В последнее время Игорь Сербинов, как он сам с грустью признает, стал «местной медиазвездой»: его имя постоянно упоминается в связи с очередным «громким разоблачением» деятельности прежней администрации области. В откровенном интервью сайту ChelFin.ru генеральный директор технопарка «Тракторозаводский» Игорь Сербинов выразил свое отношение к информационным войнам, а также рассказал о новых проектах и замыслах.
– Игорь Александрович, в конце февраля будет грустная дата – сорок дней со дня кончины Петра Ивановича Сумина. Кем он был для вас: соратником, другом?
– Наверное, близким соратником. В жизни общение с Петром Ивановичем меня очень многому научило. Он был старшим товарищем, отношения были очень теплые, но нельзя сказать, что мы были близкими друзьями.
Это очень тяжелая утрата для всех тех, кто знал Петра Ивановича, кто его уважал, а уважать его было за что. Интересы дела и справедливость он ставил превыше всего. Что касается личных качеств, то у него тоже многому можно было поучиться. То, что произошло, было достаточно неожиданно, потому что последние лет десять-двенадцать отдельные СМИ не раз говорили о его тяжелом состоянии здоровья, даже при жизни хоронили, но мы видели, что это состояние никогда не сказывалось на его высокой работоспособности, на своевременном принятии необходимых решений.
– После ухода Петра Ивановича из жизни, ваше имя и имена других высокопоставленных сотрудников бывшей администрации стали постоянно звучать в негативном контексте. Это означает, что была снята некая защита?
– Нет. На самом деле ничего не изменилось. Тот «накат», который был, так и продолжается. Никакой особой защиты нам не требуется. Защищаться надо тогда, когда есть за что опасаться. Никакой вины, никаких противозаконных действий с моей стороны не было и нет. То, что сегодня происходит – это пиар-акция со стороны определенных кругов. Не более того.
– И с какой целью?
– С целью опорочить команду Петра Ивановича – как будто бы она сплошь состояла из плохих людей и жуликов.
– Но ведь кроме публикаций в СМИ было еще и заявление в правоохранительные органы по поводу «Станкомаша»...
– По поводу «Станкомаша» внимание правоохранительных органов и региональной власти абсолютно правильно и закономерно. Только оно касается не меня, а руководителей предприятия. Оборонное предприятие ими сознательно доведено до банкротства. Два года назад в ФСБ была передана аналитическая записка, в которой прямо написано, кто довел предприятие до такого состояния. Почему-то этим материалам пока не дают движения. Про ситуацию на «Станкомаше» говорят правильные вещи, а потом вдруг перекидываются на меня и на банк.
– Говорят, что аффилированные с вами структуры сформировали фиктивную задолженность перед предприятием, которую теперь пытаются взыскать.
– Аффилированные – это громко сказано. Как можно сформировать фиктивную задолженность? На самом деле завод получил за продукцию векселя Челябинвестбанка. Этими векселями рассчитался по долгам за электроэнергию и, по моему, по зарплате. А продукцию в конце концов с завода вывезти не дал и теперь действительно должен денег. После введения процедуры банкротства нынешний директор продал значительную часть имущества в обход интересов кредиторов. Эти уголовно наказуемые действия пока не получили должной юридической оценки. А что касается оспариваемой задолженности, то даже в судебных заседаниях представители «Станкомаша» не говорят о том, что сделки были фиктивные. Более того, подав иск о мнимости сделки, уже в судебном заседании представители завода от иска отказались, понимая бесперспективность своей позиции. Завод действительно получал деньги, дело в том если б эта задолженность попала в мораторную задолженность, то никто бы не возмущался. Решили, что, инициировав процедуру банкротства, долги платить не надо. Понятно, что после банкротства на месте «Станкомаша» возникнет другое юридическое лицо. Вопрос в том, кто будет получателем денег от продажи имущества. Идет борьба за шанс получить хотя бы часть долгов.
Попытки же связать «Станкомаш» с банком некорректны. Банк уже лет пять не работает с этим предприятием, и никаких взаимных задолженностей между ними нет.
– Что вы думаете по поводу планов создать на базе «Станкомаша» технопарк? Есть ли будущее у предприятия?
– Понятно, что в том виде, в котором оно существовало в советское время, у предприятия перспективы нет. Там производились боеприпасы в таком количестве, в котором сейчас у страны потребности нет, да и многие технологии уже устарели. Интерес представляет производственная площадка для развития другого или смежного для «Станкомаша» вида бизнеса. Такой положительный опыт накоплен на ЧТЗ, куда за последние десять лет привлечено более трехсот предприятий, которые на арендованных у завода площадях развивают собственный бизнес и создают новые рабочие места. При этом сохранено и собственно тракторное производство. Так что создание технопарка – направление правильное, производственные площадки нужно использовать именно под эти нужды. Но говорить о том, что туда завтра с машиностроительным производством придут немцы или итальянцы, – преждевременно и наивно… Хотелось бы в это верить, но мне кажется, что кроме просмотров ничем это не кончится. Очень хочется, чтобы слова власти о привлечении инвесторов не оказались очередными лозунгами. Не рвутся к нам инвесторы с технологиями высоких переделов.
– Потому что в Европе сокращаются собственные производства и растет безработица?
– В том числе и поэтому. Но главным образом потому, что любой инвестор тщательным образом оценивает реальные риски и возможности, ведь он рискует собственными деньгами, и поэтому требования у него жесткие, но справедливые. Пока, к сожалению, инвесторы в России далеко не всегда получают должную защиту ни со стороны власти, ни в суде. Говорится (и правильно!) об этом много, но делается недостаточно, а если «приезжий» бизнес ущемляет чьи-то интересы, то могут и «наехать». За примерами далеко ходить не надо.
– Расскажите, почему вы оставили должность директора технопарка ЧТЗ. И вообще зачем это нужно было делать – разделять собственно предприятие и его площадки на отдельные структуры?
– Собственники предприятия обязаны определять стратегию развития бизнеса. Когда в 2005 году собственники ЧТЗ, а главные из них – правительство Челябинской области и Уралвагонзавод – приняли решение разделить производственный и инфраструктурный бизнес на две части, ни у кого не возникло вопросов. Эффективность работы технопарка доказана и отчетными данными, и количеством привлеченных инвестиций. Мы просто разделили разные сферы бизнеса, что является довольно стандартной бизнес-моделью, и первопроходцами мы здесь не были. Почему-то технопарк стал объектом для нападок новой власти. Были заявления о том, что все имущество ЧТЗ выведено в частную структуру, хотя на самом деле ее образовали те же самые собственники. Я посчитал, что в этой ситуации интересы завода, конечно, важнее, к тому же правительство Челябинской области было и остается одним из главных собственников, и кому как не ему отвечать за выбранную стратегию. Если заявленное объединение завода и технопарка будет на пользу завода, я буду только рад этому, потому что последние восемь лет работал на ЧТЗ – и дай бог, чтобы у предприятия и его многотысячного коллектива все было хорошо. Мои личные амбиции я могу реализовать в другой сфере.
– Однако почему-то именно ваша фигура стала неким камнем преткновения при обсуждении вопроса о слиянии.
– Наверное, да. Все высказывания были направлены лично против меня. С чем это связано? Может быть это попытка сказать, что все в команде Сумина – жулики? Почему-то моя скромная фигура занимает столько внимания, что я за последнее время стал местной медиа-звездой. По-моему, кому-то просто нечем заняться.
– А на репутации банка, владельцем доли в котором вы являетесь, это не отражается?
– Вся эта шумиха на банк никак не повлияла. Надо сказать огромное спасибо нашим клиентам, оттока средств не произошло, люди давно научились отделять зерна от плевел. Проблем для банка я не вижу. «Собаки лают – караван идет». Но считаю известные провокационные заявления по поводу банка, не только безнравственными и безответственными, но и преступными и вредными для экономики региона и авторитета государственной власти.
– Не было мысли продать свою долю в банке?
– Понимаете, можно продавать все, что угодно, если чего-то боишься. Я ничего не боюсь, потому что знаю – все мои действия законны. Я понимаю, что сейчас на правоохранительные органы оказывается давление, но не думаю, что ради меня кто-то пойдет на грубое нарушение закона. Если я ничего не нарушал, то бояться нечего. Просто некоторые люди судят по себе и думают, что бизнес в России нельзя вести законно. А его можно и должно вести честно и открыто.
– Какой у вас сейчас бизнес?
– Бизнес разнообразный. Есть несколько направлений инвестиционной деятельности – думаю, в ближайшее время определюсь, какому стоит уделить наибольшее внимание. Что касается банка, то я давно не занимаюсь оперативной работой. Участие в совете директоров банка подразумевает разработку и утверждение стратегических планов и обсуждение достигнутых результатов и проблем, контроль. Но не более того.
– Может быть, поводом для резких заявлений в ваш адрес послужил какой-то конфликт в сфере бизнеса или это личная неприязнь?
– Бизнес? Вряд ли. У нас дороги не пересекаются. Есть какая-то личная неприязнь, может быть, зависть с чьей-то стороны. Ведь те модели, которые мы использовали и используем, полностью законны. В отличие, кстати, от нынешних схем, когда, например, отдельным коммерческим организациям предлагаются многомиллиардные бюджетные гарантии без регресса. Кто мешает взять в виде регрессных требований собственные обязательства принципала, его акции или другое имущество? А сейчас принимается решение, что гарантии за счет бюджета Челябинской области выдаются без регресса и при наступлении страхового случая будут оплачены деньгами налогоплательщиков. Не думаю, что наши депутаты, если бы им все это объяснили, приняли такое решение. А если наступит страховой случай? По прогнозу, к 2013-му году на рынке по производству мяса птицы наступит перенасыщение, поэтому проекты, под которые сейчас берутся кредиты, достаточно рискованны. Когда Комяков советовался со мной по этому вопросу, я ему так и сказал. Но, видимо, идти по легальной схеме невыгодно. Проще потом сказать, что «не вышло, не досмотрели».
– А когда вы работали в администрации, какие финансовые инструменты использовали?
– Времена тогда были сложные, и вопросы нам приходилось другие решать. Но, к примеру, Челябинская область первой предложила и внедрила у себя механизм субсидирования процентных ставок. После нас он появился на федеральном уровне. Все-таки, что и говорить, в 98-м и в 99-м, и в 2000-м году бюджет региона был не только дефицитным, но и очень небольшим по объему. Этот дефицит покрывался за счет заимствований. Значительную долю в бюджете занимали займы и только в 2000-м году удалось рассчитаться по этим обязательствам, в числе которых было много поручительств за сельхозпредприятия. А в прошлом даже посткризисном году при смене власти на счетах областной казны было порядка 10 млрд свободных средств и отсутствовали долги. Абсолютно правильно, что эти средства тратят на благо региона, деньги, лежащие мертвым грузом, пользы не приносят. Но сравнивать эффективность работы по использованию финансовых инструментов трудно.
– Не раз читала, что в 2002-м году вы неожиданно ушли из администрации. Причина этого решения так и не была озвучена. Расскажите, почему это произошло?
– Неожиданности не было. В душе я никогда не был чиновником. В эту сферу пришел с единственной целью – сделать работу администрации более эффективной, было обидно видеть, что предприятия платят налоги, а их используют неэффективно. Напомню, что это было непростое время и зачастую нам приходилось работать в авральном режиме. В 2000-м году мы практически закрыли все долги бюджета. Чиновничья работа превратилась в исполнение бухгалтерских функций. Понятно, что работа по организации бюджетного процесса трудоемкая и сложная, но она больше учетная. Мне же это никогда не было интересно. Я еще в 2000-м году поставил перед Петром Ивановичем вопрос о своем увольнении – что, вроде, хватит, отработал я на родину. Петр Иванович предложил поработать еще год, и я подписал контракт еще на один год.
А ушел я хорошо, без всяких проблем, никаких претензий ко мне не было. Правда когда я ушел, депутат Госдумы Михаил Юревич написал везде депутатский запрос с требованием возбудить против меня уголовное дело. Я и сейчас считаю, и в те времена считал, если я не виновен, то ничего не будет. Так и получилось.
– Вы когда говорите «ни в чем не виновен», то имеете в виду в юридическом смысле или по совести?
– По совести. И в юридическом. И так, и так.
– Значит вы – человек с чистой совестью?
– Абсолютно. Поэтому мне странно слышать, что надо акции продать или спрятать. Какой смысл в этом?
– Или в Лондон сбежать.
– Какой Лондон? Я здесь родился, я люблю свою родину. Зачем куда-то бежать? Мы в ответе за судьбу и развитие Челябинской области и России. Кто ее будет развивать? Англичане?
– Там же лучше, чище и удобнее.
– Туда можно ездить отдыхать и по деловым вопросам. Откровенно говоря, в России и Челябинске я не вижу для себя никаких рисков. Сколько бы эту ситуацию не педалировали, люди разберутся. Вот если говорить о вопросе совести и юридическом понятии вины, то я считаю пример с Ходорковским достаточно показательным. Вроде бы с юридической точки зрения то, за что осудили, действующему на тот момент законодательству не противоречило, потому что оффшорами все занималась, в частности, и Сибнефть, бывший владелец которой был губернатором Чукотки и находится сейчас в дружеских отношениях с властью. Какое-то избирательное право получается. Но при этом были и другие дела, за которые руководство ЮКОСа стоило наказать. Ведь и у Челябинской области была навязанная сделка области со структурами ЮКОСа, а потом мы в течение трех лет «выбивали» по судам деньги, которые они должны были вернуть. Над нами ведь там просто издевались. Ситуация была очень нехорошая. Средства, полученные от регионов по федеральным зачетам, ЮКОС направил на приобретение Восточной нефтяной компании, а потом водили всех за нос и не отдавали долг. Мы единственный в России регион, который смог «вытащить» из структур ЮКОСа не только все долги, но и все штрафные санкции. Но, как говорят, «дорога ложка к обеду», и в те времена, когда были сложности, когда не вовремя выплачивались пособия, были задержки по заработной плате, эти структуры просто паразитировали на государстве. Перед областью в Москве поставили выбор: либо бюджет будет секвестирован по всем федеральным расходам, либо проведите зачет с этими структурами. Они брали на себя обязательство рассчитаться через три-четыре месяца, а в итоге это вылилось в годы. Забрать в те времена деньги у регионов и использовать их на покупку собственности, – я считаю, что это аморально. Сейчас говорят, что Ходорковский – «узник совести». Может быть, те вопросы, за которые его посадили, далеки от правовой стороны, но были и другие дела, за которые нужно наказывать. Справедливость, наверное, есть. Другой вопрос, надо ли его так долго «мутузить»?
– Вам его жаль по-человечески?
– Думаю, каждое наказание должно иметь границы. То, что оно было справедливым – считаю, что да, но, может быть, стоит уже отпустить его?
– А Тимашову назначили справедливое наказание?
– Я был в непростых отношениях с Виктором Анатольевичем. Если не сказать по-другому, более жестко. Одной из причин моего ухода из органов власти было появление таких людей в команде Сумина.
– После вашего ухода прошла целая череда коррупционных скандалов. Как получилось, что в команде, которая прошла такие тяжелые времена, начался распад?
– Какие череда? Если говорить про Тимашова, так он каким был, таким и остался. Я считаю, он просто злоупотребил доверием Петра Ивановича.
– Было дело Бочкарева...
– Бочкарев, насколько я знаю, не был осужден. Шло расследование, может быть он злоупотребил своим положением и что-то приобрел. Не буду давать этому оценку. Никто не говорил, что он взял себе лично. Каждая структура в администрации заинтересована в том, чтобы побольше для своих нужд «вытащить» из бюджета, лоббирует свои вопросы. Кто курирует сельское хозяйство – старается для сельского хозяйства, кто работает в здравоохранении – старается для здравоохранения. Константин Николаевич курировал административную сферу, вот и старался. Чем приобретение картин для здания областной администрации отличается от покупки вертолета вроде как для осмотра пожаров сейчас? Это больше вопросы нравственности и стыдливости чиновников, вопросы эффективного использования бюджетных денег, но не уголовного преследования.
– Еще был процесс по делу «Продкорпорации», на котором было сделано много заявлений в отдельных СМИ о причастности к хищению денег первых лиц администрации.
– У нас ведь свобода слова, и это хорошо. По этому делу я получал информацию только из прессы и какого-то общения. Ситуация абсолютно понятная. Нечистоплотные люди, которых в итоге осудили, и, кстати, руководителя «Продкорпорации» вместе с ними, получили деньги, но не выполнили свои обязательства. Обычные жулики. Говорить о том, что в этом заинтересован кто-то из администрации, просто смешно и бесстыдно. Обвинять в том, что кто-то сознательно это сделал, можно только с агитационной целью. Так не делается.
– А как делается?
– Например, можно выделить несколько миллиардов на строительство дорог. Все же знают, что в России строительство дорог в несколько раз дороже, чем в Европе. Но просто взять и потерять – так не бывает. Мне трудно оценивать действия тогдашнего директора областной продкорпорации Швадченко, но, мне кажется, там вина этого человека. Не думаю, что у него изначально был преступный умысел, но то, что он не проявил должной осмотрительности как руководитель, это его вина и за это он несет ответственность. Зачем надо было проводить многомиллионные операции с непонятными фирмами? Возможности подстраховаться у него были, но не было осмотрительности, в результате он несет наказание, которое заслужил.
– Вы с Андреем Николаевичем Косиловым общаетесь?
– Да. Мы соседи по даче, практически каждый выходной общаемся. У нас очень хорошие дружеские отношения. Андрей Николаевич очень талантливый человек и как администратор, и как организатор, трудоголик, я считаю, что область многое потеряла, что он сейчас не работает во властных структурах. Но надо быть реалистом – со сменой первого лица всегда меняется и команда. Он сейчас занимается бизнесом, думаю, найдет, где реализовать свои таланты и способности.
– И тоже не собирается уезжать?
– Тоже не собирается уезжать. Зачем? Он не чувствует себя ни в чем виноватым. Понятно, что идет давление на правоохранительные органы с требованием найти, «накопать» что-то. Думаю, это ничем не закончится, если нет предмета, то найти его достаточно сложно. Хотя, как говорят у нас в России, «от сумы да тюрьмы не зарекайся». Надо философски к этому относиться, продолжать работать и жить по совести.
– Все еще вызывает интерес, что именно послужило причиной размолвки Михаила Валериевича и Андрея Николаевича?
– Началось это когда были первые для Михаила Валериевича Юревича выборы в Госдуму. Так случилось, что Петр Иванович попросил Андрея Николаевича поработать с другим кандидатом в депутаты, помочь ему. Тогда и произошел конфликт. Я пытался их мирить. Почему-то тогда Михаил Валериевич усмотрел в этой попытке какую-то слабость. Я говорил: «Зачем вам ругаться? Вы оба лидеры, но у вас всегда были хорошие отношения, да и для интересов дела ссора ни к чему». Михаил Валериевич тогда ведь сам говорил: «В областной администрации я доверяю только Косилову». Вот те выборы в Госдуму и были побудительной причиной, а дальше уже как в драке – одно-второе-третье зацепилось, и уже забыли, с чего все началось. Насколько я знаю, Косилов всегда думал, что примирение не только необходимо, но и возможно. Несколько раз соглашения какие-то заключались, выдерживались какое-то время, а потом нарушались; кто их первый нарушал – трудно сказать. Сейчас, к сожалению, никаких ограничений и сдерживающих факторов нет. В команде нынешнего губернатора есть люди, которые профессионально этим занимаются. Эти люди – «команда войны». Как говорится, «зачем мы Шарика кормим, если он не лает». Вот они и «брешут». По жизни они, по-моему, ничем другим заниматься не умеют, ведь созидать несоизмеримо труднее, чем разрушать. Да и размещается эта информация в основном на ангажированных, либо продажных источниках. Серьезные СМИ до откровенного вранья не опускаются.
– Игорь Александрович, мы уже выяснили, что в Лондон вы не уехали и не собираетесь, а какие задачи перед собой на ближайшую перспективу ставите? Может быть, это не бизнес, а какие-то семейные дела?
– На покой мне еще идти рано. Конечно буду заниматься бизнесом. Без работы, слава богу, не останусь.
– Вы человек, для которого вся жизнь заключается в работе?
– Без работы неинтересно. Куда бы не поехал отдыхать, больше десяти дней не отдохнешь. Да и так, если нет конкретных дел. Деньги меня давно не интересуют сами по себе, интересен бизнес и люди. Это действительно увлекательное дело. Позволяет и мозги напрягать, и самореализовываться, и пользу обществу приносить. Понятно, что если ты успешно реализовываешься в бизнесе, то и деньги приходят. Но деньги – не самоцель, главное – интерес и развитие.
