Виталий Латюшин, экс-ректор Челябинского государственного педагогического университета: «Создается легенда, что учителя стране не нужны»

В конце ноября Челябинск узнал, что ректор педагогического университета Виталий Латюшин, избиравшийся коллективом на эту должность с 2000 года, отправлен в отставку. На его место был назначен исполняющий обязанности ректора. Им стал бывший министр науки и образования Челябинской области Владимир Садырин. Так решило минобразования России. Ни журналисты, ни даже коллектив университета не получили ответов на все «зачем» и «почему». Об этом и многом другом мы говорили с эксректором ЧГПУ Виталием Латюшиным.

– Виталий Викторович, может быть, вы объясните причины произошедшего?

– И я фактически не знаю причин. Претензий к работе вуза нет. Все планы выполняются, показатели отличные, результаты проверок – тоже. Перед окончанием срока моего контракта в университете было проведено выдвижение претендентов на пост ректора. Были названы две кандидатуры – ваш покорный слуга и наш проректор по заочному образованию К.А. Звягин. Мы поехали в Москву на аттестационную комиссию. Кстати, в положении об аттестации нет вопросов, согласно которым она проводится. И ответ по итогам аттестации мы получаем не в тот же день, а дней через семь-десять. И вот мы получили ответ, что ни одна из кандидатур не согласована, причины не объяснялись и остаются неизвестными до сегодняшнего дня. А в случае если комиссия не согласует обе кандидатуры, – назначается исполняющий обязанности ректора до проведения очередных выборов. Что и произошло.

– Сразу после объявления результатов аттестации вы узнали о том, что исполняющим обязанности ректора назначен Владимир Садырин?

– Нет, не сразу. Вопрос длительный период времени оставался открытым. Но, когда был подписан приказ, я поздравил его с назначением.

– И все-таки чем могло быть продиктовано решение аттестационной комиссии, на ваш взгляд?

– До недавнего времени такой практики не было, поэтому сложно сказать, чем продиктовано. Но можно предположить, что на сегодняшний день такая практика начала складываться вообще в стране. К примеру, в Омском педагогическом университете было аж семь претендентов на место ректора и ни одна кандидатура не была согласована аттестационной комиссией. А на сегодняшний день Омский педагогический присоединяют к Омскому государственному университету.

– В Челябинске также ходят слухи, что ваш университет будет присоединен к ЧелГУ.

– Эти слухи начались, когда бывший руководитель федерального агентства по образованию г-н Булаев в ответ на послание президента РФ подготовил предложения по сокращению численности высших учебных заведений в стране. Этот проект документа, действительно, имел место быть. С ним ознакомилось достаточно большое количество людей и там проговаривалось создание объединенного университета, как центра педагогической подготовки, на базе ЧелГУ. Но тогда дело не пошло далее документа. Может быть, именно этот документ и послужил тому, что агентство вообще расформировали. Ну, а слухи остались.

– Чем могло бы обернуться такое слияние и укрупнение?

– С моей точки зрения, это вообще нецелесообразно. Во-первых, это два университета, которые по своим показателям почти равны – и по кадровому составу, и по количеству студентов, и по многим другим критериям. Во-вторых, не думаю, что слияние двух университетов приведет к улучшению качества подготовки по их традиционным специальностям (направлениям). Другое дело, что это просто сократит количество единиц высших учебных заведений.

– И сократит в какой-то степени административный аппарат в вузах?

– Экономия только на одних ректоратах очень незначительна в масштабах страны.

– Может ли это нанести какой-либо вред педагогическому образованию, ведь оно давно было выделено в отдельную структуру? И, вероятно, неслучайно?

– На мой взгляд, ломать сложившуюся систему ни в коем случае нельзя. Без образования любая страна обречена на снижение своих международных показателей, мы потеряем и в науке, и в культуре, и во многих других аспектах. Да, во многих странах педагогическое образование не выделено в самостоятельное и педагогические факультеты при университетах существуют как составная часть университетского образования. Что мы потеряем? Традиции подготовки учителей. Внутреннюю культуру, которая сегодня есть в педвузах России. И, конечно, престиж профессии. В педагоги тогда точно пойдут те, кто не очень хорошо успевает, и, скорее всего, мы получим достаточно большое количество случайных людей.

– Наши педагоги, побывавшие на стажировке на Западе, часто говорят, что им там делают немало комплиментов по поводу владения методикой преподавания.

– Возможна и такая потеря. Побывав в большом количестве стран, смело могу заявить, что всюду ценятся советские и российские учителя. У нас другая система подготовки учителя. И хороша она тем, что мы работаем с каждым учеником, вне зависимости, успевает он хорошо по своим задаткам или не успевает. С неуспевающими учителя даже больше работают. И качество подготовки наших учителей выше, чем в любом иностранном государстве. Неслучайно, когда Советский Союз первым вышел в космос, в Америке сказали, что это только благодаря системе образования. Сейчас мы рушим свое образование, а методику низводим до технологии, кстати, это видно и по многим документам – чуть ли не на первое место ставится технология, а методика – дело второе, если не третье. Считаю, что в любом классическом университете количество часов, отводимых на методику, педагогику, психологию значительно меньше, чем в любом пединституте . И отсюда наши выпускники лучше подготовлены к работе в школе.

– Но немногие туда идут.

– Это вина не педагогического образования, а государства и общества, которые не могут создать нормальных условий для материального обеспечения учителя. Я обычно привожу такой пример, если у нас сегодня студент-очник 4-5 курса факультета информатики работает по вечерам, выходным и в праздничные дни, он уже имеет возможность зарабатывать 10-15 и более тысяч рублей. А мы ему говорим – закончишь университет, иди в школу, где будешь получать 8-9 тысяч. Естественно, он сделает выбор далеко не в пользу школы. Кстати, наши выпускники великолепно трудоустраиваются. Причем, не только в системе педагогического образования. Это тоже показатель их готовности к рыночным отношениям, к работе в изменяющихся условиях. Многие из них охотно становятся преподавателями в классических университетах.

– Скажите, до вашей аттестации были разговоры о предстоящем сокращении штатов в университете?

– Серьезных разговоров не было, потому что не было такой необходимости. Я до сих пор не могу понять, как можно сократить число работников хозяйственной службы, не ухудшив при этом условия обучения. Мы в этом направлении делали другие шаги – заключали договоры с клининговыми компаниями. Начали с одного корпуса – получилось, санитарные условия не ухудшились. Стали распространять это на другие корпуса и в течение одного-двух лет могли бы полностью перейти на такие услуги, что помогло бы нам экономить несколько миллионов рублей в год. Если мы говорим о сокращении административного аппарата, то опять вопрос – сегодня министерством ставятся очень жесткие условия и по срокам выполнения заданий, и по качеству. Если не будет соответствующих служб, которые непосредственно эту работу выполняют, то многое придется делать на общественных началах. Но за это ни наказать рублем невозможно, ни потребовать. Поэтому серьезных предложений по сокращению у нас не было.

– Вы университетом правили либерально?

– Вуз – очень сложный организм с огромным количеством действующих лиц: около 16-17 тысяч человек, включая студентов, сотрудников, преподавателей. Поэтому ректор обязан создать такие условия, чтобы этот маховик крутился без отклонений от нормы. Мой рабочий день был порядка 12 часов и ни о каких приемах ректора в определенные часы речь не шла, дверь была открыта практически все время, и все вопросы решались очень и очень оперативно.

– С Владимиром Садыриным у вас был разговор о будущем университета?

– Нет, как не было и нормального хода передачи дел от одного ректора другому.

– А как это было, когда вы принимали вуз от Александра Филипповича Аменда?

– Тогда все было намного проще, ведь до того, как я был избран ректором, шесть лет мне посчастливилось работать с Александром Филипповичем в качестве первого проректора, поэтому система управления вузом была мне хорошо знакома. И переход от одного к другому произошел, на мой взгляд, настолько плавно и без потрясений, что вуз в первые месяцы или даже годы не заметил смены руководства. Но сегодня произошло резкое изменение и должно пройти достаточно много времени, чтобы все снова нормализовалось.

– То есть продолжения прежнего курса нет?

– На мой взгляд, взят несколько иной курс. Хотя Владимир Витальевич вернулся к тем вопросам, которые я ставил достаточно давно перед ним, когда он был министром. Мы тогда собирались создавать университетский округ, в состав которого должны были войти педагогические колледжи. К сожалению, в то время министерством это поддержано не было. А сейчас, я полагаю, это одна из магистральных линий исполняющего обязанности ректора. Второе: мы пытались решить проблему с повышением квалификации педагогов, для чего надо было признать документы, которые мы выдаем на основании лицензии, столь же легитимными, как те документы, которые сейчас получают педагоги в институте повышения квалификации. Тогда этого тоже не было сделано, а сейчас обещают сделать.

– Перемены на факультетах намечаются?

– Меня волнует, что изменился подход к новым факультетам и специальностям, которые мы открывали с подачи министерства. В свое время мы открыли профессионально-педагогический институт с факультетом коррекционной педагогики и факультетом дошкольного образования. Эти специалисты были очень востребованы. Но на сегодняшний день, чувствую, есть серьезные вопросы по дальнейшей перспективе существования профессионально-педагогического института. Тогда мы открывали его на арендованных площадях. Сегодня у Владимира Витальевича есть стремление перевести его на базу естественно-технологического факультета, что без предварительной подготовки может достаточно серьезно ухудшить образовательный процесс, поскольку нужны не просто свободные аудитории, а специализированные кабинеты, мастерские, которые пока на естественно-технологическом факультете отсутствуют.

– Виталий Викторович, чем вы теперь станете заниматься в стенах ЧГПУ?

– Я вернулся работать на свою родную кафедру, где и работал до назначения ректором. Буду преподавать. Я, собственно, и не расставался с преподаванием.

– Вы ведь «старожил» Челябинского педуниверситета?

– Моя связь с педагогическим университетом началась, когда я еще учился в восьмом классе копейской школы №42. Это начало 60-х. В тот период открывалось научное общество учащихся, и благодаря одному из моих школьных учителей я оказался в числе первых «ноушат». И я выбрал для своих будущих научных исследований кафедру зоологии Челябинского педагогического института. Не могу точно сказать, как часто я бывал в институте, но до окончания школы я в НОУ при ЧГПИ занимался. Поэтому и вопроса, куда пойти учиться после окончания школы, у меня не было. Я, естественно, пришел на любимый факультет, где и преподаватели меня знали, и я был со многими знаком. Пять лет работал в студенческом научном обществе. Но, окончив институт, я ушел в армию, а после армии до 1978 года работал в школе.

– В какой?

– В той, которую закончил, №42 города Копейска. Был директором 21-й восьмилетней и 48-й средней копейских школ. А потом вернулся на факультет, который окончил, и поступил в аспирантуру. После аспирантуры меня как-то очень уж быстро назначили деканом. Видимо, сыграло роль директорское прошлое. И с тех пор университет для меня родной дом. В 1994 году пригласили в ректорат, а в 2000-м я стал ректором.

– Охотно согласились занять этот пост?

– Не могу сказать, что долго думал над предложением. К тому же ректоров стали не назначать, а выбирать, и с подачи Александра Филипповича Аменда коллектив проголосовал за меня. Так и началась моя ректорская жизнь.

– Когда практика выборности ушла?

– После 2008 года. Это было связано с тем, что при выборности в вузе ректорский корпус был достаточно самостоятельным. Поскольку подотчетен ректор был коллективу. Министерство фактически только констатировало, что ректор избран и заключало с ним контракт. Видимо для того, чтобы исполнительная вертикаль таковою стала, решили создать аттестационную комиссию, которая могла бы выражать мнение министерства – быть или не быть тебе ректором. Два раза коллектив меня выбирал, а на третий срок согласования получено не было.

– Насколько эффективным считаете для работы вуза выборность ректора?

– Учитывая, что вузы в Челябинске все эти годы развивались достаточно хорошо, динамично, думаю, что это был верный вариант. Сложно назвать пример, когда бы коллектив избрал слабого ректора. А теперь коллектив может выбирать только из тех, кто согласован. То есть выборность получила усеченный вариант.

– Вернемся к аттестации, в чем она заключается?

– Работа аттестационной комиссии фактически не регламентирована. Когда ты едешь на аттестацию, очень трудно представить, какие будут заданы вопросы.

– Вам какие задавали?

– «Интересные» были вопросы: почему я не доктор наук, почему мы берем слишком невысокую плату за обучение коммерческих студентов?.. Хотя нигде и никто не регламентировал уровень оплаты. Был также задан вопрос, каков у нас средний балл по физико-математическим специальностям. Я сказал, что по среднему баллу поступающих в педвузы ЧГПУ стоит на первом месте во всей стране.

– То есть нужно дороже брать за обучение коммерческих студентов?

– Было сказано примерно следующее: на каждого бюджетника государство выделяет 60 тысяч рублей в год, а у вас коммерческие студенты учатся за 20-40 тысяч, получается, коммерческих студентов вы обучаете за счет бюджетников? Вопрос довольно спорный – бюджет нам давал 250 миллионов рублей в год, а зарабатывали мы 280. Причем очень часто внебюджет помогал нам решать многие проблемы для обучения бюджетных студентов. Кстати, ни один вуз в Челябинске, за исключением медакадемии, не выполняет эту цифру – 60 тысяч на студента. Это нереально. Челябинск – не Москва, здесь люди зарабатывают совершенно другие деньги.

– Коммерческое образование, на ваш взгляд, принесло больше пользы или вреда?

– Все зависит от вуза. С одной стороны, по своему университету могу сказать, что требования, как к бюджетникам, так и к коммерческим студентам, были абсолютно одинаковыми. Одинаково исключали за неуспеваемость и тех, и других. Плохо подготовленные учителя не должны работать в школе. Может быть, есть вузы или филиалы, где к коммерческим студентам относятся лояльнее. Считаю это неправильным, потому что диплом все получают одинаковый, и уровень подготовки должен быть высоким. Кому нужны слабые специалисты?

– У вас одинаковые требования были негласным правилом?

– Наоборот, гласным. Мы сразу говорили, что требования едины.

– Это забота о имидже вуза?

– В том числе. Если диплом продается, а не зарабатывается трудом – это, в первую очередь, удар по имиджу вуза. Нам очень невыгодно создавать о себе такое мнение.

– Не было обидно, что ваши выпускники, в которых столько труда вложено, потеряны для страны как педагоги, если они не идут преподавать?

– Хороший вопрос. Обидно было. Но не за выпускника и не за то, что мы вложили в них знания, обидно было за страну, которая теряет высококлассных специалистов. Те, кто могли свои знания, умения передать школьникам, в школу просто не попадают. О том, что это очень хорошо подготовленные педагоги, свидетельствует тот факт, что наших ребят берут в школы и вузы Москвы и Санкт-Петербурга, детские центры «Орленок», «Зеленый город», что под Питером. И отзывы из школ и оздоровительных центров, куда приходят наши выпускники работать, очень хорошие. К нам приходит большое количество писем от выпускников, которые работают успешно за границей. И они говорят, что уровень их подготовки лучше, чем во многих университетах за рубежом. Мы проводим практику в научном центре УрОРАН. И там тоже говорят, что у наших выпускников подготовка, например, по химии лучше, чем у выпускников УрГУ. Это же оценки внешние, не внутренние.

– Поднимались ли в рамках федерации вопросы о том, что государство тратит деньги на образование будущих педагогов, но оно лишает себя специалистов, потому что не дает им достойной зарплаты?

– Проблема поднималась, но достаточно однобоко. Речь шла о том, что нам не нужно такое количество учителей. Вопрос очень спорный. К сожалению, сегодня ни в одном вузе мы не готовим пять педагогов по химии или математике, потому что городу или области через пять лет нужно будет именно пять человек. Мы не можем знать, как распорядится судьба нашей жизнью. Поштучная подготовка на сегодняшний день совершенно не реальна.

С другой стороны, надо говорить о системе нерационального планирования и заказов.

Пример: работает в сельской школе учитель-пенсионер. Директор понимает, что надо бы уже кого-то под этого человека взять, приглашает на беседу учителя-пенсионера и говорит: у вас две ставки, а надо бы уже о здоровье подумать, о том, чтобы подготовить кого-то на замену, давайте оставим вам ставку, а на ставку пригласим молодого выпускника, вы его подготовите, а потом передадите ему эстафету. Приглашают молодого специалиста, он поработал месяца три, получая скромные 6-7 тысяч, а потом решил уйти из школы. Директор вынужден вернуть вторую ставку учителю-пенсионеру. Если бы вы были на месте этого директора, повторили бы вы через год этот эксперимент?

– Конечно, нет.

– И вы поставите на следующий год в графе вакансии слово «нет». Таким образом, статистика, собранная министерством, говорит, что учителя в школы не нужны. А на самом деле? Мы видим, что учительский состав стареет, в школах работает огромное количество пенсионеров, многие из которых просто-напросто «выгорели», они уже не всегда могут эффективно работать с детьми. И есть еще одна сторона: зарплата директора школы зависит от зарплаты его педколлектива, поэтому, чем больше получает каждый учитель в его школе, тем выше зарплата директора. И в этом плане начинающие педагоги ударяют по материальному благополучию директора. Стало быть, и он не очень заинтересован в молодежи. Вот так создается легенда, что учителя стране не нужны.

То есть о перспективе не задумываемся?

– Увы.

– Вы сказали, что у абитуриентов, поступающих в ЧГПУ, самый высокий балл по стране. Есть этому объяснение?

Кому-то выгодно мнение, что в педагогические вузы идут только неудачники, которые больше никуда поступить не могут. На самом деле далеко не всегда так. Имидж Челябинского педагогического университета работает на то, чтобы в него шли не самые плохие студенты. И все это привело к тому, что мы имеем сегодня максимально высокий рейтинг среди всех педагогических университетов страны. У нас, как говорится, хорошая кредитная история. Нам доверяют, в нас верят, еще ни разу ЧГПУ не испытывал недостатка в абитуриентах.

– С каким настроением вступаете в новый этап вашей совместной с ЧГПУ жизни?

– Нормальное рабочее настроение. Я сразу сказал, если смена руководителя для нашего вуза станет благом – ради бога. Каких-то корыстных интересов личных я не преследую. Если же это приведет к ухудшению рейтинга нашего вуза среди других педуниверситетов страны или к потере кадрового потенциала, конечно, мне будет больно.