«Боятся, что их ждут нищенские пособия». Эксперты — о том, как можно было не допустить забастовку уральских шахтеров

В свердловском поселке Малышева 8 июня несколько десятков шахтеров отказались подниматься на поверхность земли. Они объявили забастовку, когда им сообщили о массовых сокращениях на единственном в России месторождении изумрудов. На «Мариинском прииске» не подтвердили планы о закрытии шахты, однако руководство компании «РТ-Капитал», в которую входит предприятие в уральском поселке, озвучивало, что планирует оптимизировать производство — построить фабрику бериллиевой руды, а шахту закрыть и перейти на открытый способ добычи как более целесообразный с экономической точки зрения.

Что будет дальше с добычей изумрудов в России? Кто должен позаботиться о людях, чтобы они не оказались без средств к существованию? Законно ли такое выражение протеста? Об этом журналист E1.RU Елена Панкратьева поговорила с экспертами — ученым-геологом, руководителями профсоюзов, экономистом, специалистом по демографии и миграции.

«Мариинский прииск» — одно из трех основных месторождений изумрудов в мире и единственное в России. Этот минерал также добывают в Колумбии, на острове Шри-Ланка и в небольшом количестве — на Мадагаскаре.

Мы задали вопрос ученому-геологу, не будет ли потеряно это единственное месторождение, если подземная добыча закроется.

Наш эксперт Владимир Полеванов — доктор геолого-минералогических наук, академик РАЕН, вице-президент национального фонда «Стратегические ресурсы России».

— Карьерная добыча, как правило, дешевле подземной, поэтому вполне объяснимо, что компания считает «подземку» нерентабельной и решает перейти на карьерную добычу, — объясняет ученый.

Он также рассказал, что месторождение в поселке Малышева уже достаточно выработано. Тем не менее оно еще может послужить и как минимум 40–50 лет давать изумруды. Добыча при закрытии шахты сохранится.

— Будут добывать бериллиевую руду, а в процессе этого — также и изумруды, — поясняет доктор наук. — Хотя, возможно, по количеству мы всё-таки потеряем, поскольку часть изумрудов будет разрушаться взрывными работами. Но, думаю, учитывая особый статус месторождения, найдут какой-то компромиссный вариант. Конечно, главное здесь экономика: если добыча намного дороже самих изумрудов, то никто их добывать не будет [любой ценой]. Их купят в Колумбии, например. Хотя, думаю, до этого всё-таки не дойдет и спор разрешится, все стороны придут к обоюдному согласию. Мы не потеряем это единственное месторождение изумрудов.

Кроме того, по мнению ученого, рассчитывать на ту же Колумбию в плане импорта камня не стоит, учитывая нынешнюю ситуацию в мире, — так же, как и на другие страны.

— Изумруды [как ювелирные украшения] — это очень красиво, это целая отрасль, которую нельзя терять. Поэтому думаю, что всё разрешится и Россия будет изумрудодобывающей страной. Если рентабельно добывать открытым способом, то весь вопрос в том, чтобы люди сейчас не остались без работы. Действительно, для работы под землей нужны особые рабочие специальности. Для этого есть решения: переквалификация, освоение новых профессий.

Вот что рассказала нам жена одного из шахтеров, бастовавшего под землей:

— В понедельник, [5 июня], муж пришел с работы и сказал: «Нас просто сокращают, подземная добыча драгоценных и полудрагоценных камней прекращается, потому что невыгодно вас содержать, вы никому не нужны, сказали представители Ростеха». Их просто отпускают неизвестно куда, говорят: «Мы выплатим вам зарплату за три месяца, остальное ищите сами».

В ответ на забастовку в компании «РТ-Капитал» заверили, что никаких поводов для протеста нет и массовых сокращений не планируется, а с теми, кто откажется выходить на поверхность, «разговор будет жесткий, вплоть до увольнения и взыскания убытков». Впрочем, уже вечером 9 июня сторонам удалось достигнуть соглашения, и горняки покинули шахту.

— Провести законную забастовку у нас практически невозможно, — говорит Александр Захаркин, председатель одного из независимых объединений — профсоюза работников нефтегазодобывающей и перерабатывающей промышленности. — В Трудовом кодексе прописаны условия, которые невозможно реализовать, особенно в компаниях, где есть несколько структурных подразделений. Например, надо провести собрание всего коллектива, вынести решение, проголосовать, поставить в известность работодателя. Локальной группе, части коллектива проголосовать за забастовку нельзя. У нас законодательство позволяет судам признавать забастовки незаконными.

Александр Захаркин говорит, что понимает опасения горняков:

— Если действительно людей предупредили о сокращении, то они боятся, что их ждут нищенские пособия по безработице и так далее.

В целом же проблема тут не в собственниках, которые не могут работать себе в убыток.

— В любом бизнесе есть коммерческие риски. Именно государство должно озаботиться тем, что будет с людьми. И [определить им] не нищенское пособие, а нормальную страховку, компенсацию. Помню сюжет по российскому телевидению, как безработный приходит на биржу труда во Флориде, ему предлагают переезд на Аляску, а там предоставление рабочего места с таким же заработком. Если отказываешься, тогда будет не такая оплачиваемая работа, по другой специальности. Организация труда, перемещение рабочих кадров по стране (туда, где их специальность востребована) — это общеизвестная практика в мире.

Это мое мнение, может, слишком суровое. Заявленные нормы — для блезира (то есть проформы), — заключил наш собеседник.

В свою очередь, председатель Федерации независимых профсоюзов России Александр Шершуков считает, что обеим сторонам нужно не навешивать ярлыки друг на друга, а договариваться.

— Понятно, что подобная форма протеста незаконна, но это значит, что нужно понять, почему люди к ней прибегли, — прокомментировал ситуацию Александр Шершуков.

Российский экономист Андрей Бунич считает, что нельзя давать оценку, кого-либо осуждая в сложившейся ситуации.

— Если действительно (прежняя форма) нерентабельна, то собственники просто не могут держать людей, — объясняет экономист. — Какие-то шахты вырабатываются, где-то создают новые формы производства, это естественный процесс. Требовать что-то, ставить условия любой коммерческой структуре, даже учитывая, что Ростех имеет отношение к государству, нельзя. Нарушений законодательства тут нет, но речь идет о социальной ответственности. Помощь в трудоустройстве — это обязанность государства. Шахтеры однозначно могут найти себе применение в других регионах, на других предприятиях. Значит, надо продумать, организовать, предложить это людям; возможно, работать вахтовым методом. По идее, людям должны были предложить этот вариант, — отметил Андрей Бунич.

Похоже, что вся ситуация с шахтерами произошла прежде всего из-за того, что людям постоянно недоплачивают. Имели бы люди достойную зарплату, накопления, могли бы сами решить свою проблему. Переехать в другой город, на другое место работы. Не так бы боялись за завтрашний день. Так происходит во всём мире: истощились запасы полезных ископаемых, шахтеров переводят на другое место. А когда живешь от копейки к копейке, вряд ли сможешь себе такое позволить. Коллеги наших шахтеров в других странах получают в разы больше, их труд оценивается совсем по-другому. Вот что по этому поводу говорит лидер профсоюзов Александр Захаркин.

— Я могу ответить по поводу зарплат одним известным выражением: всё познается в сравнении. Всё всегда сравнивается. Для этого есть эталоны. Но вот такой эталон, как минимальная зарплата, у нас в стране это не эталон, а фикция. Это просто цифры и буквы, которые не отражают того, чем и как должен жить человек. Шахтеры работают во вредных условиях.

Все факторы вредности были прописаны еще советскими врачами, компенсации были учтены. Сейчас, по моему мнению, на это уже наплевали. Говорится, что якобы улучшились условия работы. Но уверен, что это не так.

Соответственно эти компенсации должна быть заложены в оплату. Я не имею право озвучивать зарплату нефтегазодобывающей отрасли. Но могу сказать лишь, что средняя гораздо выше. Тут тоже есть своя северная «вредность», тяжелые климатические условия. Но, по моему мнению, нахождение под землей гораздо более вредное.

Если хотите еще сравнить, то вся информация есть в открытом доступе. Можно набрать в поисковике — средняя зарплата в подземной добычи Германии, США и так далее, в развитых странах. Сравнивайте сами. От себя могу привести пример. У меня много лет на компьютерном столе лежит коврик для мышки — сувенир немецкого профсоюза. На коврике нарисована цифра 7,5 евро в час — такова минимальная оплата труда рабочего самой низкой квалификации (не под землей) в любой отрасли промышленности Германии. Коврик древний, давно подарили. Сейчас оплата — около 10,5 евро, около 934 рублей по сегодняшнему курсу евро, получается, что плата восьмичасового рабочего дня выходит около 7 тысяч 472 рублей.

Юрий Крупнов, председатель наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития:

— Эта проблема — то, что случилось на Урале, — связана с тем, что государство не реализует свою главную задачу. Это проектирование, организация рабочих мест перспективной достойной занятости. Нет, речь не идет о том, что государство должно строить заводы, чтобы обеспечить рабочими местами. Это уже вопрос хозяйственной организации, второй слой.

Исходно государство должно контролировать ситуацию на рынке труда, в том числе в моногородах. Понимая специфику, что те же ресурсы при добыче, например, могут быть просто выработаны или производство стало экономически невыгодным. Вообще удивляет, при современных средствах цифровизации, не создана интерактивная карта регионов. У нас в стране около 1800 муниципальных районов, там, где живут и работают люди. Эта карта нужна для понимания, где завтра может выстрелить. В чем проблема контролировать подобные возможные «горячие» социальные точки? (Когда несколько сотен человек по объективным обстоятельствам могут потерять работу. — Прим. ред.). Сейчас модно обозначать по цветам, обозначьте красным, где скоро может случиться подобное тому, что произошло на шахте. Желтым — где такое может произойти, например, через пять лет. Чтобы быть готовым к этому, продумывать, какой тип рабочих мест создать. Или как крайняя мера (она не должна быть основной) — решать вопрос переселения людей, где их специальности востребованы. У кого и где у нас в государстве есть такая карта? Думаю, ни у кого.

Должна быть национальная генеральная схема — размещение перспективной занятости. И здесь вопросы к Минтруду, к Минэкономразвития. Хочется спросить: «Ребята, что вы тут запрограммировали, какое развитие было запланировано в этой точке Мариинского рудника пять лет назад, год назад, месяц назад?»

Кто занимается конкретными людьми в муниципальных районах?

До сих пор мы живем в парадигме: есть бизнес, он занимается своими вопросами, есть государственные административные органы. И не существует элементарной системной интеграции.

Бизнесу надо зарабатывать, он не может работать в убыток. При всём возможном эгоизме бизнеса основной вопрос всё-таки к государству.

Потому что государство в этом плане забыло, зачем оно нужно, зачем его содержит на налоги общество. А нужно оно в том числе, чтобы обеспечивать перспективную занятость конкретной территории.

Хорошо, что в этом конфликте пошли навстречу людям, это можно только поддержать. Но насколько надолго всё разрешилось? В любом случае надо понимать, что это не решение проблемы. Да, Ростех сейчас будет думать, что делать.

Кто эту ситуацию будет держать под контролем? Уверен, что никто. Конфликт рассосался на время — и слава богу.

Забастовка продлилась два дня и закончилась промежуточной победой горняков. Компании удалось договориться с рабочими: им вовремя выплатят все зарплаты и не уволят, а их представители войдут в группу по развитию предприятия.

Мы следили за событиями в поселке Малышева в режиме онлайн.