34-летний Виктор Чичиланов реставрирует иконы в челябинском музее изобразительных искусств. Он восстанавливает произведения XVI-XX веков, зачастую их стоимость измеряется в десятках миллионов рублей. Как не слишком религиозный молодой парень стал доктором для икон и почему ему приходится иногда быть еще следователем и судьей, Виктор рассказал 74.RU.
В мастерской Виктор работает за микроскопом: в его деле точность не бывает лишней. Порой образы святых меньше спичечной головки. Но мало просто разглядеть фигуры и подметить тонкости авторской манеры. Здесь важно понять, какие удары изображению нанесло время — трещинки, вздутая грунтовка, навсегда утерянные фрагменты.
— У меня зрение хорошее, можно и так увидеть, но под микроскопом видны мельчайшие детали, — объясняет Виктор Чичиланов. — Особенно, если какие-то сюжеты миниатюрные в иконе бывают, их сложно разглядеть и опасно прикасаться, потому что там мелкая и очень тонкая работа. Лучше под микроскопом работать. Например, удалять слои лака. Я делаю пробы — наношу растворитель в не очень ответственных местах (то есть по краям, на полях, там, где нет самого образа святого) и стараюсь делать это на небольших участках.
Виктор получил художественное образование, какое-то время и сам был иконописцем. Сейчас он тоже иногда создает лики святых, но чаще реставрирует. Восстанавливать средневековые доски учился в Москве — в Государственном научно-исследовательском институте реставрации (ГосНИИР), а позже в музее-заповеднике «Коломенское». О своей профессии Виктор рассказывает метафорически: реставратор словно врач для икон — ставит диагноз и берется за лечение. Иногда на стол мастерской попадают безнадежные пациенты, но практически всех можно спасти и сохранить.
— Разрушения на иконе — как раны у человека, — рассуждает художник. — Если не обработать антисептиком, попадут микробы, и будет болеть дальше, будет дальше идти разрушение, воспаления начнутся. Это как порезать руку: если не принять меры, то это зона для размножения бактерий, вирусов, а если вылечить, укрепить — человек или икона будет жить.
Впрочем, здесь важно не залечить, уточняет мастер. Один из главных принципов в его работе — оставаться на фоне автора невидимкой.
— На авторские краски мы никогда ничего не наносим, — говорит Чичиланов. — Мы только тонируем в местах утрат красочного слоя. Всё, что касаемо авторской живописи, — это неприкосновенно, недопустимо, потому что в таком случае мы вмешиваемся в историю. А самая суть — не навредить, не переписать историю, а сохранить ее в том виде, в каком она была. Если будем восстанавливать всё вокруг, мы потеряем саму старину. Она сольется с современностью, и вся ценность уйдет.
Часто у иконы не один автор, а несколько, да к тому же из разных эпох. В таких делах Чичиланову приходится работать следователем, который по крупицам воссоздает хронику — что и когда случилось с реликвией.
— Много загадок нахожу. Например, «записи» авторского изображения, — рассказывает реставратор. — Бывает, икона 18 века, а поновление 19 века. Это могло происходить, когда лаковый слой темнел, а раньше не знали, как удалять лак. Их «записывали» — писали новый образ поверх, накладывали новый слой грунта. Это мог быть тот же самый образ, а мог быть совершенно другой. Со старообрядцами связаны загадки — знаете, сколько их подделок до наших дней доходит! Там были искусные фальсификаторы. Это видно: они брали икону новую и врезали в нее более старую, маскировали всё это так, что даже сейчас не всегда заметно.
Икону могли «записывать» два-три раза, и тут реставратору необходимо решить, какой из слоев наиболее ценный по своим художественным характеристикам. Вынести вердикт в сложных случаях помогает реставрационный совет.
— Поновительская «запись» могла быть сделана совершенно непрофессионально. Тогда реставрационный совет решает удалить эту «запись», — говорит Чичиланов. — У меня как-то была очень страшная такая «запись», как будто ребенок нарисовал, а под ней авторская живопись, которая сохранилась очень хорошо, и там — шедевр!
Говорить о вере Виктор не любит, признается: «Это слишком личное». Хотя мужчина не скрывает, что знает многих настоятелей, да и в храм ходит нередко. Сами иконы реставратору тоже не раз доказывали, что от обычных картин они сильно отличаются.
— Бывает тяжело. Вот говорят «намоленные иконы». Я не буду утверждать, что такое существует, но бывает сложно подойти к иконе, не дается, как будто не разрешает к ней прикоснуться. Потом подумаешь, мысли соберешь, и через какое-то время получается, — рассказывает Виктор.
Незнакомцы часто удивляются профессии Виктора, так что даже обычный поход к врачу или в банк превращается в долгий разговор.
— Где-то в каких-то сферах спрашивают профессию, когда анкету заполняешь, — делится реставратор. — Спрашивают, как я работаю, начинают: «А у меня от бабушки досталась икона, можно к вам обратиться?» Всегда говорю: «Пожалуйста, обращайтесь». Вот был случай: женщина подарила храму икону, а знакомый настоятель обратился за реставрацией. Она оказалась замечательная — XVIII век. Там потемневший лаковый слой, чеканный оклад металлический, он раньше еще посеребрен был. Бабушка понимала духовную ценность, но художественную — тут только специалист может распознать.
Чтобы оттачивать навыки, Виктор ездит на стажировки и тренируется на своих иконах — чаще всего простых, не имеющих высокой художественной ценности. Их он покупает на блошиных рынках. Но страх испортить музейные экспонаты всегда есть, признается мастер.
— Если кто-то говорит, что первоклассный реставратор не может сделать ошибки, это неправда, — говорит он. — Человеческий фактор всегда остается, никто не застрахован от ошибки. Когда перед тобой первоклассная живопись, страшно навредить. Такое у реставратора всегда есть и будет. Это духовный предмет, и это художественная ценность. Что на первом месте? Я не знаю, не могу для себя ответить.
Работы иконописцев XVI-XVIII веков часто приводят реставратора в замешательство: их мастерство настолько филигранно, что, кажется, недоступно современному человеку даже с учетом новейших технологий, а уж по тем временам и вовсе немыслимо.
— Сейчас, если что-то делать руками, человек уже ленивый стал, — считает Виктор. — Раньше же ручной труд был на первом месте. Разум и способности человека были заточены под эти особенности того времени. Для людей прошлого времени было нормально развивать способности, глаз был тренированный. Заточенный на это, поэтому зоркий, рука поставленная. Хотя и сейчас есть такие мастера. Сейчас есть больше возможностей. Но вкус был совершенно другой. И другое качество.
Челябинцы реставрируют не только иконы, но и новогодние украшения. Экономист Ольга Тяпкина дарит вторую жизнь старым дедам-морозам. Одна из ее работ поселилась в музее актера Александра Олешко.
Почитайте также вдохновляющую историю уральца, который оставил работу в Москве, чтобы писать пейзажи в Челябинске.
А еще посмотрите, как бережно распаковывают и хранят картины из Третьяковки в Челябинске.