Юрий Шевелев, публицист: «Моя работа – это сугубо индивидуальное занятие»

«...В декабре 94-го смерть поставили на поток – так называемые федералы вошли в Чечню. С глубоким прискорбием я наблюдал, как тупо все делалось. Будто генералы только вышли из детского сада и играли в танки и пушки: пух-пух, вжи-вжи. (...) Подлые аналитики и сегодня утверждают об уникальности бескровного распада СССР, но он еще не закончился. Нашим детям и внукам мы оставляем зараженную территорию. Вырастут они людьми или превратятся в мутантов?..» – задает себе вопрос бывший десантник-разведчик, которому в первой половине восьмидесятых годов прошлого века довелось воевать в Афганистане.

«...Меня постоянно теребит мама: «Я позвонила Путину, там записали наши просьбы». Она такая счастливая, идет прямой эфир, он отвечает на звонки... Там больше двух миллионов звонков, один из них от моей мамы. Она все верит, что доберется до президента и он решит все наши проблемы. Николай II написал в анкете: «Хозяин Русской земли». Путин в графе род занятий – ''оказание услуг населению''...» – размышляет о сегодняшней жизни уральский атлет, ставший для многих воплощением настоящего богатыря и вступивший в ряды рейтинговой политической партии.

«...Да, в XX веке был нанесен сокрушительный удар по русскому генофонду, порода во многом убита и уже не воспроизводится. Но мы же не можем повернуть историю вспять. Развитие все равно идет. Нам всем лишь остается принимать жизнь такой, какая она есть. Чего я буду корябать, подмечать что-то негативное, неприятное лично мне?..» – подводит итог изменениям в стране талантливый художник.

Все они – герои книги «Жизнь Людей», только вышедшей в свет в Челябинске.

Здесь нашли свое отражение судьбы разных людей, которых, по мнению автора, объединяет одно: все они умудряются жить по-своему, невзирая на внешние обстоятельства. Какова суть проекта «Жизнь людей», что общего ЖЛ имеет с известной серией ЖЗЛ, в чем состоит своеобразие этого произведения, мы постарались узнать у автора книги, известного челябинского публициста Юрия Шевелева.

Говорить о живых как о замечательных людях – это похоже на памятник при жизни

– Юрий Петрович, как возник замысел книги «Жизнь людей» и откуда такое название?

– Изначально была идея написать «Русский вопрос». Как возникла мысль? Книги у меня выходят раз в год, и на презентации шестой книги в апреле 2007 года мой товарищ Юрий Зацепилин посетовал: «Ну, Петрович, пора уже написать что-то прорывное. Твои тексты, как правило, рассчитаны на достаточно узкий круг. Надо бы как-то расширить и взбодрить аудиторию…» Я ему ответил, мол, а может, для прорыва написать «Еврейский вопрос». Мы как-то с Павлом Рабиным опубликовали свой диалог на эту тему в журнале «Социум и власть», резонанс был… Но друг возразил: «Зачем тебе еврейский, лучше русский вопрос!» Меня задело. Всегда завораживает название, оно начинает вкачивать энергию, куда-то тянуть… Еще одним толчком стало интервью Льва Толстого, которое он дал в начале ХХ века английскому изданию «Daily Chronicle»: «Западная система не сумела обеспечить истинной нравственности на самом Западе, почему же она должна дать лучшие результаты в стране, для которой она предназначена не была? Как для России, так и повсюду единственным средством улучшения положения вещей является развитие совести и морального чувства населения…» По большому счету, все мои предыдущие книги были связаны с этой темой, с желанием объять необъятное... Я решил сделать еще одну попытку – написать книгу «Русский вопрос», но в преломлении своих героев.

– Почему не в преломлении автора?

– Мне интересен конкретный человек, оказавшийся рядом со мною, его судьба, его история. В общем-то, мне везет с молодых ногтей: я встречаю, дружу, сближаюсь, потом, может, расстаюсь с незаурядными людьми. Вот я и задумал такую книгу. Как раз в это время мы с Художником жили за городом во флигеле, у меня на втором этаже был кабинет, а у него внизу мастерская. Я начал раскручивать своего соседа на откровенность, на разговоры, хотя это было непросто. Следующим собеседником под запись стал мой товарищ, воевавший в Афгане, потом Эльбрус, Володя Хомяков... Мне казалось, я возьму, например, семь человек и через разные оттенки составлю некое цельное представление о русском вопросе. По замыслу каждый собеседник вспоминал историю своей семьи, начиная от дедов. Но когда я увидел весь объем работы, понял, что не потяну. Отказался сначала от семи, затем от пяти героев, осталось четыре – и в результате я пришел к трем. Было очень трудно пережить их жизни, пропустить все через себя.

– Тогда изменилось и название?

– Название «Русский вопрос» было рабочим с мая 2007 по март 2008. Александр Глазырин, с которым мы написали книжку «Свободные диалоги», все время сомневался: смогу ли я совместить с таким названием своих героев – татарина, башкира, русского с немецкой кровью. Наконец я был вынужден согласиться с ним: не получится. Возможно, я и смог бы сделать материал, но то послесловие, ради которого пишется книга, написать не смогу, то есть не смогу все осмыслить, переплавить. Свято место пусто не бывает: пришла идея назвать книгу «Культ личности». В газете, которую мы с Артуром Никитиным издавали в 1999-2000 годах, была такая рубрика. Но какие-то сомнения бродили во мне, пока я не зашел к сыну на его блог в ЖЖ. Он первокурсник, учится в Днепропетровске, любит кинематограф и смотрит огромное количество фильмов, начиная с классики, с немого кино, а в ЖЖ пишет рецензии. У него я и прочел фразу: «Ну наконец-то я вижу в кино не игру актеров, а жизнь людей...» Вот это название меня и зацепило, повело, я вспомнил «Жизнь насекомых», «Жизнь животных», серию ЖЗЛ....

– Почему же не остановились на ЖЗЛ?

– «Жизнь замечательных людей» – это все-таки о мертвых. Правда, сейчас издали несколько томов о ныне здравствующих, например, о Газзаеве. Но все-таки говорить о живых как о замечательных людях сложно, есть определенный дискомфорт... Это как памятник при жизни. К примеру, в 2000 году к нам на открытие митрошинской «Сферы любви» приехал Георгий Жженов – как ему было тоскливо, когда он увидел свой бетонный бюст в одном из дворов на ЧТЗ! А просто «Жизнь людей» – это раздолье, очень широкое поле для работы. Это название у меня устаканилось, я успокоился, хотя работа над книгой шла трудно.

– Хотите вы того или нет, после прочтения названия вашей книги у читателя будут возникать ассоциации с ЖЗЛ. Как вы к этому относитесь?

– Никак, меня эти ассоциации не волнуют, я вообще абстрагируюсь от литературной среды. Моя работа – это сугубо индивидуальное занятие. В 2000 году, живя целое лето на острове, я придумал себе фишку: в первые двадцать пять лет нового века каждый год издавать по книжке, а потом к 2037 году издать итоговый роман и освободиться от мирских забот...

Я все время на стыке, не зря Моргулес назвала меня свободным дилетантом

– Сколько времени прошло от замысла до выхода книги?

– Мой внутренний ритм – год. Год прожил – отчитайся перед Всевышним. Кстати, это достаточно высокий темп. Книгой надо жить не меньше года. Книги, созданные за более короткий период – это не книги. Все должно устояться, должна пройти куча редакций. Скажем, история про Ротного претерпела 16 редакций. Так надо.

– У книги «Жизнь людей» необычная обложка. Что на ней изображено?

– На обложке мой портрет, выполненный в стиле абстрактного сюрреализма, сочетание несочетаемого. Много символичных деталей: пуговица – одно из величайших открытий человечества, сопоставимое с изобретением колеса, или песочные часы без песка. Художник посчитал, что грустно смотреть, когда песок утекает. Будто жизнь уходит. Еще на портрете два древа жизни, у меня на шее книга, на страницах которой символы солнца и луны, свет и тень, в руках лента Мебиуса – символ бесконечности, правда, неправильно нарисованная. Таким образом, то, чем я занимаюсь, – книга – это непреходящая ценность, все остальное вторично. Как бы ни развивалась цивилизация, книга, печатное слово останется и после нее. Художник в какой-то степени попытался это выразить.

– Как вы определите жанр вашего произведения?

– Это сложно. Я рискнул написать в конце, что это литературно-художественное произведение, но это стык жанров, что вообще характерно для меня. Раньше я занимался ракетной техникой, работал в КБ в Днепропетровске, а в аспирантуре ЦНИИМаша (где находится Центр управления полетами) защищал диссертацию по боевой ракете дальнего действия «Сатана». В испытаниях второй ступени во взрывных камерах ЦНИИМаша я представлял промышленность. Получилось, что на тему, которая стала моей диссертацией, работало несколько главных оборонных институтов – были и прочнисты, и динамики, и физики, и гидравлики, и взрывники... Замучились выбирать дисциплину в ВАКе, в которой можно было выставить мою работу к защите. Так что я все время где-то на стыке, не зря меня Ирина Моргулес назвала дилетантом. Но свободным. Поэтому я на это дело, то есть на жанр, и не заморачиваюсь.

– Главное – идея?

– Да, самое главное – это то, что есть во мне, что внутри меня буровит и толкает добраться до какой-то истины. Самую большую энергию дает человеку поиск истины. Я хочу с разных точек зрения подойти к пониманию судьбы человека, особенно русского человека.

– В качестве героев вы отдаете предпочтение известным людям?

– Меня интересуют не столько известные люди. Я люблю говорить с обычными людьми – скажем, на автостоянке охранник в солидном возрасте может рассказать много чего. Жизнь всякого человека – это роман, но, как правило, не написанный. Ох, какие случаются судьбы! В одном из городских журналов я начал авторскую рубрику, которая тоже так называется – «Жизнь людей». Хочу через нее провести разных людей в разных транскрипциях – монологи героев или диалоги с ними, как живой разговор «за жизнь».

– Почему в «Жизни людей» нет имен – только Ротный, Стронгмен, Художник?

– Вопрос ведь не в том, чтобы взять конкретную персону и показать ее прелести. А в том, чтобы выявить, насколько интересна драматургия судьбы и какие смыслы человек вынес из своей жизни. А какое имя при этом стоит – не имеет принципиального значения. Такая условная анонимность дает определенную свободу. И потом, мне бы не хотелось, чтобы из-за меня у людей были конфликты. В целом же имена, фамилии – это все вторично. Первичен поиск смыслов, и здесь имена не имеют принципиального значения. Я просто хочу подойти к образам именно таким опытом, реальными, правдивыми историями подвести читателя к неким обобщениям.

Я не собираюсь играть роль поводыря и вести читателя

– На первый взгляд, присутствие автора в «Жизни людей» минимально. Так ли это?

– У каждого героя своя история. Скажем, идет Ротный в бой, и он видит историю по-своему, его товарищ или командир – тоже по-своему, но в книге останется только то, что напишу я. Здесь появляется кайф: я создаю сюжет, устные рассказы героев становятся моим текстом.

– Внешне вы над читателем не довлеете: есть авторское предисловие и послесловие, остальное – монологи героев. Но вы ведете читателя?

– Я не могу сказать, что мне безразличен читатель. Наоборот, мне особенно важно читательское мнение именно об этой книге, но я не собираюсь играть роль поводыря, куда-то вести читателя, нет. Просто хочу, чтобы человек, который прочитает эти повести, элементарно задумался о своей жизни. Так ли он живет? Важно, чтобы он задумался. К сожалению, сейчас мало читают. Причины смешные, дескать, лето, дача, надо отдыхать. Есть-пить – это каждый день, а читать можно и на зиму оставить. Это меня расстраивает.

– Юрий Петрович, судя по всему, вы самодостаточный человек: от литературной среды абстрагируетесь, читателю поводырем не выступаете. Все же кто ваш читатель? Кому вы как писатель адресуете книгу?

– Я всегда ориентировался на узкий круг, на людей мыслящих, а не на массы. Этого точно не будет, я бы не хотел этого. Друзья мне иной раз пеняют – ну, ты прекрати так писать, бери пример с Донцовой, у нее одна мысль на всю книгу. И буквы сделай побольше. Я и так в этой верстке кегль и поля увеличил, чтоб легче читалось (смеется), но все равно не хочу писать для всех. Достаточно несколько отзывов, чтобы успокоиться и идти дальше.

– ЖЛ уже можно найти в магазинах Челябинска?

– Она продается, как и несколько других моих книжек. Но не надо меня называть писателем. Если серьезно, поэт, писатель, художник – это посмертные звания. Меня особенно коробит, когда кто-то сам себя называет поэтом. Я просто автор своих книг. Ну, может быть, публицист, который в отличие от журналиста публикует свое мнение в прессе. К примеру, вам дали задание со мной встретиться, а мне задания никто не дает. Я сам себе его придумываю.

– «Жизнь людей» – книга, написанная для души, или некое послание для небольшого количества читателей?

– Знаете, когда я пишу, то пишу только для себя. Я могу откровенно и совершенно точно сказать – нет счастья в жизни. Мой кайф – когда я пишу. Написал, сдал в издательство, в типографию, ждешь тираж, наконец, он приходит – это не так, то не так, думал, обложка будет золотой, как на мониторе, а она получилась бронзовая, колонтитул проглядывает на четной странице, а на нечетной лишние пять миллиметров в поле… Потом появляется забота сдать тираж в торговую сеть… Такая ерунда... Зато когда сидишь себе за столом, никого не трогаешь, витаешь в своих эмпиреях – вот где покой и воля.

«Романы в жизни я видал такие, каких еще ни разу не читал...»

– В книге «Жизнь людей» – три истории, три судьбы живущих рядом с нами людей. Казалось бы, каждая из них стоит особняком, и в то же время вполне гармонично воспринимается следующая. Получается некий парадокс: книга заключает в себе законченную мысль, четко показывает позицию автора – и одновременно открыта для следующих историй, ведь «Жизнь людей», по сути, бесконечна. Что вы думаете по поводу ее продолжения?

– Сейчас я просто потихоньку отхожу от этого тома, но уже задумываюсь о новом. Задел у меня есть. Хочу сделать двенадцать образов. Для чего они мне нужны, тоже могу ответить. Я уже заикался – хочу написать роман, даже брался, но не получилось. Не получается, потому что надо писать о том, что знаешь доподлинно, а знаю я только свою жизнь. Поэтому я через эти книги хочу узнать судьбы других людей, и уже из них выписывать характеры, вводить их в соприкосновение... Пока эта идея меня греет, пока я не хочу отвлекаться. ЖЛ продолжится и, возможно, не только с моим авторством.

– То есть характеры героев своего будущего романа вы планируете брать из реальной жизни?

– Понимаете, когда глубоко вникнешь в судьбу конкретного человека, ничего не придумывая, это большой труд, но он во сто крат интереснее, чем фантазии. «Романы в жизни я видал такие, каких еще ни разу не читал», – я все время ссылаюсь на Байрона. Не нужно ничего придумывать, вопрос только в том, как воспроизвести реальную жизнь, как быть таким чувствительным, как Гоголь. Так я хочу подойти к художественному образу.

– Вы уже знаете, кто станет героем следующего тома и когда он появится в продаже?

– Надеюсь, книга выйдет в первой половине следующего года. Но не рискну называть своих героев. Меня привлекает драматургия человеческой судьбы, а она не у каждого случается. Мне бы хотелось разговорить двух участников Великой Отечественной, им уже за 85 лет. Но с ними трудно: с одной стороны, они все хорошо помнят, с другой, побаиваются рассказывать. Хотелось бы написать свою книгу – «Война», где под одной обложкой рассказать о трех войнах – Отечественной, Афганской, Чеченской. У каждого поколения свой огонь… Я сейчас многое могу наговорить, но как оно, в конце концов, выйдет, решится только в живой работе и в какой-нибудь десятой или двадцатой версии. Важно, что на предисловие я уже не буду тратить время и силы, оно сформулировано в «Жизни людей», оно меня структурирует на несколько лет вперед: «…жизнь людей и литература связаны диалектическим единством: первичным смыслом жизни является изложение ее в тексте, а предметом литературы является жизнь…»