Куда переедет челябинский орган? Вопрос остается открытым. Специалисты фирмы «Ойле» настоятельно рекомендуют построить для него новое помещение. Неожиданно эту идею поддержал директор Челябинского областного музея искусств. Но строить, по мнению Станислава Ткаченко, надо не камерный зал для одного инструмента, а Челябинский дом музыки, по типу московского, с большим концертным и камерным органным залами. В этом случае разрешилась бы настоящая катастрофа, в которой оказалась единственная в Челябинской области картинная галерея музея искусств. Об этом наш разговор.
– Если говорить образно, то уже много лет назад наш музей искусств вырос из одежд начала 1950-х, когда картинная галерея разместилась в одном из красивейших исторических зданий города – бывшем пассаже Яушевых. Сегодня эта одежда, даже с учетом залов на площади Революции, так тесна, что трещит по всем швам. У нас крайне мало выставочных площадей – из почти 15 000 экспонатов мы можем показать лишь менее двух процентов. Музей искусств по сути превратился в фондохранилище. Причем не соблюдаются и нормы хранения музейных предметов, что вызывает у нас особую тревогу. Картины хранятся вплотную друг к другу, отсутствует система поддержания температурно-влажностного режима, что негативно сказывается на произведениях искусства. Они ведь живые и требуют заботы о своем здоровье не меньше, чем люди. И чем дольше мы откладываем решение этой проблемы, тем хуже становится состояние работ. Причем речь идет о крупных коллекциях классического русского, западноевропейского и древнерусского искусства, а также наследия челябинской художественной культуры ХХ века, которые уникальны своей полнотой.
– Вы считаете, что строительство Челябинского дома музыки позволило бы вам занять нынешнее помещение концертного зала имени Прокофьева?
– К этой идее нас подтолкнула ситуация с органным залом. Может показаться странным, что я ратую за концертную деятельность. Но для миллионного города отсутствие вместительного современного концертного зала на полторы тысячи мест– проблема. Во-первых, это позволило бы снизить цены на билеты дорогих гастролеров за счет размера зрительного зала. Во-вторых, наш уникальный орган обрел бы достойный дом. По последней информации, немецкие специалисты не рекомендуют переносить его ни в католическую церковь в Металлургическом районе, ни в зал института музыки, ни в концертный зал имени С. С. Прокофьева, поскольку это означает если не смерть инструмента, то его неважное звучание. В-третьих, меня волнует судьба Владимира Хомякова, который сам по себе – достояние нашего города и явление культуры. Количество таких органистов в стране можно пересчитать по пальцам, а он еще и не просто органист, он хранитель органа, знающий каждую деталь этого инструмента. Если кто-то и должен согласовывать эскизы нового зала для органа, то это, конечно, Володя Хомяков. Надо строить Челябинский дом музыки на манер московского, в котором будет два зала: большой концертный и камерный органный.
– И тогда решатся проблемы областного музея искусств?
– Меня, конечно же, в первую очередь волнуют проблемы Челябинского областного музея искусств. Освободившийся зал имени Прокофьева можно передать нам. Мы бы разместили здесь коллекцию искусства советского периода, которая органично впишется в интерьеры здания.
Не так давно наш музей посетил известный российский артист Авангард Леонтьев. Он внимательно осмотрел постоянную экспозицию картинной галереи, минут 20 стоял возле единственного известного автопортрета Дмитрия Левицкого, находящегося в нашем собрании, заинтересовался кубистической композицией Веры Пестель «Портрет Татлина» 1915 года (тема «амазонок авангарда» для него не пустой звук). А потом спросил: «А что, в Челябинске нет своих художников?» Этот вопрос гости города задают нам постоянно, и это связано с отсутствием уральского искусства в музейных залах. Коллекция картин челябинских художников, начиная с Николая Русакова (начало ХХ века), достойного отдельной полновесной экспозиции или дома-музея, и до начала века ХХI, находится в фондохранилищах. Нам негде их выставлять и негде хранить. Вот что печально. Все последние годы, до кризиса, мы покупали работы челябинских художников, но они сразу ложились в запасники. Покупали и каждый раз думали, как они будут храниться? А не купить – уйдут в частные коллекции либо уйдут из Челябинска вообще.
– Что представляют из себя ваши фондохранилища сегодня?
– За 70 лет истории музея фондохранилища практически не изменились. Это три небольших помещения. Недавно мы с великим трудом достали из хранилища «Женское собрание» Александра Дейнеки, потому что крупное московское издательство задумало многотомный проект, посвященный юбилею мастера, из столицы к нам приехал фотограф, чтобы сделать снимки. Почти неделю наши рабочие выносили из хранилища ряды картин, чтобы извлечь полотно, находившееся у самой стены. Произведение настолько великолепно по живописным, композиционным решениям, что было жаль вновь его прятать после съемки, и мы выставили картину на стене центральной лестницы.
– Если бы вам отдали филармонический зал, вы восстановили бы целостность архитектурного памятника – бывшего пассажа Яушевых?
– Считаю, что 50 лет назад был совершен акт архитектурного вандализма – западная несущая стена пассажа Яушевых была практически разрушена, на крышу архитектурного памятника поставили сценическую коробку. По сути дела здание концертного зала буквально вставили в тело памятника архитектуры, причем часть здания пассажа отошла к филармонии. Посмотрите на дореволюционную открытку пассажа Яушевых, и вы в этом убедитесь. В 1913 году это было цельное здание с входом посередине, к нему было пристроено двухэтажное здание, которое потом превратили в кинотеатр, а позднее – в концертный зал. Сегодня многие просто не замечают, что облик великолепного архитектурного сооружения – памятника культуры федерального значения – грубо исказили, прирастив к нему «сиамского близнеца» – здание концертного зала. Для нас же беда еще в том, что сценическая коробка филармонии сильно прогревается, теплый воздух от софитов поднимается вверх, под крышу, и у нас зимой протекает крыша, примыкающая к сценической коробке, а здесь как раз расположены запасники картинной галереи.
– То, что пассаж Яушевых лишился несущей стены, ему не вредит?
– Годы идут, и здание стареет, в том числе и фундаменты, поэтому нельзя исключить деформаций конструкции. К тому же по улице Труда постоянно идет интенсивный транспортный поток с вибрацией поверхностного слоя. Кроме того, в свое время несколько опрометчиво уровень тротуара вдоль стен был поднят и выстелен плиткой без гидроизоляции фундамента. Спасает здание сегодня лишь качественная работа русских мастеров начала прошлого века. В 2013 году уникальному памятнику архитектуры, строго выдержанному в стиле модерн, в отличие от многих эклектичных построек, исполняется 100 лет. Он относится к тем произведениям искусства, чья жизнь значительно дольше жизни одного человека и многих поколений. Уверен, что когда-нибудь это здание обретет свой первоначальный вид, и на фасаде появится историческая надпись «Братья Яушевы».
– Внутренние интерьеры тоже требуют восстановления?
– Мы планировали капитальный ремонт, которому помешал кризис, удалось только провести экспертизу фасада. На этот год запланирована экспертиза кровельного покрытия и фундамента. Но здание, конечно же, нуждается в серьезных ремонтных работах и реставрации. Нужно менять все коммуникации и возвращать интерьерам первоначальный вид – это касается и колористики, и материалов в отделке полов, стен, и элементов внутреннего убранства.
– Какие площади сегодня требуются Челябинскому областному музею искусств?
– По нашим самым скромным подсчетам, это 10 000 кв. м. Из них 5000–6000 кв. м должны занимать экспозиционные площади, 1000 кв. м – реставрационные мастерские, и около 2000 кв. м – фондохранилища. Если говорить о реставрационных мастерских с учетом технологии процесса, то это должен быть комплекс помещений, а не две тесные комнатки, как сейчас. Технология реставрации требует, чтобы в одном помещении с полотна снимали пыль, в другом – лак, в третьем проводилась реставрация под микроскопом с соответствующим освещением, в четвертом готовое полотно вновь покрывалось лаком. Что важно, у пассажа Яушевых есть г-образный выступ к реке. Его видно, если ехать со стороны цирка, сейчас там размещены репетиционные залы филармонии. Для нас это были бы прекрасные площади для фондохранилищ и реставрационных мастерских, поскольку этот сегмент здания обращен на север, что хорошо для хранения и реставрации произведений искусства. Кроме того, нас очень интересует территория вдоль реки, которую можно благоустроить, превратить в парк скульптур, разместить там зоны отдыха для посетителей музея. Да и сам вход в музей может вполне быть перенесен с улицы Труда на набережную – всем известна проблема перехода улицы для попадания в музей.
– Передача вам концертного зала решит все проблемы?
– Ни один директор художественного музея не скажет, что музею достаточно площадей. Растут коллекции, увеличивается потребность в других помещениях, включая территорию для оказания сервисных услуг посетителям музея. Музеи расширяются за счет строительства новых зданий либо за счет исторических, прилегающих и соседних – такая территориальная экспансия является нормальным путем и для европейских музеев, и для российских. Сейчас, к примеру, планируется дополнительное расширение Музея изобразительных искусств имени Пушкина и Государственной Третьяковской галереи как раз за счет близ расположенных исторических зданий. Этот путь сегодня наиболее приемлем и для нас в плане решения первостепенных вопросов. В будущем можно говорить о здании, которое сейчас занимает Роспотребнадзор Челябинской области, – бывшем жилом доме Яушевых. На прилегающей к нему территории целесообразно было бы восстановить внутренний двор, сад и таким образом организовать мемориальную усадьбу купцов Яушевых, которые немало сделали для развития экономики Челябинска.
– Ситуация, в которой оказался областной музей искусств, кстати, единственный на Южном Урале, возникла не сегодня. Власти равнодушны к проблеме?
– Представители прежней губернаторской команды посещали музейные мероприятия, заходили в наши фонды, реставрационные мастерские, искренне недоумевали, как мы работаем в таких тяжелых условиях, были озабочены тем, как хранятся картины. Но деньги выделялись только на текущий ремонт. 15 лет назад в здании картинной галереи меняли перекрытия, не так давно в связи с выставкой картин из Русского музея мы провели косметический ремонт, установили современную систему подсветки, провели точечную замену коммуникаций.
Но все предложения по расширению площадей остались предложениями. Потеряно здание ткацкой фабрики на проспекте Ленина. Здание табачной фабрики, которое мы также просили, стало частной собственностью. Потом мы находили здание на углу Карла Маркса и Советской, выставленное на продажу, но цена превысила возможности бюджета. Говорили об элеваторе в горсаду, встречались с хозяевами здания, но здесь ожидается строительство дороги, и судьба элеватора под большим вопросом. В свое время я предлагал передать нам здание бывшего реального училища на улице Красной, где сейчас размещается корпус ЧГАУ, во многих отношениях оно для нас идеально. Даже подвалы можно использовать для реставрационных мастерских.
К команде губернатора Михаила Юревича мы с этой проблемой пока не обращались. Но министр культуры Алексей Бетехтин знает нашу ситуацию, в свое время именно он, будучи заместителем министра, курировал музейную деятельность. Для него проблемы музея – не новость. И выделение средств на капитальный ремонт в залах музея на площади Революции и их оснащение– его заслуга. Мы надеемся, что формирование нового имиджа Челябинской области, на что нацелена деятельность нового руководства, как территории уникальных природных, производственных и культурных ценностей, будет происходить и с учетом колоссального культурно-исторического потенциала музея. Думаю, что вектор развития региона, связанный с привлечением новых инвестиций, партнеров, в том числе и зарубежных, потребует развития культурной инфраструктуры. Российские и зарубежные гости (как туристы, так и деловые люди) посещают прежде всего местные художественные музеи и галереи.
– Возможно, чиновникам ваши коллекции представляются не очень ценными?
– Я так не думаю. Наш музей ценен уже тем, что это единственное место на Южном Урале, где хранятся и экспонируются шедевры мирового уровня – Левицкий, Крамской, Левитан, Шишкин, список этот можно продолжать. Это конвертируемая культурная валюта, которой можно гордиться, которую можно и нужно достойно демонстрировать. Когда наша коллекция русского искусства XVIII – начала XX веков в рамках программы «Золотая карта России» выставлялась в залах Третьяковки, автопортрет Д. Г. Левицкого был размещен на отдельной стене. За два месяца, а выставка проходила в летнее время, ее посетили 11 000 человек. Это были преимущественно москвичи, потому что иностранцы и туристы ходят на постоянные экспозиции ГТГ. А вот в инженерный корпус, где проходят сменные выставки, идут москвичи, чтобы увидеть уникальное – к примеру «сухопутный» пейзаж Айвазовского, который хранится в нашем музее. Кто-то интересовался Перовым или Крамским, а кто-то – нашим ранним Родченко. Выставка получила прекрасные отклики, о чем свидетельствовали публикации специалистов, телевизионные сюжеты, многочисленные записи в книге отзывов.
– Есть опасность, что мы можем потерять безвозвратно часть коллекции, если проблема площадей не будет решена в ближайшие годы?
– Есть. Музей не может больше жить на площади в 2000 кв. м.
– Можно уже сегодня оценить утрату при таком хранении?
– Работа сложная, для полноценной экспертизы нужно специальное оборудование. Причем эта работа свидетельствовала бы о не очень счастливой судьбе челябинского музея за всю его семидесятилетнюю историю. В этом году наш музей будет праздновать 70-летие. Такая работа нужна, конечно, и для понимания масштаба реставрационных работ. По нашим оценкам, в них нуждается как минимум четверть хранящихся у нас произведений. К примеру, мы не смогли некоторые полотна «первого ряда» направить в Москву из-за их состояния. Нуждается в реставрации портрет Елизаветы Алексеевны работы Монье – центральная вещь в нашей экспозиции, родом полотно из Строгановского дворца. В свое время картину нам передала Третьяковка и очень хотела ее видеть в рамках «Золотой карты России», но в таком состоянии полотно нельзя было везти. Необычный портрет работы Туржанского тоже остался дома из-за состояния красочного слоя.
– Есть цифра – сколько было потрачено государственных денег на приобретение всех работ вашего музея?
– Цифры нет и быть не может, потому что в советское время работы передавались по решению министерства культуры, дирекции выставок СССР, и стоимость не указывалась. То же самое и с передачей картин из Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Петрозаводского музея. На самом деле можно смело назвать суммарную стоимость произведений искусств, хранящихся в нашем музее. Речь идет о сотнях миллионов долларов. Одна работа Айвазовского сейчас на аукционах может стоить $3-4 миллиона. Стоимость очень ориентировочна для всех музеев, потому что цены на аукционах разные. Сейчас, скажем, на арт-рынке вырос спрос на каслинское литье: раньше вещь стоила, например, 3000 рублей, сейчас – 30 000. Уровень цен на произведения искусства носит волнообразный характер, но все равно, стоимость любого антикварного предмета ежегодно растет на 10-15 процентов.
– То есть мы преступно расточительно относимся к ценностям?
– Сотрудники Челябинского областного музея искусств делают все, что в их силах, чтобы сохранить произведения искусств. Помощь со стороны министерства культуры Челябинской области за последние годы была также весьма ощутимой. Однако будущее музея зависит от расширения его площадей. Обиднее всего, что южноуральцы и гости города не могут увидеть сокровища нашего музея. Уверен, что всем нам – от детей до представителей власти – нужно быть сопричастными к сохранению культурного наследия нации. Необходимо осознать, что не музейщики, но все мы являемся обладателями огромных культурных ценностей, способных составить гордость и славу нашего региона.
Фото: Фото Евгения ЕМЕЛЬДИНОВА и Сергея ЖАТКОВА, видео Евгения ЕМЕЛЬДИНОВА, монтаж Сергея КАБАКОВА