Ирина Аргутина, поэт: «На бумаге идет сражение с самим собой»

Поэт Ирина Аргутина по образованию химик, но уже более 20 лет работает ведущим инженером на кафедре ЭВМ. Химию она выбирала по любви, на кафедру привел случай, а поэзия выбрала ее. На сегодняшний день издано восемь поэтических сборников Ирины Аргутиной. Ее стихи публикуются в толстых журналах, российских и зарубежных альманахах и антологиях. В международном альманахе «45 параллель» она еще и заместитель главного редактора. А поводом для нашей встречи послужил выход в свет антологии поэтов-женщин, пишущих на русском языке.

– Ирина Марковна, как возникло предложение – стать одним из авторов антологии «Певчий ангел»?

– В июне 2014 года Татьяна Ивлева, которая пишет стихи, живет в Германии и занимается культуртрегерством, организуя различные поэтические проекты, предложила мне стать одним из авторов антологии поэтов-женщин, пишущих на русском языке. Она сама хороший поэт, и у нее чуткое ухо на поэтические тексты. К тому же я узнала, что содействовать ей будет главный редактор журнала «Крещатик» Борис Марковский. У меня огромное почтение к этому журналу и к этому человеку. Я поняла, что результат будет достойный, и согласилась.

– Вы уже прочли книгу?

– Конечно, хотя получила ее только позавчера. Книга вышла еще весной, но до Челябинска, видимо, пешком шла по нашим необозримым просторам. (Смеется.) Прочитала и поняла, что не стыдно в такой компании оказаться. Очень симпатичны мне в этой книге стихи Светланы Чернышевой из Севастополя, Анны Полетаевой из Еревана, Натальи Хаткиной из Донецка, которая, к сожалению, ушла из жизни. Я была поражена открытием – она родилась в Челябинске! Есть поэты из Германии, Израиля, Австралии, США... Поклонники поэзии наверняка знают многих авторов антологии, потому что они участвуют в большом литературном процессе, публикуются и в толстых журналах, и на страницах альманаха «45 параллель». А сейчас все толстые журналы выкладываются в Интернете, в «Журнальном зале», и складывается ощущение, что в скором времени они полностью перейдут в виртуальное пространство. Границы между литературой бумажной и сетевой стерты, все сложнее выпускать бумажные издания и все большее распространение получает Интернет.

– Что объединяет авторов этой антологии, живущих не только в России?

– Многие продолжают писать на русском языке, они его очень берегут. Для языка границ нет, и «Певчий ангел» – это такой безграничный полет над Земным шаром. Так или иначе авторы, живущие сегодня вне России, ностальгируют. Это люди, многое пережившие, многое понявшие и оценившие, – все это обогащает поэзию. Но в стихах прослеживается вот что: главные ценности у всех людей примерно одинаковые. И никто не хочет войн, тяжелых испытаний, унижений – ни для себя, ни для других народов.

– В последнее время довольно часто выходят в свет поэтические антологии, в чем прелесть таких сборников, на ваш взгляд?

– В единстве и разнообразии. Хорошо, когда вместе собираются, действительно, поэты, в стихах которых мы открываем огромное разнообразие сотворенных авторами миров. За это я люблю антологии. Эти поэтические миры и близки нам, потому что несут в себе детали мира нашего, и в то же время, это другие миры, которые поражают, волнуют, будят в нас не только воображение, но и такие сильные человеческие чувства, как сострадание, сопереживание... Сейчас, к сожалению, стали бояться таких чувств. Не надо бояться, ведь очень верно сказано: «Страданиями душа очищается». Человек, который никогда не страдал, не поймет боли другого человека.

– Ваши стихи есть и в антологии уральских поэтов, которую составил Виталий Кальпиди?

– Да, во втором и третьем томах. Потом он еще издал энциклопедию Уральской поэтической школы и, это мое личное мнение, никого из тех, о ком стоило говорить, не упустил. Антология Виталия Кальпиди – это огромное событие в российской поэтической жизни. Недаром ее заметили не только на Урале, но и в Москве, в России, за рубежом.

– Скажите, книги, о которых мы говорим, можно найти в магазинах Челябинска?

– Вряд ли, нашим авторам в книжные магазины не пробиться, потому что большинству из них сегодня Москва диктует, какие книги должны быть на полках. К тому же, книжных магазинов осталось очень мало. Антологию «Певчий ангел», по-моему, можно заказать через Интернет. Она продается.

– Популярна ли сегодня поэзия в России – так, как она была популярна в 60-е годы прошлого столетия?

– Времена, когда поэзия выходила на стадионы, прошли. Но я считаю, ей там и не место, потому что поэзия – высокая материя, как высшая математика. Мы же не полезем судить о высшей математике, если ее не знаем. Но о поэзии почему-то берутся судить все, хотя для начала ее нужно научиться читать, понимать, проникать в нее, видеть подтексты... Это серьезная сфера, в которой непросто разобраться.

– Но большая часть читателей, вероятно, воспринимает поэзию на уровне эмоций?

– Знаете, на каком уровне человек приходит в поэзию? На уровне ритмики. Посмотрите на малышей – им читаешь стихи, и они в такт ритму начинают подпрыгивать и пританцовывать. Потом дети начинают ловить рифму, потому что это своеобразная музыка. Дети же из всех видов искусств, прежде всего, выделяют музыку. Я говорю об этом, потому что сейчас наблюдаю за своим годовалым внуком. Поэзию человек начинает впитывать с детства, постепенно он дорастает до серьезной литературы.

– Если говорить о литературе в целом, то поэзия – это высший пилотаж?

– Для чтения, наверное, да. Для написания – сложно сказать. Часто поэты с годами уходят в прозу. Не думаю, что они скажут: это легче, чем писать стихи. (Смеется.) Лет пять назад я сама начала писать прозу, и сейчас это меня захватило. Буквально перед Новым годом закончила, наконец, свою небольшую, но все-таки трилогию, и собираюсь ее опубликовать.

– Это биографическая проза?

– Боже упаси! Нет, это художественная литература. Первые две части опубликованы в журнале «Белый ворон», кроме того, первая часть есть в моей книге «На честном слове», вышедшей в издательстве «Цицеро» в 2012 году.

– Почему обратились к прозе? О чем хотелось сказать?

– Как всегда, о жизни. Прозы вроде бы много, но не так много той, которая доставляет мне удовольствие. Сейчас мало прозы об обычной жизни нормальных людей, особенно о жизни нашей немногочисленной интеллигенции. Мне эта среда хорошо знакома, так как я работаю на кафедре ЭВМ Южно-Уральского университета, вокруг меня преподаватели, студенты... Живу в районе Комсомольской площади, там старые дома ЧТЗ, у меня своеобразное окружение, о котором тоже есть что рассказать. Пишу всегда о том, что хорошо знаю. Я не фантаст ни в каком смысле этого слова. (Смеется.) Более того, стараюсь быть точной в малейших деталях. Мне кажется, если читатель сталкивается с какой-то недостоверностью, то сразу перестает доверять, и у него пропадает интерес к книге. К своему удовольствию в процессе написания трилогии я имела возможность вернуться во времена своей юности, потому что вторая часть книги возвращает нас на 30 лет назад.

– Почему трилогия?

– Это чистая случайность. Когда мои друзья и знакомые прочли первую часть трилогии – в то время совершенно самостоятельное произведение – многим она понравилась. Мне начали задавать вопросы о том, что же произошло с одним из героев – хорошим, но не очень смелым человеком? Я знала, хотя поначалу не собиралась рассказывать. Но в какой-то момент судьбы человеческие, сложившись, буквально потребовали разговора о них. Так родилась вторая часть. А выросшие дети моих персонажей – это часть третья. И она получилась более оптимистичной.

– Расскажите, как вы обкатываете рукопись, прежде чем отдать ее в издательство?

– Очень важный вопрос и спасибо за него, потому что такой вопрос мне задают впервые, хотя именно «отделочные работы», как я этот процесс называю, – самый сложный этап. Со стихами надо работать тщательно, я могу вернуться к стихотворению даже спустя годы, даже если оно несколько раз было напечатано. И потому мои стихи, прежде чем я сдам их в набор, сначала отлеживаются. Когда стихотворение написано вчерне, а я пишу стихи всегда рукой, начинается настоящая битва – на бумаге идет сражение с самим собой, с собственной небрежностью, поиск единственно точного слова... Когда битва завершилась, я вновь переписываю стихи от руки и прочитываю вслух, на звукопись тоже необходимо проверять. После этого текст набираю на компьютере, распечатываю и еще раз читаю, потому что графика на бумаге выглядит иначе, чем на экране монитора. Первым моим читателем становится сын, он – мой первый критик. И я всегда пробую одно новое стихотворение, когда выступаю перед аудиторией. Лица, реакция слушателей – для меня это тоже важно. Но строже критика, чем я сама, нет. (Смеется.)

– Вы являетесь одним из редакторов поэтического альманаха «45 параллель». Это, по сути, тоже антология?

– Не совсем. 25 лет назад в Ставрополе благодаря усилиям энтузиастов возникла толстая газета «45 параллель». Она выходила тиражом 300 тысяч экземпляров и распространялась по всей России. Там были стихи, проза, интервью с известными писателями и поэтами, публиковались истории из жизни нашей культурной и научной элиты... Благодаря этому газета стала интересна всей России, но она просуществовала всего несколько лет, а потом начались финансовые проблемы, и ее не стало. Прошли годы, и один из ее основателей, Сергей Сутулов-Катеринич (Ставрополь), решил ее возродить в электронном варианте. В 2005 году она появилась в виде поэтического электронного альманаха. Меня он пригласил в редколлегию в 2006 году, я готовлю выпуски, веду рубрику молодых поэтов. За это время альманах очень вырос – помимо нескольких поэтических рубрик появились рубрики малой прозы, есть редакторская колонка, которая посвящена литературным событиям. Есть рубрики, в которых мы рассказываем о крупных фигурах в литературе. В Интернете альманах обновляется три раза в месяц, время от времени выходит в бумажном варианте.

– Вы сравнили поэзию с высшей математикой, как химик можете сказать, сколько в ней химии?

– (Смеется.) Иногда слышу: «Зачем ты училась химии, если она тебе не пригодилась»? Но это неправда – я работала по специальности до тех пор, пока было где работать: в Теплотехническом институте, потом в ЧПИ, где занималась синтезом высокотемпературных соединений. Возможно, работала бы и до сих пор, но в 1990-е годы лабораторию закрыли. Я даже преподавала химию в ПТУ!

– То есть нельзя сказать, что вы не любили свою профессию?

– Я ее очень любила! И до сих пор занимаюсь химией с детьми своих знакомых, помогаю им прозреть. (Смеется.) Химия для меня – система мировоззрения, понимание взаимосвязей и взаимозависимостей, понимание структуры. Для поэта это жизненно необходимые качества. Написать восторженную чушь может кто угодно, и зарифмовать ее, и даже соблюсти размер. Но это не будет поэзией, потому что в поэзии идет сотворение нового мира, а в этом мире есть своя внутренняя логика.

– Сегодня следите за тем, что происходит в науке?

– Но уже как человек со стороны. Люблю смотреть передачи об открытиях и достижениях не только в области химии. Поскольку я давно уже работаю на кафедре ЭВМ, меня интересует новое в IT-технологиях, а еще – в космических исследованиях, в медицине...

– Но вы же не чувствуете себя абсолютным «чайником»?

– Не могу себе этого позволить. В числе героев моей трилогии есть преподаватели вуза – физик, математик, химик... Значит, я должна знать, что такое «оператор Лапласа», «гамильтониан», «шум квантования»... Нельзя выглядеть смешным в глазах профессионалов, ведь я хочу, чтобы мои книги читали люди умные, образованные. Не хочу покоробить их незнанием того, о чем пишу. Поэтому надо держать себя в тонусе.

А если говорить о химии человеческого организма, то, конечно же, наши эмоции связаны с выбросом в кровь гормонов и даже токсинов. Вероятно, еще и поэтому человек инстинктивно пытается уберечь себя от каких-то сильных переживаний. Но мы не можем рассматривать человека только как организм биологический, как систему химических реакций. Хотя я и материалист, но могу допустить существование некой системы накопления информации, в том числе эмоциональной. Мы же в науке делаем только первые шаги, как бы ни гордились своими достижениями. По сравнению с тем, чего мы не знаем, то, что знаем, – даже не атом, это наночастица. (Смеется.) И наши суждения о материальном мире до сих пор еще очень наивны. Моя героиня размышляет: «Если души нет, что же тогда болит»? Меня этот вопрос тоже занимает.

– Химией этого не объяснить?

– Но ведь есть люди, у которых не болит ничего – перед ними будет страдать ребенок, их это не тронет. Разве их организм устроен по-другому? Геном человека свойственен всем, процессы протекают одинаково. Следовательно, есть что-то индивидуальное: генетика, опять же, молодая наука... И еще: у Флобера есть хорошее словосочетание – «воспитание чувств». А чувства воспитываются с младенчества.

– Проблема свойственна современным молодым людям? Любят ли они поэзию?

– Для многих это новый опыт. Слушают обычно хорошо – когда читаю свои стихи, удается зацепить их чем-то, найти общий язык. По вопросам, которые они задают после встречи, я понимаю, произвела поэзия впечатление или нет. Меня приглашают не только в студенческие аудитории, но в библиотеки, в средние учебные заведения, и я часто задаю тестовый вопрос: «Кто знает фамилию Верещагин»? У меня есть стихотворение «Верещагин». Раньше поднималось рук 5-6 из 30, сейчас чаще всего поднимается одна рука, и это рука преподавателя. Сильно снизился уровень общей эрудиции. Возможно, молодые люди сегодня лучше владеют технической информацией, но общекультурная у них в провале. Это меня беспокоит. Надо с этим работать. Собственно, для этого мы и есть.

– А в науку они влюблены?

– На кафедре, где я работаю, есть ребята, которые хотят знать, которые готовы самостоятельно дойти до сути. Очень люблю таких. Когда они просят разрешения занять одну из аудиторий, чтобы поделиться друг с другом информацией о новых технологиях, системах; подумать и поспорить – мне по-настоящему радостно.