Георгий Свиридюк, доктор физико-математических наук, профессор, заведующий кафедрой уравнений математической физики ЮУрГУ: «Моя задача – найти людей, которые без математики не могут»

Сегодняшнего героя рубрики «Харизма» иногда называют Аристотелем нашего времени или патриархом челябинской математики. Действительно, этот человек воспитал не один десяток прекрасных специалистов, привил им любовь к науке. Между тем его образ слабо соотносится с распространенными представлениями о математиках – сухих, педантичных, рассудительных, погруженных в известный только им мир. Георгий Анатольевич Свиридюк – потрясающий собеседник: остроумный, общительный, разносторонний. Он мог бы стать успешным бизнесменом или пойти по стопам отца, сделав карьеру чиновника. Вместо этого занялся наукой – защитил кандидатскую и докторскую диссертации, выпустил 17 кандидатов и 2 докторов наук, написал более 200 статей. Почему был выбран такой нелегкий путь, он и сам не может ответить. Наверное, это и называется призванием.

«Вор плохого не возьмет»

– Георгий Анатольевич, в наши дни математик – это, скорее, не профессия, а призвание. Скажите, вы с детства знали, что станете математиком?

– Да. В детстве я очень хотел стать математиком. Любил решать задачи, побеждал на различных олимпиадах. Но, учась в Новосибирском университете, понял, что есть и другая жизнь, другие способы зарабатывать деньги. Я был активным участником стройотрядов. Сейчас то, чем мы занимались тогда, называется хорошим словом «бизнес», в советские времена нашу деятельность называли плохим словом «шабашничество». Мой отец был чиновником достаточно высокого ранга. Но когда он узнал о моем намерении стать математиком, сказал, что я ни копейки не получу на образование. Я всегда зарабатывал сам. Хорошо учился, поэтому у меня была очень большая стипендия. На 3–4 курсах мой средний доход (со всеми подработками) в месяц составлял порядка 300 рублей. Доцент тогда получал 320. Я был самодостаточным человеком и уже подумывал, не получить ли мне квартиру (купить в то время было нельзя). У меня были необходимые средства, но я не знал, кому можно дать взятку. (Смеется.)

– И все же наследственность наверняка дала о себе знать? Не было желания уйти из науки?

– Признаюсь, я довольно быстро захотел из нее уйти. Окончив университет, работал на шабашках. Это было увлекательное время: мне нравилось жить вольготной жизнью. Появилось много друзей, я зарабатывал неплохие деньги, хотя и не скажу, что обирал государство, как принято было говорить. Мы работали по 10–12 часов в сутки. И… я сам не понимаю, зачем, в конечном счете, занялся этой математикой! Лет 5–8 я жил хорошо. А потом генетика, видимо, взяла свое: пришлось поступить в аспирантуру, начать писать кандидатскую и так далее…

– У вас в роду были ученые-математики?

– Нет. Просто если это не генетика, то я не знаю, что. Вообще-то я атеист. Но если оперировать понятиями Священного Писания, то там есть образ, который мне очень подходит. Когда Иисус Христос вступал в Иерусалим, он послал своих учеников ко двору одного человека, у которого был осел, и велел взять животное, объяснив хозяину: «Он надобен Господу». На этом осле Иисус въехал в город. Я, наверное, и есть этот осел, который так и не понял, ни куда его ведут, ни зачем он нужен. Когда люди спрашивают меня, зачем я это делаю, зачем у меня 17 защищенных кандидатов наук и два доктора…

– … и 200 с лишним статей!

– Да!.. Я не могу ответить на этот вопрос даже себе самому. Почему-то многие считают, что мне повезло: я в молодости нашел проблему, на которой поднялся сам и поднялись мои ученики. Завистники утверждали, что они переписывают главы моей диссертации, пока количество учеников не превзошло, по меньшей мере, вдвое количество глав, и переписывать стало невозможно. Потом начали упрекать, что диссертации переписывают друг у друга. Но следом пошли совершенно разные докторские. Меня обворовывали – публиковали мои результаты, выдавая за свои.

– Как это случилось?

– Это и сейчас происходит постоянно. И я даже горжусь этим. Вор же не будет красть то, что плохо. На сайте ЧелГУ среди моих публикаций есть тезисы «Об одном множестве «новых» результатов». Мы опубликовали их в соавторстве с заведующим кафедрой матанализа ЧелГУ и моим учеником Владимиром Федоровым, когда обнаружили в некоторых журналах расчеты, подозрительно совпадающие с нашими. Мы получили их 2–3 года назад, а недавно они появились в «Ученых записках» одного из российских университетов и других ведущих изданиях. Наши результаты печатаются под другими названиями.

Секреты наполеоновских побед

– Что вы считаете главным в своей работе?

– Мою школу, моих учеников. Все они, как правило, защищаются в возрасте до 30 лет. И это правильно. Я свою кандидатскую защитил в 35. Коллеги часто сетуют, что никто не хочет заниматься фундаментальными науками – все стремятся стать юристами и экономистами, потому что это гарантирует неплохой заработок. А я очень доволен, что так происходит. Было намного хуже в советские времена, когда платили больше. В математике было очень много случайных людей. Сейчас приходят лишь те, кто без нее не может. Я вижу свое предназначение в том, чтобы таких людей найти, помочь им, поддержать. В том числе и материально – в виде грантов, премий и так далее. (Георгий Анатольевич является руководителем грантов программы «Университеты России», Минобразования РФ, РФФИ. – Авт.)

– Неужели среди ваших студентов нет случайных людей?

– Расскажу небольшую притчу. К Евклиду как-то пришли три ученика. Он решил провести с ними собеседование, спросив каждого, зачем он здесь. Первый ответил: «Я узнал, что ты, Евклид, так изострил мозг свой, что стал умнее всех живущих на Земле». Евклид тут же взял дощечку и написал на ней: «Люди, он умнее меня. Евклид». Второй отвечает: «Я слышал, что ты разбогател на занятиях геометрией». Евклид достал кошель, отдал все монеты, которые там были, и сказал: «Ступай». Пока разбирался с двумя первыми, третий принялся что-то рисовать на песке. «А ты что делаешь, юноша?» – спрашивает его Евклид. «А я хочу доказать эту теорему лучше, чем ты», – отвечает тот. «Как имя твое?» – «Архимед». Это легенда. На самом деле сейчас нужны и первые, и вторые, и третьи. Нужны даже те, кто не годен к занятиям математикой, но пришли на математический факультет в силу каких-то причин.

– И для чего они нужны?

– У меня много знакомых в сфере бизнеса. В последнее время они начинают понимать, что выпускники экономических факультетов недостаточно фундаментально образованы. Например, один из моих выпускников, Владимир Казак, у которого красные дипломы бакалавра, магистра и степень кандидата наук, сейчас менеджер очень высокого полета. Когда он пришел в фирму, два года только «переставлял все так, как надо». Сейчас система работает без сбоев. Владелец бизнеса сказал, что теперь будет брать на работу только математиков. Недавно ко мне обратился один из руководителей крупного банка с просьбой подобрать сотрудника. Я предложил ему парня, сейчас он руководитель отдела. Теперь этот человек хочет весь персонал набирать из математиков. Когда я работал в ЧелГУ, у нас были дружественные связи с университетом «Северный Лондон» в Великобритании. Они ежегодно принимают 50 студентов на математический факультет. Вы спросите, зачем столько математиков? А из них никто в математику не идет – выпускников активно расхватывают юридические фирмы. Дело в том, что у нас в основе законодательства лежит римское право, а в Великобритании – право прецедента: это когда при вынесении приговора ссылаются на аналогичный случай из истории. Математики лучше других справляются с этим. Кроме того, сейчас многие историки считают, что своими победами армия Наполеона обязана не столько гению полководца, сколько тому, что он подкармливал и оберегал Эколь Нормаль Политехник – высшее учебное заведение во Франции, каждый выпускник которого и сейчас имеет свой номер и согласно ему занимает положение в иерархии государственной власти. Причем в то время в нем работали такие великие математики, как Коши и Лаплас. Коши – роялист, он не давал присягу на верность Наполеону, а стоял за королевскую власть. Специальным рескриптом Наполеон разрешил ему преподавать. Императору советовали придушить этот рассадник инакомыслия, но он говорил: «Зачем я буду резать курицу, которая приносит золотые яйца?» Все офицеры армии Наполеона имели высшее образование, полученное в этом заведении. Вы скажите: артиллеристу того времени, конечно, нужно знать, что снаряд летит по параболе, но пехотному офицеру это зачем? Математика выступала здесь как оселок и отметала менее сообразительных.

– Тем не менее наши победили в этой войне, хотя далеко не все солдаты русской армии были образованными!

– Безусловно, это так. И тем более мы достойны этой победы. Хотя я был в Париже и видел на их триумфальной арке надпись «Бородино». В отличие от нас, они считают, что они там победили. Смешными кажутся мне утверждения французских историков, что их победил «генерал Мороз». Да, зима 1812-1813 годов была одной из самых лютых. Но когда Наполеона гнали через Березину, стоял ноябрь. А он был удивительно теплым. Я не знаю, откуда взялись картины, на которых изображены замерзшие французы, перебирающиеся с льдины на льдину. Не было никаких сугробов и льдин! Березина в ноябре, когда они переходили через нее, вообще не была покрыта льдом! Меня всегда интересовал вопрос: почему наша конница хорошо скакала по сугробам, а их конница по этим же сугробам скакала плохо? (Смеется.) А то, что Наполеон не был готов к ведению партизанской войны, это факт.

– По всей видимости, вы увлекаетесь историей?

– Я увлекаюсь математикой. Но считаю, что, как всякий грамотный человек, должен знать и понимать историю.

– Чем вам нравится заниматься, помимо математики, в свободное время?

– А у меня нет свободного времени. В отпуск, конечно, хожу – потому что отдел кадров требует. Это самое плодотворное время – никто не мешает, я занимаюсь аспирантами, консультирую диссертации, пишу статьи. Обычно в сентябре нахожу где-нибудь на море интересную конференцию, выбираюсь туда и отдыхаю.

– И давно вы в таком ритме живете?

– Всю жизнь.

Грань между знанием и верой

– Вы долгое время проработали в ЧелГУ. Почему решили сменить его на конкурирующий ЮУрГУ?

– Здесь с меня не спрашивают ничего, кроме работы. Никого не интересует ни моя личная жизнь, ни мои устремления. Важна только работа, а уж работать я умею. Предложения перейти мне поступали несколько раз еще от Германа Платоновича Вяткина, но я был обязан Валентину Дмитриевичу Батухтину – тогдашнему ректору ЧелГУ. Сейчас, когда меня спрашивают, не жалею ли я, что ушел, отвечаю: «Страшно жалею! Надо было соглашаться на переход сразу же, как убрали Батухтина!» Я ждал, когда защитится Федоров, чтобы отдать ему кафедру. А в ЮУрГУ сейчас активно строится естественнонаучная и математическая составляющая. Скажем, двадцать лет назад вуз был сугубо техническим, десять лет назад в нем появилась и окрепла гуманитарная составляющая, сейчас пришел черед точным наукам. Целью и ректора Александра Леонидовича Шестакова, и президента Германа Платоновича Вяткина является превращение университета в научно-образовательный холдинг, где каждый человек может получить нужное ему образование. В частности, для достижения этой цели был создан механико-математический факультет, декан которого Александр Дмитриевич Дрозин создал идеальные условия для любого работающего математика.

– Позвольте уточнить, а чем вы были обязаны Валентину Дмитриевичу?

– Прежде всего его отношению ко мне. Я приехал сюда из Питера. Он поддержал меня, сразу дал квартиру. Правда, поставил условие, что я лет 5–7 отработаю в университете. Я отработал десять лет, потом еще пять и был готов работать дальше. Но начались дрязги на факультете. Я перешел в ЮУрГУ три года назад. Сначала работал на полставки – присматривался, правда ли то, что мне обещают. Все подтвердилось.

– Я знаю, что вы еще преподаете в Магнитогорском государственном университете. Как относится руководство ЮУрГУ к такому совмещению?

– Это было моим условием. Я сразу предупредил, что буду раз в месяц уезжать в Магнитогорск. Там я работаю с аспирантами моего старинного приятеля, профессора Дубровского. Пошел четвертый год, как его нет с нами. Он умер внезапно, от инсульта. Ректор МаГУ Валентин Федорович Романов тогда пригласил меня разобраться с аспирантурой профессора Владимира Васильевича Дубровского. Он хотел понять, в каком состоянии она осталась. Я провел собеседование с аспирантами и сделал заключение – аспирантура находится в идеальном состоянии. Профессор Дубровский был прекрасным педагогом и ученым, любимым учеником ректора МГУ Виктора Анатольевича Садовничего. Меня попросили завершить его работу – помочь аспирантам выйти на защиту и достойно ее провести. До этого мы регулярно встречались, провели вместе порядка 5–6 защит.

– Как вы познакомились?

– Познакомились случайно. Но вскоре после этого выяснилось, что общались, когда я учился в 9 классе новосибирской физико-математической школы, а он – в 10 московской колмогоровской. Встречались в ходе математического боя. Только вот по истечении многих лет воспоминания остались разные: я считаю, что победили мы, профессор Дубровский – что победили они. Когда он получил приглашение от Валентина Федоровича принять участие в создании научной школы в Магнитогорске, сразу вышел на меня. Выступал оппонентом на защите моей докторской, потом я был оппонентом и ведущей организацией у его аспирантов. Потом поступило предложение работать в университете с целью подготовки кадров высшей квалификации.

– Что дают вам командировки в Магнитогорск?

– Общение с Валентином Федоровичем Романовым – всегда потрясающая школа. Это весьма интересный человек, обладающий удивительным жизненным опытом. Плюс, поскольку я там на льготных условиях, самые умные студенты поступают ко мне в аспирантуру. Конечно, таких немного, как, впрочем, и везде. Очень приятно, что мне доверили с ними работать.

– Как вы набираете себе аспирантов?

– Раньше отсев в моей аспирантуре составлял порядка 50 процентов. Сейчас практически всех удается довести до цели. Может быть, просто старею, становлюсь менее злым что ли. Аспирантам, которые учились у меня десять лет назад, доставалось гораздо больше. А как набираю – да не знаю. Критерий один – мне нужны не люди, которые могут заниматься математикой, а которые не могут без нее жить.

– Какими качествами надо обладать, чтобы стать хорошим математиком?

– Я задавал себе этот вопрос неоднократно. И, озирая 17 своих учеников, я двух похожих найти не могу. У них разные задачи, разная судьба…

– Есть люди, на которых вы ориентируетесь или ориентировались в жизни?

– Таких людей на каждом этапе было очень много. Можно вспомнить Больцмана с его понятием энтропии (это мера порядка, а вернее, беспорядка вещества). Он установил закон возрастания энтропии: беспорядок растет во вселенной. Почти все его не понимали. И какую нужно иметь в себе духовную силу, чтобы одному верить в собственную правоту! Таких людей в истории очень много. Вспомните Коперника, концепция которого, в конце концов, победила аристотелевскую. Я пытаюсь ориентироваться на людей, которые восставали против предрассудков общества. Я ведь тоже всю жизнь доказываю свою правоту.

– Кому?

– Прежде всего, самому себе!

– Зачем доказывать то, в чем вы уверены?

– Вы затрагиваете очень тонкие отношения между знанием и верой. Верить в то, что ты прав, и знать это – две огромные разницы. Взять того же Коперника – он был каноником и глубоко верил, что Земля находится в центре Вселенной. И знал, что это неправда. Люди идут за человеком, глубоко верящим. Но я ведь должен быть уверен, что не приведу их в пропасть. Поэтому нужно убедить себя в том, что мои знания – действительно знания, а не слепая вера. Кеплер по 300–400 раз перепроверял свои выкладки и только тогда публиковал свои знаменитые законы, управляющие Солнечной системой.

«Представляюсь водопроводчиком»

– Наверняка вы сталкивались с мнением, что в математике все уже открыто, и открывать больше нечего? Как доказываете людям противное?

– Безусловно, такое происходит повсеместно. Раньше сталкивался с таким мнением во время командировок, когда имел глупость в поезде представляться математиком. В последнее время выработал свой способ борьбы – представляюсь водопроводчиком. Я все краны дома меняю сам, знаю, что и как называется. Поскольку с настоящим водопроводчиком в поезде никогда не встречался, моя компетенция у других попутчиков не оставляет никаких сомнений. (Смеется.) А вот доказательство того, что этот тезис заведомо неверен: один очень богатый миллионер из города Бостона объявил семь премий по миллиону долларов каждая за решение важнейших математических проблем. Стало быть, еще не все известно в математике, раз миллионеры деньги предлагают. Одну из них решил наш соотечественник, господин Перельман. И отказался от денег.

– Почему?

– Причин он не объяснял. Знаете, когда к Диогену пришел Александр Македонский со своей свитой после взятия Афин и сказал: «Ты возвысил человеческий разум, проси, что хочешь», свита начала подсказывать: «Денег проси, новую колесницу, дачу, молодых рабынь». Диогену же разговоры эти пришлись не по душе, он ответил: «Слушай, царь, отойди, ты мне солнце закрываешь».

– Считается, что математикам свойственна строгость, логичность, упорядоченность. Вы в жизни любите порядок?

– Я с удовольствием смотрю фильмы Феллини, потому что они мне кажутся наиболее математичными. Из личного общения с коллегами, чтения их мемуаров, я понял, что в математике ничего логичного и упорядоченного нет. Математик живет в состоянии хаоса, постоянно мечется. Это вообще умозрительная наука. Если сейчас исчезнут все математики, завтра ее не станет. Если убрать с лица земли физиков, останутся установки, лаборатории, завтра на их место придут другие люди. У нас нет установок, все происходит только в голове. Все математики живут в состоянии бесконечных попыток доказать нечто самим себе. А чтобы доказать это всем остальным, придумали логику, точность, упорядоченность. Ни одно человеческое существо, тем более математик, не думает логично. Он логично выражается, но думать и говорить – разные вещи. Поскольку я в математике не являюсь логичным, то и в жизни тоже.