«И что, всё бросать и улетать?!»: жительница Челябинска — об отношении грузин к России и русским

Райхан Панджавидзе выросла на Южном Урале, где жили её родители. Грузинскую фамилию получила благодаря замужеству, жила с супругом недалеко от Тбилиси. В начале 1990-х годов вернулась на Урал и сейчас живёт в Челябинске. Но с Грузией связи тоже не теряет. Именно там Райхан Ахметовну застала новость об отмене авиасообщения и осложнении отношений между Москвой и Тбилиси. Как это повлияет на интернациональные семьи? И считают ли обычные грузины россиян врагами? Об этом Райхан Панджавидзе рассказала 74.ru.

Я приехала в Грузию со своей внучкой 22 мая. Должна была ещё и вторая внучка полететь с нами, но поломала руку перед полётом. Я приехала к сыну, рассчитывала, что на все летние каникулы — чтобы дети могли насладиться теплом, фруктами, морем. Море, конечно, далековато, но это не проблема. Живу я в городе Рустави, от Тбилиси где-то 35 километров.

Идея с отменой рейсов на мне сказалась. Сюда должна была приехать вторая внучка, теперь не сможет. А я ещё не насладилась общением с сыном. И что, теперь всё бросать и улетать?!

У нас здесь всё спокойно, про митинги узнаём, только когда включаем телевизор. Люди заняты своим делом, во дворе много детей. Вчера, например, вечером было очень весело. Родители с детьми играли в вышибалы мячом. Дети соседки с моей внучкой общаются на русском языке. Никто их не заставляет, они сами учат русский язык! Это как в России — некоторые даже к татарам, с которыми веками по соседству живут, не очень-то хорошо относятся. Поэтому отношение у всех разное, может, у кого-то на то причины есть.

Рустави — это как ЧМЗ в Челябинске. В советское время там около семи заводов было. Сейчас ни один не работает, зато воздух — как в деревне. Ко мне тут хорошо относятся. Я здесь жила с 1983 по 1993 годы. А когда война началась в 1993-м, я уехала к родителям. Тогда тут было страшно, тогда Гамсахурдия (Звиад Константинович, первый президент Грузии. — Прим. ред.) во главе был. Работы не было, а у меня трое маленьких детей. Тогда я решила, что поеду к родителям в Верхнеуральск.

Сейчас тут тоже заводы не работают. Многие выезжают на работу за границу, в европейские страны. Но там в основном женщины только могут трудиться. У нас родственница есть, она в Чикаго музыку преподаёт. А в основном, конечно, сиделками, няньками, помощниками по дому [за границей] устраиваются. В Рустави есть армия спасения — церковь англо-американская, православные их называют сектантами, там людей кормят. Иногда выдают продуктами — масло растительное, крупы и так далее. Малоимущие некоторые ходят туда кушать.

Вокруг меня Россию не ругают. У нас здесь соседка — тётя Рая, она русская. Ещё молодая приехала по направлению после института, сейчас ей около 90 лет. Она всю жизнь здесь врачом проработала. Все к ней относятся хорошо. Был случай, что ей плохо стало на улице. Так молодые люди на улице сначала привели её в чувство, купили воды, а потом на машине привезли домой. Помню, в молодости, когда я в транспорт заходила беременная, со всех сторон молодые люди вскакивали, чтобы уступить место.

В апреле моя подруга в Тбилиси с семьёй приезжала в отпуск. У неё нет здесь знакомых, просто приезжала отдохнуть. Она в восторге. Снимали квартиру у грузин.

Недавно в Рустави приезжала моя бывшая соседка с мужем — из Волжска. Она русская, муж армянин. Они приезжали на своей машине, у них тоже много здесь родственников. Но они уехали до этих событий. Здесь раньше очень много русских жило, много очень смешанных браков. В советское время многие попали сюда по направлениям после вузов, военные городки здесь были.

Разговаривала со знакомыми тут на счёт авиасообщения. Кого-то это вообще никаким боком не коснётся. Но есть много смешанных семей, часть которых выехали в 1992–1993 годах. Их запрет на перелёты коснётся.

Я пока остаюсь в Грузии, а там посмотрим. Меня не предупредили, что авиарейсы отменят, и у меня свои планы.