ГКЧП в Челябинске: 25 лет спустя

19 августа 1991 года президента Советского Союза Михаила Горбачёва отстранили от исполнения обязанностей под предлогом болезни, власть в стране захватил государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП). Переворот возглавили вице-президент СССР Геннадий Янаев, премьер-министр Валентин Павлов, председатель КГБ Владимир Крючков, министр обороны Дмитрий Язов, министр внутренних дел Борис Пуго и еще несколько членов ЦК КПСС. Путчу противостояло руководство РСФСР во главе с президентом России Борисом Ельциным. Основное противостояние было в Москве, но и в Челябинске три августовских дня оказались насыщенными. 25 лет спустя о мятеже реакционеров вспоминают непосредственные участники событий.

Согласно данным еженедельного опроса 74.ru, 47,3% южноуральцев считают, что если бы ГКЧП удержал власть, сейчас россияне жили бы лучше. Противоположного мнения придерживаются 19,7%. 26,6% считают, что ничего бы не изменилось, а 6,4% ничего не знают о путче ГКЧП. За неделю в опросе приняло участие почти 1400 человек.

Вадим Соловьев: «Если следить за развитием событий, вопрос был только в том, когда уже что-то случится. Дефицит всего, в колбасе картон и мясо из Чернобыля – по решению ЦК КПСС... К августу всё дошло до крайности, и уже просто ждали, когда что произойдет. Горбачев в отъезде, многие тоже в отпусках, в том числе начальник управления КГБ области – потому и не сработали команды».

Вадим Соловьев: «19-го мы ночевали на Плановом у родственников жены, я утром на физкультуре был во дворе, а дочь увидела по телевизору и закричала «Демократы! Вы всё упустили!», я не понял, о чем это, а она: «По телевизору балет, переворот!». Быстро оделся и поехал в горсовет. Связался с Белым домом, Бориса Николаевича уже спрятали в Архангельском, у меня была постоянная связь с его помощником Виктором Илюшиным. Три дня я ночевал в рабочем кабинете».

Борис Мизрахи: «О перевороте узнали ранним утром, было экстренное заседание в горсовете, и Вадим Соловьев сразу сказал – мы не поддержим эту хунту, они преступники, и нужно выступить с осуждением. Один из депутатов, директор «Челябинскуголь» Дружинин, тогда сказал: «Да как вы смеете называть государственных деятелей преступниками?», а Вадим Павлович ему: «Смею. Они преступили закон ради собственной власти». Мы двое суток жили в горсовете, забаррикадировались и были готовы к атакам. В УВД мне дали бронежилет для Соловьева, но он отказался его надевать даже когда выходил выступать на митинге. Тогда я предложил, что надену сам и буду его прикрывать, а он на это: «Дурак, ты молодой, тебе надо семью растить», и не позволил. Мы имели постоянную связь с Москвой, по телефону получали всевозможную информацию. Вадим Павлович несколько раз ходил в областной совет на встречи с Суминым, который умело лавировал. Пётр Иванович не поддерживал ГКЧП, он не выступил ни за, ни против – выжидал. На него сильно давили, в том числе люди из его команды, которые открыто говорили, что ГКЧП спасает страну, например его заместитель Осин. А мы видели, что не хотят они страну спасать, они просто отстранили Горбачева. Но областные власти молчали, пока городские активно поддержали Ельцина и Горбачева – вместе с народом».

Вадим Соловьев

: «Было заседание областного исполкома, они готовились к атаке демократов. Я пришел без сопровождения всякого, они там начинают обсуждать – Петя Сумин и его заместители, один говорит: «Ну что нам – ГКЧП поддержать? Давайте и тех, и других поддержим». Я не член облисполкома, сижу в зале, и они знали, что уже с самого утра 19 августа толпа на площади Революции тысяч 15 – люди пришли в поддержку Ельцина и демократии, свободы слова. Встал я на заседании и говорю: «Пётр Иванович, вот есть телевидение и радио, пойди и скажи, что мы поддерживаем Ельцина». Он не пошел, а отправил телеграмму в область – «учитывая ситуацию...», то есть ни тем, ни другим. Но окна в облисполкоме мешками с песком заставили на случай штурма демократов. Народ на площади меня ждал, и я сказал на всю площадь, что состоялось заседание облисполкома, действия ГКЧП отвергнуты, поддержан Борис Ельцин, все кричали «Ура!», аплодировали. А если бы я только сказал, как было на самом деле, все ринулись бы туда на штурм...».

Борис Мизрахи

: «Пришли афганцы под командованием Виталия Паутова, заявили, что готовы встать на защиту горсовета, но из оружия у них была лишь арматура. Они пришли в первой половине дня 19 августа, еще до митингов. Митинги были спонтанные и перманентные, люди только ночевать уходили, на площади постоянно было несколько тысяч человек, особенно по вечерам. Рупором там был депутат горсовета Александр Алексеев из «ДемРоссии», активно выступали и другие депутаты – рабочий Сергей Мухаркин, Лариса Субботина. Кстати, она и Евгений Табачков вели переговоры с чебаркульской танковой дивизией, ездили перекрыть танкам дорогу. Работники радиозавода «Полет» устроили забастовку и маршем пришли к площади во главе с руководством завода, присоединились к митингу, выступили в поддержку правительства России и горсовета. ЧВВАКУШ тоже выступил на нашей стороне – на площадь лихо приехал на «Волге» генерал Вишняков и заявил, что преподаватели и курсанты училища штурманов готовы защищать демократию и российскую власть. Народ кричал «Ура!», аплодировал военным. Вся городская милиция под командованием Валерия Пустового также поддержала нас – опять кричали «Ура!». КГБ выжидал, активных контактов с ними и областным УВД у нас не было – они поддерживали областной совет, который и сам выжидал».

Анатолий Сурков

: «Три человека в те дни ночевали на рабочих местах – я, Петр Иванович Сумин и секретарь обкома Алексей Литовченко. Что в области не было чрезвычайного положения, это наша заслуга – слаженной деятельности КГБ и милиции, партийных и государственных органов. Пришла телеграмма организовать ОКЧП – областной комитет. Это было в 2-3 часа ночи, взял сопровождение и пошел к областной совет, провели суженное заседание с Суминым и Литовченко. Петр Иванович спросил мое мнение, и я прямо сказал – категорически против, ЧП у нас нет, зачем создавать комитет, провоцировать? А в 22 областях создали такие ОКЧП, и генералы потом потеряли звания, были уволены со службы... Я и на ТВ выступал, и на радио тогда: «В Челябинской области чрезвычайного положения нет, нормально функционируют предприятия, транспорт, учебные заведения. Не будем поддерживать конъюнктуру, будем жить без конфликтов». Собрал своих сотрудников, велел сдать оружие и сложить в сейфы, чтобы обошлось без кровопролития».

Вячеслав Кислицин

: «О путче я узнал на работе, целый день обсуждали. Пришел домой вечером – жена в слезах, кричит «Ты демократ такой, почему ты здесь? Твое место на площади, с народом!». Пошел в горсовет, там узнал, что некие предприниматели зафрахтовали самолет – лететь в Москву, защищать Белый дом. Собрали группу, разошлись по домам за едой, снова собрались в горсовете, но нам сказали, что важнее защитить Челябинск и Екатеринбург от военной операции. Раз так, собрали из добровольцев четыре взвода по 25 человек – оперативники РУВД, «ДемРоссия», качки-спортсмены с ЧМЗ, медики, никаких афганцев не было. У всех были заточки, оружия не было, охраняли горсовет по очереди, но понимали, что спецназ нас легко всех уничтожит. Искали подземные ходы в обком и облисполком, но не нашли».

Вадим Соловьев: «Мы знали, когда ожидается штурм Белого дома. И я 20-го пошел утром на областное радио рассказать, какие события назревают, меня хотели не пускать – был специально проинструктированный дежурный, но я проявил решимость и добился прямого эфира. Тогда нужно было не о себе думать – войскам дали указание ввести танковую дивизию из Чебаркуля, перевести Челябинск на военное положение. Следов они старались не оставлять, поэтому не знаю, устный приказ или письменный. Руководство танкового училища, штурманов, другие решили не вмешиваться. Открыто никто не поддержал, но и многие не понимали, что происходит. И в ночь перед штурмом, 21 августа, мы думали, что всё, близится конец».

Анатолий Сурков: «Вот я получил данные, что танковая дивизия из Чебаркуля пошла на Миасс, и танк встал у горкома, направлен на народ – тут же попросил Сумина дать команду убрать этот танк. Другие данные – танки перекрыли трассу на Москву, чтобы никто не поехал поддержать Белый дом. Позвонил в дивизию, чтобы не препятствовали, не блокировали дороги. На площади Революции был митинг, там были и наши чекисты, и колонну студентов ЧПИ они сопровождали – чтобы не допустить мордобоя и погромов, ведь на площади гастроном и музей. Каждый день инструктировал сотрудников – пусть спорят, в споре рождается истина, но нужно соблюдать закон и порядок. Об этом же говорил, выступая перед рабочими ЧТЗ. Челябинский КГБ занял нейтральную позицию – мы за Родину, не за конъюнктуру. Указания давал военным – оставаться в местах дислокации, не выдвигать никуда танки и вертолеты».

Вадим Соловьев: «Конечно, репрессий ожидали. Мы же видели и помнили, как Сталин устроил блокаду Западного Берлина, что продукты с самолетов сбрасывали, Венгрию 1956 года, Чехословакию 1968 года. Но я еще 19 утром сказал редактору городской газеты Борису Митюрёву, что ГКЧП продержится от нескольких дней до нескольких недель – они же не предлагали ничего, кроме ужесточения дисциплины, никаких экономических преобразований».

Вадим Соловьев

: «Я попросил снять с горсовета вывеску КПСС, флаг СССР и поднять российский флаг. Его ребята какие-то принесли – наверное, я знал, что есть у нас этот флаг. И Борис Мизрахи, ярый демократ, поднял его над городом».

Борис Мизрахи: «21 августа Вадим Павлович сказал, что нужно снять с горсовета флаг СССР и поднять российский триколор. Наши женщины сшили флаг из трех кусочков, поднялись мы втроем – я, Анатолий Гращенков и, кажется, Белоусов, проволокой прикрутили древко».

Вячеслав Кислицин: «Тот флаг сшила моя дочь Инга еще в 1990 году для пикета в Ленинском районе, а материал и размеры достала Лариса Субботина – видимо, она и принесла тот флаг в горсовет».

Вячеслав Кислицин: «21-го поехали вчетвером закрывать райкомы и обком – со мной были Модерау, Белоусов и еще кто-то. Вот тогда мы уже были вооружены, но получили указания и от Соловьева, и от Сумина вести себя прилично. Райкомы были пустые, мы их легко опечатали. А в обкоме был отдельный батальон милиции и секретарь обкома Литовченко, я у него забрал ключ от кабинета. Но сопротивления не было никакого, полная покорность коммунистов».

Анатолий Сурков: «За ГКЧП были выступления, но массовых не было. И мы гасили обе стороны, не допускали провокаций. После путча уже была следственная комиссия, изучали мою деятельность в эти дни, но не нашли состава преступления. Горжусь, что в тот момент не допустили возможных неприятностей. Почему я седой и лысый – дни календарно короткие, но ёмкие, тревожные, ответственные. И сейчас я бы действовал так же».

По словам Вячеслава Кислицина, у него была идея организовать в эти выходные на Алом Поле митинг в честь 25-летия победы над ГКЧП и пригласить на него Михаила Касьянова, но эта идея не нашла поддержки в региональном отделении партии народной свободы (ПАРНАС).

Вячеслав Кислицин: «Уже после путча мы узнали, что был приказ начальнику танкового училища обеспечить подход танковой дивизии (танки уже шли на Челябинск) и взять город под контроль. Но начальник склада, прапорщик, закрылся и угрожал взорвать склад с боеприпасами, если начнут вскрывать решетку – видимо, был демократ или не хотел гражданской войны. И начальник училища, он же начальник гарнизона, не смог выполнить приказ. После путча на заседании горсовета он рассказал эту историю – посмотрите протоколы – и сложил полномочия депутата. Вот что такое народная революция. Но Россия не была готова к смене власти. Потому и о победе этой революции не говорят. Многие тогда не понимали, что происходит, приходили на митинг просто за информацией. Это не оказалось радостным событием, после победы мы не ощутили эйфории».

Борис Мизрахи вспоминает, что уже осенью участникам тех событий прислали из Москвы значки и удостоверения: «Всё очень скромно. У меня достаточно наград – и медаль за законотворческую деятельность, и знак "За заслуги перед Челябинской областью", и другие, но эта среди них особенная».

Он уверен, что всё было не зря: «Мы были частью того народа, который встал на защиту демократии и Горбачева, против ГКЧП, мы отстояли новый путь развития страны. Да и как можно было поступить иначе? Кто все эти люди? Янаев предал всех близких ему людей, Павлов был алкоголик, Язов – может быть, не до конца понимал, но был частью системы... Пуго поступил более честно – поняв, что происходит, он застрелился. Советская система мешала развитию страны, разрушала ее. Горбачев понимал это, оттого разрушал систему, которая могла обрушиться сама и завалить страну. Конечно, мы были уверены, что люди нас поддерживают – мы это видели, но были готовы ко всему, в том числе к силовым вариантам. Все боялись возврата к репрессиям, люди испугались режима военной диктатуры, и вышли за идеи, ведь никто не обещал легкой жизни, только борьбы. Люди устали жить по талонам и цензуре партии, они хотели свободы, демократии, благополучия».

Вадим Соловьев

: «Невозможно было иначе. Мы видели еще когда я был секретарем ЦК ВЛКСМ и в обязательном порядке ездили за границу, как в Западной Германии живут люди, как там устроены заводы, что в магазинах есть, как люди друг к другу относятся, Югославию видели, другие страны. Без развития демократии нет развития экономики, а без рыночной экономики нет благосостояния людей».