«Боится не дожить до конца срока». Заключенная женской колонии обратилась в ФСБ с просьбой о защите

Олесе Козловой 34 года. Она работала управляющей турбазой на Северном Урале, воспитывала вместе с мужем сына. Ему было 13 лет, когда Олесю приговорили к трем годам и четырем месяцам реального срока за незаконную вырубку леса — она срубила несколько десятков кедров на продажу.

Сейчас Олеся — заключенная исправительной колонии № 6 в Нижнем Тагиле. Она рассчитывала на УДО, тем более что статья у нее не особо тяжкая. Но отпускать ли человека на свободу раньше срока, зависит от администрации колонии, от ее ходатайства. А Олеся сейчас судится с руководством колонии, при этом продолжая отбывать срок. Мама Олеси Алевтина Викторовна в разговоре с корреспондентом E1.RU рассказывает, что теперь ее дочь столкнулась с травлей и давлением.

— Моя дочь — единственная заключенная в колонии, кто отбывает срок по такой статье: за незаконную рубку. Много тех, кто сидит за распространение наркотиков, убийства… Еще когда шел суд, было следствие, я предлагала дочери: «Может, проведем экспертизу?» Ведь половина срубленного кедра была гнилая, можно было бы уменьшить сумму ущерба. Дочь отказалась: экспертиза была дорогая. Сказала: «Пусть всё будет как будет». В итоге насчитали ущерба на 900 тысяч рублей. До этого уже была условная судимость за мошенничество. И тут еще новое дело.

В августе 2020 года суд огласил приговор, и дочь отправили в колонию в Нижнем Тагиле. Вырубка была действительно незаконной, мы всё понимали, что приговор заслуженный, справедливый. 150 тысяч ущерба мы насобирали и выплатили сразу. Остальную сумму ущерба Олеся собиралась отчислять из зарплаты, рассчитывая на УДО. В колонии свое швейное производство. Сначала дочь работала на складе, потом ее перевели в швейный цех. Швейному делу она научилась прямо там, в цехе. Распорядок дня там был такой. В 05:30 — подъем. После завтрака, в семь утра, начиналась работа в цехе. Дочь работала с семи утра до восьми вечера. Хотя на заключенных также распространяются все нормы КЗОТа. 13-часовой рабочий день — это явно нарушение. При этом зарплаты были меньше МРОТ. За переработки не платили. Например, в декабре начислили 6 тысяч. Но дочь не жаловалась, рассчитывала на условно-досрочное освобождение. Она хотела показать себя с лучшей стороны. Хотя, знаете, недавно общалась с девушкой, бывшей заключенной. Она уверяет, что тех, кто добросовестно работает, не любят освобождать раньше срока: зачем терять хорошего работника? Я говорила об этом дочери, она не соглашалась.

Кстати, после жалобы заключенных на условия труда в колонии несколько месяцев назад начались проверки. Рабочий день тут же стал короче, по нормам, — до 16 часов. Переработки — только по желанию. После болезни, зимой, дочь поставили мыть полы. Там она зарабатывала совсем немного — тысячу-две. До обеда мыла, потом шла на хозяйственные работы, они, конечно, не оплачивались. Олеся понимала, что это не санаторий, не вступала ни в какие конфликты, не спорила. Мы уже начали готовить документы, чтобы ей ослабили режим, это первый шаг к УДО. Но зимой случилось то, после чего все планы разрушились.

Повод, который, возможно, повлиял на судьбу, был, с точки зрения обычного, свободного человека, пустяковый. В январе она вышла на обед из цеха. Остановилась на пару минут поговорить с девчонками, те стояли, курили. Подошли сотрудники с видеорегистратором, зафиксировали, что те курят в неположенном месте.

Заодно заставили писать объяснительную и дочь. Хотя она клялась, что не курила, и на видео это зафиксировано. Ее никто не слушал, за нарушение дали 15 суток штрафного изолятора. На послабление режима претендовать уже никак нельзя. Олеся решила добиваться справедливости и подала иск в суд против администрации колонии. Требовала признать взыскание незаконным. При этом она полностью зависит от людей, с которыми судилась. Даром это для нее не прошло — она столкнулась с травлей. Против нее начали настраивать других заключенных. Например, запретили брать на работу в цех перекус: конфеты, печенье. Когда десять часов сидишь за работой, это небольшое послабление режима очень выручает. И вот запретили, а перед всем строем объявили: «Скажите спасибо заключенной Козловой». И подобное было не раз. Кто-то из ее отряда всё понимает, что она тут ни при чем, она судится с администрацией, а не с осужденными, что настраивают против нее специально. Но многие смотрят косо, шепчутся вслед. Открытых конфликтов, рукоприкладства пока нет. Но что будет дальше, неизвестно.

Дочери осталось сидеть всего восемь месяцев. Она говорит: «Лишь бы дожить до окончания срока, лишь бы не подстроили никакого несчастного случая». Когда 800 человек настроены против, это просто страшно, давит на психику. Статьи ведь у всех разные, не только экономические. Дочь через юриста передала обращение в ФСБ, где написала о том, что опасается за свою жизнь, что боится провокаций со стороны сотрудников колонии. И, если с ней вдруг произойдет несчастный случай, просит провести тщательную проверку.

Недавно она получила новое замечание, взыскание. Ее отправили без сопровождения по территории колонии до санитарной части и обратно сдавать анализы. Она понимала, что без сопровождения ее не имеют права отправлять, но и ослушаться не могла — это сразу взыскание за невыполнение требований сотрудника. Послушалась — пошла. В итоге получила взыскание. Доказать ничего невозможно.

Шансов на досрочное освобождение меньше. А разве государству не выгодно, чтобы она раньше освободилась? Ведь дома, работая и получая нормальную зарплату, тот же ущерб она выплатила бы быстрее.

Но тут, за забором, люди полностью в их власти. Подставить можно только так. Недовольных заключенных обычно прячут от разных комиссий, стараются уводить. Я понимаю, что это колония, что тут преступники, но ведь с ними тоже поступать надо по закону. Иначе как еще научить людей уважать закон?

Дочь рассказывала, что в одном из отрядов отбывают срок 70-летние бабушки, кто-то из них осужден за убийство, кто-то еще за какие-то тяжкие преступления. Недавно у них проводили обыски. Одна из женщин-сотрудниц выкинула из холодильника все продукты, начала топтать их ногами. О каком исправлении тут может быть речь, когда людям еще раз дают понять: кто сильнее, тот и прав, со слабым и зависимым можно делать всё что угодно?

Нижнетагильский суд иск заключенной отклонил, взыскание признали законным. Адвокат Наталия Ткачук представляет интересы Олеси в суде, сейчас будет рассматриваться апелляционная жалоба на решение суда первой инстанции. У нее есть еще несколько заявлений от заключенных ИК № 6 (все они есть в распоряжении редакции). Жалуются на условия труда и недоплату, поборы. Например, описывают случай, когда женщин заставляли скинуться по 18 тысяч на какие-то стенды, в другой раз требовали перечислить на аптечку для отряда. Деньги должны были перечислять родственники. Жалуются на грубость и унижения. Вот цитата из одного письма: «Некоторые сотрудники, приходя с обыском, <...> разбрасывают вещи, сваливают их в кучу, сверху вываливают мусор из мусорных корзин, из туалета, поливают всё сверху гелем для душа и шампунем, взятым у осужденных». Все эти заявления адвокат планирует передать в Совет по правам человека при президенте России.

— К сожалению, доказать факт нарушения прав осужденных порой практически невозможно, — признается адвокат. — Иногда мы прибегаем к опросу очевидцев нарушения, но 9 из 10 боятся подтверждать факт нарушения под страхом физического, психологического давления со стороны администрации колонии. Самый распространенный способ наказания — это наложение взыскания, а здесь, как говорят, повод всегда найдется: не поздоровался, курил в неположенном месте. И ладно, если ограничатся выговором, а могут и в штрафной изолятор закрыть. Или того хуже: например, в колонии общего режима перевести на строгие условия содержания — это фактически «тюрьма в тюрьме».

Любой осужденный мечтает о смягчении наказания, однако при наличии взысканий его шансы ничтожно малы.

— Никогда не забуду свою доверительницу по имени Малика, бывшую заключенную ИК № 6. Она не допустила ни одного нарушения, имела большое количество поощрений, работала, заключение психолога — идеальное, придраться не к чему. Но администрация колонии после проведения комиссии посчитала, что она не заслуживает УДО. Мотивы такого решения мне были абсолютно непонятны. Малика считала истинной причиной личную неприязнь кого-то из сотрудников. Это было 8 лет назад, тогда Свердловский областной суд все-таки восстановил справедливость, а после апелляции ходатайство об УДО ей удовлетворили. Целями уголовного наказания являются исправление осужденного и восстановление социальной справедливости, — говорит Ткачук. — Но когда осужденные сталкиваются с неприязненным, несправедливым, унижающим честь и достоинство отношением к себе, ни о каком исправлении речи не идет. Человек в таких условиях пытается просто выжить, он освобождается злым на весь мир.

Мы попросили прокомментировать ситуацию в ГУФСИН Свердловской области.

— Тагилстроевский суд Нижнего Тагила отказал заключенной в иске, — пояснили в ведомстве. — Нарушение было зафиксировано на видео (съемка действительно есть, но если судить по ней, то не видно, держит ли женщина сигарету. — Прим. ред.). Также были опрошены свидетели. На этом основании суд пришел к выводу, что данное взыскание законно. Все осужденные должны понимать, что исправительное учреждение — не санаторий, есть распорядок дня, определенный режим, который они обязаны соблюдать. И нужно быть готовым к этому. В этой колонии по данному факту также проводилась прокурорская проверка, и не было найдено нарушений со стороны администрации. Кроме того, с этим случаем разбиралась уполномоченный по правам человека Свердловской области, и также не было найдено никаких нарушений. При этом выявлено, что осужденная давила на свидетелей, чтобы те отказались от своих показаний по поводу ее правонарушения. Недавно на нее было наложено еще одно дисциплинарное наказание: выговор. Это наказание не считается строгим. То есть к заключенной относятся точно так же, как к остальным: ни давления, ни поблажек.

Также в ГУФСИН заявили, что информация о поборах не соответствует действительности.

— Такого не может быть, — заверили нас. — В каждом исправительном учреждении, в том числе в ИК-6, есть свое производство. За счет прибыли и дохода были приобретены нужные стенды в том учреждении. С разрешения московского руководства заработанные деньги могут пойти на какие-либо хозяйственные нужды. Это бюджетные деньги, заработанные самим учреждением. Никаких жалоб в адрес ГУФСИН по поводу поборов не поступало. Если поступят, по каждому факту будет проводиться проверка. Все обыски в учреждении также проводятся только в установленном законом порядке. Возможно, не всем осужденным это нравится. Часто родные на свиданиях передают запрещенные вещи и предметы: телефоны, наркотики, спиртосодержащие жидкости. Поэтому обыски — это обычные режимные мероприятия. Никто специально не будет портить вещи. В любом случае, если поступят жалобы, по каждой из них будет проводиться проверка. У нас работает управление собственной безопасности, и все нарушения сотрудников выявляются. Никто не будет покрывать нарушение закона. Но не надо забывать, что бывает и такое, когда заключенные, заявляя о нарушении своих прав, надеются, что после этого им дадут какие-либо поблажки, послабления. Пытаются добиться особого отношения к себе. Никакой установки на то, чтобы отказывать в УДО, в исправительном учреждении нет. Условно-досрочное освобождение дается на усмотрение суда, но при условии, что заключенный хорошо зарекомендовал себя, не допускал нарушений.

Почитайте недавнюю историю о том, как правоохранительная система столкнулась со сложностью: куда отправлять отбывать наказание двух трансгендерных персон — в мужскую или женскую колонию. А вот что говорит правозащитница на тему, есть ли пытки в свердловских колониях.