Проверка документов, солдаты на антресолях: исследуем самый закрытый квартал — городок чекистов

Территория Челябинска — около 53 тысяч гектаров. Это сопоставимо с размерами европейского княжества Андорра и гораздо больше, чем Лихтенштейн, Монако или Ватикан. Многие из нас живут здесь с рождения и привыкли думать, что хорошо знают свой город. Но так ли это на самом деле? На любом ли снимке вы узнаете Челябинск? И во всех ли районах бывали лично? Корреспонденты 74.ru помогут вам открыть город с новой стороны.

Городком чекистов называют квартал в самом центре Челябинска. Семь домов, ограниченных проспектом Ленина и Свердловским проспектом, улицами Красной и Сони Кривой. Шести- или пятиэтажные, кирпичные — эти дома похожи друг на друга и представляют единый комплекс. Хотя застраивался этот район достаточно долго — с конца 1920-х годов и до середины 1950-х. Селили здесь людей непростых — руководителей НКВД, секретарей облисполкома, а в военное время в этом месте проживали наркомы и члены правительства, прибывшие в Челябинск для запуска эвакуированных оборонных предприятий. Даже сегодня территория городка закрыта — попасть сюда можно только по приглашению или будучи обладателем специальных магнитных ключей.

Нас с фотокорреспондентом Ильёй Бархатовым в городок чекистов пригласила одна из местных семей, живущая в квартале с начала 1940-х годов. За пять минут до назначенного времени мы звоним в домофон у ворот. А затем — в соответствии с чёткими инструкциями хозяев — сворачиваем направо, заходим в подъезд и поднимаемся на второй этаж.

— Я вам сейчас расскажу, как надо разуваться, — встречает нас с улыбкой хозяйка дома Светлана Павловна. — Вот на этот первый коврик вы встаёте в ботинках, а когда снимите обувь, ногой наступаете строго на второй [коврик]. Тогда ноги у вас останутся чистыми. Так и пыли меньше, и ботинок внутри не пачкается.

По очереди мы с Ильёй снимаем обувь по этой схеме и проходим в квартиру. Для разговора с журналистами хозяева выбрали кухню.

— Кто вы, откуда вы? — лукаво спрашивает нас на кухне хозяин дома Александр Алексеевич. А когда мы с Ильёй называем имена и должности, уточняет. — А документы у вас есть? Покажите.

Достаём документы почти синхронно и протягиваем владельцам квартиры.

— Хорошо, — посмотрев пресс-карты, говорит Александр Алексеевич и смеётся. — А как вы хотели? Вы же пришли к потомкам чекистов! Ну, ладно. Я вас оставлю, — и уходит в комнату.

Как только формальности улажены, присаживаемся за большой стол под люстрой. Видно, что эту квартиру обживали не один год. На стенах — картины, в узком серванте — красивая посуда, на подоконнике — цветы. Светло, тепло, уютно. Настоящее родовое гнездо. Впрочем, почти сразу выясняется, что поначалу жила семья совсем не в этой квартире и даже не в этом доме.

— В 41-м году, когда война началась, мы эвакуировались с Украины, — вспоминает Светлана Павловна. — Мне тогда два года было всего. Вначале, когда только мы приехали, мы сколько-то — месяц, два — жили на ЧГРЭСе. И даже я дом помню примерно, что сразу была река. И меня чуть ли не на верёвке держали, чтобы я туда не улетела.

— А мне бабушка рассказывала, что как только вы приехали, то поселили вас чуть ли не в церковь, — вмешивается дочка Светланы Павловны Ольга.

— Да-да, я вспомнила, мне рассказывала мама, что я на мешках спала с мукой, — говорит Светлана Павловна. — Там ещё памятники [могильные] лежали старые, с надписями. Мы [дети] читать их не умели. Все бегали по ним, а я боялась на них ступать. Потом мы жили на Российской. Месяц, может даже меньше.

А после, продолжает Светлана Павловна, отцу дали жильё в городке чекистов. Поначалу эвакуированную с Украины семью поселили в доме, который сейчас записан как 65-й на проспекте Ленина. А тогда это была улица Спартака, и на все пять первых домов городка адрес был единым.

— Назывались они первый корпус [теперь это — Ленина, 63], мы жили во втором корпусе [Ленина, 65], третий корпус [Ленина, 67], четвёртый — на нынешнем Свердловском проспекте [63] и пятый [Сони Кривой, 30], но тогда все эти дома имели один номер: улица Спартак, 63, — вспоминает Светлана Павловна.

До войны у каждой семьи в этих домах были отдельные квартиры, но во время Великой Отечественной старым владельцам пришлось потесниться, так как к ним подселили эвакуированных и мобилизованных из других городов людей.

— Первым жильём в городке, куда нас поселили, была трёхкомнатная квартира, в которой жили три семьи: первая комната — тётя Паша, в маленькой комнатке женщина из МВД, а мы — в северной. Так прожили до конца войны, — уточняет Светлана Павловна.

И тут же выясняется — кем работал её отец, она не знает.

— Мама до сих пор не может понять, где же он конкретно служил, в каком ведомстве, — объясняет нам Ольга. — Он [дед] вообще по этому поводу молчал, слова с него не вытянешь, ничего не рассказывал. Может быть, бабушка и знала, но она тоже молчала. А потом уже, когда дед на пенсию ушёл, работал на кафедре физвоспитания в мединституте.

Городок чекистов для посторонних был закрыт примерно до начала 1950-х годов: между домами высились чугунные заборы, а войти на территорию можно было только через пропускной пункт с охранником. Что касается быта, то условия по тем временам были хорошими. Просторные комнаты, хозблок с ванной, туалетом и кухней. Отопление — печное: использовали уголь и дрова. Между домом на Свердловском проспекте и угловым на проспекте Ленина был угольный склад, который после перехода на газ снесли и построили на его месте клуб «Дзержинец».

— А с водой тут тоже интересно было, — вспоминает Ольга. — Тут слив в ванной был — квадратное отверстие посередине. И у всех в ванной был чуть-чуть наклонён бетонный пол. Можно было плескаться в ванне как в бане — и всё это туда стекало. А ванны-то были изначально? — поворачивается она к маме.

— Были, — уверенно кивает Светлана Павловна. — Я помню, когда папу привезли на носилках, и тётя Паша…

— А почему его на носилках? — удивляется Ольга.

— Откуда я помню! Мама с папой не говорили. Его занесли — и в ванну.

— А папу вашего на носилках с работы принесли? — уточняю я.

— Конечно, конечно, — кивает Светлана Павловна. — Но я не знаю, почему.

— Раненый был?

— Конечно. Ну, лежал. Если в ванну опустили, значит, было что-то такое. Я могу предположить… Он очень хорошо стрелял. Может быть, он какой-то был… — И, не договорив, Светлана Павловна сама себя обрывает. — Не знаю.

— Но поселили-то в городке, — рассуждает дочь Ольга. — Если нашего второго дедушку поселили на ЧТЗ, поскольку он был конструктором, создавал танки, то здесь селили, видимо, эмвэдэшников, кагэбэшников и, вероятно, тех, кто выполнял специальные задания.

— Да, — подтверждает Светлана Павловна. — Когда я уже постарше стала, в школу начала ходить… Напротив тётя Наташа и Юлька с Колей жили. Он был, это я хорошо знаю, кагэбэшник по железной дороге. А через стенку, с другого подъезда, там Ваня — тот тоже был кагэбэшник. Пропадал куда-то часто. Где он? Что он? Уехал в командировку. Это, похоже, были боевые офицеры. На кабинетных работников они не походили.

Но ничего больше о занятиях отца и соседей Светлана Павловна не знает. Обсуждать работу в городке чекистов было не принято. До конца войны семья с тремя детьми жила в одной из комнат импровизированной коммуналки. А после их расселили сначала в квартиру на две семьи (каждой — по две комнаты), затем в отдельную квартиру в этом же дворе. С соседями жили дружно. Двор и подъезды содержали в чистоте.

— Не было же уборщиц, чтобы кто-то подъезд убирал. Каждую неделю все жители выходили и мыли лестничные клетки, и я даже это делала, — вспоминает Ольга. — Мыли постоянно пол, а два раза в год, к праздникам — майским и ноябрьским — была генеральная уборка. Все стены, все перила — всё это мылось с мылом. Всё это вылизывалось, вычищалось.

— Мы сидели попами на этих ступеньках! Было чисто-чисто, — подхватывает Светлана Павловна.

— Было очень чисто в подъездах, — продолжает Ольга. — Никто не бросал, не плевал, никаких бычков, окурков. Потому что всё это мылось самими жильцами, причём вообще не было даже ни у кого мысли, чтобы какая-то квартира не вышла и не помыла подъезд. И поскольку здесь везде в квартирах были паркеты дубовые, каждую неделю это всё мазалось сначала мастикой, а потом натиралось щётками. На ноги они надевались — как в этом…

— «Сибирском цирюльнике», — подсказываю я.

— Да! — кивает Ольга. — Один в один. И вот это всё ногами, ногами. Ёлочкой, ёлочкой.

— Никуда не пойдёшь, пока комнату не протрёшь, — смеётся Светлана Павловна.

— Да, — продолжает Ольга, — это была повинность всех детей, и все дети тёрли этот паркет. Причём расстояния были достаточно приличные, квартиры-то большие, и пока это натрёшь… Сначала ты ползаешь на коленках, мастикой трёшь, а потом этими щётками. И когда появилось такое устройство, как полотёр… Боже! Какое это было облегчение. И ещё вот такое мне бабушка рассказывала: как весна наступала, снег сходил, все женщины двора выходили и все газоны, всю территорию обходили, вручную собирали все стёклышки, все камушки, весь мусор. И дети потом бегали по двору босиком — без риска, что ногу поранишь, порежешь. Это было законом. Всё-всё выбиралось. А фонтаны были рабочие, там была вода. И даже я застала, что мы там маленькие с подружкой… Жарко после школы. Залезем — и хлюпаемся в этих фонтанах. Долго они работали.

Фонтанов в городке чекистов было три, и в советское время они исправно работали. Затем один за другим фонтаны убрали. Остался только один, и тот не работает. Была раньше во дворе и своя эстрада — полукруглая сцена для выступлений, как в «Покровских воротах».

— Мы там ставили спектакли, когда маленькие были, — вспоминает Светлана Павловна. — И там показывали фильмы. Не пускали маленьких, и как только кино, они в этот дом [Сони Кривой, 30 забегали] — и смотрели фильмы с балконов, с окон.

— А билеты продавали? — интересуется дочь Ольга.

— А зачем продавать билеты, если тут всё закрыто? — удивляется Светлана Павловна. — Придут свои.

Вот только длилась такая жизнь в городке чекистов недолго. Ещё в 1950-х, пока Светлана Павловна училась в школе, ворота в квартал распахнули, а охранников убрали. Пропускная система осталась только в паре домов — там, где жили большие начальники.

— Напротив нас жил Вадим Соловьёв (бывший партийный руководитель, а затем губернатор) — на шестом этаже в 67-м доме. Секретарь обкома партии по идеологической работе Соннов жил в 65-м на пятом этаже, — перечисляет Ольга. — Пётр Сумин жил в 30-м по [улице] Сони Кривой. В двух этих домах — 65-м и 30-м, — в подъездах, где жили первые руководители, долгое время были посты охраны, там внизу всегда сидел милиционер. И просто так к ним в гости не зайдёшь.

С тем, что в этих домах жило начальство, связаны и особенности планировки. Квартиры просторные — не меньше 70 квадратных метров. А в некоторых даже были закутки для прислуги.

— Там когда жили генералы все и самые крутяки, они никогда не ели на кухне, — вспоминает рассказы бабушки Ольга. — Они столовались в гостиной, а кухня была для приготовления пищи. Там же хранился уголь, дрова и всё прочее. И там, бабушка говорила, на этом ларце с углём была постель, и там жила прислуга — тот, кто готовил. Были прислуги у генералов, кто готовил есть, кто там убирал. Бабушка рассказывала, что это было ещё до войны, пока не уплотнили.

Кстати, кухня, ванная и туалет в этих домах объединены в один блок — и от основных комнат отделялись дверью.

— Интересно же, — удивляется Ольга. — Кажется, как можно было туалет сделать напротив кухни? Получается, что раньше строили так, чтобы господа в этих помещениях не появлялись. Пришёл — ванная, туалет — и всё. И во всех квартирах разная площадь. Она может на несколько метров отличаться. Квартиры, допустим, расположены друг под другом. У нас площадь 80,0. У соседей 80,3. У кого-то 79,8.

— Это знаешь, почему? — поворачивается к дочери Светлана Павловна. — Это по сопромату делается так: первый этаж — это столько-то кирпичей. На втором по расчету может быть столько. А потом убирается то ли полкирпича, то ли кирпич. И к самому верху идет сужение. Всё рассчитано так, что эти дома простоят ещё век.

Впрочем, планировка квартир — не единственное достоинство квартала. Территория городка и сегодня утопает в зелени. А раньше, говорят наши герои, деревьев было гораздо больше. И все жители знали друг друга в лицо.

— Бабушки стареют, народ разъезжается, кто-то продаёт квартиры, — сокрушается Ольга. — Народ, кто приезжает, даже не здоровается! У нас никогда такого не было, чтобы пройти и не поздороваться с человеком. Потому что всё равно всех знали — и в лицо, и так.

Во время прогулки по кварталу мы здороваемся со всеми. По двору гуляют мамочки с колясками и собачники с питомцами.

Встречаем в городке чекистов и Виталия Ивановича Матушкина. Это отец известного белорусского хоккеиста Игоря Матушкина, участника двух Олимпиад, бывшего игрока «Трактора», а ещё — дед Максима Матушкина, защитника магнитогорского «Металлурга».

— Я сюда по обмену заехал, — рассказывает нам Виталий Матушкин. — Мне городок понравился тогда. Во-первых, центр города. Во-вторых, здесь же летом очень хорошо, мини-парк. Никуда ходить не надо! И довольно спокойный городок. Бывает в праздники только, что молодёжь пошумит.

И для спортсменов, уточняет Виталий Иванович, есть все условия.

— Здесь в футбол, в волейбол играет молодёжь со всей округи, — рассказывает Виталий Матушкин. — А больше таких подобных площадок я в городе не вижу, их в городе нет. Они или закрытые, или платные. Здесь доступно. Там у нас теннисный корт хороший, заасфальтированный. В этом году каток был.

Впрочем, открытость городка — понятие условное. Ведь путь чужакам преграждают чугунные ворота. И пройти на территорию смогут только те, кто знает тайные ходы. Восстановить ограждение — каким оно было в 1940-е годы — жители решили в середине 2000-х годов.

— Пока был городок открыт, сюда съезжался весь город. Все наркоманы, все алкоголики, — вспоминает Ольга. — Тут поляны накрывали! Особенно когда праздники, день города, тут вообще пройти невозможно. Я от родителей к себе шла, их [чужаков] приходилось просто локтями раздвигать. А идёшь — и давишь шприцы, банки, пачки сигарет. Тут дворники выгребали огромными мешками мусор каждый день — и бесполезно, вечером то же самое. Ор, крик, вопли, драки. Здесь несколько убийств было внутри. Страшно было. И мы просто уже администрацию напрягли: «Если вы порядок не можете навести, то мы так жить не собираемся». Добились того, чтобы ворота восстановили. Поначалу, когда их поставили, по привычке они [компании] лезли, прутья выламывали. Я один раз видела, как девка молодая под воротами ползла на пузе. Сейчас немножко поутихли, попривыкли. А по первости у всех был шок: «Как это так! Закрыли».

Теперь в городке наступил относительный мир и покой. Бороться жителям приходится только с арендаторами помещений с внешней стороны зданий. Они то кондиционер повесят не туда, то разгружать товар начнут со стороны жилых подъездов, то задумают вход прорубить в несущей стене.

— А хотите увидеть квартиры, какими они были до перепланировки? — спрашивает нас Ольга. — В моём подъезде молодая семья квартиру купила. И ремонт они пока не делали.

Отправляемся к 67-му дому на проспекте Ленина. Именно там сейчас живёт Ольга. Чудо или нет, но нам повезло! В недавно купленной квартире застаём одного из владельцев — Юрия Шамардина.

— Эту квартиру жена моя купила, она собственник, — заявляет нам Юрий. И на просьбу показать старые интерьеры широко улыбается. — Заходите, смотрите.

Квартиру в 67-м доме супруги купили меньше месяца назад, и вещи только начинают перевозить. Комнатам, кухне и коридорам явно требуется ремонт, но новосёлы решили не спешить. Пожить полгода в старых интерьерах, подумать, как тут всё устроить.

— Понравилась чистота во дворе, старая архитектура, старый город, местоположение хорошее, — вдохновленно рассказывает Юрий Шамардин. — Рядом парк Алое Поле, в шаговой доступности. Нравится сам вид дома и планировки, как раньше делали, как раньше строили. Мы планировку менять не будем, это однозначно! Мы хотим сделать так, как было раньше, но чтобы это было новое. Как задумано архитекторами, так и будем оставлять всё, просто будем немного модернизировать, чтобы это было современно, красиво. Паркет оставим сто процентов.

То, что сохранить старые интерьеры удалось практически в первозданном виде, кажется чудом. Ведь в этой квартире время словно остановилось: идёт не 2019-й год, а как минимум 1960-й.

— Обои мы будем подбирать… Что-то из коллекции «Тиффани дизайн», чтобы это была роскошь 50–60-х годов. По крайней мере, в зале точно. Лета ждём, летом [вид] будет ещё лучше, — рассуждает Юрий. Кстати, пару историй об этом доме новичку соседи уже рассказали. — Тут лифт-то откуда появился? Соседи рассказывали. Жил какой-то генерал в подъезде, а у него жена-инвалид. И он куда-то написал — и поставили лифт. У нас только лифт есть, в нашем подъезде.

Городок чекистов — квартал уникальный, ведь сохранился практически в первозданном виде. Ни в 1980-е, ни в 1990-е, ни позже его не коснулась уплотнительная застройка. С 2016 года городок внесён в государственный реестр объектов культурного наследия.

Цены на жилье в квартале, кстати, выше, чем в среднем по городу. Один квадратный метр собственники оценивают в 50–60 тысяч и выше. При этом в продаже есть всего несколько вариантов. Так, по данным N1.ru, трёхкомнатная квартира в доме на Ленина, 65, обойдётся покупателям в 4 миллиона 990 тысяч. Квартиру в доме на Сони Кривой, 28 продают за 4 миллиона 400 тысяч. А самая дорогая квартира квартала — в том же 28-м доме — выставлена на продажу уже за 27 миллионов.