«Ощущаю себя киборгом»: челябинский сноубордист катается с инсулиновой помпой в животе

Челябинец Семён Шехметов зимой катается на сноуборде по неподготовленным трассам, а летом гоняет на велосипеде. Даже не все друзья знают, что у парня — сахарный диабет и инсулин в его организм вкачивает специально установленная помпа. С этим заболеванием молодой человек живёт уже 19 лет и надеется получить медаль «Лилли», которую вручают людям, прожившим с диабетом больше полувека.

С нашим героем мы поговорили о том, чем страшен детский диабет, как новые технологии позволяют заменять множество уколов и во сколько обходится желание жить как все нормальные люди.

Семён Шехметов — тот самый спортсмен-любитель, который тестировал на сноуборде сугробы на Кировке. Глядя на то, как парень резво скатывается на доске и делает всевозможные трюки, трудно догадаться, что он инвалид третьей группы.

— О том, что у меня сахарный диабет, я узнал в 11 лет. Сильно похудел, приходил из школы усталым до такой степени, что практически сразу ложился спать. Мама отвела меня к врачам, оказался очень высоким уровень сахара. Отправили в больницу в Челябинск.

Прекрасно помню дорогу. Мы жили в Сатке, и поездка заняла почти шесть часов. Мне было очень плохо. В детской больнице сразу положили под капельницу, я пролежал восемь часов, только потом вкололи инсулин и дали поесть. Было ощущение, что у меня словно второе дыхание открылось.

Выяснилось, что мой организм совершенно не вырабатывает инсулин. Сейчас я знаю, что это очень опасное состояние. Инсулин нужен для того, чтобы клетки потребляли энергию, если его нет, они начинают жить за счёт запасов жира. При его распаде образуется ацетон, который отравляет организм, именно поэтому мне было очень плохо. Если долго не принимать инсулин, то можно впасть в кому.

Раньше я ставил пять уколов в день — два продлённых и три на приём пищи. Часто приходилось делать «подколки». Мама просила летом не ставить уколы в руки, чтобы не было видно синяков.

Уколы я ставил себе сам, никакой боязни не было, понимал, что маме и так тяжело. Даже когда пришёл домой с распоротой коленкой, первое, что сказал: «Мам, ты не расстраивайся, со мной всё хорошо».

В школе учителя знали о моём заболевании, и, конечно, они меня жалели. Хотя надо было пинать. Я понимал, что могу где-то профилонить, и мне это сойдёт с рук. Правда, старался этим не злоупотреблять.

Я общительный парень, но даже многие мои друзья не догадывались, что я живу на искусственном инсулине. Обычными шприцами я пользовался недолго, потом у меня появилась шприц-ручка. Её гораздо удобнее носить, и уколы не такие болезненные, так как сечение иглы очень маленькое.

Ставить уколы я не стеснялся, в школе, в вузе делал это в медицинском кабинете. Процедура занимает секунды, сложнее с обработкой, приходилось носить с собой спиртовые шарики для протирания.

В жизни диабетика самое сложное не уколы, а постоянный контроль за питанием. Нужно правильно считать единицы. Например, кусочек хлеба толщиной один сантиметр — это одна хлебная единица. Индивидуально рассчитывается, сколько на приём пищи нужно инсулина. Например, у меня две единицы инсулина на одну хлебную единицу.

Когда я был маленьким, обожал конфеты, как, наверное, все дети. Однажды родители наказали меня тем, что запретили есть конфеты целый месяц. Если бы они знали, что потом мне придётся всю жизнь ограничивать себя в сладком.

Дома на столе всегда стояло варенье, его от меня никто не прятал. Я сам понимал, что если съем лишнего, то мне будет очень плохо. Появляется тахикардия, ужасная сухость во рту, но самое страшное — начинают разрушаться капилляры, от этого страдает сетчатка глаза, внутренние органы.

Раньше у меня было постоянное чувство голода. Хотелось не просто есть, а жрать! Я приезжал домой, выбирал продукты с минимальным количеством углеводов, как правило, это овощи или суп вегетарианский.

Для меня и сейчас самым вкусным остаётся кусочек южноуральского хлеба и стакан кефира. Когда в больнице давали их перед сном, это было счастье до небес.

В Санкт-Петербурге я был на мемориале, видел 120 граммов хлеба, которые давали блокадникам. Когда наблюдаю, как на 9 Мая раздают такую порцию хлеба, чтобы люди поняли, как сложно было выжить, мне это кажется кощунственным. Просто я знаю, что такое чувство голода, когда ты думаешь только о еде.

С помпой, которая вкачивает инсулин одним нажатием кнопочки, всё изменилось. Я 17 лет ставил около пяти уколов в день, но тут уже на вторые сутки напрочь о них забыл. Только в первое время хватался за шприц, а потом вспоминал, что у меня помпа и нужно только нажать кнопку.

Помпа устроена так, что подкожно вставляется игла, и через неё подаётся инсулин. Менять её нужно примерно раз в три дня. Само оборудование достаточно «умное». Например, если я хочу съесть в «Макдональдсе» картошку фри, а это тяжёлая, жирная пища, то мне достаточно выбрать специальную программу, и тогда инсулин будет подаваться в организм медленно с учётом переваривания пищи.

Раньше мне приходилось есть по графику. Обязательно были перекусы — через два часа после укола, теперь же я могу есть тогда, когда сам этого захочу.

Было бы здорово, если на помпе ещё стояли сенсоры, показывающие уровень глюкозы. Такие технологии есть, и моя помпа их поддерживает, но пока финансово не могу себе позволить их установку.

«Нас считают самоубийцами»

Я всегда дружил со спортом, и моё заболевание только подталкивало меня к тому, чтобы не сидеть на месте, а вести активный образ жизни. Летом я гоняю на велосипеде, а с недавних пор освоил сноуборд. Откатался уже четыре сезона.

Не стремлюсь участвовать в соревнованиях, мне больше интересно преодоление себя и своего страха. Спортсмен выступает ради наград, а любитель — ради удовольствия. Может быть, поэтому мне больше интересен фрирайд — катание по неподготовленной трассе. Никогда не знаешь, что тебя ждёт.

Я очень долго перебарывал страх. Начинал с прыжков с трамплина и не понимал всю прелесть полёта, потому что был напряжён, мозг постоянно говорил: «Парень, это неестественное положение, ты не должен так делать». Но я натренировался, переборол страх и понял, какой кайф можно получить от прыжков.

Самой экстремальной по ощущениям была моя первая трасса в ГЛЦ «Евразия» в Кусе. Там под подъёмником есть камень, мы с другом хотели с него прыгать. Мы понимали, либо ты сделаешь это, либо врежешься в дерево. К счастью, всё получилось. В первый раз, правда, приземлился на пятую точку, а во второй уже было всё нормально.

Диванные критики называют нас самоубийцами. На самом деле можно не рисковать собой и медленно убивать себя алкоголем или сигаретами.

В марте собираюсь второй раз побывать на Кольском полуострове. Там невероятный снег, какого нет на Урале. У нас в принципе малоснежный регион, к конце сезонов все горнолыжки выкатаны чуть ли не до земли. А в Мурманской области сугробы до второго этажа порой достают. Иду как-то, смотрю, дети с горки катаются. Пригляделся, а это засыпанный снегом автомобиль. Это, кстати, уже стало их визитной карточкой. У нас делают ледовые городки, а в Мурманской области — снежные. Из снега вырезают на сводах и раскрашивают сюжеты из сказок, сцены из жизни, в том числе катание с заснеженных машин.

За Полярный кругом своя экзотика. Снег белый, пушистый. Приземляешься после прыжка и не боишься получить травму, потому что снег, словно батут, тебя мягко принимает и выталкивает.

Горы на Кольском полуострове называются Хибины. Они невысокие — около одного-полутора километров. Но туристическая инфраструктура довольно развита, есть гостиницы, подъёмники. Единственная опасная вещь — сход лавин. Недавно друг звонил, сказал, что двоих спортсменов вытащили. К счастью, всё обошлось, остались живы.

В детстве мечтал работать в медицине. После школы пришёл в саткинское медицинское училище, хотел начать с медбрата. Но там покрутили пальцем у виска и сказали: «Как ты будешь с диабетом выходить в ночные дежурства?» и посоветовали поискать что-то другое. Пришлось стать программистом. Хотя потом врачи мне говорили, что с диабетом вполне можно брать ночные дежурства и нужно было поступать всё-таки в медицинское.

Я инвалид третьей группы, но, если честно, себя инвалидом не ощущаю. Гораздо страшнее остаться, например, без конечности. Я на таких людей насмотрелся в 90-е годы, когда искалеченные парни возвращались с чеченской войны. Думал, что стану врачом, создам роботизированную руку или ногу. А получилось, что сам стал киборгом, зависимым от техники.

Когда катаешься на велике, очень здорово перепрыгивать через бордюры задним колесом. Но только недавно я понял, что Челябинск совершенно не приспособлен для людей. Когда у меня родился сын, пришлось с коляской идти в паспортный стол. Оказалось, что в районе «Виктории» просто не проехать нормально, тогда бордюры уже не показались мне такими привлекательными.

Жизнь с сахарным диабетом обходится дорого. В городе не оказалось инсулина, который я ставил долгое время. Тот, которые мне предлагали бесплатно, не подошёл — не давал эффекта. Тогда мне предложили поставить помпу, к счастью, бесплатно. Но само её обслуживание обходится примерно в 30 тысяч рублей, как целую зарплату. Сейчас решается вопрос о том, чтобы расходники тоже предоставлялись бесплатно.

В Америке компания «Лилли» вручает медали за 50 или 75 лет успешной жизни с сахарным диабетом. Я надеюсь получить эту награду и гордиться тем, что эти годы прошли насыщенно и ярко.

Врачи бьют тревогу. С каждым годом детей с сахарным диабетом становится всё больше. В Челябинской области с этим заболеванием живут около тысячи детей. Только в прошлом году диабет выявили у 156 пациентов в возрасте от рождения до 18 лет.

— Сахарный диабет молодеет. Всё чаще это заболевание выявляется у детей от нуля до четырёх лет, — говорит внештатный детский эндокринолог Министерства здравоохранения Челябинской области Ирина Гунбина. — Например, в прошлом году на учёт были поставлены семь детей этой возрастной группы, из них двум малышам ещё не исполнилось года.

По словам Ирина Гунбиной, установка помп проводится для пациентов бесплатно.

— Сейчас решается вопрос о том, чтобы расходники и лекарства для больных диабетом предоставлялись также бесплатно — за счёт средств регионального бюджета, — заключила детский эндокринолог.