«Скажи ей, что единственного сына больше нет». Медик из Тюмени — о том, как на ее глазах умирал 23-летний пациент

Смерть пациента для врача со временем становится обыденностью. Специалисты выезжают на страшные ДТП, жестокие драки или самоубийства. Случай, о котором пойдет речь сейчас, к этому не относится. Эта простая история о том, как 23-летнего наркомана на протяжении часа пытались спасти медики. Парень умер на глазах своего друга и врачей. Именно его смерть особенно запомнилась фельдшеру из Тюмени.

В этой колонке, которую опубликовали наши коллеги из 72.RU, — тяжелый рассказ медицинского работника. Слова девушки по имени Евгения записала диспетчер скорой Лариса Массон. Публикуем историю от первого лица.

Поступающие на скорую вызовы стараются распределять по профилям дежурящих бригад. У нас есть линейные бригады (фельдшерские и врачебные) и специализированные (психиатрические и реанимационные детские и взрослые).

Экстрима, адреналина, ситуаций, где безумно жаль людей, с которыми тебя свел случай, вызовов, где порой хочется стать карающим мечом правосудия, — такого хватает во всех бригадах. Голубая мечта почти любого фельдшера с линии — попасть работать в реанимационную бригаду, так сказать, в элитные войска спецназа скорой помощи.

Хотелось и мне стать одной из них и вместе вылетать из гаража под рев сирены, заливая всё вокруг синим светом своих маяков. Хотелось если уж оказывать помощь людям, то в ситуациях, когда им действительно тяжело и плохо и помочь можем только мы. И вот по прошествии двух лет я наконец-то была принята в круг избранных, меня перевели работать в БИТы (бригада интенсивной терапии)!!!!

Изучив бригадное оборудование и крепко уяснив функционал фельдшера в бригаде такого профиля, я вышла на первую смену. Вызовы шли почти такие же, как и в линейных бригадах, разве что давление было повыше да сердца болели сильнее. Смена вторая, третья — всё без изменений.

Обычному обывателю зачастую не понять, как и зачем можно стремиться туда, где зачастую больший объем работ и сложнее вызовы. Объяснять долго. Да и не о том сегодня наш рассказ.

Началось!

Диспетчерская дает нам срочный вызов: 23 года, молодой человек без сознания. Вызывает друг. Водитель включает сирену с мигалками. Быстрее ехать, чем мы ехали, — только лететь!

Что же там могло случиться? Мысли обрывками проносятся в голове. Ну вряд ли это декомпенсация какой-то хронической болячки, слишком молод пациент. Что же тогда? Узнаем скоро. Вот и нужный адрес, дом, подъезд. Накинув на плечи ремни дефибриллятора и аппарата для активной и пассивной подачи кислорода, в руки взяв кардиограф и сумку-укладку, поспешили к подъезду, где нас ждала чья-то беда.

В домофоне тишина. Звонок в одну, вторую квартиру. Наконец-то нам отвечает, судя по голосу, пожилая женщина. На просьбу открыть дверь скорой реагирует мгновенно, даже не устроив, как обычно, допрос, в какую мы квартиру и к кому идем.

Секунда — и мы уже в подъезде. 4-й этаж на лифте. И тут на звонок никто не реагирует. Замечаем, что входная дверь приоткрыта. Осторожно приоткрываем и в образовавшуюся щель спрашиваем:

— Скорую вызывали?

И вдруг среди тишины мы слышим чьи-то всхлипывания. Резко толкнув дверь, идем на голос.

Квартира чистая, прибранная, после ремонта. В комнате на полу лежит на спине молодой человек лет 23 без сознания в рвотных массах. Рядом с ним валяется подушка. Между диванов, забившись в угол, с глазами, полными ужаса, сидит тот, кто издавал скулящие звуки. Это был парень примерно одних лет с тем, что лежал на полу.

Мы кинулись к лежащему. На окрики, похлопывания по щекам он не реагировал. Пульсации на сонных артериях не было, равно как и самостоятельного дыхания. Зрачки на свет не реагировали.

Клиническая смерть!

— Рассказывай быстро, что случилось, — обратился доктор к парню между диванами.

И под его сбивчивый рассказ бригада приступила к реанимации. Видимо, в дыхательных путях находилось много рвотных масс, так как интубационную трубку от мешка Амбу периодически приходилось освобождать от содержимого механическим способом. А парень всё говорил и говорил. Вначале медленно и односложно, а затем, желая выговориться, начинал добавлять в рассказ мельчайшие подробности произошедшего.

Как оказалось, парни были друзьями с самого детства. Оба были отличниками в школе, занимались спортом, что было хорошо видно по их накачанным телам. После окончания учебы в школе родители обоих семейств сняли для них квартиру. Имея широкий родительский карман, парни не отказывали себе ни в чём, ели и отдыхали на максимуме своих желаний. Окончив первый курс одного из престижных и дорогих университетов, они решили отметить это дело поиском и употреблением запрещенного вещества.

Искомое было найдено, доставлено и принято внутрь.

Позже рассказывающий уселся за компьютер и весь ушел в какую-то очередную игру со стрелялками и пулялками. А его друг остался сидеть на полу возле дивана, постоянно похихикивая над чем-то. Потом он замолчал и захрипел. Компьютерный игрок решил, что друг уснул, и тоже решил пойти поспать. Спал он недолго и, проснувшись, пошел играть дальше. Второй парень хрипел по-прежнему, только теперь уже лежа на полу. Проходя мимо него и взяв с дивана подушку, тот кинул со словами: «Подложи под голову, а то ведь лежать неудобно».

Немного посидев за компом, он опять пошел подремать. Проснувшись и в очередной раз проходя мимо друга, он сообразил, что с ним что-то не так, раз он лежит в прежний позе, даже не прикоснувшись к брошенной ему подушке. Подойдя ближе к лежавшему на спине товарищу и увидев бледность кожных покровов и рвотные массы возле рта и на полу, он наконец-то вызвал скорую, предварительно открыв дверь в квартиру. Сам, осознавая ужас происшедшего, забился в угол между диванами, подвывая оттуда.

Реанимация продолжалась почти час. По стандартам продолжительность реанимации составляет 30 минут. Но, если в процессе оказания помощи на ЭКГ появляется хотя бы единичное указание на сердечную активность (комплекс PGRST даже неполный), реанимация продолжается снова 30 минут. Так же было и у парня. В первые полчаса сердце в ответ на наше лечение пыталось начать работать, но дальше была тишина. И в сердце, и на ленте ЭКГ.

Итого: через час от начала нашей работы реанимационные мероприятия были прекращены из-за их неэффективности и объявлено время смерти. Не менее страшным, чем сама смерть молодого, спортивного, подававшего надежды парня, было то, что происходило в его сотовом телефоне, всё это время лежавшего на диване. Экран телефона периодически светился.... 28 входящих звонков от матери.

Было ужасно осознавать, что ее сын, лежавший рядом с телефоном, из тела которого уже за ненадобностью мы извлекали дыхательные трубки и внутривенные катетеры, не сможет ответить ей. И сказать, что с ним всё в порядке...

Когда его друг, сидевший в углу, понял, что всё закончилось, он стал просить доктора ответить на звонки. Он не знал, как сказать матери такое.

Взгляд доктора был долгим и тяжелым.

— Это сделать должен ты сам. Вы приняли это решение, находясь в трезвом уме, понимая, что за средство вы искали. Дойди же эту дорогу до конца. Становись взрослым. Скажи ей, что единственного сына у нее больше нет.

Собрав теперь уже бесполезные чемоданы и сумки, мы покинули квартиру.

Жаль, что ни любовь, ни деньги родителей, ни прежние успехи в школе и спорте не уберегли парня от совершения единственной ошибки, стоившей ему жизни...

Ранее мы публиковали другую колонку. Будни диспетчера скорой помощи не бывают спокойными. За час приходится выслушивать жалобы одинокой старушки, успокаивать суетливую маму, которая беспокоится за ребенка с простудой, и сохранять сдержанность, пока собеседник кричит матом. И это лишь часть того, с чем сталкивается специалист во время дежурства. О рабочих буднях в дневнике диспетчера скорой рассказала Лариса Массон.

Также фельдшер скорой рассказал про малолетних наркоманов, проблемы в медицине и наглых пациентах.