Ирина Буторина, уполномоченный по правам ребенка в Челябинской области: «Не все воспитатели и вожатые в лагере понимают, что они ответственны за детей»

Дети гибнут в летних оздоровительных лагерях, вылетают из автомобилей на полном ходу, падают с эскалаторов в торговых центрах... Почему это происходит, и как защитить права детей на жизнь и здоровье? Об этом мы говорили с гостем нашей редакции, уполномоченным по правам ребенка в Челябинской области Ириной Буториной.

– Ирина Вячеславовна, в чем, на ваш взгляд, заключаются организационные просчеты, приводящие к гибели детей в разного рода лагерях летнего отдыха?

– Не могу не согласиться с тем, что аукционы в системе закупок совершенно не подходят для организации детского отдыха. Конечно, многое можно отследить и в процессе торгов, когда определяются места отдыха детей, ведь в этом задействовано немало уполномоченных служб. Однако невозможно руководствоваться только критерием цены при определении компании, которая будет заниматься организацией летнего отдыха детей, потому что в этом случае на первом плане должна быть профессиональная компетенция вожатых, воспитателей, других сотрудников.

Нельзя сегодня отрицать и моменты недобросовестности руководителей летних лагерей, которые, возможно, возникли на фоне некой успокоенности – мы 10 лет работали хорошо, значит и в этом году все будет так же. Где-то ослабили контроль и получили вот такой результат. Я все-таки надеюсь, что такие случаи останутся единичными, что те меры, которые сейчас активно принимаются, позволят нам исправить ситуацию и обеспечить максимальную безопасность детей. На днях состоялась наша встреча с губернатором Челябинской области, где, конечно же, шел разговор о самых серьезных проблемах, в том числе и о безопасности детей во время летних каникул. Будем работать.

– То есть отбор педагогических кадров для летних лагерей нельзя сегодня назвать тщательным?

– Надо сказать, что еще лет семь-восемь назад в трудовом кодексе не было даже требования проверять сотрудников летних лагерей отдыха на наличие либо отсутствие судимости. Сейчас оно есть, и это серьезный шаг в обеспечении безопасности детей. Мы понимаем, что человек, умышленно причинивший вред ребенку, уже не будет работать в детской организации. Но обратить внимание на отбор кадров однозначно необходимо. Сейчас в рамках работы координационного совета уполномоченных по правам ребенка в УрФО готовится большая аналитическая записка о необходимости проведения определенной аттестации сотрудников, которые привлекаются к работе в период летней оздоровительной кампании.

Встречаемся мы и с тем, что не все работники летних оздоровительных лагерей понимают высокую меру ответственности за детей. Люди порой не осознают, что работа в таком лагере – это не отдых на природе, это серьезный, тяжелый, требующий огромной ответственности труд. И здесь многое зависит от руководителя лагеря. Мы можем ввести массу анкет и регламентов, но результата нужного не будет, если у руководителя нет понимания, насколько велика мера ответственности, если он не осознает необходимости тщательного подхода к отбору кадров. Нужно руководствоваться не тем, чтобы набрать сотрудников, согласных на более низкую оплату труда. Руководитель, в первую очередь, должен быть заинтересован в профессионализме этих сотрудников. И работать нужно с руководителями.

– Не всегда понятна слишком категоричная реакция чиновников на проблему – лагерь закрыть, всех отправить домой! В результате дети вообще остаются без присмотра в большом городе, полном опасностей.

– Если говорить о «Космосе», то речь не идет о закрытии всего туристического центра. Он работает. Приостановлена именно эта смена, потому что невозможно сразу поменять коллектив вожатых и воспитателей. Кроме того, следствие должно установить причину, найти виновных, выяснить все обстоятельства. Сейчас выясняется, почему дети отклонились от классического маршрута и почему возник новый, не согласованный с МЧС, маршрут? Разбирательство закончится, и будет ясно, какие нужно принять меры, чтобы центр продолжил работу. Да и родители в подобных случаях стремятся забрать своих детей домой, потому что и детям, и родителям психологически трудно пережить такую трагедию. У всех стресс, поэтому необходимо сменить обстановку.

– Новостные ленты сегодня не обходятся без сообщений о том, что дети вылетают из движущихся на большой скорости автомобилей, гибнут на пешеходных переходах, падают с эскалатора в торговом центре, тонут в реках и озерах... Как проконтролировать каждую семью на предмет безопасности детей?

– Проконтролировать невозможно, надо повышать уровень грамотности родителей в сфере безопасной жизнедеятельности. Не хочу ни в коем случае обвинить родителей, дети которых погибли или пострадали. Но хочу всем сказать: нужно быть внимательнее друг к другу, ведь знания о безопасном поведении на воде, на дороге, на эскалаторе, на железнодорожной станции... – эти знания, прежде всего, должны прививаться в семье. Причем не только в теории, но и на практике.

Если сами родители этими знаниями владеют в полном объеме, то они смогут все объяснить своим детям в доступной форме. Ведь родители для ребенка априори самые авторитетные учителя. Но главным все-таки остается родительский пример. Далеко ходить не надо: в минувшие выходные я и моя семья наблюдали сцену возле светофора. Мы ждали зеленого сигнала, в это время бабушка с ребенком подошла, посмотрела, что машин близко нет и потащила малыша через дорогу на красный свет. Таких примеров из жизни много, а их быть не должно.

– Возможно, стоит ужесточить правовую ответственность родителей?

– Вокруг этого много дискуссий в обществе – мера ответственности и мера наказания родителей за причиненный вред ребенку. На мой взгляд, ничего ужесточать не надо. Правовые меры ответственности существуют, есть механизмы, и уполномоченные органы ими пользуются. За умышленный вред здоровью ребенка родители несут уголовную ответственность. За системное неисполнение своих обязанностей они могут лишиться родительских прав.

Возможно, у нас нет четкой градации между системными нарушениями прав ребенка со стороны родителей и ситуациями, когда злого умысла в поступках родителей не было. Иногда в обществе эта грань размывается. А делать этого нельзя, нужно правильно пользоваться имеющимися правовыми механизмами. Причем, много примеров, когда наказание родителей тяжелым грузом ложится на всю семью, в том числе на детей. К примеру, за системное неисполнение родительских прав отца или мать штрафуют, но ведь это средства из бюджета семьи, где дети и без того обделены. Родители от этого, может быть, лучше не станут, а ребенок пострадает еще больше. И здесь я бы не говорила об ужесточении мер. Может быть, это прозвучит слишком идеалистически, но нужна системная работа с родителями, нужно пытаться вернуть семью к утраченным моральным ориентирам.

– Мы с сотрудниками выезжаем в школы области и Челябинска, встречаемся с родителями, с педагогами и говорим в том числе о безопасности детей. С 1 сентября вновь будем обсуждать все актуальные моменты не только с детьми, но и с родителями в рамках собраний. И школа должна этим заниматься. Помимо образовательной программы в школе есть сегодня внеклассная деятельность, где выстраиваются ориентиры на нравственность, этику. Эти векторы появились, значит будут и результаты.

– Мы привыкли говорить о том, что права детей не соблюдаются в неблагополучных семьях. Но когда ребенок вылетает на дорогу из дорогой иномарки или заперт в машине, припаркованной на солнцепеке, а вполне респектабельные и трезвые родители занимаются шопингом, как квалифицировать эти поступки?

– Да, культура вождения у нас очень низкая. В таких делах ключевым словом все-таки является «профилактика». Приставить к каждому водителю-родителю контролера невозможно, поэтому нужно опять-таки разъяснять. Но есть у нас и совместные рейды с сотрудниками ГАИ, когда вблизи образовательных детских учреждений отслеживается исполнение правил дорожного движения в сфере безопасности детей. Это тоже своего рода просветительская работа. Кстати, в ней принимает участие наш Детский общественный совет при уполномоченном по правам ребенка. Дети вручают родителям памятки о том, как должен быть пристегнут ребенок в машине, и о мерах ответственности родителей за нарушения. Сама наблюдала: когда эти памятки раздают дети, то у водителей-родителей возникают совершенно другие эмоции на лицах. По-моему, им стыдно, и это срабатывает.

– В нашей стране очень длинные летние каникулы, во многих развитых странах они длятся всего два месяца. Может быть, их нужно укоротить и у нас с учетом того, что многие дети летом предоставлены сами себе, а школьные программы настолько обширны, что учебный год явно коротковат?

– Это тоже широко обсуждается, но пока не стоит вопроса о сокращении летних каникул. Такой жесткой позиции лично я не встречала. На мой взгляд, у нас мало солнечных дней зимой и короткое лето. Наверное, не стоит лишать детей возможности лишний месяц побыть на воздухе, на солнце. Вопрос на самом деле глубинный, потому что сроки каникул зависят и от санитарных норм, и от многих других параметров. Вероятно, это продиктовано объективной оценкой ресурсов, необходимых ребенку для восстановления сил, здоровья, чтобы он максимально комфортно чувствовал себя на протяжении учебного года.

А вот вопрос организации летнего отдыха сегодня стоит на повестке дня: в этом году в нашей области создано много лагерей дневного пребывания при школах, где дети отдыхают с пользой. И надо отдать должное тому, что когда отдых ребенка организован, трагических ситуаций возникает в разы меньше, чем когда он предоставлен самому себе. Поэтому необходим организованный отдых.

– Часто ли нарушаются права детей учителями?

– Самая распространенная проблема, когда дети и родители не могут найти взаимопонимания с классными руководителями. И здесь, в первую очередь, проблема заключена в личности преподавателя, который не только должен научить своему предмету, но сплотить детей, наладить отношения с родителями. Как известно, харизматичные люди во все века – на вес золота. Но нам пока удается решать возникающие проблемы при помощи медиативных технологий. С помощью комиссий по примирению, которые созданы сейчас в каждой школе. Эффект определенный есть, когда все собираются за круглым столом и обсуждают возникшие проблемы. В диалоге, как правило, рождаются нужные решения, и многое можно уладить, не выводя проблему на административный или прокурорский уровень.

– Скажите, дети знают, что есть омбудсмен, к которому можно обратиться, если возникли проблемы в школе, в семье?

– В 2015 году было всего два случая, когда сами дети приходили на прием. Абсолютное большинство – это обращения родителей в защиту прав детей. Но в этом году число ребят, которые пришли к нам на прием, выросло. И есть коллективное обращение, с которым мы сейчас работаем. Могу сказать, что есть у детей представление о том, что существуют органы для их защиты. Правда, большинство детей в первую очередь называют прокурорский надзор, особенно воспитанники детских домой и интернатов. И сейчас мы активно информируем ребят, что мы открыты, что к нам могут обращаться не только взрослые, но и они.

– В вашем ежегодном докладе говорится о том, что вы мониторите социальные сети. Это связано с волной подросткового суицида?

– Мы не мониторим форумы, переписку детей в соцсетях, учитывая эмоциональную составляющую их общения между собой. Но мы мониторим социальные сети, чтобы вовремя увидеть появление массовых постов о нарушении прав ребенка. В прошлом году в соцсетях активно обсуждалась, например, работа одной из больниц. И мы вовремя разобрались в этой ситуации. Когда появляется такая массовость, мы откликаемся. Плюс, конечно же, изучаем контент различных сообществ, распространяющих информацию, которая в конечном итоге негативно влияет на ребенка.

– Именно этим занимается ваша молодежная кибердружина?

– На данный момент мы ее формируем из челябинских студентов. Думаю, все получится. Но этот проект нельзя назвать эксклюзивным для Челябинской области, в России много аналогичных примеров волонтерства, когда люди объединяются и мониторят сети на предмет серьезных нарушений прав человека.

– То есть без помощи общества в таких ситуациях не обойтись?

– Без помощи общественности невозможно решить такую глобальную проблему, как распространение негативного контента в Сети. Я знаю, что такой опыт есть и в Европе, и в США. Есть службы «Киберняня», которые выявляют сайты, содержащие вредную для детей информацию. И эти сайты блокируются. У нас такой опыт уже есть. Тесно сотрудничаем с Роскомнадзором по Челябинской области. И мы продолжим направлять информацию о контенте, который может причинить вред ребенку, в уполномоченные органы для его блокировки.

– Какие-то выводы сделаны сегодня по проблеме роста подросткового суицида?

– Была образована рабочая группа, к нам присоединились все заинтересованные ведомства, силовые структуры, мы проанализировали каждый случай: что предшествовало, что могло послужить толчком? И при участии профессиональных психологов создали специальные алгоритмы поведения для педагогов и родителей – на какие изменения в поведении ребенка нужно обратить внимание; что должно вызвать тревогу; в каких случаях можно принимать самостоятельные шаги, а с чем необходимо обратиться к специалистам. Потому что действуя самостоятельно, можно спровоцировать ускорение трагедии. Такие алгоритмы мы распространили через школы. Кроме того, провели собрания в муниципальных образованиях, на которые приглашали родителей сразу нескольких школ. Алгоритмы есть на нашем сайте, также они рекомендованы к размещению на сайтах школ. Советую родителям обратить на это внимание.

– Мне понравился ваш ежегодный доклад, где названы основные сегодняшние проблемы в сфере защиты прав детей. Там много предложений, в том числе к законодателям. То есть многие проблемы можно решить на региональном уровне?

– Все наши предложения были рассчитаны именно на возможности региона. Было бы слишком амбициозно с моей стороны, после полугода работы в этой должности, вносить какие-то предложения на федеральный уровень. Я презентовала свой доклад на комитете по социальной политике ЗСО, обозначила свои предложения. Насколько мне известно, их взяли в работу. Надеюсь, что результат будет. Если потребуется дополнительная проработка поставленных вопросов, то мы будем совершенствовать свои предложения. Либо найдем другие пути решения проблем. Считаю, что для решения любой задачи всегда можно найти несколько вариантов.

– Какая из проблем вам кажется наиболее актуальной сегодня?

– Поддержка одиноких матерей, воспитывающих детей от 1,5 до 3 лет и не получивших для своего ребенка места в детском саду. Эту проблему мы обсуждали во время встречи с губернатором Борисом Дубровским. На мой взгляд, проблема сегодня очень острая, потому что известна нехватка мест в детских садах. И женщина, у которой нет поддержки со стороны родных, попадает в зону риска, ведь она в этих условиях не имеет возможности работать. Весь комплекс обстоятельств подводят таких женщин к группе риска, в итоге мы можем получить неблагополучную семью. Поэтому проблемы нужно решать на первоначальном этапе, с последствиями всегда сложнее бороться. Мы предложили рассмотреть несколько вариантов: либо предусмотреть льготы одиноким мамам при рассмотрении заявления о выделении места в детском саду, либо необходима материальная поддержка семьи на то время, пока ребенку не будет предоставлено место в детсаду. В нашей области действует аналогичная мера для многодетных семей, и мы предложили рассмотреть вопрос поддержки одиноких матерей. В настоящий момент это предложение в работе.

– Сегодня много говорят об инклюзивном образовании. Скажите, в нашем регионе есть школа или детский сад, реально готовые к такому образовательному процессу? Где не только пандус построили, но есть программы, есть педагоги, есть методики?

– Откровенно скажу, что с этой проблемой я сегодня знакомлюсь, и пока не назову таких школ и детских садов. Но у нас есть педагогические коллективы, которые уже сегодня высказывают моральную готовность к такому образованию. Хотя есть и противники. Сама я – сторонник взвешенной позиции, потому что не питаю иллюзии, что мы сможем сделать это по щелчку. Понадобится длительная подготовка, чтобы инклюзивное образование стало хорошим инструментом для развития нашего общества. Есть организации, которые уже делают первые шаги в этом направлении и получают первые положительные результаты, но не надо искусственно ускорять процесс. Однако категоричных мнений, что инклюзивное образование в России невозможно, я не поддерживаю. Как раз разделение людей на группы с детского возраста и породило в нашем обществе те уродливые проявления, когда людям с особенностями перекрывают доступ в культурные заведения, например. Такое отношение к особым детям нельзя считать нормальным. Нам предстоит пройти большой путь, чтобы общество принимало людей с ограниченными возможностями как равных.

– Вы готовы в этом убеждать те государственные структуры, которые в силу каких-то обстоятельств пытаются искусственно ускорить эти процессы?

– Мы готовы бороться с подобными перегибами, ведь основная наша задача – предотвратить факты нарушения прав ребенка именно со стороны государственных и муниципальных управленческих органов.

– У вас еще свежий взгляд на институт уполномоченных по правам человека. Скажите, эта структура действительно сегодня нужна в России?

– Честно скажу, пока я не почувствовала, что это какой-то нежелательный в обществе придаток. (Улыбается.) Институт уполномоченных по правам человека в России создавался как дополнительный орган защиты, соответственно, он не отменяет тех полномочий, которые есть у надзорных и прочих контролирующих органов. Ценность этого института в том, что это своего рода независимая структура, у которого есть возможность взглянуть на проблему как бы со стороны, а не изнутри какого-либо ведомства, когда ты должен учитывать не только законы, но и возможности бюджета, требования о закупках, еще что-то – целый букет критериев. Когда ты включен в систему настолько, что сложно на проблему взглянуть непредвзято.

А у нас есть возможность работать не только с институтами власти, но и с общественными организациями, а потому решать проблему, ставя на первое место интерес ребенка. Сейчас, к примеру, мы создаем экспертный совет замещающих родителей при уполномоченном по правам детей. Это очень важно сегодня, потому что растет число усыновленных детей – их почти 14 тысяч – и родителям нужна помощь тех, у кого уже богатый опыт, кто усыновил и второго, и третьего ребенка. Хочется аккумулировать эти огромные возможности и направить их во благо приемных семей и детей. Грех не воспользоваться таким ресурсом.

– Через гражданское общество проще просвещать население?

– Думаю, это благотворно, потому что здесь отсутствуют ноты назидательности. Если контролирующие органы вызывают порой именно такую реакцию, то общественные организации – это взаимодействие равного с равным.

– Скажите, вы долго думали над предложением занять пост омбудсмена?

– Для меня это была самая длинная ночь в году. (Смеется.) Конечно, я обсуждала это предложение с семьей. И, конечно же, большое значение здесь имело желание работать с детьми. Поскольку я этим и раньше занималась, опыт был. А защищать права детей считаю огромной честью, как бы громко это ни звучало. Но на другой чаше весов была естественная боязнь той огромной ответственности, которую я на себя беру. Надеюсь, что никого не разочарую.

– Сколько часов ежедневно отдаете работе?

– Без преувеличения, это круглосуточная работа. Я могу не быть в кабинете, но мои дела все время со мной. Невозможно прийти домой и отключиться, ведь речь идет о детях. Это просто не получается, поэтому живу в условиях непрекращающегося рабочего процесса. Хорошо, что моя семья меня во всем поддерживает и все понимает. Но, когда ты сумел помочь ребенку, все затраты компенсируются многократно – ты видишь, что он улыбается, что ему хорошо. Ради этого готова работать круглосуточно.