Top.Mail.Ru
Все новости
Все новости

Онкологический ликбез: кто ставит диагноз и почему врачи меня «футболят»?

Разбираемся, почему так долго устанавливается онкологический диагноз.

Диагностика рака — это многоходовка со многими неизвестными, подчеркивают специалисты

Поделиться

74.ru продолжает проект «онкологический ликбез». В прошлый раз мы пытались разобраться, откуда берется рак, а сегодня узнаем, как его диагностировать. Нужно ли сдавать анализы на онкомаркеры, почему они так долго готовятся, зачем пациента направляют от одного врача к другому, попросту «футболят»

Если у вас есть вопросы касательно темы онкологических заболеваний, если вы сами столкнулись с этой болезнью или вы знаете смельчаков, победивших ее и готовых рассказать о своем опыте, обязательно пишите на почту Написать письмо с пометкой «онкологический ликбез».

К нашему разговору с главным врачом ЧОКОД Андреем Важенининым присоединяются заведующая онкополиклиническим отделением областного центра онкологии и ядерной медицины (ЧОКОД) Евгения Павленко и заведующая лабораторно-диагностической службой Анна Семенова.

— Пожалуй, так и начнем: зачем меня «футболят»?

Павленко: Рак — это не одна болячка, а очень большая группа заболеваний. Самим термином «рак» в онкологии называются не все заболевания, а злокачественная опухоль, которая развивается из эпителиальных клеток; т. е. клеток, покрывающих, выстилающих почти все наши органы и ткани. Это почти 90% опухолей. Есть еще и другие злокачественные опухоли, которые развиваются из клеток соединительной ткани, — это саркомы.

Опухоль, как правило, не имеет своей собственной клиники. Это своя же ткань, которая вдруг где-то и почему-то растет и начинает давать «клинику», только когда происходят какие-то осложнения. Именно поэтому онколог — это не врач первого контакта.

Найти рак в одиночку не получится, нужен комплексный подход

Найти рак в одиночку не получится, нужен комплексный подход

Поделиться

Важенин: Первый контакт — это смотровые кабинеты, которые народ игнорирует и даже возмущается: я пришла с насморком, зачем мне в смотровой кабинет?! Зачем мне это надо?! А именно там и кроется ранняя диагностика. Гинеколог, хирург, лор, терапевт — любой врач первичной сети увидел и заподозрил нечто. Но это еще не диагноз, а повод для разговора, для поиска ответов. Дальше нужно сделать ряд базовых исследований и ответить на все вопросы. Это — многоходовка: если нашли вот такое — сюда, если другое — туда, еще что-то — туда. Все зависит от того, что изначально нашли. И никаких одинаковых, как у знакомого или соседки, путей нет, все индивидуально — эксклюзивно. Что-то нашли — либо забрали себе на лечение, либо отправили на дополнительные обследования к онкологу. И все это в глазах человека выстраивается в формулу «футболят».

Система диагностики рака была построена еще в Советском Союзе и работает и по сей день прекрасно — это система медосмотров, профосмотров, диспансеризации, где была выявляемость всех заболеваний и не только онкологических — сердечно-сосудистых, желудочно-кишечных, гинекологических, патологии легких и так далее.

Евгения Павленко уверена, ранняя диагностика — это постоянная забота о своем здоровье, а не «последние» 15 мин

Евгения Павленко уверена, ранняя диагностика — это постоянная забота о своем здоровье, а не «последние» 15 мин

Поделиться

— Тогда кто устанавливает диагноз? Участковый врач?

Важенин: Нет, диагноз онкологический устанавливает онколог в онокдиспансере, а план лечения составляет консилиум как минимум из трех специалистов. Пациенты это часто не видят, но это так. Очень опасное заблуждение, что где-то в маленьком онкоцентре один врач может составить вам план лечения. Потому что эта триада присутствует и в лечении — хирургия, химиотерапия, лучевая терапия, а если что-то не пригодится, то должно быть аргументированное основание в отказе от этого метода.

— Как быстро развивается рак?

Важенин: Все индивидуально и зависит от вида опухоли и локализации. Но темпы роста не сопоставимы с острым аппендицитом или дизентерией, счет на часы не идет. Судорожные скоропостижные метания в поисках немедленного чуда на этом этапе чреваты непоправимыми ошибками. Опухоль растет длительными неделями, месяцами и даже годами. Суета за быстрым решением превышает все риски потраченного времени на качественно проведенную диагностику и качественно выставленный диагноз.

Андрей Важенин ратует за разумное и прицельное использование современных методов исследований

Андрей Важенин ратует за разумное и прицельное использование современных методов исследований

Поделиться

— Что такое ранняя диагностика?

Павленко: Это последовательные действия в течение всей жизни, а не «последних» 15 минут, в заботе о своем здоровье. Профосмотры — раз в два года, маммография раз в два года — в год по возрасту, осмотр гинеколога — раз в год, флюорография — раз в год. Это нормальная частота, которая позволяет обнаружить изменения в нормальные сроки. Вся беда, когда человек годами ничего не делает, бравирует этим: «Да я 15–20–30 лет к врачам не ходил и не буду», а потом за сутки нужно немедленно все сделать. Вот тут-то все ошибки и делаются, часто очень фатальные.

— Почему мне нельзя сделать МРТ?

Важенин: Потому что ни один метод не даст ответы на все вопросы. Была эпоха красных пиджаков, когда они требовали «конкретно провериться на рак». Ну вот нету этого! Исследование должно быть прицельным и обоснованным. Компьютерная томография (КТ), еще больше позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ), дают серьезную лучевую нагрузку. Эндоскопические исследования тоже несут в себе определенные риски вплоть до перфорации органа, магнитно-резонансная томография (МРТ) — это колоссальная магнитная нагрузка на организм, но ответ она даст только при поражении определенной группы органов, при других вариантах не даст никакой информации вообще.

Универсального анализа «на рак» нет, подчеркивает Анна Семенова

Универсального анализа «на рак» нет, подчеркивает Анна Семенова

Поделиться

Есть своеобразная логическая пирамида диагностики: на одни вопросы мы получаем ответ при обычном рентгене или УЗИ, в крайнем случае — уточненном УЗИ и только потом ищем дальше. Это еще и вопрос ресурса: дорогие исследования назначать нужно не потому что «хочу», а только если «надо». И даже за «ваши деньги» грамотный врач не станет подвергать пациента неоправданному риску и ненужному исследованию.

Например, стало модно многие вещи делать под наркозом — зубы лечить, выполнять ФГС. Но никто не предупреждает, что наркоз — это токсично, и риск не проснуться есть, хоть и небольшой. Извлечение прибыли — это не медицинская помощь, об этом нужно помнить.

Микроскоп сканирующий приводит препарат на стекле в цифровую плоскость, исключая субъективность

Микроскоп сканирующий приводит препарат на стекле в цифровую плоскость, исключая субъективность

Поделиться

— Чем занимается онкополиклиника?

Павленко: Мы занимались и занимаемся консультативным приемом, постановкой диагноза и выработкой тактики лечения. Мы принимаем пациентов только по направлению: с улицы к нам попасть нельзя да и нечего делать. Пациент приходит к нам уже с подозрением и формой 057-У (направление), к которой прилагается весь спектр и перечень необходимых обследований в соответствии с той локализацией, которая подозревается у пациента. Если это рак молочной железы — один перечень, рак простаты — другой, меланома (рак кожи) — третий. Вот это он и приносит, а мы, глядя на пациента, на уже полученные данные, составляем как пазл всю картинку целиком, добавляем все недостающие звенья и определяемся с дальнейшей тактикой.

Наша задача — установить стадию и подобрать лечение. И вот тут мы уже используем и эндоскопию с УЗИ, КТ и МРТ, и ПЭТ. На уровне уточнения диагноза и выработки тактики это имеет значение, а на первом этапе — нет.

Дальше — определяется, где пациент будет проходить лечение. Там, где проживает. Каждая территория закреплена за теми или иными больницами, которые оказывают ту или иную специализированную помощь, онкологическую в том числе. Например, Варна относится к городу Магнитогорску. И пошлем мы его сразу в Магнитогорск, а не в Варну, потому что знаем, кого и куда посылать. Но если вдруг там нет нужной технологии, например, онкоофтальмологии, то пациент однозначно пойдет к нам. И без помощи мы никого не оставим.

Даже высококлассное оборудование без квалифицированного специалиста — пока просто «железо»

Даже высококлассное оборудование без квалифицированного специалиста — пока просто «железо»

Поделиться

— А что происходит потом, когда человек проходит лечение? Вы его где-то теряете?

Павленко: Нет, существует диспансеризация пациентов, перенесших рак. Она разработана еще в Советском Союзе и проводится по месту жительства. Если своего онколога нет в своей поликлинике, то пациент наблюдается в другом ближайшем населенном пункте у онколога — в поликлинике, и при малейшем подозрении на прогрессирование процесса, на метастаз или появление какой-то третьей опухоли, тогда он направляется к нам на консультацию. Наблюдение за пациентом, которого пролечили, происходит по определенному алгоритму в зависимости от пролеченной локализации — раз в три месяца, потом в полгода, в год. Если у него все в порядке, то он к нам не приезжает. Ему достаточно наблюдаться у обычного онколога. Вот если тот заподозрит какое-то изменение, тогда да, он направляет к нам, чтобы мы думали, что делать дальше с пациентом, которого пролечили, а сейчас произошла генерализация процесса.

— Хорошо, а если сдавать анализы на онкомаркеры? Это поможет?

Семенова: Никакого чудодейственного анализа «на рак» нет и быть не может. Легенды, которые ходят вокруг онкомаркеров — это не «диагноз на рак», а повод для дальнейшего обследования. Онкомаркеры, например, могут повышаться от того, перенес человек простудное заболевание или нет. Например, уровень ПСА (простатспецифический антиген) поднимается, если человек просто искупался в холодной воде и банально заболел циститом. Это самый распространенный маркер на обнаружение рака предстательной железы. Он делается во всем мире и в свое время считался панацеей — всё, если есть повышение, то это стопроцентно пошел онкологический процесс. Теперь это неправда. В некоторых странах сейчас пытаются отказываться от тотального скрининга и назначения ПСА. И наши урологи с высоких трибун уже несколько лет заявляют: ПСА не оправдало себя в той степени, в которой на него рассчитывали. Он оправдывает себя только в лечении. 

В новой онкополиклинике уже размечают кабинеты, завозят оборудование и мебель

В новой онкополиклинике уже размечают кабинеты, завозят оборудование и мебель

Поделиться

— А какого-то другого стопроцентного анализа на рак нет?!

Семенова: Нет и не будет, к сожалению. Это биологически невозможно. Нам, как специалистам, было бы намного проще иметь такой волшебный анализ, чтобы раз и готово. А приходится разбираться во всем: пробовать, искать, отсекать, заходить в тупик и снова искать.

Не нужно впадать в паранойю и сдавать комплексно анализы на онкомаркеры. Были моменты — и забавные, и грустные одновременно: пациент, который хотел пройти «все на рак». Он приносит выписки в пол из частных центров, где сдал, например, маркер — ХГЧ (хорионический гонадотропин человека), который назначается так-то только беременным женщинам или при раке яичников. А сдал его мужчина, причем абсолютно здоровый.

— Тогда откуда берется диагноз?

Семенова: Методы диагностики есть лабораторные, морфологические и молекулярно-генетические. Золотым стандартом считается морфологический метод исследования. Морфология, когда исследуется фрагмент опухоли, либо берется тонко игольная биопсия на цитологию, либо «столбик ткани» — трепанобиопсия, либо ножевая биопсия, когда нужно около сантиметра опухоли, чтобы отправить на гистологическое исследование. При полученном биопсийном материале это выполняется в течение трех дней. Через три дня есть морфологическое заключение. Это тоже к вопросу «о футболе». Это химические процессы, технология и все ее этапы: материал специальным образом обрабатывается, проквашивается, подкрашивается и так далее. Кроме того, идет и умственная работа врача: надо знать, что искать, где искать и как искать. В микроскопе нет бегущей строки, в которой написан диагноз. Его нужно найти, правильно сформулировать, чтобы затем клиницисту было понятно, что с ним дальше делать. Грамотно, согласно современным стандартам, сформировать заключение.

Важенин: И вот эти дни приходится ждать, конечно. Тяжело находиться в неведении, но с этим нужно справляться. 

Семенова: В некоторых случаях, когда мы получаем морфологическое заключение, мы видим дифференциальный диагноз. Что это значит? В световом микроскопе мы видим какие-то клетки — существует ограничение метода, когда мы можем не понять, какие это клетки, потому что они похожи. У некоторых опухолей есть возможность четко сказать, да, это она. Но порядка 40% опухолей такой возможности не дают, поэтому дальше нужно специальное исследование: либо иммуногистохимическое, либо молекулярно-генетическое.

Иммуногистохимическое исследование — опять же по закону и по приказу — выполняется в течение 15 дней, причем рабочих. Это тоже технология, а не чья-то вредность. И этот срок никак ни отменить, ни перепрыгнуть нельзя. В результате у нас есть морфологический диагноз, подтвержден иммуногистохимически, но для назначения правильного препарата требуется следующий этап — нужно выявить поломку в геноме, потому что именно на поломку в геноме подействует тот или иной химиопрепарат. Тогда выполняется молекулярно-генетическое исследование, которое делается в течение семи рабочих дней.

Павленко: Вот и получается: три дня, 15 да еще семь, и это только тогда, когда кусочек уже взяли. А сначала надо найти, откуда взять, потом взять — а это отдельная операция или процедура, а уж потом отдать в лабораторию. Не всегда удается взять с первого раза, например, в глубине легкого это бывает непросто, в пищеводе, в кишечнике, в бронхах. А бывает все сопровождается распадом, воспалением, что резко затрудняет забор материала. Надо увидеть, где взять, умудриться взять — и это не плохая квалификация доктора, а степень сложности задачи и технологические возможности. И все это тоже вписывается вот в эту категорию «меня футболят»...

Поделиться

— Как же все сложно у вас!...

Важенин: В чем разница между услугой и помощью? Медуслуга гарантировано исполнима по желанию заказчика. А медпомощь — это наука со многими неизвестными, и дать стопроцентную гарантию может либо жулик, либо идиот. Здравый человек опирается на вероятностные вещи. Установка диагноза, тем более онкологического, — это сложная технологическая медицинская процедура. Нужно не только уяснить наличие опухоли — найти измененную ткань, нужно понять ее гистологическую структуру — без этого сегодня лечить нельзя, понять распространение на соседние органы и системы, увидеть или исключить надежно диссеминацию по отдаленным органам — все это требует целого ряда процедур, анализов и исследований, последовательных, требует времени, организации, и определенных усилий.

Фото: Татьяна Тихонова

  • ЛАЙК3
  • СМЕХ0
  • УДИВЛЕНИЕ0
  • ГНЕВ0
  • ПЕЧАЛЬ4
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter