Незаменимый Юрий Цапник

Гениального артиста и удивительного человека Юрия Цапника нет с нами уже год. И одновременно он есть, потому что продолжает жить в памяти коллег и любивших его зрителей. Свою профессию народный артист России считал безграничной и отдавался ей без остатка. После серьезной операции на сердце он обещал себя беречь, но всегда знал, что «на сцене беречь себя не получится» – так и сказал в одном из своих интервью. До последнего дня Юрий Цапник не только активно играл на сцене и снимался в кино, был центром всех актерских затей, но продолжал жить с энтузиазмом молодого, полного сил, человека. Об этом вспоминали друзья и коллеги Юрия Викториновича накануне годовщины его памяти.

Народная артистка России Валентина Качурина: Впервые я его увидела в роли Карлсона, когда он работал в ТЮЗе, и подумала: «Боже мой, какой интересный актер, нам бы такого!» Хотя труппа в Челябинском театре драмы, когда я сюда пришла, была очень интересной. Но Юра просто создан был для большой сцены. Он отличался от всех масштабом таланта, своим обаянием, заразительным юмором… И через год он пришел в наш театр. Первой с ним совместной работой стал спектакль «Старший сын» по пьесе Вампилова. Он играл Бусыгина и был на месте – трогательный, обаятельный, замечательный. Мы объездили с этим спектаклем всю Челябинскую область. Надо было видеть, как принимали зрители Юрия Цапника уже тогда!

Заслуженная артистка России Татьяна Каменева: Знаменитый спектакль «Бал манекенов», где Юра просто блистал и был номером один (!), я увидела, будучи студенткой. И первым, кого я встретила, когда пришла работать в Челябинский драматический театр, был Юрий Викторинович. Я просто замерла, увидев эту стройную фигуру, идущую мне навстречу. Он был тогда в зените славы, только что вернулся из Польши, где у него был большой успех на фестивале, и все говорили: «Цапник, Цапник, Цапник!»

Валентина Качурина: А какие слова Юра говорил режиссеру Ежи Яроцкому во время его чествования! Мы с ним ездили на юбилей режиссера «Бала манекенов» в Варшаву. Юра любил этого режиссера, и режиссер его любил. «Бал манекенов» навсегда остался визитной карточкой Юрия Цапника. Кстати, Юра прекрасно общался с поляками на польском языке. Перед поездкой он взял учебник польского языка, а память у него была удивительная. Что интересно, мы с ним вышли из поезда в Варшаве не на той остановке, где нас встречали. Но благодаря Юре добрались до места благополучно.

Заслуженная артистка России Татьяна Руссинова: Ужасно горестно, что его нет больше рядом. Есть у Жуковского такие строки: «Не говори с тоской «их нет», но с благодарностию – «были»!» Спасибо Юрочке, что он был в нашей жизни – уникальный, жизнерадостный, свободный, изящный. Очень талантливый актер и светлый человек! Я с ним очень много играла, всех спектаклей не перечислить. Последним был спектакль «Божьи одуванчики». И я так привыкла к его манере, его интонациям, что и сегодня все время вижу Юру. Он играл удивительно. Это феноменальное попадание в профессию! Юрий Цапник был естественным в жизни и естественным на сцене, во всех ролях. Казалось, что играл он легко, что ничего трудного ни в одной из ролей для него не было. Богом был поцелован. И мы все о нем скорбим. Ушел многогранный, талантливый, неповторимый артист.

Валентина Качурина: Самые сложные острохарактерные роли ему всегда удавались блестяще. Если нам нужно было переступать через какие-то трудности, копаться в себе, то в нем все это было, все на поверхности. В гротесковом спектакле «Хищники» Юра играл чиновника – весь, как вздутый пузырь, потому что на нем было столько разных толщинок (очень многослойный костюм), и кудряшек. Но я поражалась тому, как легко он двигался во всем этом, столько артистизма было – гениально играл! Восторг просто! Такое было впечатление, что играть на сцене для него было, как надувать воздушные шарики. В нем от рождения жила игра, некий необъяснимый полет. Не было у него плохих или провальных ролей. Никогда! Он покорял зрителей с первых минут своим талантом, бесконечным обаянием, он был заразительным. Все, что от него исходило, моментально передавалось залу. И зритель ему был благодарен. Его сегодня сильно не хватает. Не хватает, как никого. Говорят, не заменимых нет. Есть! Никто не заменит Юрия Цапника. Как никто никогда не заменит Андрея Миронова, Анатолия Папанова. Это уникальные актеры и люди. Как жаль, когда уходят именно такие. Беднеет театр, зрители, мы становимся беднее.

Татьяна Каменева: Сегодня я часто вспоминаю один момент, тяжелую ситуацию – Юра чувствовал себя плохо, но работал, играл как всегда хорошо. Мы давали спектакль «Единственный наследник» на малой сцене, приходилось из гримерок и в гримерки все время по лестнице спускаться–подниматься. И вот мы поднимаемся по лестнице, и он нас с Татьяной Руссиновой вдруг спрашивает: «Девчонки, вы по мне плакать будете»? Так неожиданно это прозвучало. Мы, конечно, в ответ: «Юра, да ты что, как ты можешь об этом говорить»! А теперь могу сказать: мы плачем. Ушел наш брат, ушел родной человек, который всегда излучал, дарил тепло. Это не слова. Так было. Да, уход человека неизбежен. Мы не знаем, на сколько запущен метроном каждого из нас. Но уход таких талантливых, таких красивых людей, как Юрий Цапник, – это невероятно тяжелая утрата.

Валентина Качурина: Он был великий импровизатор и партнер великолепный. Если ты вдруг забыла текст, он либо подскажет, либо глазами спросит: «Вспомнишь? Нет, так я дальше пойду?» Чуткий, слышащий партнер – редкость большая. Вспоминаю последний с ним спектакль «Август. Округ Осейдж». Он только что вернулся из Москвы, где тоже играл в «Божьих одуванчиках», и мне показалось, что что-то с ним произошло, такое было чувство, что он немного присел. Я спросила за кулисами: «Что?» – «Не здоровится», – ответил он. – «Плохо? Доиграешь?» – «Доиграю». Он всегда, в любой ситуации, умел собраться и играть так, как будто бы все хорошо, все в порядке, все просто замечательно.

Татьяна Каменева: И человек он был особенный. Всегда вспоминаю нашу поездку на гастроли в Германию, наш тяжелый путь на автобусе до Европы и по Европе. Ноги затекли, мы все страшно устали. Все недосыпали и нервничали ужасно. Бедные немцы с ужасом взирали на черный дым, который валил из выхлопной трубы нашего «Икаруса». Мы возили «Антихриста», и сами смахивали на самоубийц. У кого-то уже начиналась истерика, и только два человека вели себя спокойно – Юрий Викторинович Цапник и Владимир Михайлович Чечеткин. Они, притулившись друг к другу, улыбались, о чем-то курлыкали, на их лицах сияла мудрая безмятежность. И они были правы – что сделаешь в такой ситуации?! Я потом всем говорила, что с этими людьми я могла бы поехать хоть на край света!

Татьяна Руссинова: Жил он с таким же удовольствием, как работал. Я бы даже сказала – со смаком: ездил на рыбалку, вкусно готовил, придумывал рецепты, угощал. Безумно любил свою внучку Лизу, столько о ней рассказывал после каждой поездки в Петербург. Он ее обожал. Гордился своим сыном. (Сын Юрия Цапника – Ян Цапник – известный киноактер. – Прим. авт.). И это все было так светло, так хорошо. Как человек талантливый, Юра был талантлив во всем.

Заслуженный артист России Николай Ларионов: Вся наша гримерка – рукодельники. Юра, правда, радиотехникой не увлекался, но ремонтировать, собирать часы полюбил. Постепенно он так поднаторел в этом деле, что ему стали часы в ремонт приносить. Если что-то не получалось, он обращался ко мне, мы вместе делали. Мы стали друзьями «не разлей вода». Он ведь пришел в театр позднее меня, и я к нему долго приглядывался. А он как-то сразу потянулся к нашему братству – Владимир Чечеткин, Александр Гусенков и я. Когда одно место в нашей гримерке освободилось, Юра спросил, нельзя ли к нам перебраться? Так мы очутились в одной гримерке и стали неразлучной четверкой на многие годы. Действительно, как братья родные. Это очень трогательно и дорого. Много общего появилось – общие темы, дела. Сочиняли сценарии капустников вместе. Настолько сблизились, что иногда разом находили какое-то нужное слово. Если я вперед произнесу, он говорил: «Спасибо, чувак, я как раз это хотел сказать». Или наоборот. Так чувствовали друг друга, что мыслили одинаково.

Татьяна Каменева: Он завидовал музыкальности Николая Ларионова.

Николай Ларионов: И даже брал у меня уроки. Но, к сожалению, музыкальный слух у него был слабоват, хотя ритм Юра чувствовал очень хорошо, это была у него коронка. Мы пробовали вместе что-то исполнять. И он очень любил романс «Две розы»: «Капли испарений падают, как слезы...». А когда мы отмечали его 50-летие, то с Владимиром Чечеткиным и Александром Гусенковым сделали для него романс на музыку Эдди Рознера «Мандолина, гитара и бас…». Я играл на гитаре, Гусенков на контрабасе, а Чечеткин – на мандолине. Всем понравилось, Юра же был просто на седьмом небе!

Валентина Качурина: Его юбилеи были прекрасны. Юру все очень любили, всегда было много искренних хороших слов, комплиментов. Помню, Юра однажды произнес: «Спасибо, что при жизни».

Татьяна Руссинова: Прекрасно, что он был признан, обласкан при жизни. Не только зрителями, но всеми, с кем его сводила жизнь – продавщицами в магазинах, врачами,абсолютно со всеми.

Татьяна Каменева: Когда главным режиссером театра был Владимир Гурфинкель, мы ездили на юбилей драматического театра во Владивосток. После торжественной части все, кто его знал и не знал, собрались вокруг Юры. Всех притягивало его человеческое тепло и обаяние, хотя ничего специального он для этого не делал. Даже с рыбаками во Владивостоке он успел найти общий язык.

Николай Ларионов: Ну! Рыбалка была его страстью! Он и меня стремился приобщить. Иногда на гастролях мы с ним сидели на бережку. Он всегда брал с собой удочки и ранним утром уходил на реку.

Валентина Качурина: И как же он любил своих собак! Рассказывал о них так, что заслушаешься. Фотографии показывал. У него был очень добрый характер. Он любил весь мир, начиная с малюсенькой букашечки.

Татьяна Руссинова: Любил весь мир, это правда. Очень любил жизнь. И юмор из него сыпался как из рога изобилия. Однажды они встретились с Леонардом Ивановичем Варфоломеевым перед крыльцом театра, и Юра ему говорит: «Здравствуй, красная шапочка». – «Почему это красная шапочка?» – удивился Варфоломеев. «Вот и я думаю: почему красная шапочка?» – смеется Юра. Тут Варфоломеев подходит к зеркалу в фойе и видит, что на его голове красный берет, он машинально надел берет своей жены и пошел в театр.

Татьяна Каменева: Его юмор был таким искрометным и таким всегда уместным. Как-то иду с дочерью из театра, навстречу Юра, говорит моей дочке: «Привет, тетка!» – «Почему тетка?» – надулась дочка. – «Ты же в валенках и с галошами, значит, тетка», – смеется Юра. Кладезь юмора.

Валентина Качурина: Даже на сцене! Однажды ко мне в гости приехали две моих тетки – одна из Москвы, другая из деревни – педагог. И конечно же, пришли на спектакль. А у меня в тот день страшно болела рука, не поднималась вообще. Я говорю Юре: «У меня боль такая, ты за эту руку не трогай, ладно?» – «Не волнуйся», – отвечает. Начинается спектакль с того, что мы лежим в кровати, занавес поднимается, музыка… И вот занавес поднялся, Юра должен встать, сказать реплику и уйти. А он лежит в кровати и не встает. Я его тычу: «Вставай, что же ты?» А он вдруг громко мне: «Давай, поднимайся! Что это у тебя с рукой? Ну, покажи-покажи». И как надавит мне в самую болезненную точку, я, конечно, как вскрикну от боли! А он: «Ах, как мы сексуально просыпаемся»! Но тетки мои поняли, что так и было нужно (Смеется.). Он нес в театр добро, свет и смех. Мы – наше поколение – прожили счастливую жизнь в театре. Мы были одной семьей.