«Разговор с Путиным записал 13-летний сын»: лидер «Стоп ГОКа» рассказал, чего ждать после звонка президента

Лидер общественного движения «Стоп ГОК» Василий Московец, которому после визита в Челябинск позвонил Владимир Путин, рассказал, что после разговора с президентом пока ничего не изменилось. Активист полагает, что волна пойдёт в самое ближайшее время, вплоть до остановки работ на площадке ГОКа. Он отмечает, что риски активистов движения сильно возросли, и допускает возможность физической расправы. В интервью 74.ru Василий Московец рассказал, как удалось записать разговор с Путиным, о чём он будет говорить с Борисом Дубровским и чего ожидает после судьбоносного звонка.

— Василий, с самого начала многие засомневались в подлинности разговора из-за наличия аудиозаписи. Как удалось зафиксировать беседу и не разбудил ли вас президент?

— Нет, я только-только пришёл домой. У нас же полиция задержала 14 человек, последнюю уже ближе к десяти вечера вытащили из участка. Успел выпить чаю и сидел с семьёй, всё рассказывал. Говорил сыну, ему 13: «Иди спать», а он всё сидел, слушал и с телефоном играл. И тут, около полуночи, — звонок. Когда там сказали спецкоммутатор или спецборт, что-то такое, я уже понял. Конечно, не думал, что сам президент, но профессиональная привычка сработала, говорю сыну: «Включи диктофон». Сын всё записал на громкой связи, поэтому там и нечёткий звук.

— Начало всё-таки осталось за кадром. С чего начал беседу президент? Он представился?

— Ну, сказал «Здравствуйте», наверное, и всё. Он не представлялся. Когда соединяли, сказали: «С вами сейчас будет говорить Владимир Владимирович Путин». А потом он сразу начал говорить то, что уже есть на записи.

— Как вы думаете, почему президент позвонил?

— Мы увидели воочию один из законов диалектики — переход количества в качество. Уже невозможно было игнорировать эту проблему. Уже четыре года идут обращения сотнями, на YouTube видео, на прямые линии приходят тысячи SMS. Может быть, они и не выводят нас в эфир, но всё равно знают. Ну и немаловажный фактор — это начатая Алексеем Навальным президентская гонка. Общеизвестный факт, что Челябинск вышел в лидеры протестных городов страны, что мы на втором или на третьем месте после Москвы и Петербурга.

— А почему именно вам, а не кому-то другому из активистов?

— Так получилось, что у большего количества журналистов есть мои контакты, всегда стараюсь помочь им в работе, поэтому со временем вышло так, что я стал чуть ли не лицом «Стоп ГОКа». А вообще, я думаю, что это вышло вполне случайно. Но представим себе, что я бы уже спал. Уверен, что он бы сделал следующий шаг, наверняка по этой проблеме был список не из одного моего телефона.

— Какие эмоции возникли во время звонка?

— Этот вопрос мне задали уже 800 раз. (Смеётся.) Никаких.

— Ну, судя по аудиозаписи, кажется, что вы были растеряны.

— Я бы не сказал, что растерялся. Был уставший. То, что президент мне говорил, я всё это хорошо знаю, это для меня не новость. Я ему сказал то, что было тогда в голове — это задержания. Попросил, чтобы дали команду не трогать людей. По итогам нашей акции «Встречаем президента» были составлены три протокола, и неизвестно, сколько ещё может быть ещё составлено. Ирина Гладышева, на которую составили протокол как на организатора, — это молодая женщина с малолетним ребёнком, и она может уйти в изолятор до 10 суток или получить штраф от 20 тысяч до 30 тысяч. Сергею Белогорохову и Дмитрию Алексанову светят штрафы от 10 тысяч до 20 тысяч рублей. Борис Золотаревский — слава богу, протокол пока не составили — может попасть под уголовную ответственность, потому что его уже дважды в этом году привлекали к административной ответственности. Он может — тьфу-тьфу, не дай бог — повторить судьбу Ильдара Дадина (в декабре 2015 года приговорен к трём годам колонии за неоднократное нарушение порядка проведения митингов.— Прим. ред.). Меня в разговоре с Путиным только это волновало. Обезопасить наших людей. А всё остальное… Ничего нового он не сказал.

— После вмешательства Владимира Путина что-то изменилось в вопросе строительства Томинского ГОКа?

— Сейчас только что разговаривал с томинскими местными жителями — работа ни на секунду не останавливается. Вырубка идёт, движение техники обычное интенсивное. Реальных реакций нет. Но есть очень существенный фактор — это внимание СМИ. В этом плане у нас была определённая информационная блокада, сейчас её просто нет. Сейчас все написали, все сделали репортажи. И, в принципе, теперь можно точно сказать, что страна знает о нашей проблеме.

— В кулуарах ходят слухи, что на ужине, состоявшемся после форума в Челябинске, Владимир Путин сидел за одним столом с Игорем Алтушкиным, главой Русской медной компании, которая и строит Томинский ГОК. А после этого вам раздаётся звонок президента.

— Однозначно, что Путин не в полной мере поддерживает Алтушкина. В противном случае он бы просто промолчал и не стал вмешиваться. А ещё хуже, поехал бы туда на промплощадку и сказал бы что-то поддерживающее. Наоборот, он демонстративно позвонил и сказал: я знаю вашу проблему, без такой экспертизы проект не может быть реализован, нужно провести действительно открытые слушания. Он же конкретно говорит, что людей не пускали на слушания.

— Реакцию губернатора на звонок мы увидели сразу. Вы в понедельник, 13 ноября, уже приглашены к Борису Дубровскому. А реакция силовиков последовала? Ведь прозвучал чёткий сигнал оставить задержанных в покое.

— Ноль. Никто, например, не позвонил Ирине Молчановой, которой выкрутили руки, не сказал: «Мы тут погорячились, извините, пожалуйста». В общем, прямо отвечая на ваш вопрос: никто и ничего. Тут, конечно, возможно, есть и объективные причины: звонок случился поздно, а на следующий день был День полиции. Думаю, что вся наша доблестная полиция до сих пор отходит от праздника и визита президентов двух стран. А вот в понедельник, возможно, начнётся какое-то движение. Но мы обязательно и перед губернатором ещё раз поставим этот вопрос.

— На встречу с Борисом Дубровским вас пригласили одного?

— Нет, согласовали двоих. Они сказали: «Вы можете пригласить ещё одного человека». Я ответил, что придёт Белогорохов Сергей Сергеевич. Он один из лидеров движения, к мнению которого прислушиваются люди.

— То, что вы юрист, это давно известно. А что из себя представляет Сергей Белогорохов?

— Он инженер-химик, разбирается во всех технологических процессах. Но, Мария, дело в том, что мы не собираемся входить в обсуждение вопросов, сколько гектаров должно быть вырублено или какой высотой должна быть дамба. Не имеет значения, кто он по специальности, потому что мы представляем интересы жителей, которые говорят, что этот проект в любом случае не должен быть реализован.

— Тем не менее президент вам дал другой посыл. Говорил о рабочих местах и налогах.

— Он сказал, что этот вопрос надо реально обсуждать. Хорошо, давайте обсуждать, но не строить. И когда мы обсудим, всех людей соберём. У нас сейчас уже есть реальная цифра, что 73% челябинцев категорически против реализации этого проекта. Это данные ВЦИОМ. Что касается рабочих мест, то вот этот офисный центр, где мы сейчас сидим, спокойно даст ту же тысячу. А налоги? Когда начнётся следствие, тогда и подсчитают, сколько реально налогов было уплачено. А следствие рано или поздно начнётся.

— Что планируете делать дальше?

— С учётом того, что на сегодняшний момент ничего не произошло за исключением мощного информационного прорыва, мы будем продолжать действовать точно так же. А именно — всеми законными способами и средствами настаивать на нашей позиции, которая очень проста: стоп ГОК!

— А можно ли назвать законными действия Гамиля Асатуллина, который ночью забросил бутылки с зажигательной смесью на площадку ГОКа?

— Он сделал большую ошибку, но это была в чистом виде стопроцентная провокация. Был внедрён Медведев, который ходил и нескольким людям предлагал. Была задача вытащить меня и Сергея Белогорохова. Этот парень ходил и говорил: давайте, давайте, пусть женщины у нас сидят во «ВКонтактике», комментируют, а мужчины должны защищать свою землю. В итоге получилось, что одному было некогда, у другого сразу возникли сомнения в искренности таких слов и так далее. А Гамиль оказался просто самым решительным человеком. Поэтому его конкретно завели в засаду СОБРа, ФСБ, ЦПЭ (центр противодействия экстремизму ГУ МВД. — Прим. ред.). Никакого ущерба нет, а человек уже сидит два месяца, и ещё на три месяца продлили срок содержания под стражей. А провокатор Евгений Медведев, который в таком же статусе подозреваемого, под подпиской о невыезде «оттягивается» и даёт интервью.

Я согласен с адвокатом Гамиля Андреем Лепёхиным, что с учетом запрещённой законом провокации и отсутствием ущерба самое большее, что имело место — это административное правонарушение — мелкое хулиганство. А за него штраф — и до свидания. Однако парня держат в СИЗО. К нему ходят оперативники и прямо говорят: «Гамиль, ты зря здесь сидишь, дай показания, и мы тебя сразу отпустим домой». Слава богу, держится. Его держат только для того, чтобы он дал показания на Московца, Белогорохова и так далее. Хотят устроить дело века — дело экстремистского «Стоп ГОКа». Но Гамиль отказался.

— Но у вас всё же были обыски.

— Да, и дома, и в офисе.

— Как силовики получали разрешение, учитывая, что ваша супруга является мировым судьей?

— Для обыска в офисе решение суда не нужно, следователь вынес постановление, и они пришли. А для обыска в квартире они обратились в Центральный районный суд. Там судья Величко Максим Николаевич разрешил проведение обыска. Система построена таким образом, что разрешение на обыски выдают всем, не задумываясь ни на секунду и не вникая.

Понимаете, меня эта ситуация не волнует по одной простой причине — потому что у меня нет ничего запрещённого, никакой нелегальной деятельностью я не занимаюсь. Прятать мне нечего. Поэтому они спокойно зашли, делали, что считали нужным. Ходили, смотрели и ничего не нашли. Да, изъяли компьютер. Обещали, кстати, вернуть на днях.

— Обыски могут проводить по-разному. Как вели себя оперативники?

— Вполне себе вежливо, аккуратно. Всё в целом хорошо, за исключением того, что у вас по квартире в восемь утра ходит толпа оперативников, понятых и следователей. Неприятно, но пережили.

— Обувь-то хоть снимали?

— Мы попросили, сняли. Но обыски и правда бывают разные. У Сергея Белогорохова как раз было по-другому. Ему-то начали взламывать дверь, когда он замешкался с открытием. А когда всё же открыл, они его положили на пол, носом вниз. Так он минут пять-шесть пролежал, пока не спросил, а что вы меня вообще держите-то, в чём дело. Ладно, подняли его. Потом у него сложилась опасная ситуация — они разошлись по всей квартире, а Сергей в одной комнате остался. То есть слава богу, что у него пока ничего не «нашли». Если задумают провести второй обыск, я не удивлюсь, если что-нибудь «найдут», потому что у него по квартире ходили без него. А у меня было всё чётко, так как в силу образования мне понятно было, как что должно происходить, поэтому было всё по порядку.

— Ваша работа в общественном движении «Стоп ГОК» — это сейчас основная деятельность?

— Нет, конечно. За счёт чего бы я жил? Занимаюсь юридической практикой, в основном, в арбитражных судах.

— Ваша такая публичная борьба с ГОКом оказывает влияние на работу?

— Не особо.

— А на что вообще существует движение «Стоп ГОК»?

— На пожертвования. Если вы посмотрите нашу группу во «ВКонтакте», вы увидите, что периодически мы обращаемся к людям с просьбой о помощи. И регулярно публикуются отчёты. Нам на самом-то деле никаких особых денег не надо. На митинг только необходимо оборудование. Вот, на адвоката Гамилю Асатулину собирали. Это всё народные деньги. На помощь студенту Борису Золоторевскому, которому врезали штраф 25 тысяч рублей, точно так же собирали — публиковали объявление, что необходимо помочь парню. Если по нынешним протоколам тоже вынесут решение о штрафах, видимо, опять придётся обращаться к людям с призывом о помощи.

— Вот тут давайте вернёмся к задержаниям, происходившим в день визита Владимира Путина. Создалось впечатление, что поступила единая команда.

— Это абсолютно точно. Людей начали задерживать в 15 часов. Четыре человека доставили в Тракторозаводский райотдел, пять — в Центральный и пять — в Ленинский.

Все прекрасно понимали, что никаких нарушений не было. Обязанности уведомлять об одиночных пикетах в законе нет, но мы это сделали, исходя из того, что ФСО, Путин — это вообще не шутки. Подали уведомление больше чем за неделю. Никто слова не сказал. Все СМИ написали, что будут пикеты. Никаких вопросов не последовало. Накануне, 8 ноября, Ирину Гладышеву пригласили в прокуратуру, вручили ей стандартное предостережение. Но никаких претензий тоже не было, никто не сказал, что это несогласованное мероприятие. Люди вышли на пикеты в 9 утра, до 15 часов стояли, и ни один полицейский не пытался задерживать. А потом хлоп — и все оказались в полиции. И ладно бы просто оказались, если бы протоколов не было. Но вот они (показывает бумаги). Меня это очень беспокоит, поэтому я президенту об этом и сказал.

— Как проходили задержания?

— Все отреагировали по-разному. Кто-то сразу прошел в машину полиции и уехал. Борис Золотаревский подошёл к Татьяне Машковой, которая стояла у резиденции губернатора, и снимал её на видео для наших обычных роликов. К Машковой подошел сотрудник ЦПЭ Прокудин и сказал: «Татьяна Александровна, пройдёмте с нами». Борис начал говорить: «А почему вы её забираете, какие у неё нарушения?». На что ему сказали: «Так, ты что-то много разговариваешь, поехали тоже с нами». Гладышева вообще пикет не проводила, в машине сидела, грелась, когда ей сказали: «Так, Ирина, пойдёмте с нами. Вы — организатор, поехали с нами. Если откажетесь, у вас ещё будет неподчинение законным требованиям полиции».

У Юлии Тихоновой сотрудники уголовного розыска машину заблокировали. Мы её потом только в 10 вечера вытащили. Дело в том, что там лежали какие-то плакаты, и полицейские боялись, что нас всех отпустили, мы разозлены и всё равно сейчас встанем.

Ирина Молчанова во время задержания стала возмущаться, и в итоге её вообще «заломали», вывернули руку. Будем подавать жалобу, конечно.

— А та женщина, которую шумно задерживали у «Алмаза»?

— Это Наталья Горнова. Она оказалась самая боевая. (Смеётся.) Я говорю, все люди по-разному на это реагируют.

— Каких действий вы теперь ожидаете со стороны РМК?

— В отношении властей они сейчас попытаются занять позицию — это уже видно по их троллям и по информационным группам — что они сейчас будут говорить: где Путин сказал, что надо запретить ГОК? Мол, он сказал то же самое, что говорил Дубровский. И сейчас будут пытаться спустить ситуацию на тормозах, потому что мы видим, что работы не прекратились.

А что касается основного ядра активистов, то наши риски существенно возросли. Если действительно проект будет остановлен, то РМК, понятно, понесёт существенные убытки.

— Какие риски вы имеете в виду?

— Это всё известно. У нас убита Политковская, убит Немцов. Это если про больших политиков, журналистов. А гражданских активистов у нас убито, искалечено — сотни.

— Вы готовы к такому?

— Это данность. Можно разве что завещание написать. Ну, я драматизирую, конечно, потому что пока люди поддерживают движение, пока звонит президент и губернатор — мы в относительной безопасности. А так — посмотрим. Но я всему нашему ядру говорю: смотрите внимательно за ситуацией, наши риски многократно возросли. Одно дело, когда на нас не обращают внимания. Другое дело, когда звонит президент и этот проект останавливается.

— Полагаете, его действительно сейчас остановят?

— Должны реально остановить, иначе получится, что президент просто так сказал и ничего не произошло.

— А кто должен остановить работы на площадке ГОКа?

— Силовики, губернатор. Этот вопрос решается поднятием трубки и словами «немедленно прекратить». Сейчас ещё не поздно, и весь лес через три года ещё восстановится. Пока позиция высшего руководства не была определена, губернатор не делал этого. Сейчас ему сказали — без такой экспертизы в целом проект не может быть реализован.

— Владимир Путин в разговоре с вами упомянул о разрешениях, выданных на два предприятия. О чём шла речь?

— Видимо, он имел в виду, что прошли государственную экологическую экспертизу и получили разрешение две части одного проекта — горно-транспортную, которая включает два карьера Томинский и Калиновский, и обогатительную фабрику и хвостовое хозяйство. Здесь вот в чём фишка. ГОК — огромный комплекс, включающий в себя два карьера, отвалы, хвостохранилище, обогатительную фабрику, всякие пульпопроводы, административно-бытовые объекты, КПП, склады ГСМ, железнодорожную ветку, автомобильную дорогу. Путин говорит о том, что на сегодняшний момент якобы законодательство позволяет проводить эти объекты по частям. И сейчас РМК провели две части объекта — карьеры и хвостохранилище — через государственную экологическую экспертизу, получили разрешение. И они занимают позицию, мол, мы ГОК-то не строим, а только проводим подготовительную работу, делаем карьеры, потому что у нас на них есть разрешение. А Путин говорит, что с 2018 года весь проект полностью должен проходить единую экологическую экспертизу, и без неё проект не может быть реализован.

Но я хочу сказать, что участвовать в проработке каких-либо вариантов ГОКа мы не будем. Торг здесь не уместен. Этот безумный проект не может быть реализован ни в каком виде. Поймите, даже если карьер будет глубиной условно 20 метров, то это все равно предполагает снятие всего почвенного слоя. Обсуждать варианты размещения хвостохранилища — на поверхности или в разрезе — тоже нельзя, потому что всё равно будет вырубаться лес. А в нашей ситуации нам нельзя терять буквально ни одного дерева. Вы посмотрите, у нас же каждый день смог.

— Что вы скажете Борису Дубровскому?

— Во-первых, инициатор — он. Мы много раз к нему обращались с просьбой о встрече. И не только я как обычный гражданин, но писали ему вообще-то и депутаты местных поселений — Полетаевского, Вознесенского. Ну не хотите принимать «экстремистов» Московца, Белогорохова — окей, примите депутатов. Им даже не ответили. Про меня — даже речи нет. Сейчас же ситуация такая, что ему президент сказал: «Встреться», он встречается. У меня есть представление, что мы скажем ему как представители челябинцев. Посмотрим, какой будет разговор. Но в любом случае, у нас есть чёткое понимание того, что нет другого выбора и другого пути, кроме как садиться и разговаривать с властями, с губернатором в том числе. Поэтому будем встречаться, искать пути решения с учётом позиции президента.