобные шутки не прокатывали, да Максим и не пытался. Но сейчас трудно было понять, серьезно он говорит или издевается.

– А что мы делаем неправильно? – спросил Игорь.

– Я не говорю «неправильно». Просто одно дело по-тихому и желательно анонимно скинуть инфу в прокуратуру и забиться в такую дыру, откуда тебя без вантуза не достать, а другое – поднять шумиху на всю страну и ходить грудь колесом. Тащенков-старший вряд ли оценил ваш художественный замысел.

– Просто так писать в прокуратуру бесполезно, да и не скроешь такое. Дело старое, ворошить неинтересно. Нам нужен общественный резонанс.

– Ну, вы его получили, – согласился Макс. – Только народ резонирует на любые темы про власть, мажоров, взяточников, а ты выдал три в одном, и реакция закономерна. Но это коллективное мнение не более чем пшик и для прокуратуры, и для суда. Я даже допускаю, что будет изображено некое дополнительное расследование, которое не придет ни к чему.

– Посмотрим.

– А тебя, мой друг, на итог сделают крайним.

– И что ты советуешь?

– Поменьше пионерского рвения. Господину в черном хватит талантов довести дело до конца, так что не лезь на рожон. Помог ему – и в сторонку. Я тебе вполне конкретно говорю. Биг боссы – они толстокожие, но если разозлятся, прихлопнут тебя или морально, или физически. Так что все, шабаш.

– А почему шабаш? – Игорь поднялся и облокотился на перила. – Пусть другие работают, так? А мы посидим, подождем светлого будущего? Знаешь, меня это бесит, потому что ты рассуждаешь как лузер. Если боишься связываться с такими, как Ян, так и скажи.

– Ой, простите великодушно, господин правдоруб, дайте поцелую вашу алую мантию, – Максим состроил жалостливое лицо. – Таких Янов, знаешь, сколько по России? И ты теперь положишь жизнь на борьбу с ними?

– Я не за всю Россию говорю, а о конкретном деле.

Максим затушил окурок о ступеньку и вытянул новую сигарету. Раскурив, он спокойно заговорил:

– Ян – это типичный герой нашего времени. Богатый, крутой, без комплексов, немного алкоголик, немного наркоман, плюет на законы и нравится бабам. Но он не причина всех бед, я бы сказал, он их следствие. Ты пытаешься судить касту избранных в своих пролетарских понятиях, и раз за разом заходишь в тупик. Я не говорю, что доволен или недоволен существованием неприкасаемых, но это факт, и вряд ли ты можешь что-то изменить. Ты не обращал внимания, как четко работает механизм власти? Пока ты ничего собой не представляешь, будешь планктоном, который вечно всем недоволен. Будешь ныть во всяких форумах и ходить на митинги раз в год. Как только ты обретаешь вес, власть прибирает тебя к рукам и требует лояльности. И никто не в силах сопротивляться ее обаянию. Разве не гениально: те, кто хотят изменить ситуацию, не могут, а те, кто могут – не хотят? Формула абсолютной устойчивости, известная еще с ленинских времен. Помнишь историю?

Игорь горько усмехнулся:

– Я хочу решить одну-единственную проблему.

Максим фыркнул:

– Ну и смысл? Ну, решил? Пропишут Яну два года колонии-поселения, папа построит там барак с джакузи, запустит «Сапсан», чтобы на выходные домой возить, и что? А тот выйдет по УДО через год и начнет искать тебя, потому как к рефлексии и самоедству не склонен. И то, если папашка не доканает тебя раньше, плюнув на свою репутацию.

– «Смысл…», – передразнил Игорь. – А кошку от гопоты спасать смысл был? Махать дубиной с риском, что щелкнешь какого-нибудь ублюдка и получишь реальный срок?

– Ох, как ты любишь передергивать. Я не кошку, а вас, дураков, спасал. И лупил я по-отечески нежно. Им даже понравилось.

– Нас спасал? А кошку бы не спасал? Если бы Аркаша не швырнул камнем, ты бы сел в машину и уехал?

– Да! – загрохотал Максим, бросив свой шутливый тон. Проходящая мимо женщина опасливо прижалась к стене. – И ты бы уехал! А Аркадий – прекраснодушный идеалист. И мне он нравится, ей богу, славный парень, но ему сколько лет? Пусть поживет, посмотрит на жизнь не нарисованную, а настоящую, и тогда скажет, хочет ли он спасать кошку снова?

Глаза Максима блестели от возбуждения. Лицо покрылось красными пятнами.

-Ну, замечательно… – пробурчал Игорь. – Кошка – ерунда. Двоих сбили – ерунда. А что не ерунда? Ага, когда трагедия случится лично у тебя – вот тогда это уже беспредел, это ай-ай-ай, нужно поднимать шумиху, нужно писать в прокуратуру!

– И это правильно – вот тогда и нужно, а не брать левый случай, который кто-то зачем-то вытащил из анналов истории.

– Одна только проблема, Макс. Поднимешь ты шумиху, люди выпустят пар в ток-шоу, а потом упадет самолет, и это будет интереснее твой катастрофки. И забудут все про тебя, также как забыли бы про эту кошку. Чем ты лучше кошки?

– Пф… – Максим выдохнул сквозь зубы. – Я тебе про Фому, ты мне про Ерему. Да правильно ты все говоришь, даже липко становится от твоей правильности. Я тебе просто советую – не лезь на рожон. Нужно соизмерять свои силы, понимаешь? И к нашему другу Аркадию это тоже относится. Лечь на рельсы еще не значит остановить поезд. Я против ваших физических кондиций ничего не имею, но где бы вы были без моей биты?

– А если бы Аркаша не лег на рельсы, никто бы не узнал про твою биту.

– Да бог с ней, с битой, с кошкой. Прицепился ты…Ситуация другая. Тогда наваляли бы вам, да и дело с концом. А сейчас реальный шанс, что тебя по-тихому закопают, и даже шумихи не будет. Эпитафию, знаешь, какую напишут? «Он боролся за правду. Правда, неудачно…»

– А откуда возьмутся силы, если все время стоять в стороне? И почему молчат те, у кого эти силы реально есть?

– Ты предвыборную кампанию что ли начал? Ты, мой друг, выбрал неправильную профессию. Сидишь в духоте, копаешься в реестрах и веришь в справедливость… Надо было идти в прокуратуру, в ОБЭП, в депутаты на крайний случай. Посмотрел бы изнутри, а заодно и решил, есть у тебя силы или нет. Встретится тебе Тащенков-старший, и сразу поймешь, о чем я.

– У нас завтра с ним назначено, – ответил Игорь, и реакция Максима заставила его торжествовать.

Тот, онемев, вынул сигарету изо рта.

– Чего? Ты ему стрелку забил что ли?

– Нет. Он сам захотел. Через Зойку договорился о встрече.

– Ну ты упорный, блин, только упорство это… Про таких говорят – через тернии в навоз. И что ты ему скажешь?

– Я для начала послушаю.

– Нет, ты серьезно? Насчет Тащенкова?

– Абсолютно.

– Я бы не поехал.

– Так тебя и не зовут.

Максим спустился на пролет вниз и высыпал окурки в пустую консервную банку на подоконнике. Потом вернулся к Игорю и толкнул его кулаком в плечо.

– Во сколько встреча?

– В четыре в его офисе, – недовольно отозвался тот.

– В четыре, в четыре… – Максим задумчиво плюнул в пролет между перилами. – Давай я с тобой поеду? Посижу в машине для спокойствия. Или даже в офис зайду. Может, ролик прикольный для ютуба получится.

– Давай.

Максим поднялся к шкафу, обошел его кругом и резюмировал:

– Вот на кой хрен в нем столько полочек? – он пнул деревянную дверцу ногой. – Че, поволокли?

* * *

– Ключи, телефоны, пряжки на стол, – приказал охранник. – Проходите через рамку.

Кордон службы безопасности отделял лифт от холла, выводящего к приемной Олега Тащенкова, которая находилась на верхнем этаже офисного здания. Со стен в визитеров целились две камеры видеонаблюдения.

Максим шагнул через рамку металлоискателя, и она зазвенела.

– Чего? – удивился тот.

Немолодой мужчина в синей униформе принялся гладить воздух вокруг Максима металлоискателем.

– У вас что-то металлическое в области… В районе пояса, – сообщил охранник. – Из брюк все достали?

– Не все, на самом деле, но вам бы не понравилось… – Максим озабоченно шарил по карманам.

– Может, пуговица?

– А может, вот это? – Максим отцепил с галстука зажим.

– Ага, – кивнул охранник.

– Признайтесь, на 8 марта вы дарите симпатичным сотрудницам белье с металлическими пряжками, а? – хитро подмигнул Максим, застегивая пояс.

– Ха, идея, – рассмеялся охранник. – Да нет, они же у нас по пропускам. Их не досматривают.

Его коллега вернул визитерам паспорта и сухо сказал:

– Проходите. Телефоны, плееры вернем на выходе.

Они прошли через глухой холл и попали в комнату, одна стена которой была полностью стеклянной. За стеклом открывалась головокружительная панорама города, и на секунду оба замерли, созерцая изгиб реки Миасс, Торговый центр, строящийся мост…

Игорь глянул на часы:

– Успели.

– «В гости к богу не бывает опозданий»… – отрешенно проговорил Максим.

– Сиди тут, наверное. Я пошел.

Максим уселся на диван, развернутый к окну, и увлекся обложками журналов на стеклянном столике.

– Будет больно – кричи, – напутствовал он.

Игорь шагнул к единственной двери, на которой красовалась абстрактная надпись «Приемная». Тем, кто попадал на закрытый этаж, уточнения были не нужны.

За дверью обнаружился холл побольше с прозрачной стойкой, открывающей вид на гладкие ноги секретарши. Ее густые черные волосы ниспадали на плечи строго пиджака, а пальцы быстро скользили по клавиатуре. Игорь невольно уставился на нее, вспоминая приготовленный текст, но она прервала его жестом и улыбнулась с неожиданной теплотой. Ее пальцы прижали клавишу телефона:

– Олег Иванович, к вам Игорь Цезин. Хорошо. Подождите пять минуточек, – она кивнула на кожаную софу, стоящую достаточно низко, чтобы наблюдать ее с выгодного ракурса.

Игорь погрузился в обволакивающий диван и огляделся. Минималистская строгость приемной выгодно подчеркивалась обилием стекла, полированного железа и абстрактной живописью на стенах. В таком интерьере даже голос звучал по-другому, спокойнее.

Игорь вдруг понял, что понятия не имеет, для чего пришел. Им овладел какой-то нестерпимый стыд, хотя он не понимал, чего именно он так стесняется.

Загудел телефон, и секретарша приветливо подняла брови:

– Проходите, вас ожидают.

Она поднялась, открыла перед Игорем сначала одну дверь, затем изящным взмахом руки распахнула вторую, пройдя в кабинет. Каждое ее движение было выверено до нюансов. Она выждала, пока Игорь пройдет мимо, и исчезла столь же непринужденно.

Игорь шагнул в удивительно длинный кабинет, который при всей своей светлости вызвал ассоциации с лазом в глубокую пещеру, обладатель которой поджидает очередную жертву в синеватой глубине. Хребет длинного стола уходил к дальнему концу кабинета и упирался в другой стол, более массивный и дорогой, за которым на фоне кресла вырисовывалась статная фигура хозяина. Игорь сделал несколько шагов, прежде чем счел уместным поздороваться.

Олег Тащенков размашистым движением поставил подпись на последней странице какого-то документа, снял очки и протянул Игорю руку. Он показал на крайнее кресло у собственного стола, и, опускаясь в него, Игорь снова ощутил необъяснимый стыд. Он заставил себя выглядеть спокойным.

Лицо Тащенкова не было злым или испорченным. Напротив, спокойные черты выдавали в нем человека, который привык решать вопросы без надрыва. Вживую он очень напоминал свою предвыборную фотографию, постаревшую, испорченную сетью глубоких вертикальных морщин, но все еще располагающую к себе. Его взгляд был скорее невеселым, чем злым. С такой внешностью он мог бы быть американским губернатором.

Тащенков сложил руки в замок и упер в них подбородок, так, что под губами образовались складки. Он неподвижно смотрел на Игоря.

Тот ответил молчаливым взглядом. Уверенность постепенно возвращалась.

– Я не очень счастливый отец, – заговорил Тащенков. – У меня два сына, вы, наверное, знаете. Старший Антон сейчас в Европе, у него там свой бизнес. Это фирма по прокату автомобилей в Швейцарии. Он ее практически сам создал, с нуля.

Игорь кивнул почти против воли, стараясь не попадать под обаяние зла.

– А Ян… – Тащенков прикусил губу. – Я честно вам скажу: не знаю, где его упустил. Ну, вот он такой. Его сложно чем-то увлечь. Он всегда сам по себе. Они с Антоном как от разных родителей.

Тащенков поднял со стола позолоченную ручку и стал разминать в пальцах, как папиросу.

– Я ему много раз предлагал – бери часть бизнеса, учись, занимайся. Но ему неинтересно. Я не знаю, может, он спортсмен или певец или актер, может быть, нужно было чем-то занять еще с детства. Может быть, я был слишком мягким… Он трудный ребенок, понимаете?

Игорь кивнул.

– Но это ведь мой ребенок. У вас есть дети?

– Пока нет, – голос Игоря прозвучал как-то странно, хрипло. Он откашлялся.

– Это не сразу приходит, – продолжал Тащенков. – Но знаете, как сказал классик – мы в ответе за тех, кого приручаем. Я от него никогда не отказывался. Были у нас проблемы, и в школе, и потом. Драки, конечно, были, но так, по мелочи в основном. Я всегда старался решать по справедливости. Вы, думаете, он в теплице рос? Думаете, ему не доставалось?

Глаза Тащенкова сверкнули.

– Ян испортил себе репутацию, – продолжил он ровным голосом. – Ян всегда находил себе не тех друзей. Были проблемы с наркотиками какое-то время. Если говорить цинично и прямо, то Ян ослабляет всю семью, ослабляет бизнес. Но я не могу судить такими категориями. Он мой сын и я не буду от него открещиваться.

Игорь сидел неподвижно. Тащенков смотрел на свои пальцы, и это давало возможность не отводить взгляда от его лица. Оно казалось искренним.

– У меня очень прозрачный бизнес и очень четкое понимание того, как нужно вести дела, – продолжал Тащенков. – И репутация Яна – это единственное, за что могут зацепиться конкуренты. И они пользуются этим. Они знают, что стоит заикнуться о Яне в связи с каким-то инцидентом, и вопрос виновности будет решен мгновенно. Не судом решен, а газетчиками. Я его об этом предупреждал, он не понимает, ну, не понимает! – Тащенков махнул ручкой, как дирижерской палочкой.

– Но это уже наше, внутреннее, – продолжил хозяин кабинета, сбавляя тон. – Главное, что именно такая беда и произошла. И никто не хотел копать глубже, ухватились за одно слово – мажор. И вы тоже, так ведь? А я вам скажу, что за полтора часа до аварии мне позвонили из наркологии. Допился Ян до комы… Я бросил все, полетел туда, и видел его собственными глазами. Еле вытащили.

Игорь осторожно спросил:

– Простите, Олег Иванович, вы сейчас говорите о том, что не Ян был за рулем?

– Нет, не Ян, – быстро ответил Тащенков. – И я это знаю абсолютно достоверно. И Скобич взял его машину не просто так, но это другая история. Именно в тот раз Ян был не причем, – Тащенков с чувством посмотрел на Игоря. – Да, он непутевый, он пьет, он не работает, но он не убийца. Мне действительно пришлось задействовать свои связи, но не для того, чтобы исказить факты, как вы думаете, а чтобы восстановить справедливость.

– Есть свидетельства, что это не совсем так…

– Давайте о свидетельствах поговорим, – вздохнул Тащенков. – Вы ведь не эксперт в дорожно-транспортных происшествиях? Вы, по-моему, гражданский юрист?

– Ну, в целом да, просто…

– Вы не эксперт. А Шмунк умен, и обставил все очень красиво. Говорю ответственно, что врач-нарколог, с которым вы говорили, действительно вытаскивал Яна из алкогольной комы – я был там, я видел. Однако для той записи по чьей-то просьбе или вследствие угроз – не знаю – он сказал неправду. А теперь вообще скрылся. Мы пытались найти его, не смогли. Он исчез.

– Второй свидетель – актер?

– Не знаю. А вы Скобича видели?

– Нет, – честно признался Игорь. – А причем тут…

– А напрасно.

Тащенков поднялся, и кресло издало кожаный скрип. Он достал с полки в углу кабинета альбом, полистал его и уронил перед Игорем.

– Вот смотрите, – он постучал пальцем по фотографии. – Это Ян примерно в то время. Вот это Скобич.

С фотографии, сделанной в летнем кафе, на Игоря смотрели трое. От вспышки их лица были плоскими и пересвеченными, глаза зловеще краснели. Ян и Скобич, оба молодые, с нагловатым взглядом, действительно были похожи: худые лица, короткие прически, тонкие носы. В их позах, косоватых усмешках было что-то беспощадное.

– Ян – фигура публичная, – Тащенков опустился в кресло. – Его лицо знают. Дед увидел Скобича и первое, что подумал – Тащенков.

– В любом случае на записи видно, что все произошло на пешеходном переходе, а не за ним. Тем не менее, Скобича, фактически, освободили от ответственности, потому что погибшие якобы выскочили из-за фургона…

– У Скобича был адвокат, который пытался смягчить наказание, основываясь на фактах, известных в тот момент. Вы бы не пытались? И не надо про запись – на ней ничего не видно. А осыпь осколков начиналась за пешеходным переходом и следы крови тоже. Это факты, поддающиеся измерению, и все они отражены в схеме.

Игорь фыркнул:

– Ну, как оформляются ДТП, я знаю…

– Осыпь осколков начиналась за пешеходным переходом, – мрачно повторил Тащенков, подавляя Игоря взглядом.

Тот вдруг почувствовал азарт.

– Давайте посчитаем: при скорости 72 км/час автомобиль проходит 20 метров в секунду. Насколько отлетят осколки, если наезд произойдет точно на переходе? Метров на десять точно. Ну а в схеме чудесным образом получилось не десять, а… сколько там? Двадцать?

Тащенков процедил, почти не двигая губами:

– Там и было метров двадцать или больше. На обочине грузовик стоял, они из-за него выскочили под колеса. И там было прекрасно видно, что тормозной след начинается за грузовиком, а стекла отлетели еще дальше. Вы у деда этого, Спиридонова, спросите. Он же все нюансы высматривал. Он и в кабину заглядывал, и обломки подбирал. Как его самого сбили, не спрашивали? Он шагами вымерял расстояние до тел, вот и довымерялся! Сказал ему, угомониться, а он… Так вы спросите его, где начиналась осыпь.

Игорь аккуратно закрыл альбом с фотографией Яна и взглянул на собеседника:

– Хорошо, спрошу. Олег Иванович, чего вы от меня хотите?

Тот ответил не сразу. Он взял альбом со стола, отнес обратно на полку, затем вернулся в кресло. Его лицо было напряженным, но движения сохраняли породистость. Он опер голову на руки и внимательно посмотрел на Игоря. Тот постарался выдержать взгляд.

– Я прошу вас оставаться объективным и не уподобляться оголтелой толпе. Вас не удивляет, что я решил встретиться с вами? Удивляет? Я не ищу встречи со Шмунком, потому что у него свой интерес в этом деле, и мне бесполезно убеждать его – он и так все прекрасно знает. Он бывший сотрудник органов, не вполне успешный, уволенный, и теперь он отрабатывает деньги. Отрабатывает, как умеет. А вы человек независимый, поэтому ваше мнение важно. И мне хочется, чтобы вы видели ситуацию объективно.

– Я подумаю.

– Я вам рекомендую выступить по телевидению и сказать, что, как минимум, собранные, с позволения сказать, улики не являются исчерпывающим. Это объективно, так?

– Пусть решает следствие.

– А я бы вам все-таки рекомендовал.

На углу стола вихлялся «вечный» маятник, поблескивая спелыми боками металлических шаров. Игорь поднял глаза:

– Это звучит, как угроза.

– Угроза? – в глазах Тащенкова мелькнуло насмешливое сочувствие. – Лет пятнадцать назад за подобные вещи действительно могли спросить и очень строго. Но даже тогда я не поощрял насилия и строил бизнес по своим правилам. Сейчас мир поменялся, и разговоры на «ры» в прошлом. Вы пришли сюда в страхе, вы привели друга, вы рассказали о встрече пяти-шести знакомым на всякий случай, так? Вы сами живете сознанием девяностых, не я. Я позвал вас для беседы и рассказал правду. А как вы будете ей распоряжаться – дело ваше. Но я вам очень рекомендую не быть слепцом. И если вы в чем-то неправы – признайтесь в этом публично. Пока я вас просто прошу.

– А потом?

– Зависит о того, как далеко вы зайдете. Поймите меня правильно, я не пытаюсь запугивать вас, но вы, как юрист, должны понимать, что я имею законное право спросить с вас за клевету и распространение заведомо ложных сведений.

Игоря бросило в жар. Тащенков помолчал, и лицо его, зардевшееся под конец разговора, снова стало спокойным. Он поднял брови в знак того, что встреча подходит к концу.

– Олег Иванович, последнее… – Игорь уже встал и теперь смотрел на собеседника сверху. – Вам самому не страшно? А завтра он убьет кого-нибудь или изнасилует? Может быть, иногда наказание не нужно воспринимать в штыки?

Веки Тащенкова вдруг задрожали от вскипевшей ярости, и на секунду показалось, что дамба его терпения вот-вот прорвется. И вдруг все исчезло: и ярость во взгляде, и дрожание век.

– Всего доброго, – сказал он.

В дальнем конце кабинета открылась дверь, и нетерпеливо цокнул длинный каблук.

Игорь вышел в холл и махнул рукой Максиму. Тот бросил журнал и последовал за другом. Когда зеркальные двери лифта закрылись, Макс уставился на Игоря:

– Ну че? Кто убил старушку?

Игорь уперся лбом в собственное отражение в стеклянной стене лифта.

– Блин… Он такой убедительный… Ты бы видел.

– А я тебя предупреждал, – загоготал Макс. – Он правду говорил, потому и убедительный.

– Не-а. Он проболтался.

– Да ну?

– Суть в том, что Тащенков был на месте наезда, причем еще до того, как сбили Спиридонова. То есть, очень быстро. Фантастически быстро. Вот фраза: «Я сказал ему угомониться, а он продолжал вымерять расстояние шагами». Понимаешь? Тащенков был там, хотя в этот момент якобы находился в больнице, где Яна откачивали от алкогольной комы. Четыре промилле – это ж почти смертельна доза? Какого лешего в самый разгар процедур он рванул через весь город поглядеть на разбитую машину сына? Да он физически бы не успел.

– Может, его там не было, а про Спиридонова, допустим, очевидцы рассказали. Оговорился он. Сказать «Угомонись» мог его помощник или еще кто-то. Чего ты все усложняешь?

– Не-не, у него такой взгляд был, ну… Короче, он пересказывал визуальную картинку, а не чьи-то слова. Он точно там был.

– Был, не был. К делу-то этого не пришьешь.

– Не пришьешь. И все-таки Шмунк не врал.

* * *

Игорь ковырялся в Аркашином замке. Дверь поддалась после нескольких хороших толчков. В нос ударил привычный запах застарелого курева.

Эля вышла на встречу, шлепая по полу пушистыми тапочками. Она обняла его за шею:

– Занят был?

Он поймал заговорщицкий взгляд, и с чувством прижал девушку. Она крякнула и тихо рассмеялась. От нее пахло жасмином.

– Да, на встрече, – приглушенно ответил Игорь. – Только сейчас освободился. А что стряслость-то?

– Мне Аркаша не нравится, – посерьезнела Эля.

– А я?

– Ты классный. Я про другое. Он напился и сидел у нас под дверью совсем такой… Ну… Совсем никакой. Папа его чем-то напоил и отправил спать.

Игорь вошел в комнату и склонился над Аркашей. Тот лежал на матрасе в центре комнаты, и тихо сопел во сне, поджав ноги к животу. Вокруг царил привычный уже беспорядок.

– Кое-как его довели. Вот, теперь спит… – пояснила Эля.

– Аркадий, вставайте, – Игорь затряс его за плечо. – Аркадий!

Он шлепнул его по щеке, и Аркаша недовольно загудел губами.

– Ты чего это? – раскачивал его Игорь. – Хорош прикидываться дохлым, когда с тобой старшие разговаривают.

Аркаша открыл порозовевшие глаза и сделал неопределенный жест рукой, словно богомол.

– У тебя опять творческий кризис? Эй-эй, глаза не закатывай.

Игорь с чувством ущипнул его за шею, и Аркаша, замычав, поднялся на матрасе. Его белесые волосы сбились на один бок. На щеке остался барельеф от смятой подушки. Он вдруг сморщился и схватился за кисть руки:

– О-о, больно... – шипел он, неловко растирая запястье. – Рука затекла.

– А будешь бухать, еще глаза вытекут и печень выкрошится, – предупредил Игорь. – Ты где надрался?

– На лавочке.

– А зачем?

– Не знаю…

– Тебе одной капельницы мало было?

– Я в магазине водку купил, – хмуро отозвался тот, разминая пальцы. – Хорошая водка.

– Аркадий, мать вашу! Вам 19 лет, вы уже в одиночестве пьете хорошую водку. Не рановато ли?

Эля шуршала тапочками, собирая разбросанные по комнате вещи. Аркадий оживлял руку, медленно моргая, и вдруг мрачно произнес:

– Я не из-за вас, не переживайте.

Игорь вполоборота поймал Элин взгляд. Она замерла с Аркашиной майкой в руке.

– Да не из-за вас я, честно. Я давно про вас понял, – продолжал Аркаша. – Я спать буду. Ой…

Он повалился на бок и закрыл глаза.

– Мне вообще никто не нужен, – бормотал он.

– Ты чего? – Игорь потянул его, но Аркаша отдернул руку.

– Не хочу никого видеть… А вы хорошая пара. Хорошая… Идите.

Эля опустилась на колени и стала разглаживать его непокорные волосы.

– Не принимай на свой счет, – заговорила она мягко. – Это… это не от меня зависит.

– Да я не принимаю, – буркнул Аркаша.

– А говоришь так, как будто сердишься, – мягко сказала девушка.

– Я пьяный просто… А ты мне нравилась… Давно. Но я все понял еще тогда, на озере. Я не переживаю… Все это бесполезно…

– А напился зачем?

– Делать нечего. Ничего не получается. Надо все заново … Все заново… Хоть бы кто-нибудь сразу сказал… Что за дурацкая затея – рисовать по фотографиям. Ой… – он икнул, и сконфузился.

Игорь посмотрел на деревянную конструкцию в дальнем углу комнаты, закрытую полусъехавшей простыней. Ему опостылели загадки. Он вскочил и начал сдирать ткань с самодельного мольберта. Шляпки гвоздей оставляли на материи длинные затяжки.

– Эля, пойдем, – позвал Игорь, когда простыня упала к подножью конструкции.

Аркаша приподнялся на локте и закричал:

– Э! Э! Ты чего?

– Молчи, – огрызнулся Игорь.

Он взялся за край мольберта и принялся оттаскивать его от окна примерно в то место, где тот стоял во время работы Аркаши. Хлипкая конструкция дрожала под его натиском. Он снова позвал Элю.

– Пойдем. Вот, смотри.

Аркаша откинулся на подушку и застонал:

– Бред! Не смотрите! Ой, солнце прямо в окно… Цвета не те будут… Да не смотрите!

Но его не слышали. Игорь с Элей замерли у подоконника, молча созерцая холст, края которого обрамляли фотографии покойной.

На картине она сидела в полоборота к зрителю на полу, и с ее плеч ниспадал бордовый хитон, собирающийся внизу плотными складками. Ткань струилась по ее телу. Одной рукой женщина указывала вдаль за пределы полотна, в точку, откуда бил яркий свет, и лицо ее было чистым, строгим и спокойным, как лик египетской царицы. Она как будто тянулась к свету и сливалась с ним, и вдруг стало казаться, что она втекает в него тонкими песочными струями и растворяется в золотистом эфире. От странного эффекта закружилась голова.

Игорь мотнул головой, сфокусировал взгляд, и снова увидел женщину в бордовом хитоне, указывающую вдаль. Но постепенно резкость пропала, и невидимый ветер стал выдувать светящиеся атомы из ее тела.

Аркаша, намечая курс по стене, подошел сбоку, и ткнул пальцем в центр картины:

– Ну вот, рука не так должна быть… Складки, блин, складки… неестественно… Эх, Вадим Георгиевич бы сразу сказал…

– Молчи, – Игорь притянул Аркашу за шею. – Ты гений.

– Это потрясающе, – пробормотала Эля. – Это просто потрясающе.

Игорь снова и снова фокусировал взгляд и расслаблял, достигая песочного эффекта, и никак не мог понять его причину. Он принялся рассматривать частые мазки с близкого расстояния, замечая их крайнюю неоднородность и особую направленность. В хаотичности пестрых пигментов было что-то неустойчивое, завораживающее, искрящееся.

– Не знаю, чего ожидает Федор Михайлович, но крышу сносит. У меня комок в горле, – заключил он.

– Аркаша, тебе надо продолжать, – Эля поцеловала его в щеку. – Слышишь? Надо продолжать.

Художник стоял напротив своего творения, блуждая по нему растерянным взглядом.

– А я думал, не получилось. Тут еще доделать надо.

Игорь вспомнил свои мысли в тот момент, когда Аркаша предложил Можайскому нарисовать портрет жены. Тогда это выглядело, как пришедшаяся к разговору фраза…

Эля села у батареи и произнесла:

– Я у вас останусь. Только папу предупрежу…

В отношениях коллег появилось что-то отчужденное. Игорь не мог понять, страдает ли он от нехватки сна и паранойи либо его действительно стали избегать.

Это проявлялось в каких-то несущественных мелочах, о которых глупо было спрашивать. Альбина за весь день ни разу не обратилась к нему за советом, хотя старательно улыбалась при встречах в пластмассовом лабиринте. Она помахивала пачками документов и беззвучно жестикулировала – мол, загружена до предела.

Люда, с которой он мог перекинуться парой фраз, надела маску деловой женщины и реагировала только на конкретные просьбы. Ее пальцы порхали над клавишами, и складывалось впечатление, что она целый день строчит письма в администрацию президента. Она кратко отвечала на его вопросы и тут же погружалась в монитор, словно боялась скомпрометировать себя.

Настя проявляла враждебность более открыто, демонстративно не здороваясь с ним. «Йогурт припоминает», – подумал Игорь.

Молодцом держались двое – Матвей и Аня, и это настораживало еще больше. Если кто-то ведет себя, как прежде, значит, его подозрения – не психоз. Он старался не обращать внимания и все же заочно спорил со всеми, кто, как ему казалось, стал проявлять эту странную враждебность.

Больше всего удивлял Ваня. Уж кто-кто, но куратор мог бы как минимум занять нейтральную позицию, но его постоянная занятость начинала напрягать. Он то спешил к кому-то на встречу, то тыкал клавиши телефона, делая жест «Минуточку» и уходя в разговор на полчаса, то делал вид, что вычитывается в документ, заткнув уши пальцами и отчаянно шелестя губами.

Возвращаясь с обеда, Игорь миновал двойную дверь «Фемиды», и тут Ваня попался – он что-то вызнавал у Люды, цветная заколка которой сверкала из-за стойки. Ваня хотел проскользнуть в офис, но Игорь окликнул раньше.

– О, привет! – слишком оживленно поздоровался Иван. – Как дела?

– Да нормально, – улыбнулся Игорь. – Ты что-то все занят.

– Я? Ну. Работа.

Они неловко перегородили весь проход.

– Пойдем, или так и будем тут стоять? – Игорь шагнул в офис.

– А, да. Пошли.

Ваня замолчал, и его большой нос выражал сосредоточенность. Игорь не выдержал:

– Нет, стой. Выйдем на крыльцо, разговор есть.

– Ну, пошли, – тревожно согласился Ваня, как будто не удивившись.

Полдня моросил дождь, и посвежевший воздух пах землей. Игорь прислонился к перилам, и снова подумал, что хорошо бы раздобыть сигарет. Ваня встал на отдалении, и было в его позе что-то от оловянного солдатика. «Как же он себя муштрует», – подумал Игорь, и сказал вслух:

– Давай прямо поговорим – я что-то не так сделал? У меня ощущение, что ты меня избегаешь. Напрягает, честное слово.

Ваня внимательно вглядывался в него, сведя брови, и было непонятно, бросится он с кулаками или расплачется. Наконец он заговорил, глядя так упрямо, что Игорь покрепче взялся за перила.

– Первое – мне нет нужды тебя избегать. Второе – ты сам все знаешь.

Неприятный разговор давался ему с трудом.

– Чего знаю? Это из-за Тащенкова что ли? – Игорь презрительно скривил губы.

– Если ты считаешь нужным работать над этим в свободное время, я тебе не могу запретить. Но мне неприятно, когда твоя деятельность бросает тень на меня.

– Тень на тебя бросает? – удивился Игорь. – И каким образом?

– Я не буду объяснять элементарных вещей, если ты их сам не понимаешь. Мне кажется, в любой цивилизованной компании прежде всего принято думать о коллегах. И не совершать действий, которые напрямую их подставляют.

– Чем я тебя подставляю? Ты по-человечески можешь объяснить?

– А что я должен объяснять? Зоя Павловна тебе уже все сказала, по-моему. И не только меня подставляешь – всю компанию.

Игорь подавил вздох. Рука сжимала холодные влажные перила.

– Ваня, а ты когда Шмунку отчет о подлинности видеозаписи предоставлял, ты компанию не подставлял?

Дисциплинированный голос Вани раздражал все больше. Тот ответил после паузы:

– Руководство компании к тебе очень хорошо расположено, и ты злоупотребляешь этим расположением. Я тоже считаю тебя очень толковым юристом. Только если ты член команды, то должен уважать общие интересы.

– Пф… – фыркнул Игорь. – И какие наши общие интересы? Бабла побольше заработать?

– А почему так презрительно? Ты получаешь зарплату, я получаю зарплату, Люда получает. Эти деньги не берутся из воздуха.

– И я всячески помогаю этому процессу. И причем тут Тащенков? Он даже не наш клиент.

– Притом, что мы работаем не в безвоздушном пространстве, мы работаем в сложившейся системе, и Тащенков – ее значительное звено. Наши учредители знали лично задолго до того, как ты пришел в компанию…

Ваня замолчал и поздоровался с Валей. Вразвалочку она отмеряла ступеньки, придерживая рукой большой живот и улыбаясь.

Игорь понимал, о чем говорит куратор. Многие договоренности «Фемиды», позволявшие ей работать со значительными клиентами, могли быть легко нарушены, когда в дело вмешается Тащенков-старший. Собственно, ему не нужно было вмешиваться – кто-то из его бизнес-партнеров мог включить «Фемиду» в черный список просто из солидарности. Уход одного крупного клиента означал бы, вероятно, сокращение штата «Фемиды» или снижение зарплат, поэтому позиция Вани не удивляла Игоря. Но он запретил себе поддаваться на уговоры, ибо они означали полную зависимость от чьей-то воли, вызывавшей в нем эгоистичный протест. Интуиция приказывала согласиться с куратором, но ее тут же забивали помехи какого-то невообразимого упрямства.

Ваня улыбнулся будущей маме:

– Когда у тебя?

– Ну, пока ставят 6 августа, – отозвалась Валентина, переводя дух.

Ваня открыл ей дверь, и, выждав несколько секунд, снова повернулся к Игорю.

– Вот смотри – ты сейчас тешишь личные амбиции, так? Ну, признайся.

– Да полконторы только этим и занимается.

– Но по-разному. Ты сотрудник «Фемиды», и имеешь доступ ко многим ее ресурсам, поэтому все, что делаешь ты, исходит от нас всех.

– Слушай, Ваня, почему ты не спрашиваешь, справедливы обвинения против Яна или нет? По-моему, это определяющий вопрос?

– Тут ты не прав. Ты не можешь понять одну простую вещь, что мы – не прокуратура, не детективное агентство и не полиция нравов. И никто не давал тебе полномочий выступать в роли судьи. Если дело было сфальсифицировано, пусть это расследуют компетентные органы. Я понимаю, ты хочешь выглядеть героем, этаким диссидентом, а нас представить конформистами…

– Конформисты и есть.

– Когда к нам пришел Шмунк, мы ему не отказали.

– Просто не ожидали, как все далеко зайдет.

– Неправда. Неправда, – Ваня продолжал отмерять каждое слово безменом своей рассудительности. – Мы выполнили свою часть работы и несем за нее полную ответственность. А дальнейшие его действия – это его действия. Его, а не наши. Я нисколько не защищаю Яна, и если он виноват – пусть получит по заслугам. Но это не наше дело.

– Запрещаешь мне иметь личную гражданскую позицию?

– Не нужно прикрываться красивыми словами. Мы не в Европе.

Игорь почувствовал, как завибрировал внутренний карман пиджака, и через секунду полился тревожный ритм Delilah. Значит, звонил кто-то из редких абонентов. Игорь отпрянул от перил, и спустился с крыльца.

– Привет, Артем, – ответил он в трубку.

– Привет, ага, – услышал он голос журналиста. – Удобно говорить?

– Говори, – Игорь откашлялся. За спиной чакнула пластиковая дверь. Ваня ушел в офис.

– Ну что, ролик твой бьет рекорды по трафику – 100 тысяч просмотров за три дня, – быстро заговорил Артем. – Из Москвы почти со всех телеканалов звонили, спрашивали подробности. Но суть не в этом – только что пришло приглашение на пресс-конференцию, посвященную, прикинь, конкретно этому делу с участием прокуратуры. В Москве начальник ГИБДД по телеку посоветовал нашим разобраться, вот они и засуетились.

Артем удовлетворенно хохотнул.

– Вот это да... А меня пустят туда? Хочу послушать.

– Да без проблем. Если не пустят, меня дождись, нашим фотографом будешь. Завтра в десять. Приедешь?

– Ага. Спасибо!

* * *

Будильник вырвал Игоря из сна настолько явственного, что он продолжался даже после пробуждения. Разгоряченный мозг какое-то время удерживал перед глазами последнюю картинку, и казалось, что вот-вот фильм продолжится, но что-то сломалось в механизме. Игорь не видел сна, вместо него серела вспухшую побелка Аркашиного потолка.

Ему снилось, что он уходит из «Фемиды». Он не помнил, почему именно, но его не выгоняли – это решение было неизбежным и не зависящим от него или от Зои Павловны. Он собирал вещи в большую коробку, и даже складывал туда свою пластиковую клетушку, предварительно разложив ее на полу. Вокруг толпились «фемидовцы», но он не смог вспомнить лиц. На него давила какая-то безысходная горечь, и хотелось рыдать. Было чувство глубокой утраты и осознание того, что ему нравилась эта работа, и он еще многое не успел сделать. Он уходил в никуда, словно расставался с близким человеком. «Фемидовцы» скорбели вместе с ним.

Теперь, сидя на матрасе, он ощущал осторожное облегчение. Его не увольняют и, если он сработает чисто, то и не уволят. А может, плюнуть на эту конференцию и пойти на работу, налить себе чашку кофе и помочь кому-нибудь с контрактом? Он вдруг понял, что не может пропустить конференцию, и дело даже не в благородных мотивах – сейчас им двигало обычное любопытство.

Около десяти часов он прошел по коридору редакции газеты мимо стендов с фотографиями знаменитостей, которые бывали здесь – от Аллы Пугачевой до бывшего премьер-министра Сергея Кириенко. В тупике коридора налево обнаружилась дверь с надписью «Конференц-зал».

За ней была большая комната с рядами черных стульев, равняющихся на ряд дешевых столов в дальнем углу зала. На столах белели отпечатанные на принтере именные таблички. В центре зала заученными движениями расставляли треноги операторы. Они тянули к столам мотки проводов, выставляли микрофоны и возились со своими камерами.

В зрительном зале сидела пара молодых журналисток, на некоторых стульях лежали блокноты и ручки. Игорь пробрался к дальнему концу комнаты и сел у окна. На табличках он прочитал имена помощника прокурора города, следователя по разбору ДТП главного следственного управления ГУВД, начальника городского ГИБДД, главного редактора газеты и представителя общественного движения «Свободная Воля» Вадима Знахарева. Игорь вспомнил где слышал о «Свободной воле» – о ней упоминал Шмунк. Хороший признак.

Комната заполнялась журналистами. К нему подсел Артем, и ехидно улыбнулся.

– Не боишься сидеть со мной? – усмехнулся Игорь.

– А чего боятся? Вот если тебя пристрелят, на похороны не пойду. А пока то че…

Участники пресс-конференции вошли в комнату гуськом и под отрывистые полушутливые фразы главреда расселись по местам. Помощник прокурора – молодой человек со строгой прической – выделялся среди потерявших форму коллег. Его синяя форма придавал ему казенный вид, формальный взгляд скользил по аудитории, как по пустым стульям.

Главный редактор затянул вводную речь, напоминая о происшествии, и Артем прошипел сквозь зубы:

– Короче!

Помощник прокурора перелистывал тощую стопку бумаг.

Главред подытожил:

– В виду той общественной огласки, которую получило это происшествие, мы вот и собрали нынешнюю пресс-конференцию, чтобы представители прокуратуры, милиции, ГИБДД, и, так сказать, общественности рассказали нам о дальнейшем ходе этого дела. Леонид Геннадьевич, вам слово. Да, наверное?

Главред украдкой посмотрел на помощника прокурора. Тот заговорил, не отрывая глаз от бумаг. Второй раз за десять минут он пересказал детали происшествия двухлетней давности, зачитывая целые фрагменты канцелярского текста.

Игорь вопросительно посмотрел на Артема. Тот сочувственно пожал плечами. Помощник прокурора бубнил:

– Ввиду появившихся в последнее время в средствах массовой информации новых обстоятельств, относящихся к данному происшествию, а именно видеороликов с записями аварии, а также показаний лиц, причастных к происшествию, по нашему запросу была проведена предварительная проверка, касающаяся достоверности данных свидетельств, необходимая для оценки необходимости повторного расследования.

Журналистки торопливо стенографировали его слова в блокноты.

– Более подробно о той проверке, которая имела место быть, вам расскажет Андрей Георгиевич, это у нас представитель следственного комитета ГУВД как раз по дорожным происшествиям, – заключил помощник прокурора.

Он повернулся к сидящему справа немолодому усатому человеку с обаятельным лицом и живым взглядом. Тот кивнул, и с едва заметной улыбкой взял слово:

– Ну, во-первых, здравствуйте, уважаемые господа журналисты. Вот, как уже Леонид Геннадьевич сказал, дело получило широкую огласку, и, разумеется, мы не могли проигнорировать тот поток, я бы сказал, массовой истерии, которая льется последнее время в СМИ в связи с этим делом. Что я бы хотел сказать. Ну, во-первых, мы изучили видео– и аудиозаписи, мы, конечно, общались с фигурантами этого дела, и провели другие необходимые действия для оценки достоверности данных сведений. Если говорить по-простому, то, вообще говоря, они не выдерживают никакой критики.

По его лицу блуждала улыбка. Журналистки строчили все быстрее.

– Вот, видеозапись происшествия – вы все ее видели – сделана с камеры, которая в тот момент работала в тестовом режиме, – продолжал следователь. – Среди вас есть операторы, специалисты по оптике, которые знают, что при съемке с определенных ракурсов очень сложно правильно оценить взаимное расположение объектов. Если вы обращали внимание, то камеры ГИБДД висят всегда на максимально возможной высоте над проезжей частью. А эта камера – я подчеркиваю, работающая в тестовом режиме – располагалась на электроопоре, и снимала с относительно небольшой высоты, – он потряс в воздухе какими-то схемами. – В принципе, что мы видим на записи? Мы видим сам момент происшествия. Да, автомобиль действительно наехал на пешеходов, но точку наезда с этого ракурса определить невозможно. То есть случилось ли все на переходе или за ним – к сожалению, на записи не видно.

Одна из журналисток подняла руку. Главный редактор, припав к столу, полушепотом бросил ей:

– Потом все вопросы.

Андрей Георгиевич заключил:

– То есть, другими словами, данная запись интересна с точки зрения чистой визуализации происшествия, но она не привносит никаких новых фактов, так?

Трудолюбивое поскрипывание ручек он интерпретировал как согласие.

– Далее, много вопросов по господину Спиридонову, свидетелю, – продолжил он. – Ну, мы также познакомились с записью его показаний, встречались с ним. Как вы знаете, он пострадал в аналогичном ДТП, и сейчас, к сожалению, является инвалидом второй группы. В аварии он получил, в том числе, сильную черепно-мозговую травму, ушиб головного мозга, и состоит на учете у психиатра.

Мужской голос выкрикнул с места:

– То есть, он бредит что ли?

– Нет, – оживленно парировал следователь. – У него была кратковременная потеря памяти, и сразу после происшествия он не мог сообщить детали…

Вмешался начальник ГИБДД:

– Тут мне хотелось бы уточнить, что господин Спиридонов утверждает, что никто не брал у него объяснений после аварии. Так вот, это неправда, к нему в больницу ездил сотрудник милиции, но ввиду состояния здоровья пострадавшего и, как уже говорилось, ухудшения памяти, он не мог вспомнить новых деталей.

Следователь согласно кивнул:

– Да, то есть откуда сейчас взялась эта уверенность, непонятно. Потом, господин Скобич и Ян Тащенков похожи внешне, они примерно одного возраста. Так что сейчас свидетелю, возможно, кажется, что он видел кого-то другого. Я тут не хочу никого оговаривать, и будет организована экспертиза, по результатам которого уже можно будет точно сказать насчет достоверности такого рода показаний. То есть мы не ставим точку в этом деле, и все официальные результаты огласим позже. Но пока вот так.

Игорь почувствовал, как к горлу подступает комок.

– А нарколог? – выкрикнул из зала тот же голос.

– Ну… – улыбнулся следователь. – Эту запись даже комментировать не хочется. Как она сделана, кем она сделана?

Главный редактор поднял брови, беззвучно спрашивая следователя, закончил ли он свое выступление, и передал слово Вадиму. Тот, ерзая на стуле, повторил некоторые факты дела, и подчеркнул общественную его общественную значимость. Напоследок он выразил уверенность, что следствие будет вестись профессионально и беспристрастно. Его речь оборвалась как-то неуклюже, волнительно, и на помощь пришел вмешался главный редактор:

– Коллеги, я понимаю, что все мы ищем жареных фактов, но давайте оставаться объективными. Я призываю вас не подогревать массовый ажиотаж, который вызвала публикация видео, а доносить информацию полностью. Теперь вопросы.

Потянулись руки. Журналистки торопились задать тот самый вопрос, который произведет сенсацию, но следователь отвечал грамотно, убежденно, с легкой усмешкой.

Игорь поднял руку, и дождался, когда редактор даст ему слово. Он обратился к Вадиму:

– Если не ошибаюсь, представители «Свободы воли» не так давно встречались с людьми, которые собирали улики, и обещали даже помочь?

Вадим густо покраснел. Главный редактор хотел встрять в неловкую паузу, но Вадим вдруг обрел красноречие:

– Наша задача, как общественной организации, занимать нейтральную, непредвзятую позицию. Мы, разумеется, выслушивали аргументы и второй стороны. Но в рамках того, что сказал Андрей Георгиевич, мы не имеем вопросов.

Следователь обратился к залу:

– Тут нельзя отрицать, что предоставленные записи действительно выглядят очень убедительно для неспециалистов. У нас ведь как в России – каждый суслик агроном.

В зале раздались смешки. Андрей Георгиевич продолжил:

– И мы со своей стороны понимаем, почему эти записи вызвали такой, я бы сказал, эмоциональный выплеск у нашего населения. Но мы не можем опирать нашу систему правосудия на эмоции. Здесь, по сути, нет никаких новых доказательств – все это учитывалось при рассмотрении дела. Просто кто-то всколыхнул общественное мнение, ну, вероятно, с какой-то целью.

Один из операторов стал снимать камеру с треноги.

– Даже вот взять эту аудиозапись, – говорил следователь. – Ну что это за свидетельство? Сейчас столько пародистов, Галкиных разных, которые любой голос вам подделают. Обратите внимание – запись резаная, голоса собеседника нет. Есть только набор каких-то отрывочных фраз насмерть испуганного человека. Кто на этой записи? Как она сделана? Ни вы, ни я там не присутствовали…

Игорь оборвал его:

– Я присутствовал.

Скрип ручек прекратился. Журналистки оторвались от блокнотов, ища глазами автора последней фразы. Оператор, упаковывавший камеру в чехол, замер на полпути, таращась на Игоря. Он стал торопливо расчехлять камеру, и водрузил ее на плечо. Его коллеги неуклюже возились с треногами, нацеливая объективы на Игоря. Он встал и сказал:

– Я могу подтвердить личность человека на записи. Это Евгений Валерьевич Разин. Есть еще два свидетеля. Он не спасал Яна Тащенкова от алкогольной комы, он его даже не знал.

Следователь продолжал смотреть в зал, словно не замечая Игоря. Как-то нехотя он перевел сочувственный взгляд и сказал:

– Ну, свидетели растут, как грибы после дождя.

– Ваши комментарии? – спросил женский голос из зала.

– А что тут комментировать? – спокойно сказал следователь. – Если есть какие-то заявления, я прошу их оформить официально, указать имена других свидетелей, обстоятельства, и так далее. Садитесь, – обратился он к Игорю. – Вот Евгений Разин очень удивился, узнав про наличие какой-то записи с его голосом. И наша экспертиза не подтвердила, что этот голос принадлежит ему. А люди, сделавшие и распространяющие подобные провокации – отдельный объект нашего внимания, – он посмотрел на Игоря. – Я попрошу вас остаться после мероприятия.

Игорь ухмыльнулся. Он заметил, как помощник прокурора что-то сказал на ухо следователю, и тот согласно кивнул.

* * *

Журналистки столпились на выходе из конференц-зала, подталкивая друг друга в коридор. Игорь глянул на Артема:

– Повалил-ка я, пока следак про меня не вспомнил…

– Давай, – кивнул журналист, распихивая ручки и диктофон по карманам.

Игорь подумал, что нужно скорее посоветоваться со Шмунком. Он вклинился в толпу у выхода, когда кто-то поймал его за руку.

– Подождите, – приказал ему крепыш в пиджаке, и крикнул в зал: – Андрей Георгиевич, он тут.

Следователь подошел к Игорю и сказал вполголоса:

– Вы не исчезайте, слышите? Мне надо с вами пообщаться. Посидите пока тут.

Минут пять он отвечал на вопросы оставшихся в зале журналистов, затем откланялся им и, взяв Игоря за плечо, вывел в коридор. Он напоминал слегка раздавшегося почтальона Печкина. Они спустились на первый этаж, вышли на крыльцо, и следователь подтолкнул Игоря к машине.

– Садись, – приказал он.

– Зачем?

– Спорить будем? – сурово глянул тот.

– Я не поеду.

– Получишь вызов к следователю – прибежишь. И спать перестанешь, и есть. Охота ждать? Давай-давай, сейчас все и решим, – он толкнул Игоря в бок.

Тот забрался внутрь, и следак аккуратно захлопнул дверь. Машина тихо отчалила задним ходом, проехала по тротуару и вывернула на Красную.

– Куда едем? – спросил Игорь зло.

– Куда-куда, – ухмыльнулся следователь. – Поговорить надо.

Игорь достал телефон и набрал номер Максима. «Бери же трубку, черт!», – он с нетерпением считал гудки. Наконец, абонент отозвался. Игорь затараторил:

– Запиши: черный Audi A4, госномер А 292 АА. Со мной следователь Андрей Георгиевич Синицын. Мы движемся по Красной в сторону Воровского... Пишешь?

– Чего? – фыркнул Макс. – Синие человечки привиделись?

– Записал?

Игорь снова повторил данные.

– Записал-записал, – проворчал Максим.

– Если вдруг потеряюсь – ты знаешь, что с этим делать.

– Эй… – начал Максим, но Игорь отключился.

Он посмотрел на Синицына. Тот хитро сощурился:

– Тебе бы в шпионских фильмах сниматься.

Телефон завибрировал. Игорь сбросил вызов Максима, потом еще один. Потом пришла смска: «Кончится «Момент» – перезвони».

Автомобиль миновал Уфимский пост ГИБДД, километров через двадцать свернул на объездную дорогу и вскоре оказался на парковке около придорожной шашлычной. Синицын кивнул на телефон:

– Жене или родственнику своему скажи, где ты. С ума их сведешь такими звонками.

Игорь вышел из машины и набрал Макса.

– У меня пока все нормально, я в шашлычной… На объездной около Полетаево, помнишь? Рядом с Уфимкой.

– Ты, олух, блин, хорош прикалываться! – рявкнул в трубке Максим. – Что у тебя там происходит?

– Да пока не знаю… В общем, я тут.

Он сбросил вызов и огляделся. Синицын шагал в сторону деревянной беседки, стоящей сбоку от основного строения среди молодых берез. Следователь махнул рукой кавказцу у мангала, раздувающему угли куском картонной коробки, и тот охотно поздоровался.

– Как обычно, – крикнул Синицын. – На троих.

Он показал три пальца.

– Канешно! – энергично откликнулся шашлычник. – Сейшас сделаэм.

В беседке на столе красовалась грязная солонка, пепельница и пластмассовая ваза с последней салфеткой. Ее края печально колыхались на ветру.

– Антисанитария, – пробурчал Синицын, опускаясь на деревянную скамейку. – Но шашлык отличный.

Игорь сел напротив, разминая под столом пальцы. Синицын, вполоборота наблюдающий за шашлычником, сказал:

– А за рулем был Ян.

Игорь сдавил пальцы так, что хрустнули костяшки. Он вопросительно склонился к столу, но Синицын смотрел в сторону и безразлично барабанил пальцами по краю беседки. Потом повернулся:

– Я говорю, Ян за рулем сидел. Ян.

– Да? – глупо спросил Игорь.

– Да. Но ваши так называемые доказательства – это дерьмо. Понимаешь?

Игорь помотал головой.

– Ну, не доказательства это. Так, шум, пыль.

– А что доказательства?

Синицын усмехнулся.

– Ха! Что-что… Не знаю что. Но как-то тоньше надо работать.

– А откуда вы знаете, кто был за рулем?

– Откуда я знаю – к делу не пришьешь. А в тебе энтузиазма много, хитрости – ноль. Прешь, блин, как танк, без разбора. Лезешь везде…

Сзади раздался голос:

– Эй-эй, Георгич, ты ему самооценку не занижай.

Игорь повернул голову и увидел Шмунка. Тот размашисто вошел в беседку, бросил пиджак на скамейку и поздоровался с обоими за руку. Синицын сдвинулся, уступая место, и проворчал:

– А что это за спектакли такие? – он передразнивал Игоря. – «Я, главный свидетель, я все видел!» Что я ему отвечать должен при людях?

– Да ладно, он не знал, – примирительно сказал Шмунк. – Лучше скажи, толк-то есть?

Синицын задвигал усами и потер подбородок.

– Толк есть, но со знаком минус. Я тебе уже говорил – ерундовые твои доказательства. Яна даже эвакуировать не пришлось, вон, катается по городу как ни в чем небывало. Еще недельку можно народ побудоражить, но ничего весомого из этих записей не выжмешь. Ну, сам видишь – несерьезно это. У нас свидетелей, которые в день происшествия объявились, задвигают, а тут нарисовался очевидец через два года… Опять же, шумиха в прессе – напрасный ход. Второй раз вам уже не поверят.

– Ну, предложи что-нибудь дельное, – глухо сказал Шмунк.

– Дельное? – Синицын покусал губу. – Ищи. Да-да – ищи неопровержимые доказательства. Твой шапкозакидательский подход в данном случае не сработает, а сейчас кое-кто последние хвосты подчистит. Ты меня тоже пойми – никто не хочет задницу подставлять и вешать на себя расследование, которое с 99-процентной вероятностью закончится ничем. Мы как на ладони – шаг влево, шаг вправо… Вот принесешь на блюдце – я уж подстрахую, а пока – извини.

– А что тебе принести? Вот, принесли – тебе ж не нравится.

– Ты принеси такое, чтобы уже никаких двусмысленностей. Поговори с родственниками погибших – почему они претензий не имели? Зачем им столько бабла отвалили? Кто с ними говорил, откуда им деньги упали – явно не от самого Скобича. Его найди, допроси. Других свидетелей разыщи. С судмедэкспертами пообщайся, я не знаю…

– Найду свидетелей, ты опять скажешь – не те.

– Может и скажу. Ты найди таких, чтобы уже железно. Я тебе говорю – такими делами нужно жить, а не в обеденных перерывах заниматься. Ну вот он, – Синицын кивнул на Игоря, – что тут делает?

– Да ты зря, он хваткий, – вступился Шмунк.

– Это я вижу, что хваткий. Еще бы оперативного опыта к этой хваткости… Ты на чем специализируешься? – следователь вопросительно посмотрел на Игоря.

– Земельные споры.

– Вот, земельные споры. А тут уголовка плюс большие связи.

– Что ты разнылся, Георгич! – возмутился Шмунк.

– А то, что с меня спросят за его выступление, – разгоряченно ответил тот. – Свидетель, блин, выискался. Вызвал бы я тебя на допрос, и чтобы ты поведал? Как вы человека до смерти запугали? Придумывай, Синицын, как тебя отмазать теперь.

Игорь изучал свои ноги.

– Он, если что, точно также своей шкурой рискует, так что ты полегче, – прервал Синицына Шмунк. – А доказательства найдем. Найдем, слышишь? Утряси все вопросы, а мы пока подумаем.

– А ты вот его спроси, – Синицын ткнул пальцем в Игоря, – хочет он еще думать? Готов пожертвовать работой, карьерой? Потому что на двух стульях не усидеть.

Игорь поймал на себе взгляды обоих.

– Пойдешь в детективное агентство Артура Алексеевича? – с издевкой спросил Синицын.

– Не готов ответить сейчас, – Игорь почувствовал, как краснеет.

– Это вполне серьезное предложение, – сказал Шмунк. – Зарплата поначалу будет поменьше, чем в «Фемиде», но на сухом пайке сидеть не придется.

– Простите, вы знаете мою зарплату? – уточнил Игорь.

– Это несложно.

Все трое замолчали. Синицын смотрел на шашлычника, подтаскивающего к мангалу мешок углей. Шмунк раскурил сигарету, постукивая зажигалкой по столу.

Игорь почему-то подумал о Максиме. Что бы он сказал на такое предложение? Он бы высмеял его самым изощренным способом.

Он вспомнил свою пластиковую клетушку в «Фемиде», ежедневные планерки, отчеты, звонки, и чувство удовлетворения, которое пусть редко, но посещало его в конце недели. Он подумал об Эле. У него уже есть настоящая жизнь, и он не хочет выворачивать ее наизнанку.

И с некоторой долей стыда он признал, что сыт по горло скандалами. Что не хочет больше бояться звонков с незнакомых номеров и прокручивать в голове возможные сценарии. Он просто устал. И если у него и есть шанс спрыгнуть с этого поезда, то он наступил сейчас.

– Нет, я не готов, – сказал он. – Я не думал заходить настолько далеко. Но я могу оказать… некоторую помощь. Мне нравится моя нынешняя работа.

Последняя фраза прозвучала с вызовом. Шмунк откинулся назад и спокойно проговорил:

– Вы и так немало сделали. Вопрос исчерпан.

Синицын развернулся:

– Лексеич, может, по сто?

– Нет, я без водителя.

– А я, с вашего позволения… – Синицын громко крикнул. – Вано, и графинчик нам принеси. Прямо сейчас.

Игорь почти уперся носом в монитор и бессмысленно скролил мышкой Интернет-страницу. Потом стал открывать все сайты из «Избранного», словно искал в них нечто, что принесет облегчение. Глаза пробегали по заголовкам, и становилось только хуже.

Дисциплинарный комитет был назначен на два часа дня. Разбирать его поведение придет сам Валерий Гильбертович – второй учредитель «Фемиды» – так что термин «дисциплинарный комитет» казался уместным.

В аську постучалась Аня.

«Наделал ты шороху», – всплыло в правом углу экрана.

«Услышишь шорох из переговорки – значит, меня навазилинивают», – ответил Игорь.

«Че тебе будет?»

«Уволят, наверное».

«Неееееет!!!!! Ты че!!!! Ты же прав!!!»

«Цыц! А то и тебя уволят».

«Ну и пусть. А ты боишься?»

«Ну да. Нервно как-то…»

«Как тебя могут уволить? Ты такой классный…»

«Мир суров. Ты тушенку ешь?»

«????? Ем…»

«А у коров, знаешь, какие глаза печальные?»

«Фуууууу! Не жалоби меня…»

«Такие большие лунные глаза»

«Ну ты чеееее?!!!!!»

«А в уголках – слезы».

«Придууууурок!!!))))))»

«А в слезах отражаются луг и речка»

«Я теперь мясо есть не смогу…»

«А у рыбы, знаешь, какие глаза?»

«Цезин!!!!»

«А капуста тоже все чувствует…»

Через пластмассовую перегородку перелетела канцелярская линейка и задребезжала о клавиатуру.

«Вот тебе!» – ответила аська.

«Зато не будешь страдать, когда меня уволят».

«Буду. У тебя, знаешь, какие глаза?»

Аня зашлась от хохота.

«Вот и не водись со мной. Печальные глаза – это заразно», – щелкнул он клавишами.

Время тянулось медленно, но Игорь так и не придумал, как себя вести. Он не хотел извиняться, не хотел спорить, не имел сил что-то доказывать. Он чувствовал себя актером, который забыл свою роль.

Около двух за ним пришла Люда, и он поплелся следом, ловя любопытные взгляды. В комнате переговоров сидели двое – Зоя Павловна и Матвей, который сказал, извиняясь:

– Валерий Гильбертович немного задерживается, мы его подождем… Буквально пять минуток.

Игорь кивнул и уселся на стул, разглядывая свои ногти. Зоя Павловна переписывала какие-то данные с листочка в ежедневник.

Валерий Гильбертович – опрятный 55-летний учредитель «Фемиды» – коротко извинился и занял место на противоположном от Игоря конце стола. Он долго пристраивал свой портфель на соседнем стуле, наконец, поправив манжеты, поднял глаза.

Зоя Павловна отодвинула ежедневник.

– Собственно говоря, вопрос очень простой, Игорь Александрович. Вы хотите работать у нас?

Валерий Гильбертович внимательно слушал ее, словно ожидал какого-то откровения. Затем он перевел требовательный взгляд на Игоря. Тот ответил:

– Мне нравится моя работа.

– Вам близки ценности нашей компании?

– Какие именно?

– Все.

– За все не отвечу.

– Игорь Александрович, – Зоя Павловна глядела поверх очков. – Дело Тащенкова сейчас закрыто, и про него будет отдельный разговор. Но в любом случае – это уже прошлое. Нас же в первую очередь интересует ваш настрой на будущее. Я думаю, что после всех ваших закидонов, простите, не каждая компания согласилась бы с вами работать. Но мы посовещались с коллегами, и сошлись, что может дать вам еще один шанс.

Игорь смотрел на окантовку овального стола. В некоторых местах она начала отслаиваться от слоя прессованной древесины. Он молчал.

Дверь в переговорку приоткрылась, и послышался чей-то шепот. Зоя Павловна вскочила и всплеснула руками:

– Боже мой, Федор Михайлович, что же вы не предупредили!

Игорь удивленно поднял глаза и увидел стоящего в дверях Можайского. Зоя Павловна шла ему навстречу ковыляющей походкой.

– Федор Михайлович, простите ради Бога, у нас тут совещание экстренное… Ой, как неудобно. Мы недолго.

Неожиданно взгляд Можайского скользнул через плечо Зои Павловны, и генеральный директор завода стройматериалов устремился в комнату. Он подскочил к Игорю и громко сказал:

– Позвольте, пожму вашу руку!

Его глаз нервно подергивался. Игорь машинально сунул ему кисть, привстав, и Можайский крепко ее встряхнул.

– Зоя Павловна, Валерий Гильбертович, – Можайский развернулся к ним. – Молодец, Цезин. Что тут еще сказать – молодец. Видел вчера по телевизору, оценил. Кто у нас решится встать перед прокуратурой, следствием и сказать – вы неправы? Только почему-то не все телеканалы показали вас.

Зоя Павловна, окаменев, стояла в дверях. Можайский продолжал:

– Этот Ян – сопляк малолетний, давно напрашивался. Я говорил Олегу, говорил – дай ему по башке. Ну, что ты! Это ж кровь и плоть! Потакал его слабостям – ну, вот и получил. И нечего тут лицемерить, все про это знают. Пьяный и за руль – ну кто так делает?

Можайский отпустил руку Игоря, и тот опустился на край стула. Матвей рисовал на бумажке пузыри, закрывая лоб ладонью. Можайский продолжал:

– Я бы на вашем месте дал ему премию за инициативность. Зоя Павловна, как?

– Федор Михайлович, это наше внутреннее дело.

– Это не ваше внутреннее дело – это прецедент общественной значимости, – разгорячился Можайский.

– Федор Михайлович, что вас, простите, понесло? – в голосе директора «Фемиды» зазвучали ледяные нотки. – Давайте, не будем советовать друг другу, как вести дела.

– Увольте мне вам советовать. Я, по-моему, говорю очевидные истины.

– Через пять минут я буду в вашем распоряжении. Людмила! – позвала Зоя Павловна. – Людмила, чай-кофе Федору Михайловичу. Подождите у меня в кабинете.

Уходя, Можайский обернулся к Игорю:

– Мне нужно поговорить с вами. Дождитесь меня.

Игорь кивнул. Когда дверь за Можайским закрылась, Валерий Гильбертович перестал сдерживаться:

– Ну, Федор Михайлович, а? – укоризненно раскачивал он головой. – Ведет бизнес с Тащенковым, деньги его берет – и поди ты, правдивец! За глаза-то какой смелый! Ну, как же так?!

Зоя Павловна затрясла руками, морщась:

– Ну, он такой… Такой… – она прошагала к своему месту и открыла ежедневник. – Так... На чем мы остановились? Да, вот… Игорь, давайте уже короче.

– Давайте, – отозвался тот.

– За вашу эту самодеятельность мы понижаем вам зарплату на 25%. До конца квартала, – в ее глазах снова появилась твердость. – Теперь второе. Вам нужно принести извинения за все выпады против Тащенкова ему, а также публично. И это не шутки. Я не уверена, что он захочет с вами встречаться, но вы должны быть готовы.

Лицо Игоря изменилась, и это не ускользнуло от начальницы.

– Я уже знаю все ваши аргументы, можете не начинать, – она махнула рукой. – Разговор сейчас очень простой – вы либо принимаете эти условия, либо нет. Ничего объяснять не нужно. Понятно?

Игорь кивнул.

– Так, и третье. Мы забываем этот инцидент, но впредь, если вы захотите делать что-то на стороне, вы ставите в известность меня или Матвея.

Матвей придвинулся к столу и мягко начал:

– Зоя Павловна, я все понимаю, но вот минус четверть зарплаты – это, по-моему слишком… Ну… Может быть, достаточно извинений, да?

Валерий Гильбертович усмехнулся:

– Ничего, не обеднеет. До конца квартала два месяца. Игорю Александровичу нужно сказать спасибо, что мы в принципе с ним говорим.

– Итак? – прозвучала Зоя Павловна.

Игорь окинул взглядом всех троих. Он вдруг улыбнулся:

– Знаете, спасибо за ваше предложение. Учитывая обстоятельства, оно действительно щедрое. Я настраивался на худшее.

Матвей удовлетворенно заерзал, глядя искоса то на одного учредителя, то на другого.

– Но извиняться перед Тащенковым мне не за что, и в будущем я вряд ли изменюсь, – продолжал Игорь.

Матвей возбужденно заговорил:

– Игорь, Игорь, не спеши. Не надо эмоций...

– Да как вы себя вообще ведете? – вспыхнул Валерий Гильбертович. Его лицо выражало оскорбленность. – Три взрослых человека сидят перед ним, ищут какие-то варианты, пытаются что-то предложить. Мы вышибем вас и глазом не моргнем.

– Ну-ну, Валерий Гильбертович, – примирительно подняла руку начальница. – Давайте, не будем переходить на личности…

– Зоя Павловна, Матвей – спасибо вам за попытку, – Игорь глядел на них в упор. – Но извиняться мне не за что.

– Это не разговор, – Валерий Гильбертович грохнул рукой по столу. – Это не разговор.

– Я могу идти? – спросил Игорь. – Заявление взять у Люды?

– Игорь, подумайте… – попросила Зоя Павловна.

– Я уже подумал.

Он вышел из кабинета и вернулся за свой стол. Кружилась голова. Он встал и оглядел верхушки пластикового лабиринта. Он обнаружил, что может думать о «Фемиде» в прошедшем времени.

Он зашел в Анину секцию и взял девушку за плечи. Она запрокинула голову, и ее лисьи глаза смеялись.

– Слушай, мне только одно жаль, – сказал Игорь. – Что у нас так и не случилось служебного романа.

Глаза девушки стали острыми.

– Ты уходишь?

– Но, может быть, оно и к лучшему? – улыбнулся Игорь. – Ладно, мне еще две недели отрабатывать, так что не будем зарекаться. А может, без отработки отпустят…

Она вскочила и обняла его.

– Блин, ну зачем ты так? – зашептала она. – Не мог, блин, пять минут побыть скромным.

– Извини…

* * *

– Аркадий, ты только не пугайся, – Игорь шагнул через порог комнаты.

Аркаша освободил уши от наушников, выглядывая из-за мольберта.

– Что? – переспросил он.

– Эта… Ты не пугайся, ладно? – Игорь взял его за локоть и оттянул от мольберта. – Я тут просто не один…

Заскрипели половицы, и на пороге возник Можайский. Аркаша пробормотал:

– Ой…

– Вы меня простите, – Можайский мялся у входа. – Я сам напросился. Очень хочется посмотреть.

Он кивнул на деревянную конструкцию.

Игорь наклонился к бледному, как обои, Аркаше и тихо проговорил:

– Я предупредил, что это только эскиз. Пусть посмотрит, а?

Мириады морщин на лице Можайского задвигались. Он принялся приминать к лысине клочок волос.

– Нет, если совсем нельзя – я понимаю… – заговорил он и вдруг на полуслове зашагал к окну.

Аркаша поднял было руку с тонкой беличьей кистью и с досадой опустил ее.

Можайский уже стоял перед мольбертом, и левая щека его дергалась в такт кардиограмме, вызывая частые моргания. Аркаша стоял у стены, ковыряя болячку на левой руке, с глазами, огромными от ужаса.

Можайский молчал, и лишь подергивания щеки стали менее заметны. Игорь двинулся, скрипнул деревянный пол, и он испуганно замер. Потом собрался, осторожно приподнял табуретку и поставил рядом с Можайским. Тот опустился, не глядя. Лицо его стало практически неподвижным, и вдруг по неровной щеке заскакала слеза.

Игорь взял Аркашу за руку и утащил на кухню. Тот сел на пол у подоконника и обхватил голову руками:

– Боже мой, как стыдно, – бормотал он, растирая волосы.

Игорь включил чайник, и тот закряхтел на сильном огне. Он положил на него руки, ощущая, как они наливаются теплом. Наконец жар стал невыносимым, и он отпрянул, растирая обожженные края ладоней.

Он вдруг выключил чайник и опустился на пол рядом с Аркашей.

– Слышишь? – Игорь кивнул в сторону комнаты, откуда доносились тихие всхлипывания.

– Ага, – одними губами прошептал художник.

* * *

Зазвонил домофон. Эля сморщила нос, зарываясь под подушку.

– М-м-м… Не хочу вставать…

Прохладный утренний воздух надувал парус занавески, и можно было бы спать еще, если бы не пиликанье из коридора. Игорь заставил себя подняться, завернулся в полотенце и вышел к двери.

– Кто? – спросил он в трубку аппарата.

– Доставка пособий по безработице, – прорезалось сквозь помехи. – Из фонда помощи юристам-неудачникам.

Игорь нажал на кнопку и прислушался. Завыл лифт, шаркнули ноги, Максим ворвался в прихожую, как к себе домой. На нем была вызывающая оранжевая майка. Он смерил Игоря оценивающим взглядом и кивнул на полотенце:

– Слушай, я человек невысоких эстетических запросов, и меня вот эта мотня на твоем туловище не оскорбляет, но если придет папа? Честно слово, рука за молотком тянется.

– Папа на дежурстве, – послышался густой голос Эли.– И он знает.

Максим вошел в комнату и сел верхом на стул, беззастенчиво разглядывая девушку. Она щурилась в утреннем солнце и куталась в простыню. На открытом плече дрожал солнечный блик.

– Какой кошмар, – констатировал Максим, изучая ее. – Мне расхотелось жениться. Друзья, а как вы относитесь к свингерам?

Игорь обхватил его крепкую шею рукой и стиснул под локтем:

– Мы к ним не относимся. Лина про такие мысли узнает …

– Конечно, расстроится, – освободился Максим. – Кому охота падать в твои объятья – бездомный, безработный, с подмоченной репутацией. Ладно, одевайтесь и быстренько на кухню. Так и быть, угощу вас завтраком. Холодильник у нас где?

– В углу… – Эля вытянулась на кровати, сладко гудя. – Я не могу спать с тобой. Не могу… Ты как кофеин. Опять всю ночь проморгала.

Игорь наклонился к ней:

– Но это прекрасно?

– О… Это очень прекрасно, – зажмурилась она.

Игорь улегся рядом. Закрыв глаза, он представил их в тени большого дерева, словно Адам и Ева, без стыда, вне запретов, уверенные в своем будущем. Была ли эта уверенность наивной? Его это не волновало.

Максим был прав – у него не было ни работы, ни свободной квартиры, и при этом он давно не чувствовал себя так хорошо по утрам. Наверное, с того момента, как провел первую ночь с женщиной. Он вдруг осознал угнетающую однообразность его прежней жизни, шкала делений которой увеличилась до кварталов и полугодий, свистящих сквозь календарь и сливающихся в неразборчивое ощущение того, что в жизни что-то происходит. Нередко он просыпался с чувством, будто ритм этот скоро сломается, и наступит, наконец, тот большой прорыв, ожидание которого длилось с детства. Он гнал мысли, что проходят не просто рабочие смены – проходит жизнь. Он чувствовал, что готов к свободе, но понятия не имел, где и как искать ее. Сейчас он стоял на пороге чего-то нового, вдыхая утренний воздух, пахнущий мокрой пылью и листвой, и впереди его ждала опасная воля, а вместе с ней ощущение чего-то большого.

Из кухни потянуло запахом жареного хлеба. Они застали Максима, снимающего со сковороды вздыбившуюся яичницу.

– С гренками. Мало, получилось, да? – Максим подцеплял свое творение деревянной лопаткой. – Кому кофе, кому чай?

Он принялся шарить по настенным шкафчикам:

– Слушай, у них тут кофе двух сортов… И чай в ассортименте…

– Папа на дежурстве пьет много кофе, – пояснила Эля. – И дома тоже.

Максим уселся на табурет, сыпанул в чашки кофе, долил воды и принялся размешивать сахар, звеня ложкой.

– Ну что, тебе за последние две недели заплатили? – спросил он Игоря.

– Конечно. Это же «Фемида».

– Пьянку устраивал?

– Только для тех, у кого я не вызываю изжоги.

– Для уборщиц что ли?

– Не поверишь, шесть человек пришло.

– Эх, все-таки обаятельный он, чертяка, – Максим подмигнул Эле. – Все шесть уборщиц пришли.

Максим отхлебнул кофе и сощурился:

– Чего теперь делать будешь?

– К Шмунку в фирму пойду.

– Тс… – присвистнул Максим. – Глубоко личное мнение – бесперспективно. Эльвира, и вы ему позволяете?

– Его это вдохновляет, значит, все правильно, – тихо проговорила Эля.

– Ладно, ладно, не буду портить настроения, – замахал руками Максим. – Хотя, знаешь… Когда ты приткнулся к «Фемиде», я тебе по-черному завидовал. Матерая контора.

– Да, для опыта полезно было.

– Для всего полезно. Нормальная работа, с зарплатой, соцпакетом и легкими кредитами. А теперь чего?

– А теперь есть цель. Это гораздо лучше.

– И эта цель – вернуть нормальную работу, с зарплатой, соцпакетами и легкими кредитами? Гениально.

– Нет. Тебе не понять.

– Меня как-то вежливо послали? – насупился Максим.– Да я уже понял, что ты хочешь быть голодранцем, но с флагом в руке. Эля, но ты-то куда смотрела – охота быть девушкой… не знаю… опера какого-то?

– Неохота быть девушкой человека без фантазии, – ответила она.

– Это камень в мой огород, да? – Максим с досадой хлопнул по столу. – Мы-то люди узкие, военные – есть приказ, мы и рады стараться.

– И я тебе завидую, – рассмеялся Игорь. – Мне всегда не хватало такой простоты… Ну, когда желания и возможности так точно пересекаются на секторе «Деньги».

– Если не лицемерить, все мечтают об одном – разжиться, – веско сказал Максим. – Но не все могут, и вот тогда в ход идет ваша голоштанная философия.

– Не все, – покачал головой Игорь. – Аркадия возьми. Вот уж квинтэссенция непрактичности.

– Ну и будет всю жизнь бомжевать, – скривился Максим.

– Если учесть, что за последние два месяца он заработал сто тысяч, то вряд ли, – Игорь наклонил голову, чтобы скрыть самодовольную улыбку.

– Чего? – Максим отложил кусок хлеба. – Как он их заработал? Твою хату наркобарону сдал?

Игорь переглянулся с Элей и сказал:

– Нет, он рисовал портрет для одного небедного человека, и тот его отблагодарил. А Аркадий, кстати, сопротивлялся, пришлось даже на хитрости идти.

– Че, деньги брать не хотел? – Максим перестал жевать.

– Да он и не взял их. Мы на его счет закинули и точка.

– И вот это социальное уродство ты ставишь мне в пример? Взял бы деньги и, не знаю… бате своему помог или сестренке обучение оплатил.

– Аркаша такой… Не от мира сего. И ему я тоже завидую – он оставит свой след. А след «фемидовцев» сгниет вместе с макулатурой. В этом разница.

– Ну, бог с ним, с Аркадием: там разу видно – мозг! А ты-то на что надеешься? Не хочу портить аппетит, но Ян-то по-прежнему на свободе, и будущее его выглядит безоблачным, как никогда. Обосрались вы по полной программе, несмотря на суровую морду Шмунка и твой октябрятский задор.

– Ян пока на свободе. Мы последнего слова не сказали.

– Тешь, тешь себя надеждой. Только по факту после всей возни, в мире ничего не изменилось.

– Изменился я, – ответил Игорь. – Это главное.

– Ну, сбей охотку, поиграй в Каттани. Поглядим на тебя через полгода.

Собрав на хлебный мякиш остатки яичницы, Максим сказал:

– А вообще, друзья, хоть вы и пытаетесь представить меня злым гением, я прибыл с мирной миссией. Готовы? – он выдержал паузу. – Я пришел пригласить вас на нашу свадьбу с госпожой Алиной. Приглашения потом завезу.

– А… – Игорь тревожно глянул на друга, вспомнив об Ирине.

– «А» придет, и тоже не одна. Но это не помеха?

Игорь растерянно моргал. Эля рассмеялась:

– Да не помеха. Я не ревнивая.

– Молодая исчо, – вдохнул Максим. – Эх, смотрю я на вас, Эльвира… Так что мы решили насчет свинга?

– Что мы придем на твою свадьбу, – отрезал Игорь.