На Южном Урале, как, впрочем, и по всей стране, проверяющие нагрянули в учреждения для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, а также в дома ребенка. Но не чиновники, а представители самых разных организаций, как общественных, так и профессиональных: врачи, педагоги, психологи, специалисты опеки и надзорных органов, члены общественных объединений и НКО, волонтеры и так далее. Им предстояло проверить 53 детских дома в нашем регионе, три дома-интерната, один реабилитационный центр и семь домов ребенка и решить, что еще нужно сделать, чтобы девиз программы «Россия – без сирот» стал реальностью.
Юлия Болотина, член экспертной группы Общественной палаты Челябинской области,
декан факультета предвузовской подготовки ЮурГУ
В числе таких проверяющих, как представители Общественных советов, оказались и мы. Во время всех проверок разговоры неизменно возвращались к простому, казалось бы, вопросу: а можно ли вообще сделать так, чтобы родители не бросали своих детей? Или это утопия? Можно ли чем-то помочь маме или папе, чтобы ребенок все-таки не терял семью, чтобы казенные дома однажды стали бы совсем не нужны? И что это такое вообще – быть мамой и папой? Эти и другие вопросы мы обсуждали с Юлией Олеговной Болотиной, членом экспертной группы Общественной палаты Челябинской области, а в «мирной» жизни деканом факультета предвузовской подготовки ЮурГУ.
– Юлия Олеговна, в чем все-таки преимущества и слабые стороны программы «Россия – без сирот»?
– Я думаю, сама программа – это шаг вперед, чтобы создать условия именно в рамках гражданского общества. Во-первых, сформировать осознанное отношение к материнству, позицию, что воспитание детей – это дело общества, и в нем не должно быть учреждений, где ребенок бы находился длительное время без семьи. Мы это говорили и будем говорить, что главным агентом социализации маленького человечека является семья. Во-вторых, большой плюс этой программы в том, что на сегодняшний день определены типы учреждений, количество детей, которые там могут находиться – очень хорошо, что оно очень маленькое. Приятно, что по штатному расписанию все те специалисты, которые необходимы в процессе воспитания детей, их социализации, коррекции, образования, присутствуют в полном объеме. Это создает хорошие предпосылки, чтобы в полной мере обеспечить стартовые позиции, с которыми дети потом могут войти в общество.
Если говорить о том, какие в ней есть краеугольные камни, то, во-первых, на мой взгляд, недостаточно учитывается мотивация приемных родителей. Не секрет, есть факты, когда детей берут в виде замещения потери своего ребенка, не понимая, каким образом и как в определенной возрастной группе возможно воспитание самих приемных детишек. Из этого вытекает второй момент – количество возвратов детей в эти учреждения на сегодняшний момент является высоким. Приемная семья взяла под опеку ребенка, столкнулась немножко с проблемами, которые, случись они со своими родными детьми, просто перетерпели бы чуть-чуть, списали бы на «все пройдет», «все будет хорошо», – вместо этого возвращают ребенка.
Еще один неоднозначный момент – принято всегда стоять на позиции преимущества передачи детей и восстановления связи с кровной семьей. Но кровная семья не всегда понимает всю ту ответственность и перед ребенком, и перед государством за этого ребенка, когда ей дается возможность вернуть его домой. Мы с вами были и видели такое в домах ребенка. Из семьи малыша изымают, говоря канцелярским языком, педагогически запущенного, не умеющего ничего делать. За полгода в учреждении его доводят до уровня очень хорошо развитого по психическому, речевому – по всем умениям до нормы, отдают домой. Через некоторое время органы опеки или полиция снова возвращают малыша в это же учреждение, и как факт – вторичная педагогическая запущенность: все приобретенные навыки утеряны, все знания, полученные в доме ребенка, забыты. Этот момент, на мой взгляд, недостаточно прописан в отношении тех семей, из которых детей изымают по второму, третьему разу.
– Но ведь работа с приемными семьями – это обязанность не самого дома ребенка, а органов опеки?
– Все учреждения обязаны заниматься сопровождением такой семьи (как приемной, так и кровной), но надо понимать, что, во-первых, не во все семьи пустят, во-вторых, с приемной семьей не всегда удается установить хорошие, доверительные отношения, потому что очень часто она скрывает, что ребенок – приемный.
– А надо ли говорить ребенку, что он приемный? Чем это может быть чревато?
– Есть много разных подходов, которые зависят от этнокультурных традиций. В России исконно так сложилось, что семья, не имеющая своих кровных детей, но мотивированная на их воспитание, когда принимает ребенка – усыновляет или берет под опеку, больше никогда об этом никому не говорит, ребенку в том числе, не вспоминает о его кровных родителях. Так исторически сложилось. В ряде других стран в силу других этнопедагогических традиций есть и культура, и обязанность приемных родителей в поддержании, в восстановлении родственных связей с биологической семьей. Все зависит от тех традиций, которые сложились.
– В чем суть осознанного материнства?
– У каждого человека есть право быть папой и мамой. Но любые права предполагают большой комплекс обязанностей, и очень часто люди, вступающие в брак и решающие родить ребенка, не анализируют, упускают из вида, насколько они готовы психологически, физически, в первую очередь, а не только материально, эти обязанности выполнять.
Что такое готовность человека к любому действию? Это осознанное принятие на себя всего ролевого репертуара, функционала каждой роли. То есть я не просто должен выносить ребенка, а здорового ребенка. Когда он родится, я должен обеспечить условия не только для его кормления, но и полноценного развития – физического и психического, с 6-7 месяцев – еще и интеллектуального. Многие считают, что они могут родить ребенка, а он сам как-нибудь вырастет. В обществе такой стереотип существует: ну рожали же женщины якобы в поле, и ничего, дети росли, ходить-говорить научились. Но никто не говорит о том, сколько женщин погибало в результате таких родов (а статистика говорит – до 70%) до того момента, пока не появилась система родовспоможения в 1918 году. Никто не говорит о том, сколько детей получили изломанную психику и тело, когда сами учились ходить-вставать и так далее, и что потом было с такими детьми.
Осознанное материнство означает, что я беру на себя обязанность обеспечить для этого ребенка полноценное развитие.
– Мне кажется, в этом есть еще одна крайность. Как Тарас Бульба: «я тебя породил, я тебя и убью». И с точки зрения обывателя она понятна, но это одна из бед, – эффект неоправданных ожиданий, и он не привязан к степени родства. Что в родных семьях, что в приемных, часто бывает, что за счет детей родители пытаются реализовать свои несбывшиеся мечты. Где вот эта грань?
– Осознанное материнство – это и есть понимание того, что ребенок – отдельная личность, со своими особенностями, своим взглядом на мир, это особенный отдельный человечек, который уже имеет возможность выбрать, во что он будет играть или не будет, у него есть свои вкусовые предпочтения, есть своя линия поведения. Он отдельное социобиологическое существо, которое восприняло все от всех своих родственников, но он уже индивидуальность. Возможность дать ребенку быть индивидуальностью, отдельной от тебя, – это тоже осознанное материнство. Когда мы не ждем, что он отдаст нам взамен что-либо – что он будет хорошо учиться и так далее. Самое большее, что мы можем от тебя «ждать» – это мы постараемся, чтобы ты был здоров. Если ты нездоров, то мы поможем тебе жить с этой болезнью, какая бы она ни была, если ее невозможно излечить.
Когда-то давно мы работали на базе ГКБ №9 и читали курс лекций для беременных женщин о пренатальной педагогике, где как раз рассказывали, что вот это уже есть зародившаяся личность, она станет таковой в процессе социализации, вы должны создать условия, при которых он может попробовать все и для себя определить, что ему интересно, кем и чем он будет. Но это тот человечек, у которого нужно сформировать определенные ценностные отношения, ориентиры в окружающем мире. Поэтому при сформировавшейся у плода системе слуха необходимо читать, разговаривать, общаться, читать сказки. Большую роль играет и отец – муж или лицо, его замещающее. Общаясь с еще не родившимся ребенком, он уже формирует у него чувство безопасности.
Его еще нет, а им уже начали заниматься. О нем уже начали заботиться – не просто вовремя проходить скрининги, правильно питаться, не просто соблюдать какие-то гигиенические вещи, а именно задумываться о его воспитании. Это музыка, это общение с произведениями искусства, это позитивные эмоции, занятия спортом, прогулки, доверетельные и нежные отношения между папой и мамой, чтобы ребенок понимал, что его здесь ждут и любят.
– Насколько важна вовлеченность папы в этот процесс?
– Только мужчина формирует чувство безопасности у ребенка, что у мальчика, что у девочки. Есть теория о пятикомпонетном чувстве собственного достоинства, и чувство безопасности – одно из них. У девочки отец формирует еще и так называемый синдром женской избирательности: от того, как к ней относится папа, девочка потом и выбирает себе партнера – или это будет частая смена, и она будет искать замещение, чтобы чувствовать себя в безопасности, или это будет очень четкий портрет мужчины, который по своим действиям и своему отношению к ней похож на папу.
– Чем опасно сиротство, особенно в мирное время?
– Есть сироты социальные, а есть сироты, которые появляются, когда погибает вся семья, и ребенок остается один. Самое страшное – это социальное сиротство.
Когда происходит трагедия, и гибнут родители, то такой ребенок чаще всего не попадает в учреждение для детей-сирот, потому что родственники забирают его под опеку и заботятся о нем. Очень часто члены родительской семьи удочеряют или усыновляют такого малыша. Эта категория достаточно опасна. Когда мы говорим о ребенке, которого подкинули в грудничковом возрасте, то после кратковременного пребывания в доме ребенка он находит для себя замещающую семью. И в 99,5% никогда не узнает, что они – не родные. Социальной сиротой ребенок становится, когда мама отказалась от него в роддоме, или родители были лишены родительских прав по решению суда.
Та категория детей, которые изъяты из семьи, уже имеют психологическую травму, кроме того, с достаточно жесткой установкой, что их лишили родителей. Для ребенка пьющая мама, мама, употребляющая наркотики, папа, который пьет и бьет, все равно мама и папа, которых они любят. Имея опыт жизни в такой семье, имея все эти поведенческие реакции, все существующие в такой семье «ценности», они так или иначе принимают на себя стиль и образ жизни. Чем младше ребенок, тем меньше у него таких зацепочек и крючочков. Это очень болезненно: была мама, и нет ее. На этом фоне может формироваться состояние, когда «я же сам виноват, что мамы не стало», ребенок вырабатывает свою концепцию – «я плохой», поэтому требования, которые ко мне предъявляют, я не буду выполнять, потому что мама от меня отказалась, потому что я плохой. Чем ребенок старше, тем больше разочарование, что его изъяли, тем чаще возникают психологические трудности в общении с людьми. Это эффект порхания – эмоции все кратковременны, от смеха он резко переходит к плачу, нет очень близкой привязанности ни к одному человеку. С другой стороны, эффект прилипания – когда ребенок готов к любому взрослому человеку довериться, приблизиться, начинает рассказывать о себе как правило сочиненные сказки, чтобы этот человек стал «его». При этом людям он не доверяет. Кроме того, есть целый букет разного рода заболеваний, которые так или иначе влияют на его психическое и интеллектуальное развитие.
На сегодняшний день, и это плюсы программы, мы видим рядом с каждым таким ребенком очень много психологов, дефектологов, врачей, инструкторов ЛФК и массажа, тем самым каждый малыш получает еще и индивидуально окрашенное общение. Когда ребенок попадает в детский дом, там меньше специалистов, и такого общения меньше. А социальные сироты чаще всего попадают именно в детский дом. Отсутствие индивидуального внимания, как это делают папа и мама, накладывают определенный отпечаток.
– А возможно ли в казенном доме организовать такое внимание?
– Все-таки на сегодняшний момент, – мы проехали с вами и дома ребенка, и детские дома – надо сказать, что государство создало все условия, и во многих детских домах есть вот этот индивидуальный подход. Дети живут в разновозрастных группах как в «семьях», есть возможность старшим ухаживать за младшими, количество детей – не более пяти-семи, несколько воспитателей на группе, помощников воспитателя, есть возможность поговорить с каждым ребенком. Конечно, это не заменяет родительскую семью, и тем не менее. Это уже не та ситуация, когда в группах было по 20-25 детей, не дома-интернаты, куда родители, работая вахтовым методом, отдавали детей на круглосуточное пребывание пять дней в неделю – мне кажется, предпосылка развития социального сиротства зародилась именно там.
Родительская семья – это, кончено, лучше всего, но если такая семья не справляется со своими обязанностями по отношению к ребенку, то лучше предоставить ребенку или замещающую семью, или учреждение.
– Можно ли предотвратить социальное сиротство? Или это утопия?
– После того, как государство стало заниматься и создавать различные центры кризисной беременности, когда многие некоммерческие благотворительные организации стали их открывать, то количество детей-отказников резко уменьшилось. В ход пошли самые разные формы поддержки: и моральная, и материальная, разного рода психологические консультации, тренинги, создание условий в кризисных центрах, чтобы женщина почувствовала, что она не одна. Поэтому те женщины, у которых беременность была не запланирована и связана еще и с каким-то травмирующим фактором, при обращении в эти центры, в принципе, получали должную поддержку и от своих детей не отказывались.
Но есть другая категория женщин, которая никогда не состояла на учете в женской консультации, которую привозят рожать практически с улицы, и после родов она пишет отказ от родительских прав на ребенка. Это в лучшем случае, в худшем – просто встает, уходит и исчезает навсегда. Таких фактов уже не так много. Бывает, рожают дома, и мы видим за последний год в Челябинской области несколько случаев, когда младенцы гибнут или во время родов, или после из-за ненадлежащего ухода, находят их в мусорных баках, в лесу, в пожарном щите. Семья, окружающие ее родные и друзья видят, в каком положении женщина, или им все равно, не хотят это замечать, считают это ее правом, мало ли что бывает. Тогда получается, успокаиваться и говорить, что создали все условия профилактики, нельзя.
В свое время я очень позитивно относилась к введению курса этики и психологии семейной жизни в школьные программы. Если этот предмет вел не литератор, который декламировал стихи о любви, не физик, воспроизводя методичку, а человек, искренне заинтересованный, который приглашал врачей, психологов, родителей этого же класса, имеющих позитивный опыт воспитания детей, то на этих уроках и формировалось осознанное материнство и отцовство. Было много тренингов, упражнений, деловых игр внутри этого курса. Разыгрывали «семью» – назначали роли, распределяли обязанности, кто чем должен заниматься, ребята в полной мере в процессе игры имитировали отношения между собой, учились не доводить их до конфликта. Никто не учил сексу или контрацепции – формировали культуру создания семьи и ценность материнства.
В это же время были созданы и в Челябинске центры, где девочки до 16 лет, которые забеременели, получали консультации – медицинские, психологические. Прекрасный центр Брюхиной был на Калинина, много девушек прошло через него, многие стали хорошими мамами, я считаю, центр привнес в культуру города много позитивного.
Очень хорошо воспринимается праздник, когда чествуются многодетные семьи, которые хорошо живут и работают. Мне нравится, в Ижевске поставлен памятник Петру и Февронье, и к этому памятнику приезжает каждая свадьба, и дорога к нему идет мимо крестильного зала. Мы принимали участие в таких церемониях, и это произвело очень позитивное впечатление. Во многих городах создается нечто подобное. Наша «Сфера любви», кстати, задумывалась тоже как символ семьи. Традиция отмечать День семьи, День матери может сформировать ценностные ориентиры. Такой курс этики и психологии семейной жизни надо снова ввести в колледжах, в вузах. В нас заложена ментальность немножечко перекошенная: раз семья, то нужны обязательно дети – а можно посмотреть в других культурах, когда человек заявляет, что не готов иметь детей, то общество относится к этому толерантно, не навязывает ему родительство.
– Вы говорили «осознанное отцовство» – в чем оно выражается? Как вернуть мужчинам ответственность за своих детей?
– Это замкнутый круг. Все дело в том, что в своей жизни мы повторяем тот ролевой репертуар, все, что делали наши родители. И в той семье, где отец очень много занимался воспитанием сына, сын уже готов, чтобы быть отцом. И он иногда более осознанный отец, чем мама. На примере моей семьи могу сказать, что в силу особенностей работы, воспитанием моего зятя занимался в большей мере его отец. Он формировал у него установку – «я всегда рядом, я тебе помогу, вместе мы со всем справимся». Мой зять стал отцом дважды еще в очень молодом возрасте – у него двое сыновей. Несмотря на то, что работает посменно, я наблюдаю, как он, что с первым, что со вторым ребенком, все свое свободное время отдает детям. Купал мальчишек у нас только папа, кормил – папа, когда они начинали ползать и ходить, то во все играл с детьми папа. Сейчас от четко отслеживает, чтобы старший не обижал младшего, а младшего учит постоять за себя. Он занимается ими постоянно, они для него абсолютная ценность, потому что его так воспитал отец. Все, что отец сделал для него, он переносит на своих сыновей. Если в семье папа никогда не занимается детьми, а молча их куда-то везет, или дает им денег, чтобы они не мешали ему и решали сами свои проблемы, то мальчик не видит никакой роли отца, он не знает ролевого репертуара настоящего отца и не чувствует своей ценности для отца.
Мама – это совершенно другое, мама – человек, который по психологии материнской любви учит принимать любовь на себя. Чаще всего, женщина, у которой муж, мужчина меньше всего занимается детьми, отдает всю себя и жертвует собой по отношению к сыну, и сын принимает это как должное. И потом переносит такое же отношение на свою жену – любить его и полностью отдаваться ему. И дети просто положены быть, не более того.
– Может нам тогда надо мужчин учить отцовству?!
– Был такой опыт в системе профтехобразования, когда мы открывали школы молодых отцов, где в игровой форме, а потом через соревнования «А ну-ка, парни!», в которых был момент и чистки картофеля, и пеленания куклы, и задание угомонить сразу двух или даже трех кукол-малышей, учили юношей быть папами.
Вопрос сиротства – не новый, он был всегда. Если посмотреть на то, что уже было, на те традиции, то даже в советское время, в дореволюционной России, этот вопрос уже хорошо решался. До 16 века сирот было много из-за войн и прочих социальных потрясений, например, высокой материнской смертности. А в 16 веке католическая церковь открывает при церквях то, что мы сейчас называем бэби-боксы. Создает условия, чтобы женщина, которая по разным причинам не может воспитать ребенка, отдавала его в монастырь. Таким образом монастырь получал новых послушников, а в обществе формировалось христианское милосердие, и этих детей отдавали под патронат, чтобы они были живы и воспитывались. Отдавали только в очень хорошие, достойные семьи прихожан, у которых есть свои дети, которые соблюдают все традиции, живут дружно, за которыми не водится ни пьянство, ни тунеядство.
– Вы писали диссертацию по сиротству, выводы не устарели?
– Я работала в архивах Москвы и Санкт-Петербурга, изучая документы, статьи в журналах того времени, посвященные сиротству, и поняла, что актуальность не пропала. Это проблема существует постоянно, имеет общественный резонанс, на нее ищут ответ, формы и методы борьбы.
– Ответа нет?
– Ответ – это подготовка квалифицированных приемных семей. Людей профессиональных, имеющих педагогическое образование, призвание к работе с этими детьми. Хорошо, если это настоящие мама и папа, которые имеют своих детей. Получив социальное жилье – дом, была такая модель в России и есть сейчас, так называемые детские деревни, – занимаются воспитанием 7-8 приемных детей. Это работа, это люди со специальной подготовкой – это профессиональные родители. Сказочно, если их еще и отбирать с помощью специального тестирования, чтобы их человеческие качества совпадали с поставленной задачей. И статус в обществе должен быть у таких родителей очень высоким.
Мы не видели ни в одном из учреждений, которые инспектировали с вами, мужчин – там работают только женщины. Пусть папа научит, как забивать гвоздь, как чинить кран. Мы видим, что условия для творчества в детских домах созданы прекрасные – и шьют, и плетут, и вяжут, и кухарничают, но пресловутую табуретку никто не сделает. Думаю, в рекомендациях мы озвучим мужские виды деятельности.
Надо принять, что социальные сироты – это тоже наши дети, нашей страны, нашего общества. И мы должны о них позаботиться.
Фото: Фото Олега Каргаполова