Терапевта Ольгу Заколоднюю уважали и любили пациенты: внимательно диагностирует, выпишет лечение, направит на анализы — точно позаботится о твоем здоровье. Про таких еще говорят «работает по призванию», в обыкновенной поликлинике на правом берегу. В марте мы публиковали интервью с Ольгой, после которого было много добрых отзывов о ней. Как будто бы пациентам повезло, но это уже в прошлом: молодой врач уволилась, проработав чуть больше года.
Ольга ушла в никуда. За свободу от государственной поликлиники Ольга заплатит 300 тысяч рублей, потому что училась по целевой программе и должна была отработать в государственной системе здравоохранения не менее трех лет. Но даже эта сумма ее не остановила. Как можно настолько разочароваться в профессии за год, почему многим врачам самим нужна помощь и какая она, система здравоохранения, глазами молодого врача? Обо всём этом с Ольгой Заколодней поговорила журналист NGS24.RU Александра Славецкая.
— Что стало последней каплей?
— Я написала сообщение в рабочий чат, попросила не отправлять ко мне дополнительных пациентов, потому что я больше не могу. Я написала, что готова всех всегда поддержать, но сейчас, пожалуйста, — нет. В ответ мне написала заведующая: «Я была сегодня после 16 часов в поликлинике, и не было никого вокруг вашего кабинета». А я в тот день работала не в своем кабинете, а по коридору за углом. Она просто не увидела очереди. Мне не хотелось ничего объяснять, я написала что-то вроде: «Точно! Ну я, видимо, что-то попутала, больше не буду вас утруждать».
— Ты съязвила?
— Мне стало очень обидно. Потому что именно заведующая приводит каждый день ко мне несколько пациентов, которых надо срочно принять именно сейчас по каким-то причинам. Она видит, как я работаю. В чате продолжилась переписка, заведующая написала: «Да ладно, Олечка Ивановна, мы все так работаем. Везде так. Все мы устали, но ничего страшного». Я молчала и чувствовала, что меня обесценили. Я выполняла кучу всего вне должностных инструкций, хотя могла, как другие врачи, сказать нет.
— Как это?
— Например, когда болеет одна из коллег, ее пациенты распределяются на всех, но на самом деле не на всех. Потому что некоторые врачи не хотят. И их сложно упрекнуть, потому что нам должны доплачивать за дополнительную нагрузку, но этого не происходит.
— Почему не доплачивают?
— Я не совсем понимаю эту схему. Если очень грубо, то бухгалтерии трудно ставку болеющего врача распределить между нами. Я же не беру конкретный участок целиком. Я беру часть.
— Давай соберем топ-5 причин, по которым ты уволилась.
— Первая — это бесполезность моего пребывания в поликлинике. Неэффективность. 50% моего времени — заполнение бумаг. Я не секретарша. Я столько лет училась, чтобы диагностировать людей, а по факту занимаюсь сплошной писаниной.
— А писанину, на твой взгляд, нужно совсем убрать или компьютеризировать?
— Компьютеризировать! Часть процессов компьютеризирована, но очень неудобно! У тебя одновременно открыто много программ: в одной я веду прием, в другой — я записываю в 20-ю больницу, в третьей — в профессорскую клинику и так далее. И везде нужно найти пациента в базе, вбить его данные. Это огромное количество времени. Большое количество бумажек, которые нужно вести, но я не вела вообще из-за экономии времени, но вообще-то это неправильно, потому игнорируется, например, диспансерный учет пациентов. Пациенты с гипертонией и сахарным диабетом должны еще отдельно где-то прописываться для статистических данных. Но то, как это всё делается… Данные точно не соответствует действительности, потому что у врачей нет времени.
— Вторая причина?
— Обесценивание твоего труда пациентами. Сразу видно человека, который хотя бы раз побывал в частной клинике. Они даже переспрашивают: «Вы правда напишете мне памятку и расскажете о режиме здорового сна? Это бесплатно?» Они радуются вежливости. Радуются улыбке. А пациенты, которые ни разу не платили денег за свое здоровье, могут вызывать меня каждую неделю домой, при этом не выполняя моих рекомендаций, данных в прошлый раз. И это всё превращается в день сурка.
«Слишком большая очередь, слишком мало оборудования. Мне нужно выбирать, кому оно полезнее»
— Третья причина?
— Отсутствие профессионального роста. Не про то, чтобы дослужиться до главного врача, а про то, что всё, что я имею из инструментов, — это мои руки, купленные мною же фонендоскоп и тонометр и, дай бог, какие-нибудь лабораторные обследования. А инструментальные — МРТ, ФГС, например, — это большая роскошь.
— Почему?
— Слишком большая очередь, слишком мало оборудования. Мне нужно выбирать, кому оно полезнее. И с этой точки зрения я не развиваюсь как специалист. Если сейчас приеду в московскую поликлинику, я половину обследований даже знать не знаю, что это такое, потому что я этим не пользовалась. Конечно, я выживу где-нибудь в Балахте, потому что привыкла ничем не пользоваться, но профессионально это нехорошо. Части пациентов я не помогла, потому что мне было нечем.
— Четвертая причина?
— Отсутствие опытных коллег. Мне не у кого спросить. Была одна девушка, старше меня на два года, она мудрая и умная, спасибо ей большое. У нас часто было такое — либо она ко мне залетает, либо я к ней. Сложные клинические случаи, сидим, думаем. Мозговой штурм. Например, был пациент, до сих пор никто не узнал, что с ним. В марте у него появились опухоли в подкожно-жировой клетчатке. Они росли стремительно с сосудистым рисунком, как будто большие опухоли на груди, на руках, на спине. И судя по клинике, такая же история началась и на внутренних органах. Он находился на больничном листе, а я никогда такой болезни не видела. Хирург посмотрел — не знает. И мы стали думать, куда, чье заболевание, что делать. Отправили к ревматологу — ничего. Я смотрела в книжках, искала что-то подобное, потом направила его в онкоцентр на гистологию, она чистая. Пациент до сих пор на больничном. Я ушла. Моя старшая коллега тоже ушла. И мне рассказывают, что с ним никто не разбирается. У него нарастают боли в этих опухолях, нарастают миллилитрами сами опухоли, но никто ничего не делает. Спросить не у кого. Ты врач, но один на один с проблемой.
— Но есть же в поликлинике еще врачи, гораздо старше тебя?
— Не остаются специалисты в поликлиниках. Я видела много историй, когда диагностировали не то. Наверное, у каждого свой подход. Я не знаю, что еще тут сказать. Пытаюсь как-то оправдать коллег.
— А где причина «я сильно уставала»? Она будет?
— Конечно, я сильно уставала, первые полгода могла работать и по 12 часов подряд. Но я вообще-то та еще лошадь, на мне можно пахать. Если есть отдача от пациентов, то я готова так работать. Я правда часто приходила домой с головными болями, но это из-за конфликтов с коллегами. Ты ходишь со всеми ругаешься, потому что нет системы циркуляции пациентов. Ни у кого нет понимания, как пациент должен ходить по поликлинике. Абсолютное непонимание у регистраторов, что делать и как помочь. Агрессивность регистраторов.
— Они хамят?
— Да, и очень сильно. Однажды я отказалась заполнять справку, потому что это обязанность регистратора. Справка простейшая: переписать данные пациента на листочек. Регистратор ответила, что не умеет и заниматься этим не будет. И правда не сделала, перепоручила своей коллеге в другую смену. У нее такой принцип.
— А у тебя есть представление, как пациенты должны распределяться между врачами?
— Я еще полгода назад составила целую схему, ее надо было лишь распечатать, повесить большой баннер, чтобы каждый человек знал, куда идти. В каждой поликлинике есть кабинет для простудных. Признаки простуды, температура? Иди туда, там своя очередь. Есть доврачебный кабинет — справки, выписки рецептов, если нужно МНО и глюкозу контролировать — все сюда. Дальше — кабинет неотложной помощи.
— Это не то же самое, что для простудных?
— Нет, это отдельные кабинеты, которые должны быть в каждой поликлинике. Если спина заболела — нужно больничный лист открыть, это делают там. А еще кабинет диспансеризации, терапевты и узкие специалисты. А часто терапевт принимает всех, потому что люди не знают, куда идти.
— А когда пациенты приходят по записи и с больничными листами, как разрулить эту очередь?
— Я честно выходила и говорила: «Ребят, я — всё, что у вас сейчас есть. Вы видите, я не выхожу из кабинета и принимаю вас всех. Если хотите жаловаться, кабинет заведующей — вон там. Мне это тоже не нравится. Но я ничего не могу сделать с этой ситуацией». Я честна с пациентами, говорю им: «Я вас прекрасно понимаю, мне тоже не хочется лишней работы и долгих очередей. Но я тоже сижу. Мы с вами сейчас можем только вот так». Организовывали пациентов через одного: один с больничным листом, второй — по записи.
— Часто ругаются в очередях?
— Если что-то происходит, я выхожу и решаю ситуацию. «Будете так себя вести, я буду ругаться!» — я говорю с улыбкой и немножечко как с детьми с ними. Напряжение спадает. Недавно произошло улучшение: мы отстояли свое право, что пациентов с больничными листами должны принимать отдельно, потому что они всё же с ОРВИ, заразные, кому это надо? Должно быть разграничение пациентов на еще не выздоровевших и остальных. И у нас после многих разговоров появилось отдельное дежурство по больным. А потом еще мы отстояли, что вызовы врача, который болеет, распределяются равномерно между всеми врачами. Конечно, получилось не между всеми, потому что кто-то наотрез отказался, но всё-таки уже не скидывали всё на одного: «Сегодня ты, завтра ты, послезавтра… опять ты!»
— Как ты ругалась?
— Приходила к заведующей со словами: «Давайте решать эту проблему. Вот какие у меня есть предложения!» Я зашла в систему и через полгода поняла, какие есть косяки. И у меня были решения, другое дело, что никто не собирался ими пользоваться. Когда я увольнялась, одну мою идею — аллилуйя! — всё-таки захотели внедрить.
— Что это за идея?
— Из-за того, что мест на обследования мало, у каждого врача есть своя очередь. Моя очередь на рентген, моя очередь на УЗИ, Холтер и так далее. И в этой поликлинике было принято решение записывать фамилии очередников на бумажках и их хранить, но это, конечно, всё теряется. Во-первых, это неудобно. Во-вторых, нам каждые две недели выдавали несколько мест, чтобы записывать на обследования. И врачи часто тырят друг у друга эти места. Я поначалу этого не делала, а потом, когда поняла, что месяц не могу никого записать, стала делать так же. Я говорила с заведующей о том, что пациенты общие и давайте мы сделаем одну таблицу общую онлайн на всех врачей. Я сама сделаю всем ссылки на рабочих столах, просто скажите да. Мы бы записывали пациентов, а потом бы шли по этому списку без обгонов. Гениально же? Но мне отвечали, что «и так удобно».
В итоге я вынуждена была караулить записи. В субботу (слава богу, что есть такая программа, которую можно открыть с домашнего компьютера) я сидела и караулила, кто отказался и куда же можно записать своего пациента. И обзванивала их, сообщала время. Мне оно надо? Врач в выходные должен спать и кушать.
Я предлагала, чтобы регистратор в вечернюю смену, когда пациентов очень мало, зашел и пообзванивал, позаписывал пациентов. Или в период, когда ОРВИ нет, может в кабинете первой помощи бы этим занялись. Это было бы очень круто, потому что пациенты, которые по полгода ждут УЗИ, ходят ругаться к заведующей, отнимают много времени… Таблица бы навела порядок. Открыл — показал — вот ваше место в очереди. Вы десятый. Ждем.
Когда я уже увольнялась, на последней планерке опять произошла ругань из-за этой ситуации. Я, ни на что не надеясь, сказала: «Я предлагала...» Они такие: «Да, давайте сделаем!..»
— Тебе обидно?
— Мне обидно за медицину в целом. За пациентов в целом. Я вижу большое упущение в организации всей системы здравоохранения. За себя мне не обидно. Я приобрела огромный опыт. Я узнала систему изнутри, и мне понятно, как она работает. А еще я очень скучаю.
— А по чему именно ты скучаешь?
— По своему кабинету, по приему, по пациентам, по тому, чтобы лечить людей, помогать людям, диагностировать. Я периодически консультирую знакомых, но это не то. Формат не тот. Нет потока.
— Как ты увольнялась?
— Я дождалась заведующую из отпуска, пришла и сказала об увольнении. Меня спрашивали: «Куда ты идешь?» В никуда. Не куда, а откуда. Я просто убегала. Заведующая сказала писать заявление у старшей медсестры, а она у нас с отсутствием этики напрочь. Она меня встретила и начала: «Твоя мама тебя выучила, а ты вот сейчас уходишь!» Меня это задело, потому что мои родители не потратили ни копейки на мое образование, я училась на целевом. Я сказала об этом, а еще подчеркнула, что моя мама будет рада увольнению, потому что мы хоть видеться с ней начнем.
— Целевое обучение предполагает, что ты какое-то время обязана работать в поликлинике…
— Да, я должна была проработать там три года, у меня получилось чуть больше трети этого срока. Я верну 300 тысяч обратно государству.
— Как ты с этим справишься?
— Это большие деньги для меня, но это цена свободы. Я буду ее платить. Я не готова слушать фразы типа «да ладно, все так работают!» Моя коллега-хирург, она была одной из немногих, кому я доверяла, прилетела ко мне посреди приема: «Оля, ты что, увольняешься? Ну возьми отпуск за свой счет! Ну отдохни месяцок! Оля, ну ты что! Ну потерпи!» Мне было очень плохо в этот момент. У меня сидели пациенты, моя медсестра. Коллеги-терапевты пожимали плечами: «Куда ты еще можешь уйти? Только в декрет!» Я отвечала: «Серьезно? Уйти из этого ада, по-вашему, можно только в декрет?»
С пациентами мы тоже разговаривали. Я объясняла, что не могу записать их ко мне на прием, потому что я увольняюсь. Взгляд. Вопросы: «Как? А к кому мы теперь? Вы нас бросаете?» Тяжело это переносить. Кто-то, наоборот, улыбался и говорил, что понимает, почему я ухожу. Но в целом я чувствовала, что они в моем лице теряют опору. Им было спокойно со мной. Они знали, что я на их стороне и мы всё решим. А еще почти одновременно увольнялась и старшая коллега, которой я доверяла. И мне даже некуда было направить своих пациентов, не к кому. И вот это… жестко. До сих пор.
— Оля, что будет дальше?
— Я впервые не знаю. Я всю жизнь хотела стать врачом. Стала. И сама себя лишила этой возможности. Не хочется возвращаться в систему. Не хочется в частную поликлинику. Там нет пациентов, которым ты очень нужна, простых пациентов, которые нуждаются в помощи. Я же шла в мед не за статусом человека в белом халате, а за реальной практикой — жестко, но дайте я посмотрю и мы разберемся. Я лишила себя интересных клинических случаев, пациентов. Последние пару лет я хотела быть гинекологом-эндокринологом. А сейчас — не знаю. Не знаю.
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы медицина стала прекрасной. Я хочу лечить обычных людей.
— Может, другую поликлинику поискать?
— Система одна и та же. Думаю, нет.
— Чем ты сейчас занимаешься?
— Я преподаю биологию школьникам, которые готовятся к ЕГЭ. Веду свой курс по половому просвещению для мальчиков и девочек. Есть еще проекты по анатомии и физиологии для взрослых, по половому просвещению для взрослых.
— Тебе грустно?
— Это как будто очень любить человека, а он дает тебе пощечину и говорит: «Ты мне не нужна». Что-то такое я испытываю. Я выгорела. И уйти решила, когда поймала себя на мысли, что я перестала слушать пациента. Мне неважно, будет он пить препараты или нет. Вот так и становятся равнодушными врачами. Я не хочу так, но их не виню. Система так выстроена. Любой блестящий винтик становится ржавым или вылетает. Это такая глубинная история, где надо всё ломать и строить заново. Отношение людей к врачам, когда тебя вызывают, потому что лень дойти до поликлиники. Ты после восьмерых пациентов пришел уставший, а оказывается, что тебя вызвали, потому что просто болит горло. Это реальный случай, и объективно врач в тот момент был нужен больше мне, чем этому пациенту.
И, кстати, это нормальная практика — выпить парацетамол и сесть на прием. Мигрень? Пошел, укол всадил, сел на прием. Дальше работаешь. Мы не заботимся о своем здоровье. Почти все врачи курят и пьют. Потому что это дешевый эндорфин. Это способ выжить. И все врачи нелеченые, потому что некогда и потому что знаем, как и кто у нас лечит.
— Что же делать?
— Заниматься тем, что тебе нравится. Это то, что я всегда говорила всем, своим ученикам. В любой ситуации делай то, что любишь. Пока я могу просвещать медициной людей, я просвещаю. Я восстановлюсь и обязательно опять буду лечить. Просто пока ищу, в каком бы формате.