Владимир Турбанов, начальник ГУФСИН по Челябинской области: «На Южном Урале «черных» зон нет»

В Челябинской области назначен новый начальник Главного управления федеральной службы исполнения наказаний Владимир Турбанов. Несмотря на то, что генерал-майор, прибывший из Омской области, всего месяц назад приступил к своим должностным обязанностям, он нашел время для беседы с корреспондентом Chelyabinsk.ru.

Владимир Николаевич производит впечатление либерального руководителя. Рассказывает о колониях будто о пионерлагерях, а о зэках – как о непослушных детях. Он общителен и улыбчив, говорит эмоционально и редко употребляет казенный термин «спецконтингент». И в то же время в каждом слове чувствуется, что Владимир Турбанов – прежде всего человек в погонах, глубоко преданный системе.

– Владимир Николаевич, расскажите о ваших первых впечатлениях от хозяйства, вверенного вам в Челябинской области. На Южном Урале проблем больше, чем в управлении ФСИН по Омской области?

– Я думаю, сравнивать не очень корректно – везде свои проблемы, везде свои задачи. Я начну с того, что Челябинская область в системе исполнения наказаний России всегда была сильным регионом. За все те годы, что я служу, а это уже практически 30 лет, не помню, чтобы челябинский ГУФСИН где-то плелся в хвосте. И на сегодняшний день его позиции достаточно серьезные, это одно из крупнейших главных управлений в стране.

Омское управление немного поменьше по объемам, по размаху, по численности учреждений. Там 15 подразделений по исполнению уголовных наказаний, здесь же, если брать психиатрическую больницу, их 22. Разница в семь подразделений, а это немало. В некоторых регионах их всего пять-шесть. Проблем у нас много так же как и везде, как и в любом управлении, и мы их планомерно решаем.

– Когда вы говорите «мы», имеете в виду уже Челябинскую или еще Омскую область?

–Челябинскую. То, что было на Омской земле – это уже история, сейчас я говорю настоящим временем, только про Челябинскую область.

– Какие задачи ставите перед собой в новой должности?

– На сегодняшний день я вижу свою основную задачу в сохранении стабильной оперативной обстановки в подразделениях. А в эту фразу вкладывается очень много смысла, очень много направлений, по которым ведется работа. Перво-наперво это обеспечение работой осужденных. На днях мы провели встречу с бизнесом Челябинской области на уровне торгово-промышленной палаты. Обговорили большое количество вопросов. Мы привлекаем любые формы собственности сотрудничества в сфере производства.

Сегодня количество осужденных, работающих на производстве или, попросту говоря, трудоустроенных, недостаточно. Их мало. Примерно 38-40 процентов от общего числа осужденных, которые по своему состоянию здоровья могут трудиться.

Владимир Николаевич Турбанов родился 24 сентября 1958 года в селе Спасск Горьковского района Омской области. Образование высшее, в 1989 году окончил Омский государственный университет. В уголовно-исполнительной системе служит с 1984 года. С декабря 2009 года – начальник УФСИН России по Омской области, с мая 2012 года назначен руководителем ГУФСИН России по Челябинской области. Женат, двое сыновей.

– Какие основные проблемы в производстве «за колючкой»? Налаживание рабочего процесса, сбыт готовой продукции?

–Что касается работы с коммерческими структурами, мы идем на то, чтобы они сами организовывали и реализовывали продукцию, а куда – нам уже по большому счету неинтересно. Наша главная задача, чтобы они зашли, лучше со своими станками и оборудованием, определили, что хотели выпускать и какое сырье будут для этого поставлять. Мы в свою очередь изготавливаем продукцию на хорошем качественном уровне и передаем представителю заказчика.

У нас также имеется большой государственный заказ. Например, по швейному производству: мы полностью обеспечиваем наших сотрудников форменным обмундированием, а осужденных спецодеждой, матрасами, постельным бельем – одеялами, простынями. Все это мы отшиваем сами. Еще для примера, есть госзаказ по изготовлению металлических кроватей солдатского типа.

– Вы оговорились, что выпускаете качественную продукцию. А так ли это на самом деле? Чем мотивированы осужденные, чтобы изготавливать конкурентоспособные товары?

– А некачественную продукцию сегодня никто не возьмет. Ее даже государство не примет у нас, поэтому работа над качеством – наиболее важный момент в изготовлении. Кому нужен неликвид? Те же коммерсанты, если качества не будет, уйдут в другое место. Нам-то зачем терять партнеров? Хотя у нас и нет как таковой задачи извлечения прибыли, мы не коммерческая организация, но зарабатывать деньги надо, чтобы осужденный мог помогать семье, выплачивал алименты, возмещал ущерб по искам. Остальное содержание исправительных учреждений идет за счет государства и средств федерального бюджета.

– Но не секрет, что большинство осужденных идут работать, только чтобы получить у администрации «плюсик» и в дальнейшем рассчитывать на условно-досрочное освобождение. О каком качестве в такой ситуации можно говорить?

– Не факт, что только ради этого. Осужденным и самим не хорошо тупо сидеть без дела, ведь за работой и время вроде быстрее бежит, а оно для них очень важно. Конечно, к тем, кто трудится, отношение со стороны администрации более положительное. Трудоустройство, выплата алиментов и ущерба – это условия для выхода по УДО. Любой судья на них смотрит очень сильно. Кроме того, у нас, конечно, не клондайк, но можно заработать на то, чтобы сходить в магазин при колонии, купить себе сигарет на месяц, какие-то сладости, консервы, чай. А если его уволят за халатную работу, то будет сидеть весь срок на мамкиной шее, ожидая, когда она пришлет передачку.

– Но вы сами сказали, что сознательных, трудящихся всего 40 процентов, остальные трутни, среди которых отъявленные преступники, отнюдь не желающие смиренно слушать администрацию.

– Таких людей в любом обществе предостаточно. Возьмите наши шествия на Болотной, Тверской. Вышли, и пошло, и поехало – шумят, гудят. Конечно, есть и у нас много антисоциальных элементов, я не хочу сказать, что все такие пушистые и хорошие. Но их гораздо меньше, чем тех, кто нормально себя ведет. К ним применяются адекватные меры воздействия, вплоть до наказания. Они уже не думают и не мечтают, что раньше окажутся на свободе, выйдут по окончанию срока. Если есть какие-то в их действиях моменты, соприкасающиеся с Уголовным кодексом, то возбуждаем уголовные дела. И пожалуйста, новый срок.

– Вам приходилось в своей работе сталкиваться с серьезными волнениями в колониях, бунтами, акциями протеста?

– Как вам сказать... Волнения волнениям рознь. С каким-то диким бунтом, пугачевщиной за 30 лет я ни разу не сталкивался. Бывает массовый отказ от пищи – человек 20-30, 100-150 взяли и перестали есть. Или незначительное членовредительство, к примеру.

– Как действуете в таких ситуациях? Жестко пресекаете или предпочитаете вести диалог?

– Спокойно действуем. Это вам со стороны может быть не понятно, а мы привычные. Пришли, разобрались в причинах, и все дела. Кто совершает членовредительство, как правило, делает это незначительно, все на показуху. Оказываем им медицинскую помощь. Кому на месте, кто серьезнее – вывозим в больницу, там зашивают. Ну, а с теми, кто заголодал – давайте поговорим. Поговорили. Выявили зачинщиков. И все дела. Кроме того, у нас же работает своя оперативная служба, поэтому очень много готовящихся акций заранее выявляем, предотвращаем их.

В Верхнеуральске есть тюрьма, так буквально недавно там была подобная акция. Им скучно стало, надо какого-то разнообразия – ну, давайте поголодаем. Не ели они меньше суток, и все. Давайте кушать? Давайте! Добавки надо? Надо. Такие ситуации в условиях системы то и дело возникают, где-то больше, где-то меньше, в зависимости от порядка и количества подразделений колонистского типа.

– Владимир Николаевич, после всем известных событий в ИК №1 Копейска, поползли разговоры о том, что сплошь «красные» колонии Челябинской области стали «чернеть». Если прибегнуть к такой неформальной терминологии, на ваш взгляд, в Челябинской области сейчас есть так называемые «черные» колонии?

– Нет. Я уже объехал почти все подразделения – следственные изоляторы, колонии. Завтра хочу пораньше выехать в Атлянскую подростковую колонию, и потом останется самая дальняя колония №9 в Бакале. Остальные все я посетил, внимательно посмотрел. В принципе они все ровненькие. Чисто и хорошо, сделан ремонт, везде довольно высокий уровень порядка. Так что, выражаясь обывательским языком, «черных» зон я здесь не увидел. И по оперативной информации, которая у меня имеется (она стекается в этот кабинет со всей области), такого у нас нет. Осужденные все законопослушны и подконтрольны администрации. Чтобы где-то руководил какой-то осужденный – этого здесь никто не допускает, не допускал и не допустит никогда. Колонией управляет администрация, которая поставлена государством. Поэтому если у кого-то из осужденных подобные мысли будут, то у нас есть методы воздействия на его сознание и приведение его в соответствие.

– Значит ли это, что вы довольны администрациями колоний и аппаратом ГУФСИН? Или все-таки планируете кадровые изменения?

– Я сейчас скажу вам что-то, люди прочитают, испугаются. Начнутся разговоры, мол, приехал новый начальник, стал разгонять всех, шашкой махать. А у меня нет такого стиля руководства. Я по приезду сюда сразу всем сказал: буду всячески поддерживать и поощрять тех, кто работает, выполняет свои функциональные обязанности в полном объеме, а бездельники, лентяи могут прямо сегодня спокойно пойти в кадры, написать рапорт и отправляться работать в другую структуру . Разгонять не собираюсь никого, для этого много ума не надо. Если кто-то не выдержит той нагрузки, той планки, которую я намечу, то поймет, что не тянет, и, наверное, сам уйдет.

– В каких-то вопросах уже подняли планку?

– Нет, я только с 11 мая приступил к обязанностям. Пока еще знакомлюсь с управлением, с подразделениями, с личным составом.

– Чего требуете от личного состава?

– У нас день ненормированный. Поэтому в какие-то моменты мы не считаемся с личным временем. Работа в выходные, праздничные дни – на это человек должен быть готов. Я совершенно не приемлю принципа работы «с полдевятого до полшестого, а там хоть трава не расти». А если уверен, что все нормально сделал, – гуляй ради бога. Если все в порядке, круглосуточной работы ни от кого не требую.

– В любом коллективе, как и в семье, простите, не без урода. Как оцениваете уровень коррупции среди личного состава, преступлений, связанных с наркотиками?

– Вы правы, все есть. Но в процентном соотношении это, конечно, мизер от общего числа работников. У нас имеются силы собственной безопасности, которые отслеживают благонадежность всех сотрудников, работающих в системе. В прошлом году было возбуждено семь уголовных дел коррупционной направленности в отношении сотрудников. Это как правило взятка, мошенничество или, как вы говорите, связано с незаконным оборотом наркотиков.

– Преступления, связанные с наркотиками, вы тоже причисляете к коррупционным?

– Если существует незаконная связь между сотрудником и осужденным, то она уже коррупционная. У них сговор – у одного цель получить наркотики, у второго – получить какую-то наживу.

– Вы говорите о единичных случаях причастности сотрудников к поставке наркотиков в периметр, но они поступают в колонии достаточно массово. По каким еще каналам это происходит?

– Есть несколько способов поступления запрещенных предметов, не только наркотиков. К примеру, сейчас у нас бич – мобильные телефоны. Подразделения обычно находятся в городе или в поселке, периметры огромные от 800 до 2000 метров, охватить их очень сложно. И часто идут так называемые перебросы. Конечно, все обнаруженное мы изымаем, забираем, наказываем.

Деньги пытаются пронести. Как правило, родственники. Впрочем, кстати, как и наркотики. Мы все досматриваем, если есть информация, то очень тщательно досматриваем. Но что такое наркотики? Дозу наркотика можно спрятать в любой части тела. Также находим их в авторучках, сигаретах, тюбиках зубной пасты, в сале или колбасе.

Часто изымаем спиртные напитки, поступающие в передачах и посылках. То заводским способом запаяют в банку сгущенного молока, то еще что-нибудь придумают. Но у нас же опытные люди досматривают – обращают внимание, что, к примеру, банка со сгущенкой подозрительно сильно булькает, открывают, а там спирт, водка или что-то типа того.

– Владимир Николаевич, довелось уже пообщаться с южноуральскими правозащитниками? Они у нас любят пропесочить ГУФСИН за нарушения прав осужденных. Какое у вас отношение к различным общественным организациям, «сующим свой нос» в ваше ведомство?

– Да, я уже встречался и с Алексеем Михайловичем Севастьяновым. Нормальный, совершенно адекватный человек. Беседовал и с председателем общественной палаты Челябинской области – с Вячеславом Николаевичем Скворцовым. Какое у меня отношение к общественникам? Понятно, что мы являемся объектом внимания, поэтому я всегда говорю: приходите хоть днем, хоть ночью.

– Не складывается ощущение, что общественники зачастую поднимают бурю в стакане, начиная возмущаться по надуманным поводам?

– Я не могу их критиковать, они делают свое дело, которое предписано им государством. Скрывать что-то мы не собираемся. Пусть приходят, пусть смотрят, я к этому отношусь совершенно спокойно.

– Чувствуется, что у вас позиция открытого руководителя...

– Когда я здесь, любого готов принять, поговорить на любую тему. Поэтому будем работать вместе. Мы должны с пониманием помогать друг другу.

– У вас к средствам массовой информации такой же радушный подход?

– У меня со СМИ всегда были очень хорошие отношения. Я нисколько не лукавлю: журналисты любили ко мне ходить в Омске. Очень надеюсь, что и в Челябинской области со средствами массовой информации у меня сложатся хорошие отношения.

– Готовясь к нашей встрече, изучая вашу служебную деятельность, была удивлена, что на сайте Омского ГУФСИН вы вели свой блог. Это дань модной тенденции или желание выразить свои мысли?

– Ни то, ни другое. Сейчас век технологий, чего скрываться. Считаю, есть блог, пишите в него, и я отвечу на все ваши вопросы. Немного погодя мы его и здесь тоже заведем. Только дайте немного разобраться, пока просто дыхнуть некогда.

– Вы на Южном Урале всего месяц, а уже очень хорошо владеете местным материалом – даже имя Скворцова запомнили. Основательно готовились к переводу в новый регион?

– Знаете, Россия вроде страна большая, но мы в системе друг про друга знаем очень многое, практически про каждое управление. Да, не скрою, какие-то материалы я поднимал для того, чтобы хотя бы поверхностно изучить челябинский ГУФСИН. А в принципе мы же соседи. Челябинск, Омск – всего-то какие-то 800 километров, рядышком все. Уже придя сюда, я, естественно, запросил полную информацию по управлению. Документы у меня на столе, я их изучаю для того, чтобы выбрать наиболее правильную стратегию движения в дальнейшем.

Самое главное, чтобы сотрудники увидели во мне своего руководителя, лидера, если хотите, и пошли за мной. Вместе мы горы свернем, а один, сидя в этом кабинете, я ничего не сделаю.

– Корнями вы в Омской области. Как ваша семья отнеслась к переводу? Последовали за вами или пришлось разделиться?

– Я и знать не знал, что судьба забросит меня сюда, не стучался, не стремился к переводу. Но мы же люди военные, носим погоны, готовы в любую минуту собрать вещи, если потребуется. Мне предложили, я дал согласие.

Дети у меня в принципе взрослые. Один уже живет самостоятельно, второй – заканчивает школу, сейчас сдает экзамены по ЕГЭ. Супруга осталась с ним в Омске, потом решат вопрос поступления, и жена приедет сюда. А дети взрослые будут там уже жить сами по себе.

– Старший сын случайно по вашим стопам не пошел?

– Ну, можно сказать и так. (Улыбается.) Закончил Академию МВД и захотел служить в системе исполнения наказаний. Ну, пусть служит, карьера вроде идет потихоньку.

– Внуков вам еще не подарил?

– Есть у меня внучка, четыре года.

– Как себя чувствуете в роли деда?

– Честно говоря, я еще не особо понял. Видел ее крайне редко. Бывает приедет, меня нет. Уезжает, я только прихожу. Даже не заметил, как дети-то выросли, чего уж тут говорить… Ушел темно, пришел – темно. Работа такая, что требует большого количества времени.

– Какие впечатления от Челябинска?

– Езжу по городу много – то в администрацию на совещания, то в различные колонии. Раньше в Челябинске был только проездом и пролетом. Он, конечно, посолиднее, помощнее смотрится, чем Омск. У вас широкие проспекты, это очень хорошо. Я, к примеру, не попадал еще ни в одну серьезную пробку, а это совсем немаловажно в городе, особенно в таких мегаполисах. В общем, мне здесь нравится.