Наталья Запускалова, директор гимназии №23: «Сколько себя помню – всегда играла в школу»

23-я гимназия, безусловно, имеет свою особую атмосферу. Это начинаешь осознавать, едва переступив порог этой школы. Одно из старейших учебных заведений Челябинска, 23-я – именно та школа, на которую следует в первую очередь обратить внимание родителям, заметившим у своих детей гуманитарную и лингвистическую одаренность.

Беседа с директором гимназии Натальей Степановной Запускаловой о ее непростой работе, о талантливых детях, об особенностях преподавания английского и о многом другом оказалось очень интересной.

– Наталья Степановна, когда вы впевые задумались о том, чтобы начать изучать английский? Наверно, это произошло еще в детстве?

– Это произошло в пятом классе. И, наверное, решающую роль сыграл мой первый учитель английского языка. Видимо, он прочувствовал во мне какую-то лингвистическую жилку. Но, честно говоря, я тогда не представляла себя именно учителем английского языка. Хотя с первого класса я мыслила себя только педагогом, до определенного возраста не думала, учителем какого предмета я буду. Сколько себя помню – в детстве всегда играла в школу. Всегда у меня указка была в руке, журнал, который мне старшая сестра сделала из какой-то бухгалтерской книги, мел; папа мне сделал доску. Куклы были рассажены за парты, всем выданы учебники, тетради…

– А родители к школе имели какое-то отношение?

– Нет, никакого. Это мой личный выбор. Но, хотя, моя старшая сестра училась в пединституте на факультете дошкольного образования. Она потом стала логопедом-дефектологом. Так что я второй педагог в нашей семье. В школе я всегда была лидером: председателем совета отряда, потом председателем совета дружины, а когда вступила в комсомол, уже через полгода меня избрали секретарем первичной комсомольской школьной организации. Это было такое ответственное дело. И обычно таким активистам, как я, райком комсомола давал направления для поступления на исторический факультет. Но знаете, в тот момент, когда я подавала документы, что-то произошло во мне... Я уже практически подала документы на исторический, но оказалось, что забыла рекомендацию. Вечером в семье все шутили на эту тему, и я подумала – а действительно, зачем мне исторический? Два курса я проучилась в Магнитогорском пединституте. Не жалею. Кафедра английского, кстати, там была сильнейшая. Потом вышла замуж, муж учился здесь. И я перевелась в Челябинский пединститут на третий курс.

– А какими были ваши студенческие годы?

– Что касается первых двух курсов, то комсомольская активность никуда не ушла. Я была секретарем комсомольской организации группы. Интересно было. На первый и второй курс пришлась наша комсомольская стройка в Магнитогорске. Как раз застраивался новый корпус пединститута. Было весело. Каждую осень нас вывозили на картошку на целый месяц. А на третьем курсе у меня появился ребенок. Но, тем не менее, ночи напролет приходилось зубрить. Куратор меня уговорила взять академический отпуск. Еще и второй язык появился в то время – немецкий, поэтому учиться всегда приходилось много.

– А прийти по окончании вуза в школу – это было для вас закономерное решение?

– Время было такое, что – без вариантов. Было распределение, и достаточно жесткое.

– Но вы были довольны своим распределением?

– У меня же был маленький ребенок и муж-студент, поэтому я осталась в Челябинске. Но городское управление распределило меня в школу в Никольской роще. Помню, когда мы с мужем приехали посмотреть на эту школу, я зарыдала вслух. Этот район и сейчас-то не совсем комфортный, а в советское время это было нечто страшное. И вот мы возвращаемся оттуда, и я вижу – рядом с нашим домом в районе мебельной фабрики стоит школа. Я говорю: «Вот же школа! Давай зайдем, узнаем». Это оказалась школа №43 – мое первое место работы, где меня очень хорошо приняли. Правда, мне пришлось вести еще и немецкий язык. Вот таким было мое распределение.

– А как вы относитесь к тому, что сейчас нет распределения и выпускники пединститута если и идут работать в школу, то зачастую не задерживаются там дольше одного учебного года? Особенно это характерно для молодых учителей иностранного языка...

– Ну, конечно, как педагог, а тем более как руководитель образовательного учреждения я отношусь к этому отрицательно. Потому что молодых педагогов действительно в школах нет. Но что касается нашей гимназии – мы укомплектованы кадрами. У меня много работает молодых учителей. В основном это те девочки, которые либо когда-то у нас сами учились, либо те, которые не по году проходили здесь педагогическую практику, им здесь очень понравилось, и они попросились остаться. А все потому, что коллектив у нас творческий. Здесь людям работать нравится. А что касается распределения – лучше, если бы оно было, но в разумных пределах. Раньше-то нас не спрашивали. Знали, что в какой-то глубинке нет педагога – и направляли. Но, наверное, это всем шло на пользу. Опыт – это немаловажно. Поясню. Вот сейчас педагог приходит после вуза, и ему нужно сразу, чтобы были комфортные условия, отдельный кабинет, достойная заработная плата... А ведь все когда-то с чего-то начинают. И, не почувствовав трудностей, нельзя прийти к каким-то результатам.

– То есть зарплата – это не тот стимул, который может удержать молодого педагога в школе?

– Если говорить о тех, кто работает у нас в коллективе, – я бы не сказала, что для них главный стимул – это зарплата. Главный стимул – это дети, которые порой сидят с открытым ртом; как губка впитывают то, что ты даешь, а потом возвращают это в виде своего определенного успеха.

– А вы помните свой самый первый урок?

– Да, помню. Это был пятый класс, там же меня поставили классным руководителем. Чудные были ребятишки. С самым первым классом мне очень повезло. Это были просто мои дети. Но, к сожалению, там я проработала недолго. Мои лидерские качества были замечены очень быстро, и я стала организатором внеклассной и внешкольной работы. Потом была школа №30 Центрального района, где уже через год меня назначили заместителем директора по научно-методической работе. Эта школа тогда была очень звучная в городе, в ней работало много доцентов, профессоров. Да и вообще это был период экспериментов – конец 1980-х–начало 90-х годов. Это дало свои плоды для тех школ, которые вынесли эти эксперименты с честью.

– А в 23 школу вы пришли сразу на должность завуча?

– Из тридцатой школы я ушла не одна. К сожалению, там так много нереализованного осталось! Но такая была ситуация на тот момент. Лично у меня был выбор – 31-я физико-математическая или 23-я школа. Очень долго я сомневалась, мучилась. 31-я школа привлекала своими интеллектуальными, эрудированными парнями. Но английский язык там все-таки не главный предмет. Привлекало и то, что 31-я школа работает в одну смену. Хотелось вторую часть дня посвятить творческой и научной работе. Ну, а как я попала в 23-ю школу... Раз в неделю я приходила сюда работать совместителем, и меня поразила какая-то добрая аура. Окружение здесь всегда было такое комфортное... Я шла сюда с удовольствием. И хотя я на тот момент была малознакомым человеком в коллективе, мне всегда все улыбались. Уже тогда здесь была углубленка, а это прекрасная возможность проявить себя как педагога. И я спокойно сделала выбор. Уже через полгода меня назначили заместителем по учебно-воспитательной работе. Я и не планировала и никогда не думала, что буду директором. Ведь это такая ответственность!

– Значит, решение стать директором было для вас нелегким?

– Нелегким. Советовалась – и с семьей, и с коллегами, и с друзьями.

– А вы как сами считате – у вас больше склонность к тому, чтобы быть замом или директором?

– Ну, первое время, конечно, думала: «Зачем мне это все? У педагога куда как больше шансов для самовыражения». Но год от года крепнешь, начинаешь думать, что от моего решения многое зависит. А принимать решения, особенно в нестандартных ситуациях – это тоже творчество.

– Давайте теперь поговорим немного о самой гимназии. 23-я гимназия – это не районная школа, а общегородская. Как обычно узнают о ней родители? Чем руководствуются, когда приводят к вам своих детей?

– Наверное, так исторически сложилось. С тех пор, когда гимназия в 1996 году начала отрабатывать в экспериментальном режиме статус лицея с углубленным изучением языков. Тогда еще не было разведения школы по типам (лицеи и гимназии). Школа имела классы лицейские и классы общеобразовательные. Общеобразовательные набирались с учетом микрорайона. А лицейские классы экспериментально сделали с городским набором. Именно тогда и началась скрытая реклама нашего учебного заведения. И когда я сюда впервые пришла в 2000 году, уже знала, что попасть в эту школу не так-то просто. Школа уже давно на слуху, что называется. А когда мы получили статус гимназии, первое время работали с учетом набора по микрорайону. Вот тогда было трудно. Школа имела только одно скромное здание, и мы не справлялись с двумя потоками – микрорайона и города.

– Желающих учиться сегодня в гимназии наверняка больше, чем мест. Насколько жесток отбор? Случались ли трагедии, маленькие и большие?

– Особых трагедий при отборе в нашу гимназию сейчас не случается. Трагедии были тогда, когда гимназия уже получила статус, а детям из микрорайона нужно было закончить школу. Многим гимназический компонент был не под силу, а образовательная программа гимназии – достаточно серьезная. В гимназиях и лицеях вариативная часть программы – это как раз то, на что и идет потребитель.

– Значит, сейчас в вашу гимназию идут люди знающие и подготовленные?

– Да, сейчас к нам ведут детей осознанно. Кстати, за последние годы как-то все стабилизировалось. Идут те, кто знает, зачем они идут именно сюда.

– И достаточно серьезные нагрузки начинаются уже с первого класса?

– Да. Мы рекомендуем, и родители с нами соглашаются, что развивать способности нужно с первого класса. Базовая часть программы будет всегда, а вот дополнительно мы предлагаем уже с первого класса заниматься научно-исследовательской деятельностью. Если раньше мы начинали этот процесс со второго класса, то последние два года мы попробовали на первоклашечках, и... получилось! У нас в прошлом году девочка стала лауреатом городской научно-практической конференции, единственная в городе первоклашка. Но это единицы – те, кто хочет, кто может. А вообще, у нас дети активно принимают участие в олимпиадах и конкурсах. В результате к пятому классу они у нас уже достаточно сформированные личности.

– Какие-то интересные традиции есть в гимназии?

– Конечно. Это дни гимназии. Если это юбилейный год – это недели гимназии, когда проводится целый ряд мероприятий. Это день памяти Василия Луценко, имя которого носит школа. Кстати, мы ухаживаем за могилой героя. Ну что еще? День самоуправления – это святое дело. Дети это очень любят – побыть в роли директора, замов, учителей. У нас уже пятый год работает профильный летний лагерь. Там у нас есть колористы, визажисты, цветоводы, юристы и экономисты; живут там обычной летней детской жизнью.

– Чего не хватает вашей гимназии и что бы вы хотели изменить?

– Не хватает места. Я помню, когда пришла работать сюда, мне директор рассказывал о проектах, планах: там будет пристрой, здесь будут новые кабинеты. Планировался большой эстетический комплекс, бассейн. Все это было в проекте. Но не состоялся такой проект современной школы! А было бы здорово... Хотя у нас по архитектуре не совсем обычный пристрой.

– А в российской школе чего не хватает?

– С началом введения национального проекта достаточно хорошо пополнилась материально-техническая база. В принципе, сейчас для полноценного учебного занятия есть все. И в зависимости от того, как руководитель строит траекторию своей школы – так оно и получается. Если ты умеешь сотрудничать с родителями, со спонсорами, общественностью – можно добиться всего, я считаю. Думаю, российской школе не хватает нормальных стабильных детских организаций. Это утрачено, и об этом мы, педагоги со стажем, конечно, сожалеем. Это первое. Второе. Очень много полемики в отношении Единого государственного экзамена, эта оценка качества знаний пришла к нам с запада. Но теперь мы уже к этому привыкли. И из эксперимента ЕГЭ уже вступает в реальную силу. Удручает то, что с введением большого объема тестовых заданий дети в нашей российской школе все меньше и меньше говорят, все меньше и меньше высказывают свои мысли вслух. Это печально и даже страшно.

– Бывали ли в вашей гимназии конфликты? Случалось ли вам выполнять миротворческие функции?

– Конечно, случались. К счастью, нечасто. Очень сложно иногда бывает убедить человека, но приходится. Я по своей природе склонна к тому, чтобы идти на компромиссы. Жизнь в обществе невозможна без взаимных уступок, говорил кто-то из великих. Могу здраво и трезво оценить ситуацию. И, по большому счету, мне чаще всего удается, чтобы из моего кабинета люди выходили какие-то умиротверенные, спокойные. Чаще всего конфликты не разрастаются, гасятся еще горяченькими. Конечно, это сказывается на здоровье, потому что приходится пропустить все через себя. Порой приходится выдержать натиск, слезы. Иногда это не конфликт даже, а рядовая ситуация, когда, например, учитель устал, перегорел. А ты его убеждаешь в том, что это наш труд, что другого не будет, что надо просто отдохнуть...

– Наверняка в гимназии учится много по-настоящему талантливых детей...

– Как-то у нас был Александр Попов, директор 31-го лицея. Сначала он посмотрел четвертые классы, потому что случается, что от нас дети уходят в математический лицей. Затем он пришел к второклашкам, и там сразу отметил мальчонку одного. Вот так у нас выявился математический вундеркинд. А этот мальчик, кстати, может контрольную по математике написать на три. Обычную, стандартную контрольную. У него просто гибкость ума такова, что в стандартной ситуации он не раскрывается. Это только один маленький пример.

– Значит, есть дети, таланты которых просто не раскрыты?

– Безусловно. Вот почему при наборе в гимназию я провожу как минимум три встречи с родителями – одну в январе, вторую – в апреле, третью – в августе. И три раза родителей спрашиваю – осознанно ли вы отдаете сюда ребенка? За эти встречи мы стараемся показать – как работают дети, какие нагрузки на них падают и для чего все это. Поэтому все олимпиады, конкурсы, которые идут с первого класса, – и нацелены на то, чтобы мы развивали детей одаренных и не только. Вот у нас сертификат, подписанный губернатором, (показывает на стену. – Прим. автора) на право использования лаборатории – он дает нам на сегодняшний день не право, а даже обязанность работать с одаренными детьми. Мы являемся областной педагогической лабораторией по работе с одаренными детьми.

– А одаренность в гуманитарных науках – это не миф? Вот математика одаренного – его видно...

– Нет, не миф. Учился у нас паренек один, он в этом году закончил школу – он прирожденный философ, мыслитель. Ну чистой воды гуманитарий. А по математике у него всегда было «меньше единицы». И мы ничего с этим не могли поделать. А этот мальчик получил научную степень бакалавра уже в десятом классе. И «ноль» в математике! Хотя были и репетиторы, и помощники, но ничего не сдвигалось с места. И казалось бы, почему в гимназии двоечник учится... Не в этом дело. Он одарен в своей области, и это очень замечательно.

– А полиглоты у вас есть?

– В чистом виде пока не обнаружены. Одаренные есть, но нельзя сказать, что они полиглоты. Второй язык у нас преподается только с восьмого класса. И там есть дети, которые очень хорошо взяли, отштурмовали французский. Одна наша девочка даже в Сорбонну собирается поступать, потому что второй язык ей очень понравился. И свою жизнь она уже без Франции не видит. А так у нас учатся дети, очень хорошо говорящие на английском. Когда мы выезжаем на международные олимпиады (а последние три года мы ездим в Прагу – это олимпиада Уральского федерального округа не только по английскому языку, а по многим предметам) – когда их везешь туда, уже не страшно за общение детей па английском. Более того, у нас ежегодно с разными миссиями бывают иностранцы. И наши имеют возможность общаться с ними вживую. И нисколько не хвастаюсь, но вот, например, был представитель Германии, который до нас посетил несколько россйских вузов. Так он отметил, что школьники-то наши английским владеют намного лучше, чем российские студенты. И вопросы задают хорошие, и грамотно разговаривают, осмысленно.

– Вы сказали, что поддерживаете связь с учебными заведениями из-за границы. Может быть, вы переняли какой-то опыт?

– В свое время, когда мы еще работали в рамках эксперимента, был у нас совместный экологический проект с Америкой. Мы работали по обмену школьников с Америкой. Очень хотелось бы повторить этот опыт. Обмен – дело хорошее. Вот мы возим детей в Прагу и видим, что живое общение детей никаким аутентичными пособиями не заменишь.

– Расскажите немного об особенностях преподавания английского в вашей гимназии. Вы используете технологию коммуникативного обучения. Что это за технология? Насколько она эффективна? Еще вы музыку используете в обучении английскому...

– Что касается преподавания иностранных языков – мы отрабатываем программы Pearson Educaion. У нас есть связь с представительством этого издательства. Мы часто встречаемся с авторами программ зарубежных УМК. На базе нашей гимназии ежегодно проводится семинар для всех школ, которые занимаются по этим программам. Учебники очень интересные.

– У вас ведь программа кардинально отличается от программ обучения языку в общеобразовательных школах?

– Конечно. Наша программа в первую очередь направлена на формирование навыков делового общения. И еще. Наши учебные комплекты очень интересны для детей. Второй их плюс в том, что они идут один в один в ногу со временем. Все, что актуально на сегодняшний день, прописывается в тематике курса. И детям, естесственно, это интересно. Помните, как мы в свое время из года в год читали и переводили тексты про октябрьскую революцию? Это было совсем не интересно, а мы читали и переводили, читали и переводили... А у нас сейчас очень много методик и приемов работы по нашим курсам. Кроме того, курс построен таким образом, что изначально готовит ребенка в том числе и к сдаче ЕГЭ.

– Коммуникативное обучение нацелено на обучение именно разговорной речи?

– Да. Более того, мы много лет работали над темой развития поликультурного пространства в гимназии. Это интеграция языка с другими предметами. Музыку в обучении английскому мы используем с 1997 года. В прошлом году мы провели в нашей гимназии международный семинар по методике преподавания музыки (технология Карла Орфа), вел его профессор музыки из Америки Роб Эмчин. Он был в шоке от детей, от того, чем они занимаются на уроках, какие у нас есть инструменты. Это уже в начальной школе. Что это дает? На одном уроке они и английский изучают, и танцуют, и рисуют, и сочиняют сказки, и проигрывают эти сказки. Урок музыки превращается в целое действо. К концу начальной школы они на ряде инструментов играют даже. В каждом классе есть свой орф-оркестр.

– Ну а в старших классах – есть история на английском, литература на английском?

– Да. Есть и предметы «культура англоговорящих стран», «деловое общение»... Это уже вариативная часть нашей программы.

– Чаще к вам приходят учиться с первого класса или все-таки с пятого?

– В основном учатся те, кто пришел в первый класс. Но есть и дополнительный набор в пятый класс. В этом году мы полностью сделали пятый класс нового набора. С этими детьми посложнее. Те родители, которые собираются привести своих детей к нам в пятый класс, узнают, что к нам нужно идти, уже имея портфолио и хорошую языковую подготовку. Поэтому те, кто к нам собираются, все равно готовятся.

– Наталья Степановна, если взять соотношение «дом-работа» (а у вас двое детей), что превалирует?

– Конечно, работа. И если бы не понимающие муж и дети, то состояться было бы трудно. И как учителю, и как руководителю. Нужно же добиться того, чтобы школа не просто функционировала, но и развивалась.

– Время на отдых есть? Как вы отдыхаете?

– Я не умею отдыхать, потому что на это нет времени. Но я очень люблю путешествовать. Когда такая возможность есть – сразу куда-то улетаю, уезжаю. Больше всего люблю горы и море.

– Есть ли у вас хобби? Какую музыку, литературу любите?

– Литературу я люблю классическую. Стараюсь ее перечитывать. Что касается музыки – люблю джаз, блюз.

– Чем вы особенно гордитесь?

– Горжусь тем, что работаю с детьми. Я уже имею хороший педагогический стаж, когда можно говорить об опыте. Сейчас считается, что руководитель должен быть прежде всего менеджером. Я боюсь того, что директорам школ могут порекомендовать отказаться вести уроки. Когда я прихожу на урок, я совсем другой человек, я подпитываюсь от детей. Я заряжаюсь новой энергией. И когда возвращаюсь в директорское кресло – у меня уже новое видение проблем, у меня новые идеи. Не общаться с детьми, работая в школе – это очень неинтересно и неправильно. У нас очень-очень интересные дети. Порой у них многое заимствуешь как учитель и как руководитель. Современное поколение достаточно продвинутое само по себе, и наша педагогическая задача – вложить в них не только базовые знания, но и культуру, ту самую, классическую, какой, увы, им так сегодня недостает.