«Нужно было пристрелить врача?»: челябинка пытается доказать вину медиков в смерти матери от сепсиса

Челябинка Наталья Звигинцева полгода пытается привлечь к ответственности врачей ОКБ № 3 (больницы скорой помощи) за смерть её 62-летней мамы. У женщины не смогли диагностировать послеоперационное осложнение, сепсис и настойчиво пытались выписать её как онкобольную. Медкарта, которую с боем удалось заполучить, шокировала дочь — в больничной документации всё перечёркнуто и переписано, местами страницы оказались просто заклеены сверху листами с новой информацией. Следователи возбудили уголовное дело, но вот уже несколько месяцев оно не двигается с места, хотя эксперты Фонда обязательного медстрахования нашли целый список нарушений в действиях врачей.

История, пропитанная болью, отчаянием и цинизмом, произошла осенью прошлого года. В середине октября Любовь Ивановна обратилась в поликлинику из-за того, что кожа стала желтушного цвета. Там сообщили, что требуется срочная госпитализация. Поскольку женщина вела активный образ жизни и приехала на приём за рулём, она договорилась, что отгонит машину к дому и туда вызовет скорую.

Медики доставили Любовь Ивановну в больницу скорой помощи, где её сразу отправили в хирургию и в тот же день, 16 октября, ей провели холецистомию — вывели катетер для отвода желчи. По словам дочери, послеоперационный период проходил хорошо, но домой мать не выписали. Пациентке провели УЗИ и специальную компьютерную томографию (МСКТ), которые выявили опухоль головки поджелудочной железы.

— До 25 октября всё шло замечательно, мама ходила с «трубочкой», чувствовала себя хорошо. Но врачи пришли к выводу, что идёт сдавливание, желчь не выходит, и нужно делать операцию, — вспоминает Наталья Звигинцева. — 25-го её прооперировали, взяли гистологию. Хирурги сказали, что операция была тяжёлая, но её не положили в реанимацию, а отправили сразу в палату.

С этого дня состояние женщины стало стремительно ухудшаться. После второй операции началась слабость и постоянная рвота, несмотря на которую врачи упорно назначали пациентке таблетки, а не капельницы.

— Через два дня, ещё до получения результатов гистологии, врач сказал: у вашей мамы онкология, она тяжёлая, забирайте домой, её нужно устраивать в хоспис, — описала разговор Наталья. — Я ответила: не нужно делать поспешных выводов, давайте дождёмся результатов. Он твердил: в хирургическом лечении больше не нуждается.

Дочь так просто сдаваться не пожелала и пошла к заместителю главврача Александру Ионину, пожаловалась в Минздрав, целыми днями находилась в больнице.

— Он [Ионин] сидел и ничего не делал, я к нему ходила на дню по три-четыре раза. Маме становилось всё хуже и хуже, мне уже выписали разрешение, что я могу посещать её в любое время, потому что она уже не могла вставать, не могла кушать, у неё рвота постоянная была, она даже спать толком не могла, — едва сдерживая слёзы рассказала дочь. — У меня была паника от того, что никто ничего не делает. А в отделении мне откровенно хамили: чего вы тут залежались, идите уже.

30 октября пришлось вызвать тётю, чтобы посменно круглосуточно кто-то находился с матерью. Наталья сама отправилась в отделение гастроэнтерологии и попыталась договориться с заведующей о переводе туда. Поначалу принимать тяжёлую пациентку там тоже не хотели, утверждали, что состояние женщины объясняется течением онкологического заболевания. Когда Наталье удалось донести, что результатов гистологии ещё нет, там согласились принять Любовь Звигинцеву после ноябрьских праздников.

В отделении хирургии в это время продолжали настаивать на выписке.

— Я говорю: хорошо, давайте я положу её пока в платную палату. Врачи мне сказали: нет, их использовать запретили, у нас саммит будет, президенты России и Казахстана, приказали держать свободные палаты, вдруг что, — эмоционально пересказала диалог Наталья. — Я говорю: мне плевать, вы понимаете, что это жизнь моей мамы, я вам денег заплачу. Хорошо, в итоге маму перевели в платную палату, но за сутки к ней никто даже не подошёл. Она там лежала с таблетками, которые принимать не могла, потому что её рвало. Но ни в одной записи в истории болезни ни Кислухин (лечащий врач, хирург. — Прим. ред.), ни Филимонов (заведующий отделением хирургии. — Прим. ред.) не написали, что у мамы рвота. В итоге мы перевели её обратно в общую палату.

С первых чисел ноября у Любови Ивановны начала подниматься температура, упало давление, сама она уже даже встать не могла. Через полгода эксперты ФОМС констатировали, что в это время в больнице не фиксировали динамику состояния пациентки. 8 ноября, как утверждает Наталья, она собственноручно на каталке увезла мать в гастроэнтерологическое отделение, предварительно получив выписку из хирургии. А в медкарте появилась приписка, что пациентку «перевели в гастроэнтерологическое отделение в удовлетворительном состоянии». Но уже через 16 часов больную поместили в реанимацию «в состоянии септического шока» и провели экстренную операцию.

Состояние пациентки с каждым днём всё ухудшалось, операции последовали одна за другой. Уже после скандальной выписки из отделения хирургии дочь ознакомили с результатами гистологии, в которых значилось, что онкологии нет.

— 13 ноября мне позвонили знакомые из этой больницы, сказали, чтобы я срочно шла забирала карту, которую переписывают. Начмед Ионин выдавать мне её не хотел, говорил, что это тайна, — продолжила Наталья. — А мама у меня после каждой операции ещё в сознании была, она подписала согласие на ознакомление меня, я пришла с ним, сделала фотографии карты и копии, заверенные больницей. Там видно, как всё зачеркнуто-перечёркнуто, как она склеена-переклеена.

20 ноября ноября Любови Звигинцевой сделали последнюю операцию, ночью 21-го она умерла.

— Я Ионину тогда говорила: что ещё мне нужно было сделать?! Я в день по четыре–пять раз к вам спускалась, всё отделение видело, как я бегала. Что ещё нужно было сделать, пристрелить врача или нож к горлу приставить, чтобы мою маму взяли на операцию и занялись ею всерьёз? Я ему тогда сказала: у меня ещё дети есть, вы объясните на будущее, что мне делать, чтобы врач так цинично не выкидывал тяжело больного из-за того, что он свой неправильный диагноз поставил.

Уже посмертно установили, что у пациентки был панкреонекроз (тяжёлое осложнение острого панкреатита — омертвление ткани поджелудочной железы), в послеоперационном периоде развился перитонит, сепсис и полиорганная недостаточность.

Смерть матери стала большим ударом для Натальи, которая год назад потеряла и отца. Через два месяца, отойдя от шока, она обратилась в Следственный комитет. В марте там возбудили уголовное дело по части 2 статьи 109 УК РФ (причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей) и обратились к специалистам ФОМС за экспертизой качества медпомощи. Перечисление выявленных ими нарушений заняло три листа.

— Спорная хирургическая тактика при решении объёма операции 25.10.2017, переоценка данных инструментальных исследований (УЗИ и МСКТ), не использование дополнительных методов лучевой терапии для уточнения наличия опухоли головки поджелудочной железы, — говорится в заключении за подписью и.о. директора территориального ФОМС Челябинской области Натальи Мироновой, — неадекватное наблюдение за больной в послеоперационном периоде в условиях отделения хирургии, а не реанимации, недооценка лабораторных данных, неэффективное медикаментозное лечение привели к поздней диагностике развившихся послеоперационных осложнений, по поводу которых оперативное вмешательство проведено с опозданием.

В больнице не согласны с мнением экспертов ФОМС о нарушениях и уверяют, что врачи делали всё необходимое.

— Случай разобран на лечебно-контрольной комиссии, в которой принимали участие профессора и ассистенты кафедр ЮУГМУ (Южно-Уральский государственный медуниверситет. — Прим. ред.), а также сотрудники больницы. Был сделан вывод о том, что течение основного заболевания на догоспитальном этапе можно охарактеризовать как нетипичное, — прокомментировали в пресс-службе ОКБ № 3. — В связи с этим у пациентки сформировалось тяжёлое угрожающее жизни осложнение. Лечебная тактика врачей была направлена на выбор оптимального метода избавления пациентки от заболевания, с которым она поступила, а также на гистологическую верификацию диагноза. После операции развилось осложнение, которое не зависело от действия хирургов и явилось последствием основного заболевания.

Нашлось объяснение и для многочисленных исправлений в медкарте пациентки.

— Историю болезни пишут несколько врачей, поэтому в карточке допускается различный почерк и различный цвет чернил, — заявили в больнице скорой помощи. — Что касается исправлений, в данном случае имеет место дефект ведения медицинской документации, который не влияет на суть изложенного в карте.

Следствие своих выводов о наличии или отсутствии причинно-следственной связи между действиями врачей и смертью пациентки пока не сделало. Подробности дела не комментируют.

— В рамках уголовного дела проводится экспертиза, — лишь сообщил старший помощник руководителя следственного управления СК по Челябинской области Александр Скорик.

О какой именно экспертизе идёт речь, представитель СК говорить отказался. Расследование медицинского дела продолжается. Наталья Звигинцева уверена, что её мать можно было спасти. Женщина намерена добиваться наказания врачей.