Егор Кудаков, генеральный директор Центра развития некоммерческих организаций: «Люди делают пожертвования иррационально»

На практической конференции «10 добрых дел» в Челябинске побывал директор Центра развития некоммерческих организаций (ЦРНО), один из организаторов «Белых ночей фандрайзинга» Егор Кудаков. В некоммерческом секторе он работает с 2001 года. Побывав в Челябинске, он поделился с местными представителями общественных организаций опытом по организации работы НКО. О том, как живется российским НКО в условиях сокращения финансирования, кому охотнее всего дают деньги и что за профессия фандрайзер, читайте в интервью Егора Кудакова на сайте 74.ру.

– Егор, вы провели несколько дней на научно-практической конференции «10добрых дел», общаясь с представителями челябинских НКО. Какие темы для них оказались особенно интересны и важны?

– Да, мы действительно очень плодотворно провели это время и обсудили проблемы, которые волнуют НКО. Как нетрудно догадаться, одна из основных тем – это финансирование. Сейчас ситуация меняется в худшую сторону, так как российские грантодающие организации не могут предоставить существенные ресурсы, а государственные источники незначительны. Соответственно, сокращается и деятельность НКО, поэтому вопрос «где брать деньги» возникает даже у давно действующих организаций. Хотя с точки зрения фандрайзинга (привлечение ресурсов) появляются и новые перспективы, активно развиваются частные пожертвования, люди все больше денег направляют на благотворительность.

– На какие проекты охотнее всего дают деньги?

– Люди активно жертвуют деньги на лечение больных детей. Если утрировать, то можно сказать, что лучший образ для фандрайзинга – это девочка семи лет славянской внешности. Потому что если внешность не славянская или девочка старше, или это не девочка, а мальчик, денег дают меньше. Зачастую, делая пожертвование, люди руководствуются какими-то иррациональными мотивами, ориентируясь, как я уже сказал, на внешность и возраст, хотя любой другой ребенок или взрослый нуждается в лечении не меньше.

– Помимо финансирования, что еще волнует людей, которые работают в благотворительных организациях?

– Часть вопросов была связана с управлением людьми. В НКО не могут много платить, и зарплаты здесь гораздо ниже, чем в коммерческой фирме. Например, бухгалтер в НКО будет получать намного меньше, чем бухгалтер в коммерческой фирме с той же занятостью. У людей возникает вопрос: а зачем тут работать, если можно с той же занятостью зарабатывать больше. Поэтому мы много говорили о том, как подобрать индивидуальные ключики к человеку. Когда у вас большое предприятие, сложно индивидуально подойти к каждому работнику, в некоммерческой же организации можно так тонко настроить мотивацию, чтобы она удовлетворяла разные типы людей.

– Складывается впечатление, что для занятий благотворительностью недостаточно одного лишь зова души. Эта сфера требует все большего профессионализма?

– На самом деле модель функционирования НКО подчас сложнее, чем малый бизнес. Если в бизнесе ты получаешь деньги от клиентов, то у НКО есть третья сторона – это доноры. Твои клиенты, это не те, кто платит тебе деньги, и как бы они ни были тебе благодарны, это нужно будет доказать третьему лицу. Требования к руководителю НКО не меньше, чем к руководителю коммерческой фирмы, ведь он должен зарабатывать деньги в этой непростой сфере. Также и бухгалтер в НКО должен быть не меньшим профессионалом, чем его коллега из частной фирмы, и пиар-менеджер, который раскручивает фонд, делает это не менее профессионально, чем если бы он делал это для бизнеса. Поэтому тенденция к профессионализации НКО действительно есть.

– А какие еще можно обозначить тенденции в развитии некоммерческой сферы?

– Сейчас можно говорить, что организации стали более системно работать с пожертвованиями. Те, кто жил от гранта к гранту, не смогли продолжить свою деятельность, когда гранты закончились., поэтому те, кто остался, создают собственную сеть доноров, чтобы не зависеть от одного источника финансирования. Можно отметить и такую тенденцию, как появление профессии фандрайзера, то есть в организациях появляются люди, которые профессионально занимаются привлечением финансирования, а в некоторых вузах уже есть такая специальность.

Все большее распространение начинают приобретать интернет-пожертвования, а ящики для сбора средств, которые раньше для многих были чуть ли не единственным источником дохода, теряют свою популярность. Люди все чаще совершают покупки в Интернете и начинают доверять этой системе. Есть такая технология, как рекуррентные платежи, когда можно автоматически каждый месяц отправлять со своей карты платеж в адрес какой-либо благотворительной организации. Популярностью пользуются краундфандинговые платформы, когда деньги на какой-либо проект собираются с помощью коллективных инвестиций.

– Что можно посоветовать людям, которые начинают пробовать свои силы в этой сфере? Какие понадобятся навыки?

– На этот вопрос не получится дать однозначного ответа. Не существует такой профессии, как «энкэошник», эта сфера требует совершенно разных навыков. Если ты занимаешься правозащитной деятельностью, это одни навыки; работаешь с волонтерами – другие, работаешь над продвижением – третьи. Это совершенно разные навыки, но при этом уровень профессионализма должен быть достаточно высоким.

– Если попытаться оценить наше общество с точки зрения развития благотворительных организаций, на каком уровне мы находимся в сравнении с благополучными заграничными странами?

– В какой-то период была статистика, что в Канаде 60-70% населения участвует в волонтерской деятельности, у нас в то время показатель составлял 3%. Но нельзя в чем-то упрекать население, когда мы видим, какую позицию занимает государство по отношению к благотворительности. Например, бизнесу, который занимается благотворительностью, не планируют давать налоговых льгот, а это показатель того, как власть развивает тот или иной аспект деятельность. Видимо, у нас как всегда свой особый путь, в том числе и для некоммерческого сектора.

– Насколько серьезна проблема «плохих фондов», которые под вывеской благотворительности обманывают людей?

– «Плохие фонды» появляются потому, что есть люди, которые не обременяют себя элементарной проверкой информации, кому они жертвуют деньги. Если донор не удосуживается прочитать то, что написано в Интернете, и узнать, что это за фонд, это проблема доноров, а не НКО.

– А что за люди идут в благотворительность?

– Часть людей – это те, кто столкнулся с проблемой в своей жизни и создал организацию, которая способствует решению проблемы. Как правило, это наиболее мотивированные люди, ведь они действительно живут своим делом. Бывает и такое, что человек состоялся в какой-либо сфере, и что-то его побуждает отказаться от деятельности, приносящей доход, и заняться некоммерческими проектами. Могу привести в пример одного моего знакомого, который был директором по маркетингу одной из крупных торговых сетей и в какой-то момент понял, что занимается тем, что ему совершенно неинтересно. Сейчас он проводит бесплатные тренинги для подростков. Можно назвать это своего рода социальным дауншифтингом, хотя это не бегство от действительности, а наоборот, стремление изменить ее к лучшему.

НКО – это хорошая возможность для молодых людей набраться опыта и проявить себя. Когда ты студент, сложно получить какую-то интересную стажировку или практику, а в некоммерческой организации ты на первых шагах можешь реализовать свой собственный проект и получить опыт. Я отношу себя к этой категории, так как пришел в НКО, чтобы раскрыть свой потенциал.

Вообще стоит отметить, что НКО в России имеет женское лицо – в небольших организациях руководят женщины, которые сами выполняют большую часть работы.

– Выходит, работать трудно, денег мало, а что же в качестве вознаграждения? Моральное удовлетворение?

– Можно и так сказать. Лично для меня это возможность жить в соответствии со своими внутренними ценностями.