Экс-губернатора Вадима Соловьева большинство жителей области просто не любят, связывая его имя с периодом тяжелых экономических реформ 90-х годов. Его критикуют те, кто считает себя «жертвами грабительской приватизации». Разумеется, часто припоминают, ставшую с подачи недоброжелателей крылатой, фразу «Не рожайте…», которую глава области произнес на одной из пресс-конференций. Забывая, что именно имел в виду руководитель региона: в любой ситуации нужно нести ответственность за свои поступки и решения.
Он всегда заявлял о себе как о либерале-рыночнике. Наверное, потому в кризисном 1996 году уступил борьбу за губернаторское кресло «красному» Петру Сумину. И сегодня к Вадиму Соловьеву с уважением относятся в бизнес-среде, приглашая на собрания авторитетнейшего Союза промышленников и предпринимателей области.
Его принято воспринимать как высокопоставленного чиновника на пенсии. Но это не совсем так. Известно, что при принятии важнейших кадровых решений, касающихся судеб области, сотрудники кремлевской администрации нередко обращаются к Вадиму Соловьеву за консультацией.
Его неоднократно прочили на высокие управленческие посты и даже выдвигали в кандидаты в губернаторы. Он всякий раз опровергал эти слухи, говоря, что ему больше не интересна политика.
В некотором смысле Вадима Соловьева можно назвать «отцом челябинского капитализма».
– Я хорошо помню, что в середине 90-х годов вы выступали убежденным сторонником практики назначения губернаторов. Противников у вас было тогда предостаточно. К примеру, Петр Сумин не раз публично заявлял, что глав регионов нужно всенародно избирать. Сегодня ваше отношение к этой идее не изменилось?
– Нет, я остался при своем мнении. Вы же помните, что происходило в России в начале и середине 90-х годов. Знаменитое ельцинское «берите суверенитета, сколько хотите». Ну все и начали брать, сколько могли унести.
Россия была на грани развала. Коммунистическая партийная элита, в свою очередь, любыми путями – в том числе ценой поддержки центробежных, а зачастую – сепаратистских тенденций – пыталась удержаться у власти. Так, кстати, происходило в нашей и соседних областях.
Левые были готовы на все, чтобы вернуть себе прежние позиции. Вспомните, что в нашей области малый совет депутатов в 1993 году переподчинился самопровозглашенному президенту Руцкому, в стране на несколько дней появился еще один глава ФСБ, МВД и так далее.
– Но при чем здесь избираемость губернаторов?
– Россия в тот момент была как взнузданная лошадь. Обуздать ее можно было только железной рукой, путем жесточайшей централизации власти.
В 1991 – начале 1992 года я вносил предложения Ельцину о том, что по крайней мере лет 10 глав регионов надо назначать. И только потом, к примеру, после выборов нового президента, возможен переход к мягкому промежуточному варианту «назначения-избрания» региональных лидеров.
– Но принято считать, что избранный глава более ответственен перед населением региона?
– Одни разговоры, будто с избранного губернатора и спрос больший. Другое дело, что в случае нарушения закона он более уязвим.
– Тем не менее, вас тогда не услышали.
– Потому что в тот момент тон в окружении президента уже задавали другие люди, в частности, вице-премьер Шахрай. А губернаторы, сумевшие «организовать» свои выборы, уже вели разговоры о возможности отделении от России. Так было в Башкирии, Татарстане, Калмыкии. Лично я не могу представить, чтобы назначенный губернатор позволил бы себе такие «игры».
– Но 10 лет, про которые вы говорите, давно миновали.
– С одной стороны, это действительно так. Но с другой, посмотрите, какие гигантские деньги бросаются на выборы губернатора. И это происходит в стране, где едва сформировался правящий буржуазный класс со своими ценностями и традициями.
Конечно, есть положительный пример Александра Хлопонина, за которым стоит «Норникель», и избрание которого, как мне кажется, было во благо Красноярскому краю.
И все же я полагаю, что система назначения президентом губернаторов позволяет оградить кандидатов от влияния отдельных финансово-промышленных групп.
Мне бы все равно не дали работать в области
– Почему после поражения на губернаторских выборах в декабре 1996 года вы не попытались остаться в публичной политике? На Западе принято, что отставной политик возглавляет некую общественную организацию или даже фонд собственного имени.
– Мне бы в тот момент не дали спокойно работать в области. Мои отношения с людьми, пришедшими к власти, были насколько противоречивыми, что я не могу себе представить, какую общественную структуру тогда я мог бы возглавить. Это начинание было бы немедленно подавлено.
– Но если бы в области нашелся состоятельный человек, согласившийся финансово поддержать вашу организацию?
– Наверняка нашелся бы. Даже точно знаю, были, кто хотел мне помочь. И к ним приезжали некоторые люди, настойчиво советовали: а вот этого делать не надо, иначе легкой жизни в области мы вам не можем обещать.
– А у вас в тот момент какое отношение было к тем, кто победил на выборах?
– Я считаю, что если люди законно пришли к власти, пусть работают. И всем своим подчиненным, знакомым предпринимателям советовал – работайте с новой властью, потому что по-другому нельзя.
– Все же желание остаться в политике, заявить о себе, пусть через несколько лет, было?
– Нет. Да и кем становиться? Депутатом Госдумы в 50 с лишним лет? Зачем мне это надо, что мне там делать? Штаны просиживать?
– Но многие не считают для себя зазорным подобное занятие и в более солидном возрасте?
– Это их личное дело. Ну а мне нужно было подумать о зарабатывании средств для себя и своей семьи. Со стороны довольно нелепо выглядит, когда отставные чиновники моего поколения начинают лезть в какие-то общественные структуры, заявляют о своих политических амбициях. Наше время ушло.
Вот посмотрите: Юревичу 37 лет сейчас. Меня в этом возрасте избирали вторым секретарем горкома партии одного из крупнейших промышленных центров, и мой 55-летний предшественник казался мне тогда старым. Надо отдавать себе отчет в том, что власть должна переходить к более молодым образованным энергичным людям. Но некоторые из тех, кто сидят при власти десятилетиями, воспринимают эту перспективу на уровне личной обиды.
– С Суминым после декабря 1996 года часто общались?
– Были нечастные контакты. Мы ведь с ним знакомы более тридцати лет. Работали вместе: я – первым секретарем горкома комсомола, он – вторым; я – вторым в обкоме комсомола, он – первым в горкоме; я – в горкоме партии, он – председателем исполкома.
Да, я звонил несколько раз. Просто рассказывал, что меня члены его команды пытаются подставить. Это касалось, в частности, завода имени Колющенко. Он относился к моим просьбам с пониманием и, считаю, что пару раз принимал правильные принципиальные решения.
– О чем, кроме ситуации на ЧЗК, идет речь?
– Нет, я бы не хотел подробностей.
– Опыт в области антикризисного управления, полученный вами после ухода из администрации, безусловно, очень важен. Но наверное и просто свободного времени стало больше. Чем его заполняли?
– Очень много интересного прочитал о винах, коньяках. О том, чего в принципе раньше не знал. Интересно было, как производятся эти напитки, как отбирается сырье. Я бы очень обеднил себя, если бы не стал хотя бы немного разбираться в этом. Нет, это сложно назвать хобби, это скорее неиспытанный ранее интерес. Кстати, лично я предпочитаю красное вино.
Не сносить бы мне в 30-е годы головы
– Ни для кого не секрет, что вы многие годы оставались раздражающим фактором для администрации Петра Сумина. Вас не хотели видеть в руководстве некоторых предприятий. Достаточно привести пример Челябинскугля, Уральской саморегулируемой организации арбитражных управляющих. Наверняка, я и половины примеров из этого ряда не назвал.
– Да, это действительно так. Но для меня это не было неожиданностью. Слишком глубоки были противоречия у меня и команды Петра Сумина в понимании путей развития России, региона. Вспомните, под какими лозунгами шли на выборы мы и они? Хорошо еще, что это не в 30-е годы происходило. Тогда не сносить бы мне головы.
– А было время, когда вы реально опасались за свою жизнь и безопасность?
– Да. Хотя и всю жизнь ходил без охраны, сам за рулем ездил. Утром в парке в полном одиночестве пробежки делал. Не боялся. Может, не пугали так уж сильно.
А связано это было с бандитскими группировками во главе с Александром Морозовым, который делал «бизнес» вокруг «Казака уральского».
– У вас отношение к нему не изменилось?
– Нет. Я считаю правосудие восторжествовало. Я же сам тогда обратился в правоохранительные органы с просьбой навести порядок на заводе и привлечь Морозова к ответственности.
– А вот Вячеслав Скворцов (экс-спикер областной думы. – Авт.) утверждает, что Морозов раскаялся и шлет на волю покаянные письма.
– Думаю, эти письма адвокатской рукой писаны. Да и Скворцову я не верю. Он всегда будет говорить то, что от него требуют обстоятельства. Сегодня он один, завтра – другой.
Сейчас уже можно сказать, что в 1994 году, когда ситуация в области была очень сложная, он сам предлагал свою кандидатуру на место губернатора. Сам и в Москву ездил. Делал это, разумеется, за моей спиной. Человек пытался извлечь дивиденды из моего конфликта с Чубайсом.
– Напомните его суть?
– Он в значительной степени был спровоцирован обсуждением кандидатуры руководителя КУГИ (комитет по управлению государственным имуществом области. – Авт.). Головлев настаивал на кандидатуре Галины Желтиковой (позднее была осуждена по «делу Головлева» областным судом. – Авт.), я предлагал Виктора Христенко, который должен был совмещать эту должность с креслом председателя комитета экономики области.
Но руководители малого совета народных депутатов области дали согласие на кандидатуру Желтиковой. И это только обострило конфликт. Появилась плеяда самовыдвиженцев, меня начали поливать грязью.
Именно Владимиру Головлеву я обязан своим конфликтом с Анатолием Чубайсом. При этом многие в Москве понимали суть происходящего. Но Головлев был кассиром партии (партия «Выбор России». – Авт.), с ним мало кто хотел в столице спорить. Я тогда и с Гайдаром говорил по поводу этой ситуации, он соглашался со мной. Но ничем не мог помочь. Кстати, до сих пор очень уважаю этого человека. Поздравляю его с каждым днем рождения. Я выдержал все это, а потом президент меня наградил орденом.
Чернобыльская колбаса
– У вас есть уверенность в том, что все, сделанное тогда вами и вашей командой в экономике, было правильным?
– Я считал тогда и уверен сейчас, что нужна была скорейшая приватизация хозяйствующих субъектов. Вспомните ситуацию тех лет: талоны, гигантские очереди. В 1991 году перед началом «гайдаровских» реформ поступление молока в город сократилось в 10 раз. Свиней поили молоком, потому что по государственным ценам никто его закупочным конторам продавать не хотел. Картошку покупали у крестьян за 10 копеек, а потом уже полусгнившую перепродавали им же за 15 копеек.
Абсурдная система. Каждое утро заместитель председателя горисполкома Михаил Нуждин докладывал губернатору, сколько хлеба выпечено, а молока надоено…
Я ведь помню, как, выступая по телевидению, депутат областного совета предлагала: давайте из фондов спецраспределителей к 50-летию со дня рождения выделим каждому из ветеранов по коробке конфет. Купить в открытой сети это было невозможно. 500 граммов колбасы с радиоактивным мясом было купить почти невозможно.
– ???
– Да, было закрытое постановление правительства, согласно которому в колбасу нужно было добавлять определенное количество мяса скота из Чернобыля, забитого уже после аварии на АЭС. Были рассчитаны некие санитарные нормы, которые специалисты назвали безопасными. Это считалось нормальным, потому что надо было кормить народ.
То есть коммунистическая система к тому моменту полностью себя изжила. Если бы Ельцин ее не свернул, в стране могла произойти гражданская война. Хорошо, что окружение президента хорошо это понимало.
– Да, но многие считают, что приватизация оказалась столь стремительной, что привела к обнищанию народа.
– Не все делалось так, как хотелось бы. Ведь откуда взялись наши олигархи? Люди зарабатывали на неплатежах, то есть принадлежавших государству долгах, которые переходили к частным структурам, как правило, за мзду.
Напротив, нужно было стимулировать появление эффективных частных предприятий, которые бы становились фундаментом молодой рыночной экономики.
Вспомните, у нас в городе был только один мясоперерабатывающий завод, который развалили первые акционеры. А в первые годы реформ удалось построить 350 мясоперерабатывающих цехов и решить проблему, как накормить людей. И это все сделали частники
– Если представить, что вы стали на позицию критика Вадима Павловича Соловьева, в чем бы вы себя упрекнули?
– Надо было оказывать местным бизнесменам еще большую помощь в проведении более скорой приватизации! Препятствия КУГИ чинил очень серьезные: и акции у заводов вымогали, и специальную структуру для этого создали.
Что выгодно бизнесу
– Как, на ваш взгляд, должны строиться отношения бизнеса и власти?
– Влияние власти должно быть разумным, чтобы не задавить бизнес крупными налогами, администрированием. Лично мне ближе вариант США, где государство старается как можно меньше вмешиваться в дела предпринимателей. Как следствие, в Америке темпы экономического развития выше, чем в Европе.
Бизнес должен играть по прозрачным, понятным законам. Тогда инвестиции пойдут в страну. Вспомните высказывание Форда: «Что выгодно Форду, то выгодно Америке».
– Не думаю, что подобное высказывание в нашей стране вызвало бы одобрение в Кремле.
– Я думаю, пойдет еще несколько лет, прежде чем подобные вещи и у нас будут восприниматься лояльно.
– Да, но сегодня, если в таком духе позволит себе высказаться, ну скажем, владелец «Альфа-банка» Михаил Фридман, он рискует скоро оказаться неподалеку от того места, где сейчас находится Ходорковский.
– У Ходорковского все было бы хорошо, если бы он занимался бизнесом, а не политикой. И кстати, многие бизнесмены, в том числе входящие в список Форбса, придерживаются такого правила.
Готовых мэров у нас нет
– Что, на ваш взгляд, в таком случае стоит за перманентным конфликтом челябинской мэрии и части городских бизнесменов?
– Я очень сожалею, что так происходит. Вячеслав Михайлович слишком долго находился у власти. Многие привыкли к нему, к исповедуемому им стилю руководства городом. За 15 лет выросло целое поколение людей, которые строили свой бизнес «под конкретного человека». А если этот человек работает мэром города, то такую ситуацию иначе как уродливой не назовешь. Не случайно, во всем мире считается, что два срока нахождения на посту мэра, губернатора, президента – это более чем достаточно.
А предприниматели, пришедшие сегодня во власть, снизу видели все недостатки работы предыдущего руководства, на себе чувствовали вкусовщину, которая царила в стенах старой мэрии. Пришел новый мэр. Нужно принять новые правила игры. Если они, конечно, законны.
– Но многие критики говорят именно о том, что действия команды Юревича противоречат законодательству.
– Если эти упреки справедливы, их нужно разрешать в суде. А не на митингах на площади перед администрацией. Утверждают, что Михаил Юревич лично не разбирается во многих вопросах городского хозяйства. Ну что ж, готовых мэров у нас нет. Это раньше существовала отлаженная система подготовки управленческих кадров. Вот ты на должности инструктора горкома. Вот подрос до завотдела, и тут тебя переводят на хозяйственную работу. И долгие годы, начиная с комсомола, к тебе присматриваются, учат. И однажды ты становишься мэром.
К сожалению, когда приходит новая власть, она очень смутно представляет, какое хозяйство досталось ей в наследство. А Челябинск очень сложный город.
– Как у вас сейчас складываются отношения с Михаилом Валериевичем?
– Нормально. Я познакомился с ним около 10 лет назад, когда он только начинал выкупать акции Сосновского КХП.
– Вы помогали ему приватизировать предприятие?
– Да, я ему сказал: «Делай все быстро, завершай выкуп акций, оформляй все юридически грамотно. Потому как не исключаю, что при смене власти в столице и Челябинской области может быть дан старт деприватизации.
Мы с ним достаточно регулярно контактировали, когда он был депутатом, я даже участвовал в его выборных мероприятиях.
Я считаю, он очень перспективный руководитель. Вот поработает еще несколько лет на посту главы города, и этот период будет ключевым эпизодом в его деловой профессиональной карьере.
– Вы даете ему весьма щедрые авансы.
– Я вижу в нем достаточно большой потенциал. Просто ему нужно учиться чувствовать пульс города, вникая в его проблемы, прислушиваться к мнению умных людей.
– А с в вами сейчас он советуется?
– Я не думаю, что сейчас ему требуется моя помощь. Но если такое случился, я, конечно, готов помочь.
Я уже не боюсь предательств
– С кем из членов вашей бывшей команды у вас сохранились наиболее теплые отношения?
– У меня со всеми остались достаточно хорошие отношения. И с Владимиром Букриным, и Вячеславом Ячменевым, с Валерием Третьяковым, Юрием Лукониным, моими помощниками. Натянутых отношений нет ни с кем.
– В таком случае, что или кого вы бы назвали своим главным разочарованием последних лет?
– Можно было бы назвать Головлева, но он давно в земле. Я очень хорошо понимаю человеческую натуру, ее слабости. Занимает человек высокую должность – вокруг него много друзей и товарищей, все клянутся в вечной преданности, обещают помочь в случае чего семье. Ушел на пенсию – остались рядом только самые преданные друзья и единомышленники. Я спокойно к этому отношусь. Потому что знаю судьбу всех своих предшественников.
– То есть предательств не боитесь?
– Уже нет.