Раиса Рязанова, российская актриса театра и кино, заслуженная артистка РФ, народная артистка РФ: «Если б не «Ромео и Джульетта», была бы я баянисткой!»

Во время разговора с народной артисткой России Раисой Рязановой… тепло. Тепло и необыкновенно хорошо от ее добрейшего лучистого взгляда. Как удается сохранять такое жизнелюбие, эти искры в глазах на протяжении долгих лет? «Все элементарно: плохое настроение – сиди дома и не порти жизнь другим, – поделилась секретом актриса в интервью нашему изданию. – Я самокритична, себя кушаю очень усердно. За все. Но вам-то зачем об этом знать? Вам это не должно быть интересно. Поэтому вам достаются искры и улыбки!»

– Раиса Ивановна, начну нашу беседу издалека. Вам прочили карьеру баянистки, что же случилось?

– Я бы и была баянисткой, если б не «Ромео и Джульетта». Я ведь уже окончила музыкальное училище и сама стала преподавать. Но как-то меня угораздило попасть в Рязанский областной театр драмы на этот спектакль по пьесе Шекспира. Влюбилась насмерть. В артиста, игравшего главную роль. Я стала ходить на каждый спектакль, усаживалась в первом ряду и горько рыдала в финале, когда мой Ромео выпивал яд. К сожалению, ничего, кроме улыбок, мои переживания у героя моего романа не вызывали. Тогда меня осенило: «Я тоже выучусь на артистку, тоже буду играть Джульетту на этой самой сцене, и он полюбит меня!» И никто меня тогда не остановил, никто не одернул: «Рая, посмотри на себя в зеркало! Ну, какая ты Джульетта?!» В общем, я твердо решила поступить в Москве в театральный институт. И так оказалась в Щуке. На вступительном экзамене читала монолог деда Щукаря из «Поднятой целины» Шолохова.

– Так полагаю, что к своему «Ромео» вы не вернулись?

– Какой Ромео? (Смеется.) Я в ГИТИСе встретила своего будущего мужа. Юра Перов, подтянутый красавец в форме, пришел к нам на второй курс, отслужив в Морфлоте. Девчонки ахнули. Я – за компанию. И у Юры внутри что-то шевельнулось.

– Где началась ваша семейная жизнь?

– В Юриной коммуналке. У него и его сестры там было по комнате. Жили мы спокойно, дружно. В 1968 году у нас родился сын. Но прожили мы вместе года два всего. После развода долгое время совсем не общались, а потом потихоньку начали – и с ним, и с его женой. Я уже могла позвонить им: «Надя, я уезжаю, умоляю, заскочите как-нибудь, проверьте, как там Данька». Это было в порядке вещей.

– В своих последних интервью вы твердите, что вам хорошо одной и что вам хочется пожить для себя. Почему не жить для себя, но с достойным мужчиной?

– Где он? Покажите пальчиком! Ходячие брюки, ходячие портки мне не нужны. Кормить, поить, обувать и одевать? Нет!

– Но ведь была же в вашей жизни большая любовь! Я читала…

– Была. Тут я в чем-то повторила судьбу своей мамы. Она познакомилась с папой, когда тот приехал в командировку в городе, где она жила. Он застрял в пургу, а мама нашла его холодного и голодного. Отмыла, отогрела, накормила и спать уложила. А заодно и полюбила. Будучи уже беременной, узнала, что живет он в Тамбовской области в городе Мичуринске с женой и шестью детьми. Тогда мама ему сказала: «Возвращайся к себе домой». Что он и сделал… Я, как и мама, любила чужого мужчину. Любила на протяжении долгих лет горячо, страстно, но уводить его из семьи не стала.

– Не жалеете об этом сегодня?

– Нет. Я благодарна богу и счастлива, что у меня такая любовь была. То, что я вижу сегодня в картинах, по телевизору, на улице – это не любовь. Они все такие несчастные, бедные, им нечего друг другу сказать и нечем удивить. Сегодня у них один партнер, а завтра – другой. Ложатся в койку и говорят: мол, это не любовь, это просто секс. А че ж ты ложишься тогда?!

Моя любовь была настоящая, ради нее я оставила мужа, который уговаривал меня остаться. У нас рос сын… Но я тогда для себя решила: мне дана одна жизнь. Мама смогла ради меня пожертвовать личным счастьем в свое время, а я – нет. Ну пожертвовала бы, и что? Я сама-то зачем родилась? Чтобы мужу борщ подавать и желать, чтоб он этим борщом подавился? Так жить нельзя! Лучше я буду одна жить и одна поднимать ребенка, чем буду вести двойную жизнь и, любя одного, врать другому. Я предпочла признаться сама, нежели бы меня разоблачили и уличили.

– Раиса Ивановна, сегодня вы живете одна. Кто вам помогает вести хозяйство?

– Никто. Правда, когда уж совсем припрет, сына зову. Он друзей привозит, под шашлыки они мне всю работу переделывают.

– Как проводите время, если выдается свободный день?

– Если никто не мешает, то сплю до полудня. Времени на сон, конечно, не хватает. Когда прихожу со спектакля, ложусь и начинаю его переигрывать, анализировать… Два ночи – я не сплю. Три часа – не сплю. Потом свет гашу, а в голове все равно сцены крутятся, кнопкой-то их не выключишь! Лежу и спрашиваю себя: «Ну, у тебя совесть есть? Спи уже!» Зажмуриваюсь и засыпаю под утро.

– Я в курсе, что вы автолюбитель и очень давно ездите на машине.

– Да, я автоледи! (Улыбается.) Даже дважды принимала участие в гонках на льду и завоевывала первые места!

– Правда, что когда у вас было туго с деньгами, вы таксовали?

– Все началось с того, что я подвезла женщину с ребенком в дождик. А женщина оставила на сиденье три рубля. Просто в знак благодарности. И тут я призадумалась: три рубля были хорошими деньгами! Ну, думаю, может еще кто руку поднимет? И поднимали! А я подвозила. Кто рубль оставлял, кто два… Но, если вы меня спросите, сколько я заработала денег, занимаясь так называемым частным извозом, я вам отвечу: 13 рублей 50 копеек.

– Как-то маловато…

– Просто все очень быстро закончилось. Как-то сели ко мне два подвыпивших солдатика, оба были в береточках голубых, в форме. Едем-едем, и вдруг один из них вытаскивает финку, показывает ее другому, они что-то обсуждают… А у меня ноги стали ватными, руки сползли с руля, я забыла, где газ, где тормоз, не видела дороги, думала только о том, как бы мне доехать поскорее и высадить их. И больше никогда! Никого! Когда они вышли, я даже денег с них не взяла, только закрыла машину на все кнопки и как саданула! И больше никогда! Никого! С тех пор работаю только по призванию.

– Я читала, что вы очень трепетно относитесь к званиям…

– Это так. Будучи заслуженной артисткой РФ, я даже отказалась отмечать свое 60-летие: считала, что, поскольку я еще не состоялась как народная, то и отмечать мне нечего. Иной раз смотрю на артистку и думаю: «Милая моя, за что ж тебя так «ународили» в 20, в 30-то лет?..

– Почему вы говорите, что второе дыхание к вам пришло с сериалом «Не родись красивой»?

– Потому что работать приходилось с молодым коллективом. Девчонки каждый раз шли ко мне за советом, прислушивались, кто-то плакал на моем плече. Я просто стопроцентно ощущала свою востребованность.

– Вы часто играете домработниц, вас это не обижает?

– Нет, мне мои домработницы и помощницы по дому нравятся тем, что они работают практически бесплатно, они сроднились со своими хозяевами, прожив с ними всю жизнь. Их жизненная цель – чтобы хозяевам было удобно, хорошо, красиво, мягко, вкусно. Все, что они делают, делают от души. Что же тут оскорбительного для меня, как для актрисы?..

– Режиссеры также любят приглашать вас на роль мам. Считали, скольких мам вы сыграли?

– Я уже и не помню, потому что поначалу считала не сколько я сыграла мам, а сколько у меня в киношной жизни было детей. Например в 40 лет у меня их было 32. Или 33. А потом уже и внуки пошли! Однажды, это было в самом начале, моего ребенка по сюжету сыграл мой собственный сын Данька. Я сейчас говорю о картине «День и вся жизнь», где я играла главную роль – роль Кати Морозовой. Вообще, на нее пробовались очень хорошие актрисы, а взяли меня. Дело в том, что я на тот момент родила ребенка и была свежеиспеченной мамашей с грудью полной молока, а в кадре как раз надо было кормить малыша грудью. Чтобы сын жадно приникал к груди, мне приходилось до съемок его не кормить. Он орал благим матом, зато после команды режиссера-постановщика всасывался так, что потом его не могли оторвать от меня всей съемочной группой.

– Не страдали из-за того, что приходилось идти на такое ради съемок?

– Нет. Это же делалось ради главной роли, ради кино, ради будущих перспектив. А ребенок поорет-поорет да перестанет!

– Вашему сыну как полноценному участнику съемочного процесса, герою фильма был положен гонорар?

– Нет, ну что вы! Это сейчас все такие грамотные, юридически подкованные, а тогда мы об этом даже не думали, не знали, при каких обстоятельствах нарушаются права ребенка. Мы с дитем были рядышком и ладно! Так и справлялись без нянь, да без подмоги. На занятия приезжали с ребенком. Все пустышки, соски таскали с собой, молоко я сцеживала дома, чтобы Даньке на весь день хватило. Бутылочки грели под мышкой. Коляску завозили за кулисы, и пока я играла отрывки, кто-то качал Даньку, чтоб не пищал. Так что возможности учиться и при этом сниматься в главной роли, зарабатывать деньги, да еще и не оставляя ребенка нигде на время съемок, можно было только радоваться. Я, между прочим, училась отлично, шла на «красный» диплом, но в итоге мой мастер поставил «четыре», потому что на свою первую роль я согласилась, не спросясь у него.

– Раиса Ивановна, а почему вы в качестве места работы рассматривали только съемочную площадку? Почему не попытались пойти в какой-нибудь театр?

– Почему не попыталась? Попыталась! Как только нас всех выпустили, мы всей толпой пошли пытать счастья в театр имени Маяковского. Наверное, потому, что он был ближе всего. Наивные, думали, что нас там ждут с распростертыми объятиями! Там нас прослушали и заявили, что в этом году уже актеров не берут. Меня это ужасно оскорбило, я еще тогда подумала: «Больше никуда не пойду! Даже если буду с голоду помирать!» Мне ведь пообещали, что после роли Кати Морозовой я стану актрисой нарасхват! Сказали, что лицо у меня киногиеничное. А я глаза раскрыла, губы развесила и верила.

– А когда пришла известность, если не для зрителей, то хотя бы в кинематографе?

– После «Золотых рогов». Тогда на студии имени Горького запускались съемки картины-сказки Александра Роу «Золотые рога». Снимали в Звенигороде, на берегу Москва-реки. Вся съемочная группа выезжала в Звенигород, а после съемок гудела в Ялте. Я должна была играть евдокиюшку. Но параллельно прошла пробы и меня утвердили еще в одну картину. Однако сниматься у Роу и параллельно где-то еще было невозможным, он такого не позволял. Директор картины Роу взял у меня телефон директора другой картины, куда меня утвердили на роль, позвонил и все ему объяснил.

– Теперь давайте поговорим о работе, после которой вас стали узнавать зрители, о картине «Москва слезам не верит». Вас сразу утвердили на роль Тоси?

– Знаете, нет. Но о том, кто пробовался еще на эту роль, я не знаю: раньше актрис разводили, чтобы они не встретились на пробах. И, наверное, правильно делали. Зато был покой на душе. Почему-то я была уверена, что меня выберут. Почувствовала чрезмерную внимательность во время проб и какое-то особенное отношение.

– А какой была атмосфера на съемках?

– Замечательной! Эти две серии снимались быстро, мы не замечали времени. Меньшов – отличный режиссер! Он сделал так, что нам хватало материала и не надо было друг друга переигрывать. Он подобрал три разных типажа – красавицы, профурсетки и женщины из народа.

– Какая ваша любимая сцена в этом фильме?

– Во второй серии, когда мы затеваем поиски Гоши, мы втроем – я, Людка и мой муж – на нашем старом «Москвиче» подъезжаем к дому Кати и, как три кэгэбэшника, одновременно хлопаем дверьми и одновременно цокаем каблуками, шагая к подъезду. Идем на дело, идем спасать подругу! Вот эту сцену я очень люблю!

– После картины «Москва слезам не верит» от поклонников, наверное, вообще проходу не было?

– А меня никто не ассоциировал с этой нашумевшей картиной. Не узнавали, даже встречаясь носом к носу. В каком общественном месте ни окажусь – в магазине ли, в транспорте, в бане – тут же начинается: «Ой, мне лицо ваше знакомо. Не подскажете, где я могла вас видеть? А вы у нас в бухгалтерии случайно не работаете?» То же самое и с предложениями: кто-то говорил, мол, сейчас картина выйдет, и работы будет хоть отбавляй. Но на меня предложения золотым дождем не посыпались. Наверное, потому что из трех главных героинь я была не самой яркой.

– Вас этот факт обижает, Раиса Ивановна?

– Нет. А на кого обижаться? Я и тогда прекрасно понимала, что это данность. Я, как говорится, ничейная. У Веры муж режиссер, у Иры тоже. Обе работали в театре. А я нигде. Их возили с фильмом по заграничным фестивалям, представляли везде, а я потом случайно об этом узнавала. Ну и что?..

– Сегодня вы отказываетесь от каких-нибудь предложений? Позволяете себе сослаться на возраст и передохнуть?

– Нет. Думаю, отдохнуть еще успею. А пока силы есть, буду работать. Правда, недавно после одного антрепризного спектакля такая выпотрошенная домой явилась, что даже подумалось мне: «Все! Больше не буду!» Но наутро выспалась, глаз загорелся... Думаю: «Как это не буду?! Буду!!!»

– Если бы вам предложили сняться в продолжении «Москва слезам не верит», согласились бы?

– Предлагали, была уже такая идея, но, как видите, так и осталась идеей. И, наверное, это хорошо. Скажите, надо снимать продолжении золушки? Нет! Ну, чем бы мы занимались в современной Москве, когда нам уже по 60? Фильм тогда уже нужно было бы снимать про наших детей, а по фильму они есть. Со всеми этими айфонами, айпадами и прочими штуками. Вот только это была бы уже не «Москва слезам не верит», а какой-то совсем другой фильм.

– Судьба Тоси счастливее, чем ваша собственная?

– Я вам отвечу так. По сюжету Тося действительно самая счастливая: у нее муж, трое детей, дача, квартира, что, кстати, редкость для малярши. Что касается меня, то я окончила музыкальное училище и театральный институт, вышла замуж, родила ребенка, работаю по профессии, мне предлагают роли, которые меня устраивают. Я жива-здорова. Разве это не счастье?!.