В одиннадцать вечера в Челябинске у церкви Александра Невского на Алом Поле (это бывший органный зал) оказалось не так уж людно. Здесь мирно прогуливался казачий патруль, а из кустов благоговейно улыбался полицейский уазик. Белые метки у самой лестницы обозначали приемлемую социальную дистанцию (где-то метр), но те, кто её должен соблюдать, уже толпились в храме.
— Много народу? — спросил я у вышедшего мужчины.
— Ой, много, — ответил он смиренно.
Мокрая маска висела у него на бороде.
— А вы не боитесь? — кивнул я на вход.
Он ответил удивлённым взглядом.
— Вы не верите, да? — спросил я без задней мысли, а когда он шарахнулся, уточнил. — Простите, я имел в виду, вы в коронавирус не верите?
Но было поздно. Контакт уже потерян. Он заметил мой штатив и фотоаппарат. Он меня раскусил. Журналисты в этот вечер вместе с самим вирусом были приравнены к злу, но если «Ковид» — зло вроде как мифическое, то журналисты — самое что ни на есть земное. Это они придумали всю эту ересь с пандемией и чуть было не сорвали праздник.
— Вы только, пожалуйста, внутрь со съёмочным оборудованием не входите, — услышал я за спиной.
Возле меня стоял казак. Он был корректен и оказался самым доброжелательным человеком, что я встретил за вечер. Поэтому я обещал не входить. И обещание сдержал.
Происходящее внутри и так было видно на большом экране, с которого к верующим обращался, должно быть, настоятель храма. Он разъяснял, что надо соблюдать дистанцию и что если бы не истерия, всё было бы хорошо и как прежде.
— Мы ничего запретного не делаем, — говорил он. — Но не будем давать журналистам повод злословить.
Похоже, больше всего его волновало именно это: как бы кто не начал злословить. Ну, а как нам не злословить? Всё равно что сказать чиновникам не воровать. Тут уж кто для чего рождён. А потому начну: было, например, впечатление, что здоровье прихожан в число приоритетов не входило, а дистанция нужна была только проклятым журналистам.
Когда запел церковный хор, я немного согрелся. Пел он очень красиво. Есть что-то притягательное прийти вот так посреди ночи к единомышленникам в светлое место, довериться волнам этого пения и пропустить их через себя... Я могу это понять. Но речь сейчас не о религии как таковой и не о светлом празднике Пасхи.
Речь про то, что год сейчас исключительный. И меня интересовали вещи сугубо земные: социальная дистанция, обеспеченность масками и всё в таком духе.
Когда зазвонили колокола и начался крестный ход, из храма выплыло столько народу, что я удивился, когда все они успели зайти — подходили-то по одному да по двое. Многие были в масках, но не все: кто-то щеголял с открытым лицом, кто-то стянул маску на подбородок.
Обогнув храм, верующие собрались на ступенях, и передо мной встала какая-то женщина. Я сместился — она сместилась. Я сместился ещё раз, и она тоже.
— Вы стойте, где удобно, я найду место, — ответил я, полагая, что она суетится, потому что не хочет мне мешать. Так бывает, когда пытаешься разойтись с человеком и всё время шагаешь в ту же сторону, что и он.
— А мне прямо перед вами удобно, — заявила она резко.
Тут я понял, что столкнулся со спецназом похлеще казаков. В следующие минут десять она сопровождала меня, вставая ровно перед штативом, молясь одной половиной лица, а второй приглядывая за мной. Я даже удивился её мастерству.
Тем временем храм втянул толпу обратно, и, разгорячённые действом, верующие уже не обращали внимания на белую разметку, предписывающую соблюдать дистанцию. Хвост был похлеще чем за гречкой.
Скоро на крыльце показалась женщина с круглым располагающим лицом, словно сошла с чёрно-белой фотографии начала прошлого века. Маски на ней не было.
— А вы не боитесь заразиться? — задал я свой рутинный вопрос, ожидая получить очередную порцию гневных взглядов. Но она добродушно подступила ко мне и сообщила:
— Вы знаете, я ещё десять лет назад прочитала книгу Татьяны Грачёвой «Невидимая Хазария», и там вот это всё, — она показала пальцем на полицию, — вот это всё было предсказано. Что будут эпидемии, даже, как их, пандемии. Потому что по-другому править людьми стало невозможно. Потому что эта власть идёт не от бога. Потому что мы забыли истинную власть.
— Ну, пусть так, но есть же сиюминутные риски заболеть. Не боитесь?
— Вы знаете, я зимой болела гриппом так тяжело, у меня даже кошка от этого гриппа сдохла. Ну и что? Ну, грипп. Чего его бояться?
Но знаете что: верующие — слишком лёгкая мишень для злословия. Давайте лучше я позлословлю о власти, с молчаливого согласия которой весь это карнавал происходит. Не каждый верующий в курсе ситуации, плюс он имеет право оценивать её как угодно. Но власти-то проблему признали, иначе для чего этот убийственный для бизнеса псевдокарантин и показательные рейды полиции против гуляющей молодёжи? А если признали, то почему допустили мероприятие, где собран весь спектр групп риска, социальной дистанцией не пахнет, да и с масками беда?
Наталья Котова попросила челябинцев молиться дома на Пасху, и так и хочется спросить: а чего не помолила? Так было бы аутентичней. Давайте вообще заменим все директивы просьбами, авось кто-нибудь да послушает.
И что думает об этом губернатор Алексей Текслер? Когда коронавирус был выявлен у его пресс-секретаря Сергея Зюся, всех, с кем тот контактировал, подвергли тестированию. Будут ли поголовно тестировать всех, кто был в эти дни в церквях? Что логично, потому что достаточно одного заболевшего, чтобы заразить десятки человек, которые заразят потом сотни.
А кто из этой святой троицы — РПЦ, властей и полиции — подумал о медиках? Кто возьмёт на себя грех этого праздника, если через две недели врачи, медсёстры, бригады скорой будут задыхаться на фронтах войны с «ковидом»?
От этих двойных стандартов тошно. Если власти не признают проблему и на шведский манер делают ставку на коллективный иммунитет, давайте уже играть по-крупному. То есть жить как ни в чём не бывало. И со смертью перейдём на ты.
Если же вирус признан реальной угрозой (мне ближе эта позиция), то власти нужно быть властью, а не рекомендательным органом вроде передачи «Спокойной ночи, малыши». Иначе мы застрянем в этом полукарантине до Преображения Господня.
Что до самой веры, разве она не состоит из тонких материй, которые не зависят от материального? Почему продавцы гамбургеров сумели перейти на удалённую работу, а служители духа — нет?
Впрочем, это двуличие властей проявляется ведь не только в отношении религии: самоизоляция в Челябинске в принципе какая-то очень выборочная. Когда мне позвонил тесть с вопросом: можно ли ему приехать из пригорода в Челябинск, я не знал, что ответить, кроме «как повезёт».
На прощание я пожелал женщине с располагающим лицом здоровья. И она пожелала мне того же. Надеюсь, так оно и будет. Надеюсь, созерцательность властей не создаст в области вирусный очаг, с которой будут героически бороться те, кто наблюдает за всем с хмурой тревожностью: врачи, фельдшеры, медсёстры...
Посмотреть службу можно было в прямом эфире, в том числе у нас. А вот рассказ 60-летней женщины, пережившей коронавирус, его стоит прочитать, чтобы наконец-то понять, чем грозит эта болезнь. На прошлой неделе мы съездили в Верхнеуральский район, чтобы посмотреть, как там отбили первую атаку коронавируса.
У вас заподозрили коронавирус? Или уже пришло подтверждение? Расскажите о симптомах, самочувствии и работе системы
тестирования (анонимность в случае необходимости гарантируем). Пишите на почту редакции, в нашу группу во «ВКонтакте», а также в WhatsApp, Viber или Telegram по номеру +7 93 23–0000–74. Телефон службы новостей 7–0000–74.