Борис Курчатов, проректор по международным связям ЧГАА: «Я стал больше любить наших студентов, уважать»

Еще в 2005 году результаты сотрудничества Челябинской государственной агроинженерной академии с французскими партнерами получили высокую оценку председателя комиссии по финансам Сената Франции Жана Артьюи. Казалось бы, последний мировой экономический кризис должен был внести самые неприятные коррективы в эти деловые отношения. Не тут-то было. Почему французские предприятия не могут поделить студентов ЧГАА? Можно ли за полгода выучить иностранный язык? Чем отличается наша высшая школа от европейской? Как избавиться от комплекса неполноценности, собираясь в зарубежную командировку? Об этом и многом другом мы говорили с Борисом Курчатовым, принадлежащим к числу немногих, кого профессия выбрала сама.

У кого нет проблем?

– В этом году агроинженерная академия отметила 15-летие сотрудничества с Францией, Великобританией и Германий. Связи с Европой в последние годы стали крепче или, напротив, совместная работа идет на спад?

– Можно сказать, что 18 марта мы праздновали кульминационный момент сотрудничества, особенно с Францией. Была организована большая встреча, приехали наши французские партнеры, собрались выпускники академии, сегодняшние студенты. Все, кто тем или иным образом связан с нашими французскими программами. К этому событию было приурочено собеседование со студентами, которые хотели бы пройти стажировку или продолжить обучение во Франции. Таких в этом году набралось 16 человек. Один из наших четверокурсников стал лауреатом престижной французской стипендии Эйфеля для одаренных иностранных студентов. В прошлом году эту стипендию получил также наш выпускник.

– Неудивительно, что наши студенты стремятся попасть на стажировку в Европу и продолжить обучение там. Удивительно, что в этом заинтересованы французы.

– Если говорить о Франции, то ничего удивительного в их заинтересованности нет. Дело в том, что еще в начале 90-х на наш рынок пришли многие французские компании по производству и переработке сельхозпродукции. Им потребовались российские специалисты, знающие французский язык и современные технологии, но при этом родившиеся в нашей стране, то есть хорошо понимающие российский менталитет. В это время мы и начали набор в нашу «французскую» группу инженерного факультета.

– Где нашли преподавателей, хорошо владеющих французским?

– Когда-то эти педагоги работали в Алжире, Мали и Марокко, где преподавали свои дисциплины на французском.

– Вы из их числа?

– Нет, мне поработать заграницей не пришлось. Времена изменились. На курсы подготовки для преподавания в развивающихся странах Африки я попал в 1987 году. Но началась перестройка и стало понятно, что в Африку мы не поедем. Однако французский я выучил за полгода. А раньше занимался английским. И теперь эти языки стали моими рабочими. Не так быстро говорю, но хорошо понимаю и свободно веду деловую переписку. Нашим партнерам, кстати, очень нравится, что нет завязки на переводчика. Я получаю всю корреспонденцию и оперативно на нее отвечаю, любые вопросы решаем без промедления.

– Выучить французский за полгода? Это, вероятно, спецпрограммы для дипломатов?

– Про дипломатов не знаю, но курсы очень эффективные – по шесть часов занятий в день, пять человек в группе. Три месяца – грамматика и лексика. Когда сегодня просматриваешь тот учебник, который тогда казался неимоверно сложным, то понимаешь, что ничего сложного-то там и нет. (Смеется.) Сейчас полчаса достаточно, чтобы все это просмотреть и восстановить. Оставшиеся три месяца обучения заняли диалоги, учились говорить. Разговорный барьер – дело обычное. Пока привыкнешь к произношению, пока устранишь все дефекты, но потом все намного легче.

– Не испытываете комплекса неполноценности, когда общаетесь с зарубежными партнерами? Ведь, если говорить о технологиях, мы отстаем от Запада лет на 50, если не больше.

– Раньше, когда мы только начинали сотрудничать, такое бывало. Сегодня уже нет. Во-первых, я очень горжусь нашими студентами – и по уровню подготовки, и по отношению к делу они нисколько не хуже европейских. Знаний, которые ребята получают в нашей академии, им вполне хватает, чтобы поступить и окончить высшую школу во Франции. И проявить себя на производстве. Недаром шесть наших выпускников сегодня работают топ-менеджерами во французских компаниях. Их не просто так берут, французы видят, что это хорошие специалисты, способные расширить границы рынка для предприятий. Во-вторых, самосознание наше все-таки растет. Почему надо стыдиться своей страны? Огромная держава, много хороших людей. Ну да, есть какие-то проблемы, но у кого их нет? И во Франции они также есть.

Французский заказ

– Вам самому не хочется поработать за рубежом?

– Нет. Я даже отметил другую интересную тенденцию, поскольку тесно работаю с посольством Франции в России. Знаю французов, которые здесь проработали несколько лет и хотели бы еще остаться. Атташе консульства в Екатеринбурге Бруно Вэнсандо, с которым мы подготовили и издали совместный словарь для наших и французских студентов, всеми силами пытался остаться в России еще на несколько лет. Влюбился в нашу страну. Он очень неординарный француз, хорошо говорит по-русски и шутит: «Я не француз – у меня нет счета в банке, нет квартиры, нет дачи»... Ему здесь очень нравилось работать.

– Не скучно.

– (Смеется.) Точно, у нас не соскучишься.

– Что за словарь вы сделали?

– Русско-французский и французско-русский словарь инженерной и сельскохозяйственной лексики. Студентам, которые проходят практику в хозяйствах и на предприятиях во Франции, такой словарь облегчает общение в первые дни работы. Он был издан в 2000 году при поддержке посольства Франции, которое оплатило тираж. Способствовал этому Бруно Вэнсандо. Мы сделали этот словарь за полгода. Правда, из-за спешки не всю необходимую лексику включили. Смешно, но мы забыли включить в словарь, например, слово «трактор».

– Надо выпустить дополненное издание. Есть спрос на словарь?

–Такие профильные словари очень востребованы. Бруно 50 экземпляров увез во Францию. И мы с ним говорили о дополненном издании. Надо сказать, что посольство Франции очень внимательно относится к нашим французским программам.

– Это был ваш первый опыт работы над словарем?

– Да, и он получил продолжение. Сейчас работаем над подобным словарем с венграми. Мы начали сотрудничать с очень сильной Ниредьхазской высшей школой в Венгрии. В прошлом году наши ребята были там на стажировке, в этом году пару их студентов ждем к себе. Поскольку наши студенты вряд ли будут изучать венгерский, а венгры – русский, но английский знают и те, и другие, мы готовим к выпуску венгро-англо-русский и русско-англо-венгерский словарь.

– У вас лично нет желания выучить еще и венгерский?

– Лет 20 назад я его начинал активно учить, тогда Венгрия в нашем соцлагере была передовой страной.

– Сегодня это уже не так?

- У них сложная экономическая ситуация, и в сельском хозяйстве тоже. Запад их не принял, с нами они расстались, и сейчас на перепутье. Хотя, когда мы были у них, они показывали нам очень сильные хозяйства с современной техникой, но это тоже западные машины. Однако с точки зрения учебного оборудования их школа сильнее нашей. Дело в том, что вуз сохраняет тесную связь с выпускниками, которые, добившись определенного статуса, помогают своей школе решить проблему оснащения оборудованием. У французов, кстати, то же самое. У нас, к сожалению, такой традиции нет.

– На начальном этапе с Великобританией складывались отношения подобные челябинско-французским?

– Нет, к сожалению, такого не было, хотя программа с Англией была самой популярной. Но там мы не связаны с вузами, у наших студентов нет возможности получить профессиональное образование в высшей школе Британии, возможна лишь практика в хозяйствах. А во Франции мы довольно скоро пошли дальше. Когда студенты поступают в нашу французскую группу, они с уверенностью могут сказать, что будет дальше – после первого курса стажировка во Франции, в двух хозяйствах по месяцу. После четвертого курса еще одна стажировка, но уже на предприятии по профилю, который выбрал студент. А потом можно готовиться к поступлению в высшую французскую школу.

– Нашим ребятам приходится оплачивать обучение во Франции?

– Обучение происходит только по заявкам французских предприятий, работающих у нас в России либо на Украине. Эти предприятия полностью оплачивают два года обучения и проживания наших выпускников, устраивают их на время стажировок на свои предприятия во Франции. У французов этот метод обучения называется альтернативным, когда половина времени обучения – академический курс, а другая – практика. Затем компания подписывает контракт с нашими ребятами, получившими французский диплом.

– Подобной практики сегодня нет в России? Нашим хозяйствам и предприятиям ваши выпускники не нужны?

– Есть губернаторский набор, который учитывает заказ от районов области. Я давно работаю с французскими предприятиями и говорю, что мы готовы договариваться и с нашими предприятиями о стажировках. Это возможность для предприятия и будущего выпускника присмотреться друг к другу. Если наш студент будет интересен как специалист, мы готовы прислушаться к предложениям предприятия по изменению учебного плана, ввести дополнительные курсы. Но пока наши предприятия живут днем сегодняшним. Этому, вероятно, способствует экономическая ситуация в стране. Руководители предприятий не могут себе позволить думать на год и более вперед, поэтому и не заказывают специалистов.

Профессии для избранных

– Сохраняется старая традиция – в вашу академию идут дети из села?

– Половина как минимум. И во французской группе тоже. Они поначалу уступают выпускникам 48-ой языковой школы по знанию французского, да и по общим дисциплинам несколько слабее подготовлены, но к третьему курсу выравниваются, а на четвертом даже обгоняют. Потому что более настойчивы и мотивированы в сравнении с городскими ребятами. Половина из тех, кто поступил во французскую группу из села, сегодня либо учатся, либо уже окончили высшую школу во Франции.

– У глобализации сегодня много противников...

– Только не в образовании. Россия подписала Болонское соглашение, которое предусматривает идентичность образовательных систем. Это должно было произойти уже к 2010 году, но мы, как всегда, тормозим. Думаю, через год-два это все равно это произойдет. Образовательное пространство становится единым. Минобразования уже рекомендовало переход на двухуровневую систему: бакалавриат и магистратура. Другое дело, что любую европейскую схему надо адаптировать, учитывая национальные особенности. Это, кстати, подчеркивали специалисты Эдинбургского университета во время нашего посещения Шотландии. Нельзя терять национальные особенности даже в угоду европейским критериям.

– Вы можете назвать эти особенности нашего образования?

– Российская, французская, немецкая инженерные школы – старейшие в Европе. Почему мы должны убирать специальность инженера, если его не готовят в Испании или Шотландии? Там просто нет такого производства, как в наших странах, поэтому мы не должны на них равняться. Что делают Франция и Германия? Они переводят академическую схему образования в европейскую систему: три года обучения на бакалавра, потом мастер и доктор. Но инженеров, врачей и фармацевтов выделили в отдельные школы и говорят: этих специалистов мы готовим для себя. Они назвали эти профессии лимитированными. Таких специалистов готовят не университеты, а либо частные школы, либо специальные учебные заведения под заказ. Инженеры сразу получают уровень мастера. Нам надо следовать их примеру. Кроме того, у нас сегодня уже выпускаются бакалавры и магистры. Но в России есть кандидаты наук, которых нет на западе, зато европейского доктора философии нет в нашей системе образования. А наш доктор наук гораздо выше по уровню подготовки, чем европейский доктор философии. Думаю, что нам следует сохранять национальные особенности нашей системы образования.

– Чем учебный процесс в российских вузах отличается от европейского?

– Во Франции студент вынужден не только учиться, но и работать по специальности. Там модульная система образования: студенты работают командой, ставят определенную проблему и решают ее за определенный период времени. Будущий специалист уже чувствует результативность работы. Плюс, каждый осознает свое место в команде, привыкает работать во взаимодействии. Наши студенты говорят, что учиться во Франции труднее, но намного интереснее, чем у нас. Французы нам передали свои деловые игры по управлению предприятиями FIRSTRAT и KALIPSO. Первая больше ориентирована на инженеров, вторая – на экономистов. Это тоже работа в команде. Игра продолжается неделю, мы освобождаем студентов и преподавателей от занятий, они только играют. Полезно, интересно и заразительно. Кстати, студенты часто играют лучше преподавателей. Вероятно, им помогает французская практика.

«Не пережать»

– Вы родились в Челябинске, окончили ЧПИ. Довольны тем, что нашли себе применение в области, далекой от урбанистических проблем?

– В ЧПИ я учился на кафедре автомобилей и тракторов. После окончания два года отработал в ЧФ НАТИ (Челябинский филиал московского авто-тракторного НИИ), а потом поступил в аспирантуру ЧИМЭСХ на кафедру тракторов и автомобилей, которая была тогда гораздо богаче оснащена, чем в ЧПИ. И считаю, что нашел себя потом в этой работе, связанной с новейшими технологиями, с образованием наших студентов за рубежом, стажировками. Я понял, это мое. Меня увлекает работа, которая требует огромных энергетических затрат, держит в постоянном напряжении, заставляет развиваться – изучать языки, к примеру.

– С тех пор как стали заниматься этой работой, изменился ваш характер?

– Уровень ответственности очень высок. Так много дел, что, если не планировать, качество работы пострадает. Возможно, в связи с этим я стал жестче к себе и другим. Ситуация не позволяет быть мягким и пушистым. Постепенно и по отношению к нашим партнерам становлюсь все более требовательным. Они порой начинают считать себя незаменимыми и поэтому любят диктовать условия. Поэтому я начинаю проявлять жесткость, отстаивая интересы наших студентов. Но здесь важно не пережать, чтобы не нарушить процесс сотрудничества.

– Вы научились дипломатии?

– (Улыбается.) Пришлось. И еще я стал больше любить наших студентов, уважать. Даже горжусь ими. Недавно была у нас оживленная переписка с французами, предприятия-конкуренты немножко поссорились из-за наших выпускников. И я им написал, что наше сотрудничество основано исключительно на наших студентах – таких хороших и таких грамотных. Не будет их и ссориться будет не из-за кого, поэтому их надо уважать и помогать им. Благодаря нашим студентам, убеждаюсь, что сегодня очень хорошая молодежь подрастает. А ребята из нашей «французской» группы – это вообще элита. Ординарный студент не будет ради практики учить язык, деньги копить, чтобы поехать на практику, ему будет лень.

– Не случись такого поворота в вашей жизни, чем бы вы занимались?

– В начале 90-х я был проректором по заочному образованию. (Улыбается.) Мне работу по зарубежным связям поначалу дали в качестве дополнительной нагрузки. Но в 1995 году, когда около 60 студентов выехали на стажировку в пять ведущих европейских государств и нужно было поддерживать все эти программы, вести переговоры, заниматься визами, я понял, надо выбирать что-то одно. Не будь этого, возможно, и сегодня занимался бы заочниками. С заочным образованием на заре перестройки тоже возникли проблемы – заочников перестали на сессии отпускать. Мы тогда первыми ввели сокращенный срок обучения для тех, кто окончил техникум. Причем Москва нас сначала ругала, а через два года в пример ставила. Много было проблем, но мы удержали в те сложные годы набор на заочное отделение.

О поездках и романах

– Вы защитили кандидатскую, нет желания поработать над докторской?

– Это нужно делать, когда затраты оправдывают цель. Самое главное, это должна быть очень серьезная работа, которая действительно решает какую-то крупную хозяйственную проблему или работает на развитие науки. Если этого нет, то лучше заниматься практической работой.

– Но на любой должности человек стремится к росту.

– В этом плане у меня нет амбиций. Я чувствую себя на своем месте, мне нравится то, что я делаю. И дел у меня столько, что скучать не приходится.

– Помимо профессиональной литературы читаете что-то на английском, французском?

– Романы? (Смеется.) Времени нет. Хватает только на детективы. На русском. На английском и французском читаю специальные журналы по тракторам, автомобилям и готовлю для студентов выдержки из статей, чтобы они читали настоящую профильную французскую литературу, где все технические характеристики есть. Потом они сдают мне зачеты. Им это очень пригодится в работе. И, как уже сказал, ежедневно получаю и пишу письма. Сейчас ведем активную переписку, потому что готовим наших студентов к практике, идет поиск хозяйств и предприятий.

– А отдыхать теперь предпочитаете за границей?

– В прошлом году так получилось, что я дважды был во Франции в командировках, потом в Шотландии и Ирландии. А служебные поездки, как известно, накладывают определенные обязательства. И стрессы тоже неизбежны. Поэтому, когда меня спросили, не за границу ли поеду отдыхать, я признался, что устал от заграницы и отдыхать буду дома. Сегодня заграница для меня – работа. Есть одна мечта – хочу фиорды Норвегии увидеть, говорят, очень красиво. Но не знаю, когда она исполнится. В Америке у нас родственники живут, но меня как-то не очень туда тянет, мне Европа больше нравится. Я дочерей в Америку отправлял. Одна ездила по программе Work & Travel, другая – вожатой в летнем лагере работала. Младшей в Штатах очень понравилось, а старшей больше нравится Европа.